« Господь меня разумеет, а я умолкаю». (Сервантес Мигель де Сааведра. Сс в 5 тт. Т. М., 1961. С. 14.)
жүктеу/скачать 1.65 Mb.
|
| Пусть отношения выясняют те, у кого они есть.
Любимое заблуждение. Конгрегация обманутых дев. «Я ненавижу всё, что не имеет отношения к литературе, мне скучно вести разговоры (даже о литературе), мне скучно ходить в гости, горести и радости моих родственников мне смертельно скучны. Разговоры лишают все мои мысли важности, серьезности, истинности». (Франц Кафка, «Дневники».) Собственной жизнью поддерживать жизнь пословиц. Как стать акварельным. «...После русских детей, чей тип лица, как правило, безобразен и, в виде исключения, просто некрасив, испытываешь облегчение, снова оказавшись среди немцев, с их большими глазами и тонкими чертами». (Кэрролл Л. Дневник путешествия в Россию. Пища для ума. М. 2004. С. 109.) О бессмертии — значит о смерти. Возраст обаяния. До скучного понятно. «Все наверх!» — и все бросились в университеты. Пуст, как ракушка на берегу. (н. м.). Платоническая прогулка по лесу. Выбирает финики, как настоящий финикиец. (Н.) На вопрос, что делал Бог до сотворения мира, Мартин Лютер отвечал: «Бог сидел в лесу и резал прутья для наказания интересующихся этим вопросом». (Климович Л.И. Книга о Коране, его происхождении и мифологии. М., 1986. С. 174.) Не сошлись материками. Никакой отбеливатель меня не спасёт. «...Благородные слова редко сходятся с благородными делами. Я убеждён в том, что уже по одному тому, что хорошее намерение высказано, — трудно, даже большей частью невозможно, исполнить это хорошее намерение». (Толстой Л.Н. СС в 12 тт. Т. 1. М. 1972. С. 235.) «Лучше обидеть гостя, чем оставить его голодным». (китайская пословица) Генеалогическое древо поэта. (н. м.) Сейчас вылетит птичка!.. (пунктуация) Согласен, женщина должна быть глупенькой. Но не до такой же степени. Повязанность бытом. Не стоит выеденного апельсина. Понятна условность моего язычества. Допущение, но помогает относиться к жизни серьёзно. В нём нет надуманного. Язык не только средство передачи информации, но полноправный субъект высказывания. Он не меньше говорящего и слушающего (автора и читателя) заинтересован в творческом акте писания или говорения — пожалуй, больше. Есть люди, с которыми языку скучно; есть и такие, в чьих устах он самореализуется, обнаруживая свой игровой характер. Флейта, протянутая Гильденстерну, тоже живая и тоже ждёт самореализации. У Лозинского: «...вот в этом маленьком снаряде — много музыки, отличный голос; однако вы не можете сделать так, чтобы он заговорил». Всё, что есть, — живое; даже если это не так, так следует думать. И любить можно только живое. Не всё — но живое. И никогда не мудрить. Всё ждёт внимания, всё ревниво. «...Общие места, вечные шедевры покрыты толстенным слоем патины, который делает их невидимыми и скрывает их красоту». (Жан Кокто. Тяжесть бытия. Спб., 2003. С. 140.) Упаси (стрелка вверх) что-нибудь возразить. Клятва бюрократа. Скипетр в руку и — вперёд! Побыть лесным человеком. «Если ограничивать свои действия и поступки в жизни таким образом, чтобы никто и никогда не мог вас ни в чём обвинить или упрекнуть... не очень-то много в своей жизни вы сумеете сделать». (Льюис Кэррол) Не на каждом шагу, но через шаг точно. Гуляние на свежем. (н. м.) Большие мысли — большими буквами. Живу минутой — редко получасом. «Не всё ли равно, сколько времени длится красота, главное, что она явила себя!» (Вилье де Лиль-Адан О. Избранное. Л. 1988. С. 44.) Мистическая одухотворённость. Во все времена были, есть и будут изумительные люди — умные, добрые, красивые. Процент — ничтожен, количество — огромно. На каждых десяти квадратных километрах есть такой человек. Считаться письмами. «В Прамускье на Черном мысу я видел, как садовое апельсиновое дерево сошло с ума от страха. Ему нужно солнце. Но на него бросала тень пальма. Эта тень вселяла в него ужас. На тех четырех ветвях, которые затеняла пальма, оно отрастило длинные шипы. Культурное апельсиновое дерево стало дичать. Пальму спилили. Ветви успокоились и снова окультурились. Шипы исчезли. На следующий год я увидел, что кора на них такая же гладкая, как и на остальном дереве. Страх покинул их». (Жан Кокто. Тяжесть бытия. Спб., 2003. С. 304.) Это не мифология. Этому верю. Такие дела не делаются между делом. Исповедующие лёгкость. Что где-то кому-то хорошо, важней того, что хорошо здесь, у тебя. Главное, чтоб хорошее было. Две восьмиклассницы, обнявшись, маршируют по школьному коридору — шаг в шаг: «Пить — надо — меньше! Меньше — надо — пить!» «Пить — надо — меньше! Меньше — надо — пить!» Дошли — развернулись — и обратно: «Пить — надо — меньше!..» Это посильней ионесковского абсурда. Nil admirari. Переговоры с самим собой. Может, это и есть уход? Да, мы эллиптичны. Но недоговорённость наша — особого рода договорённость. Ретардация времени в астрономических глубинках. Я отношусь к этому серьёзно, но надо ещё серьёзней. ...Бежать из ванной с зубной щёткой во рту, чтоб записать, пока не забыл, потому что непременно забудешь, а после понять, что плохо, можно лучше, и, небритому, опаздывающему, несколько раз переделать, не то мука весь день; решить наконец, что хорошо, а вечером убедиться, что плохо, совсем плохо, — и опять переделывать. Но иногда — получается. Для того ведь и землю топчем. До башни все говорили по-английски, теперь мы к этому возвращаемся. Я всегда потом. В самых деликатесных выражениях. Бруно как горел, так и горит, и всегда будет гореть. Разносторонне ограниченный. Выше мне не сказать. На границе Inside and Outside. Оборвать себя на полусло... «А вот грубоватая, мужицкая деталь, записанная в дневнике Л.Толстого: «Вечер тихий, влажный, хмурый, пахнет гуртом. В мае — жидкие испражнения, светящиеся черви». Какая широкая, наполненная подробностями картина весеннего деревенского вечера возникает перед вами!» (Антонов С.П. Я читаю рассказ. М. 1968. С. 36.) Священные аббревиатуры. Умственные тяжеловесы угнетают, от серьёзных людей хочется плакать, а где пафос, там — «вырыта заступом яма глубокая». Раздражённость мысли. После разговора с нею хочется принять душ. «Делать шум — ещё не значит делать искусство». (Вилье де Лиль-Адан О. Избранное. Л. 1988. С. 160.) На всякий случай и без всякого. Овладев пунктуацией, наглеешь на глазах. Это выше того, выше чего не бывает. Ухожу! — Повернулась, а сама подглядывает в зеркальце заднего вида. Нырнуть в книгу. Одно всеразъясняющее слово. Шумы сокращают продолжительность жизни на 8-12 лет. «Акционерное Общество Разработки Умственного Капитала Эдисона и Внедрения его Открытий». (Вилье де Лиль-Адан О. Избранное. Л. 1988. С. 169.) Душа, ставшая плотью. Она любит восточные сладости, а я хрен и редьку. Мечтательное наклонение. Вот когда опубликую «Мои встречи с Толстым», тогда и говорите «рехнулся». Бесплодный вечер. «Сокращайте ваши связи с людьми; умножайте связи с вещами — такова мудрость». (Стендаль. СС в 15 тт. Т. 15. М. 1959. С. 97.) Столы ломались от яств. Плохо, но характерно. А ведь есть она — лестница в небо, и я на одной из нижних ступенек. Муж пьёт, жена бутылки сдаёт. История, которая не волнует, никому не нужна. Стрелы часов. Жизнь в межзвёздном пространстве. Открыл. Не для мира — для себя. Александр Чаковский, «У нас уже утро». Оптимистический советский кирпич. Улыбка надежды. (н. м.) Никто не видел ангела, но единицей измерения он, однако, стал: ангельский доктор, ангельский характер, ангельское личико. Такой... платиноиридиевый ангел. Примирение с жизнью. Главное — без резких движений. Асимметрия писем. «Слово серебро, молчанье золото». Золотой запас молчания. Я опять в проигрыше. По большому счёту только любовь и игра. Обретение масштаба. «Привяжите слово Божие к ушам, а иго Христово к шее своей». (Тертуллиан, «О женских украшениях».) Религиозная духовность — кому не далась светская. Самое неисполнимое из желаний. «Бог — единственное существо, которому, чтобы всевластвовать, даже нет надобности существовать». (Бодлер Ш. Цветы зла. Обломки. И др. пр. М. 1997. С. 405.) Занят несказанно. Аншлаг на книжной полке. «Лебединое озеро». В национальных танцах, особенно чардыше, окультуренный звук. Венгры так не танцуют. Там разгул — здесь выдержанность. Какой-то стерилизованный чардыш. Всё в нём есть — кроме удовольствия от танца. Цепляется всё за всё. Ранняя иконография. Обещание жизни свободной, творческой. Осталось не подвести природу. Как Толстой без бороды. Возраст несуществования. «Что будет, то будет». Вчера поговорка, сегодня мировоззрение. Популизм Христа. Присматривать за собой. (Л.Г.) «Французская революция» Карлейля. После кратких допросов революционные самосуды освобождали аристократов и отправляли через ворота, где их поджидала толпа. Ни один не избежал мученической смерти. О принцессе де Ламбаль: «Эта женщина была прекрасна, добра и не знала счастья». Толпа растерзала её — буквально. Цинизмом и жестокостью женщины не уступали мужчинам. Есть тайпан — змея, от укуса которой умирают мгновенно; есть серийные убийцы — но ничего нет страшней толпы. У толпы — всегда добрые намерения. Над толпой — всегда ореол святости. Согласен на любую смерть, но — не в объятиях толпы. «Ветер без моря больше море, чем море без ветра». (М.Цветаева) Так как-то, без переживаний. Миром правит Случай. Не знаю, кто сказал, но могу подписаться. «Открываю «Крейслериану» божественного Гофмана и читаю там любопытное наставление. Добросовестный музыкант, чтобы сочинить оперетку, должен пить шампанское. В нем найдет он игривую и легкую веселость, нужную для этого жанра. Религиозная музыка требует рейнвейна или юрансонского вина. Как в основе всех глубоких мыслей, в них есть опьяняющая горечь, но при создании героической музыки нельзя обойтись без бургундского; в нем настоящий пыл и патриотическое увлечение». (Бодлер Ш. Цветы зла. Обломки. И др. пр. М. 1997. С. 248.) Те, кому я нужен, умерли, и давно. Устоявшееся мировоззрение, оригинальное или заимствованное, — шаг к смерти. Говорят, пессимизм. Что делать? Иду по лесу... аллегорическому лесу. В папоротниках змеи, над головой райские птицы. Куда смотреть? Запас переживаний. «Краткая литературная энциклопедия» (КЛЭ) ещё и кроткая. Многое в те годы замалчивалось. Всякая несвобода мучительна. Тяжба с самим собой. Верующие думают, что добровольно отказываются от свободы, нет, — просто они недостойны её. Печатка: женский профиль, по периметру: «Всегда права!» «Путешествие из Петербурга в Москву», обернувшееся путешествием из Петербурга в Илимск. Мировоззрение порабощает. На моей планете не курят. «Идиллии» Феокрита не так идилличны: ссоры, обиды, даже проклятья — всё из-за любви. Одухотворённость предстоящим ремонтом. Бессмертие мне не грозит. Не надо про разумный минимум. Человеку надо больше, чем надо. Жить можно скромно — по обстоятельствам, но желания должны быть нескромными. Собирать библиотеку, которую за сто лет не прочитаешь; строить планы, которые у окружающих вызывают улыбку; любить тех, кого приблизить к себе невозможно. Скажут, зачем три зимние куртки? Я скажу: пять! Зачем гигабайт памяти для работы с текстами? Я скажу: 10. Но если: зачем жить 100 лет? — я скажу: 60! Тоже замах — просто в другую сторону. Из стрелок-указателей ни одна не стреляет. Слишком царский подарок. Человек жив, пока учится, пока понимает своё несовершенство. Заблуждаться, так по полной программе. Вино печали. «...Пусть же суровый терновник рождает фиалку, А в можжевеловых ветках сверкают нарциссы, Спелые груши на соснах столетних родятся, Пса пусть загонит олень, и пускай с Филомелой сравнится Филин в напевах, как только твой Дафнис погибнет». (Феокрит, I, «Тирсис, или песня») Перепись комаров. У стрелы один наконечник и одно оперение. Равновесие своего и чужого. Обиделась, повернулась на 180º. Подумала — на 120º. Ещё подумала — на 30º. Ждёт, что скажу. Прихрамывающее сравнение. Кто из огня, кто из глины — не будем выяснять. Одноактный балет (эрос). Твенти секонд хэнд. Слова перед употреблением надо взбалтывать. «Поэты живут чудесами». (Жан Кокто. Тяжесть бытия. Спб., 2003. С. 144.) Вид с неба. Уезжая в Воронеж в 1965 году, я писал (не помню кому): «Ленинград — колыбель революции, но нельзя вечно жить в колыбели». От тонов — к оттенкам. Если два человека желают одного и того же, значит, они желают не одного и того же. Все наши государственные праздники — детские утренники с бабой Ягой. Легион милиционеров не даёт террористке-бабе прорваться к ёлке и взорвать её вместе с собой. Ёлка в положенный срок загорится. Административное долголетие. Убитый пейзаж. (о картине; н. м.) Взаимная разочарованность. Коэффициент бесполезного действия. « — Она неумна, говорите вы... В чем же проявляется это в обычной, каждодневной жизни? — спросил Эдисон. — Она одержима, — отвечал лорд Эвальд, — так называемым здравым смыслом, который попросту все отрицает, подвергает осмеянию и все вокруг себя сужает и умаляет, ограничивая круг своих наблюдений лишь теми незначительными фактами действительности, которые горячие ревнители сего пресловутого здравого смысла торжественно именуют делами житейскими. Как будто все эти скучные, давно уже не требующие обсуждения житейские дела до такой уж степени должны поглощать все заботы и интересы подлинно живых людей! Существует некое загадочное соответствие между определенным типом людей и низменными этими заботами: отсюда их обоюдное влечение, притяжение и взаимопроникновение — их словно магнитом тянет друг к другу. Люди такого рода тщетно обогащают себя познанием: они втайне от этого страдают и умирают от врожденной низменности духа». (Вилье де Лиль-Адан О. Избранное. Л. 1988. С. 52.)
Раздрапироваться. Out of humour — не в духе. Детский утренник (богослужение). «Зритель всегда прав», «Читатель всегда прав» (к коммерциализации искусства). Человек сказывается не в том, что приходит в голову, а в том, что выбирает. Омыть сердце и — по новой. «Юность» — вот настоящая исповедь Толстого. Приёмная комиссия в лице меня. Изгнание бесов (компьютерные вирусы). «Меня поражает отсутствие разнообразия, оригинальности в низах общества, на дне, где гнездятся порок и преступление. Ничего яркого, грязь, тина; люди погружаются в неё, теряются, исчезают, утрачивая человеческий облик». (Доде А.СС в 7 тт. Т. 7. М. 1965. С. 569.) Не скупиться на себя. ...И в начале, и в середине, и в конце, и между началом и серединой и серединой и концом, и в промежутках, и до начала, и за концом. Это как инсулин диабетику. «О фиолетовом цвете (затаённая, скрытная, сокровенная любовь, цвет канониссы)». (Бодлер Ш. Цветы зла. Обломки. И др. пр. М. 1997. С. 406.) Дипломатия любви. День, не отцентрованный ни на чём, прошёл. Ни впадин, ни возвышенностей, нечего вспомнить. Нужен рельеф. Языковая судьба. Никакого стада пастухом быть не хочу. Листаю книгу — как аппарат для подсчитывания купюр. Есть креативный ген и есть бытовой. С хорошим вкусом трудно бороться. «Будущая Ева» Вилье де Лиль-Адана. Гениальный инженер создаёт техническую игрушку — идеальную женщину для молодого английского аристократа, человека исключительного благородства и безупречного вкуса. Тот знает, что Гадали робот, но не знает, как безмерно притяжение высшей Красоты, соединённой с высшей Духовностью и высшим Разумом. По всем параметрам Гадали неотличима от обыкновенной женщины — так сработал Мастер. После мучительных колебаний герой говорит «да» и принимает Гадали как высший дар Природы. Роман увлекает мечтой о совершенстве, о котором так редко пишут. Вот партитура, написанная мужской рукой, а вот бесполой. Мистические приправы. «Суть аристократизма — требовательность к себе». (Альбер Камю, «Записные книжки».) Пафос самобичевания. Только начал цветок распускаться — кто-то хрясь ногой! «Если вы снимаете картину, чтобы доставить удовольствие кому-то другому, то не доставите его никому». (Ф.Феллини, Ш.Чэндлер, «Я, Феллини». В ж. «Иностранная литература», 2002, №3.) Магия текста. На каждом перекрёстке лоток с корюшкой. Воздух — как в рыбацком посёлке. Высшей пробы кокетство. Кокто о французском писателе Поле Моране: «Когда он был маленьким, одна дама, которая гадала по руке, сказала его матери, что у него отсутствует линия удачи. Так вот, он пошёл на кухню и провёл себе эту линию ножом; до сих пор у него виден этот шрам, и все вы знаете, что шрам этот сослужил ему службу». (Жан Кокто. Тяжесть бытия. Спб., 2003. С. 168.) Собственную красоту женщина переливает в ребёнка, тут ничего не поделать. У меня своя американская трагедия. Толстовская честность пугает. Фарватер дозволенного. «Часто теперь я спрашиваю себя: когда я был лучше и правее — тогда ли, когда верил во всемогущество ума человеческого, или теперь, когда, потеряв силу развития, сомневаюсь в силе и значении ума? — и не могу себе дать положительного ответа». (Толстой Л.Н. СС в 12 тт. Т. 1. М. 1972. С. 195.) Что не отложилось в слове, музыке или другом искусстве, как бы и не считается. Создавать не вечное, но достойное быть вечным. «Быт», «ад» — одна ритмическая структура. Только что не рифмуются. Всё трудное трудно только вначале. Вопрос не абсолютно неразрешим, а в абсолюте неразрешим. Любить можно обыкновенных и необыкновенных, но одних обыкновенно, других необыкновенно. «Арабески — самые спиритуалистические из рисунков». (Бодлер Ш. Цветы зла. Обломки. И др. пр. М. 1997. С. 408.) Никакая эротическая кухня меня не спасёт. «Реформа Россини в опере кажется Стендалю опасной еще и потому, что она лишает певца инициативы. В старой итальянской опере певцу предоставлялась полная свобода: он мог вводить в оперу арии из другого произведения того же композитора, мог украшать арии фиоритурами до неузнаваемости, менять рисунок мелодии, а вместе с тем и образа. Россини стал фиксировать в нотах возможные украшения и тем пресек этот произвол певца. Стендалю казалось, что Россини подорвал творческую инициативу певца и его вдохновение, а тем самым свел роль исполнителя чуть ли не до ремесла». (Б.Реизов, «Музыкально-критические произведения Стендаля». В.кн.: Стендаль. Жизнь Россини. Киев. 1985. С. 333.) У неё и картошка на елейном масле. Обычно я прячусь от солнца, сегодня солнце прячется от меня. «Глупость часто служит оправой для красоты, это она придает глазам сумеречную прозрачность темных водоемов и зеркально-гладкое спокойствие тропических морей. Глупость — это вечный страж красоты, она предохраняет от морщин, это божественная косметика, оберегающая наших кумиров от шрамов, которыми способность размышлять награждает нас, скверных мудрецов!» (Бодлер Ш. Цветы зла. Обломки. И др. пр. М. 1997. С. 400.) Прощальное письмо всегда соблазн. Печально, великодушно, красиво. Никаких писем! Обрыв на проводе. Всё. Не «божественно». Богу так не сыграть. «Я часто видел Лермонтова за все время его пребывания в Москве. Это в высшей степени артистическая натура, неуловимая и не поддающаяся никакому внешнему влиянию благодаря своей неутомимой наблюдательности и большой глубине индифферентизма. Прежде чем вы подошли к нему, он вас уже понял: ничто не ускользает от него; взор его тяжел, и его трудно переносить. Первые мгновенья присутствие этого человека было мне неприятно; я чувствовал, что он наделен большой проницательной силой и читает в моем уме, и в то же время я понимал, что эта сила происходит лишь от простого любопытства, лишенного всякого участия, и потому чувствовать себя поддавшимся ему было унизительно. Этот человек слушает и наблюдает не за тем, что вы ему говорите, а за вами, и после того, как он к вам присмотрелся и вас понял, вы не перестаете оставаться для него чем-то чисто внешним, не имеющим права что-либо изменить в его существовании». (Воспоминания Ю.Ф.Самарина о Лермонтове. В кн.: М.Ю.Лермонтов в воспоминаниях современников. М. 1964. С. 305.) Жук-богомол из меня не получится. У Кребийона — «Заблуждения ума и сердца». Моё сердце не блуждало, блуждал ум, и то, потому что блудлив. Сказал «Будь!» — и стало. Я тоже так хочу. «Нас было много, смотревших на неё. Но видел я один». (Превер Ж. Дети райка. Киносценарии. М. 1986. С. 204.) Приветственно поднятая правая рука и приветливо левая. Вялое поздравление. Знать в лицо и во всё остальное. Всё, что я писал об «обществе взаимного восхищения» — творческом союзе Одри Хепберн и Фреда Астера, всё верно. Но они встретились в 1956 году, а концепт появился раньше, что явствует из речи Жана Кокто «О порядке, если рассматривать его как анархию», прочитанной в Коллеж де Франс 3 мая 1923 года: «Каждый раз, когда я говорю «мы», на уме у меня субботний обед. Эти еженедельные обеды происходили в 1919-м, 1920-м и 1921-м, иногда на Монмартре, иногда на площади Мадлен. Мы, музыканты и я, устраивали их, чтобы видаться по определенным числам. Потом эти субботы превратились в более многолюдные сборища. Об искусстве никогда не говорили. После обеда отправлялись к Мийо, который сочинял «Быка на крыше» и играл в шесть рук с Ориком и Артуром Рубинштейном. Поль Моран, Люсьен Доде были барменами. Моран приносил лед в салфетке. По дороге лед таял, и у нас коченели руки. Когда льда больше не оставалось, Моран сбивал последние смеси со снегом, собранным на подоконнике. Мы устраивали карнавальные переодевания, катались на велосипеде в крошечной столовой, — короче, выделывали такое, что в пересказе звучит удручающе, но участникам, каждому на свой лад, задает куда более сильную умственную встряску, чем литературное кафе. <...> Моран прозвал их ОВВ (Общество Взаимного Восхищения)». (Жан Кокто. Тяжесть бытия. Спб., 2003. С. 167-169.) жүктеу/скачать 1.65 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|