ЕДИНОВЕРИЕ: ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

Источниками при изучении единоверческих приходов служат разного рода письменные материалы, опубликованные и неопубликованные: 1) законодательные и нормативные акты; 2) материалы Соборов Русской Православной Церкви; 3) материалы съездов единоверцев; 4) проекты и мнения старообрядцев, представителей светского правительства и Церкви; 5)архивные материалы.

Основным собранием источников данного вида является «Полное собрание законов Российской Империи с 1649 г.» [Полное собрание законов Российской Империи с 1649 г. Соб. 1. СПб., 1830.; Соб. 2. СПб., 1866 (далее  ПСЗ)], содержащим законодательные акты и текущие распоряжения правительства относительно старообрядцев и единоверцев последней трети XVII в. начала XX века.

Не менее важным при изучении данной темы представляется «Собрание постановлений по части раскола, состоявшихся по ведомству Святейшего Синода» [Собрание постановлений по части раскола, состоявшихся по ведомству святейшего Синода. СПб., 1860. Кн. III]. В данном издании содержатся распоряжения церковных властей по отношению к старообрядцам и единоверцам за период с 1716 по 1858 г. Следует отметить, что часть постановлений, содержащихся в СПР, просто дублирует законодательные акты разного периода времени, но, несмотря на это, в сборнике содержится ряд постановлений и распоряжений, касающихся различных старообрядческих общин, просьбы единоверцев о присоединении к Русской Православной Церкви, об открытии приходов.

Указы и постановления Св. Синода, содержатся в другом не менее важном сборнике источников – «Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи». [Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи. СПБ., 1886 Т. IV.]. Данное издание содержит в себе указы и постановления относительно старообрядчества со времени основания Св. Синода в 1721 г. Следует отметить, что новые законы зачастую не отменяли старые постановления, и это вносило внутренний диссонанс в систему законодательства. Нечеткие формулировки позволяли довольно широко толковать один и тот же текст закона. Некоторые частные распоряжения, касающиеся отдельных старообрядческих поселений иногда приобретали статус общероссийских в силу их практической реализации.

Особую группу источников составляют материалы Соборов Русской Православной Церкви: 1666–1667 гг. [Деяния московских соборов 16661667 гг. М., 1893], 1917 – 1918 гг. [Определение Священного Собора Православной Российской Церкви 19171918 гг. о Единоверии // Православное единоверие в России. СПБ., 2004. С. 176178], содержащие доклады участников съезда, разного рода определения по дискутируемым вопросам, а так же материалы съездов единоверцев. Например «Труды Московского Единоверческого съезда» (М., 1910) содержат программу вопросов, «подлежащих обсуждению съезда», разного рода ходатайства, к примеру, о разрешении созыва всероссийского съезда единоверцев в Москве, стенографические отчеты и постановления. Материалы Всероссийских съездов единоверцев (первого, проходившего в Санкт-Петербурге в 1912 г.) [«Церковные ведомости», 1912 г., № 5152] и второго – в Нижнем Новгороде, 1917 г. [Второй Всероссийский съезд православных старообрядцев единоверцев в Н.Новгороде 2328 июля 1917 г. Пг., 1917] содержат списки делегатов, участвующих в работе съезда, доклады и выступления в прениях, разного рода резолюции: «свободу православным для перехода в единоверие, уничтожение клятв соборов 1656 и 1667гг, учреждение независимого единоверческого епископа и восстановление патриаршества». К данному роду источников следует отнести и труды миссионерских съездов [Деяния 3-го Всероссийского миссионерского съезда в Казани. Рязань, 1898; О занятиях 4 Всероссийского миссионерского съезда в Киеве // Прибавление к «Церковным ведомостям», № 36, 1908].

Особой группой источников по истории Единоверия являются «проекты» и «мнения» старообрядцев, единоверцев, а также представителей светского правительства и Церкви. Например: «Мысли о раскольниках и о средствах к обращению их, представленные императрице Екатерине Иваном Мелиссино» [Барсов Е.В. Новые материалы для истории старообрядчества. М., 1890. С. 165189.], «Записка Новгород-Северских, Курских и Екатеринославских старообрядцев, представленная Князю Потемкину в 1784г. с его примечаниями на полях» [Православное Обозрение. 1860. Т. 4. С. 287290], «Записка Гавриила митрополита Новгородского и Петербургского по поводу прошения раскольников построить церковь, иметь своих священников и архиепископа» [Барсов Е.В. Новые материалы… С. 239241], «Мнение Московского митрополита Платона (Левшина) по поводу прошения московских старообрядцев о разрешении им иметь церкви и священников» [ПСПРВПИ (17961801 гг.) Пг., 1915. № 548]. Анализ данных документов позволяет проследить процесс развития идеи Единоверия в XVIII в. Сопоставляя данные источники с законами светских и церковных властей, прослеживается процесс законодательного оформления идеи Единоверия. Наиболее важными источниками данной группы, являются «пункты» Стародубских, нижегородских и московских старообрядцев, будущих единоверцев. Анализ данных источников позволяет наиболее полно проследить процесс оформления условий единения.

Следующую группу источников составляют дела фондов различных архивов: Российского государственного архива древних актов (РГАДА) и Центрального архива Нижегородской области (ЦАНО). В РГАДА фонд 1431 «Дела местных судебных учреждений о старообрядцах и сектантах» содержит сведения о единоверцах разных губерний России. Например, д. 2094 – «Дело по обвинению государственных крестьян С. Куяштырь в отступлении от единоверия»; д. 2289 «Дело по обвинению единоверческого священника г. Селезнева в венчании православного с единоверцем»; д. 2523 «Дело по обвинению старообрядческого священника в крещении детей единоверцев по старообрядческому обряду»; д. 2618 «дело по обвинению крестьян … в нарушении подписки о присоединении к единоверию» и др. Данные дела свидетельствуют о противоречивости и сложности процесса становления единоверия. В фонде 1183 «Московская контора Синода» встречаются разного рода документы и указы Св. Синода касающиеся старообрядчества и Единоверия.

Некоторые материалы фондов РГАДА были опубликованы еще в XIX XX веках. Например, сборники: Е.В. Барсов «Новые материалы для истории старообрядчества XVII – XVIII вв.» (М., 1890) и «Судные процессы XVIIXVIII вв. по делам церкви» (Б.г.). Они содержат ряд документов фонда 163 «Раскольничьи дела», в том или ином, объемном содержании.

ЦАНО содержит огромное количество дел касающихся развития Единоверие в Нижегородской губернии. Прежде всего, это фонд № 570 «Нижегородских Духовных консисторий». В работе использованы дела данного фонда описи 556 (18001829 гг.), 557 (18301849 гг.), 558 (18501869 гг.), 559 (18701917 гг.). Наибольший интерес для изучения представляют «Клировые ведомости» единоверческих церквей. Клировые ведомости – это «акты коими удостоверяется состояние лиц духовного звания», они были введены в 1769 г. и назывались «именные списки всех лиц духовного звания православного исповедания». Данные ведомости составлялись в конце года и представлялись благочинному, который в свою очередь отправлял их епархиальному преосвященному. В 1829 г. была установлена особая форма клировых ведомостей. В первую часть ведомостей входили сведения о церкви (когда построена, в каком состоянии здание и колокольня, сколько престолов, достаточно ли церковной утвари), во второй части обстоятельно описывались послужные списки причта [ППБЭС. М., 1992. Репр. издание С. 1364]. Благодаря данным источникам удалось восстановить наиболее полную картину единоверческих приходов в Нижегородской губернии, рассмотреть процесс их развития, узнать имена священнослужителей и составить статистические таблицы о количестве единоверцев в губернии. Кроме клировых ведомостей церквей, фонд содержит дела об открытии школ при единоверческих приходах, ведомости о монашествующих в монастырях, прошения о строительстве церквей, дела о прошении старообрядцев разных уездов о присоединении к единоверческим церквям, реестры единоверцев сел и городов губернии, рапорты церковнослужителей единоверческих церквей. Сведения о единоверцах встречаются в делах фонда 61 – «Нижегородский губернский статистический комитет», фонд 2 «Канцелярия Нижегородского губернатора». Фонд 1021 располагает сведениями о Медведевском Покровском Единоверческом монастыре, находившимся в Семеновском уезде. Дело № 1 содержит опись имущества, список церквей данного монастыря.

В отечественной историографии проблема Единоверия мало изучена. Данный вопрос, как правило, рассматривался в контексте изучения проблемы «раскола». Еще в 1910 г. единоверческий священник С. Шлеев писал: «Вопрос о Единоверии, при всей своей жизненности, до сих пор еще не обследован должным образом. Литературе, много толкующей о старообрядчестве вообще, как будто нет и дела до тех старообрядцев, которые вступают в ограду православной Церкви» [Шлеев С. Единоверие в своем внутреннем развитии. М., 2004. С. 7]. Актуальность данных слов в полной мере прослеживается и в настоящее время.

ЖИВОПИСЬ ХУДОЖНИКОВ-ПРЕРАФАЭЛИТОВ КАК ИСТОЧНИК ИЗУЧЕНИЯ ИСТОРИЧЕСКОГО ВРЕМЕНИ
 Кирюхина Е.М.

(НГПУ им. Козьмы Минина)

Произведения прерафаэлитов и художников их круга, созданных в период Артуровского возрождения, привлекают зрителей своей яркостью и убедительностью проникновения в историческое прошлое. В то же время, они являются своеобразным источником изучения эпохи, во-первых, как отражение в этих произведениях реалий современной художникам викторианской Англии периода Артуровского возрождения и, во-вторых, как попытка этих художников отобразить мир прошлого и, в частности, — Средневековья.

Среди источников о прошлом, питавших в то время творческое вдохновение художников, помимо личных коллекций, выставок и экспозиций в музеях, большую роль играли литературные произведения. Первое место по популярности принадлежит T. Percy со сборником английских легенд и баллад (1765, в 1801 г. опубликован): его сюжеты часто использовали прерафаэлиты, а также сборники английского фольклора Дж. Ритсона (J. Ritson), 1802; Т. Кетлея (Th. Keightley), 1828); опубликование в 1839 г. рыцарского романа «Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь и валлийских легенд «Мабиногион» (1840). Этапным событием для Артуровского возрождения стало публикация «Смерти Артура» Т. Мэлори (с 1816 г., а с 1817 г. — по изданию Кэкстона), исторических романов В. Скотта, баллад и «Королевских идиллий» А. Теннисона. С 1723 г. стали выходить иллюстрированные издания истории Англии (в 1725—1730 гг. изданы Тиндалом в 10 томах). Также следует отметить «Историю рыцарства или Рыцари и их времена» Ч. Миллса (Ch. Mills) 1825 г., «Историю рыцарства» Дж.П.Р. Джеймса (G.P.R. James) 1839 г., «Историю правителей Британии» Гальфрида Монмутского, которая вновь была опубликована в 1844 г. [1, p. 199—200]. Неоценимым источником для художников была книга Дж. Страта (J. Strutt) «Полный обзор костюмов и облачений людей Англии» (1796—1797), основанная на манускриптах и материалах Британского музея и Оксфордской библиотеки. Кроме того, были известны и средневековые иллюминированные книги о турнирах, — например, в популярной для XV в. французской книге о турнире 1470 г. был представлен лист вооружения рыцарей, что стало стандартно для изображения артуровских рыцарей в живописи [2, p. 26].

Обратимся к конкретным изобразительным произведениям, должным отобразить средневековую эпоху и прежде всего — к изображению одежды и вооружения персонажей. Известно, что одежда самих художников-прерафаэлитов, а особенно — женщин их круга отличалась от общепринятой, своим удобством: отсутствием корсета и множества нижних юбок. Такую одежду носили сестра Д.Г. Россетти Кристина и его возлюбленная Элизабет Сиддал. Именно Кристина позировала художнику в его картине «Детство Девы Марии» (1849), и этот фасон платья затем использовали в своих работах другие художники. Второй тип платья, также часто изображаемый Д.Г. Россетти, напоминал наряды Джейн Моррис (например, картина «Дневные мечты», 1880). Несомненно, мода прерафаэлитов оказала влияние на повседневную одежду современников.

В передаче костюмов из прошлого художники часто осовременивали своих героев, надевая на них одежду XIX в. вместо средневековой: такова художественная фотография Дж.М. Кэмерон («Король Кафетуа и нищенка») и картина Ф. Дикси «Рыцарство» (1885). Чаще всего термин «средневековый» употреблялся, чтобы включить элементы от XII в. до XVI в. На деле могло быть смешение элементов различных стилей: пуфики на рукавах — от XVII в., манжеты — от итальянского XV в., узкие юбки — из ранних 1800-х, а кружевная оборка на шее могла сильно напоминать своих предшественников XVI в. [3, p. 331] Тем не менее, известно, что для своих картин прерафаэлиты копировали одежду XIV в. с иллюминированных манускриптов и надгробий, а их любимым источником была книга К. Боннара «Исторический костюм», впервые изданная в Париже в 1829—1830 гг. в 2 томах (Camille Bonnard «Costume Historique». Paris by A. Levy) и переизданная в 1860 г. в 3 томах. Она содержала гравюры французских и итальянских костюмов XII—XV вв. Однако это не мешало им считать источником и театральные постановки (например, оперу Ш. Гуно «Гугеноты») [3, p. 299]. На деле для передачи средневековой одежды чаще всего копировалась средневековая мода времени Плантагенетов (1134—1399), а особенно — Эдуарда III (1327—1377). Современница прерафаэлитов М. Хавейс (М Haweis) писала: «Длинное в обтяжку платье с поясом вокруг бедер и длинными лацканами на рукавах <…> есть одно из самых простых и прекрасных, когда-либо существовавших. С пуговицами спереди до низу оно прекрасно подходит для любого материала и любых случаев» [4, p. 104] — это описание напоминает платье Жанны де ла Тур, дочери Эдуарда Ш, с ее надгробия [3, p. 327] и одеяние героини в картине «Марианна» (1851) Д.Э. Миллеса. Такой же точностью отличается платье героини на картине У. Морриса «Королева Гвиневра» (1857—1858).

Две разные точки зрения на изображение исторического прошлого выражали Д.Г. Россетти и Э. Блейр-Лейтон. У первого даже при декларировании исторической точности в написании картины могли наблюдаться смешение элементов XII—XIV вв. Например, в картине Д.Г. Россетти «Перед битвой» (1858) чувствуется, что автора более привлекает декоративная составляющая картины, нежели историческая точность деталей. Брат художника и его биограф У.М. Россетти подтверждает его интерес к рыцарству, что выразилось в их совместной подписке в 1847 г. на журнал с характерным названием «Сказки о рыцарстве» [5, p. 175]: именно сказочно-легендарная составляющая средневековых сюжетов интересовала художника в первую очередь. Хотя Д.Г. Россетти, готовясь создать картину «Перед битвой», писал своему другу профессору Ч. Элиоту в 1858 г.: «Эти рыцарские темы из Фруассара сильно волнуют меня» [1, p. 432], имея в виду автора средневековой хроники, однако, его способ создания произведений можно, скорее, назвать «избирательным реализмом» — личной интерпретацией сюжета [6]. Д.Г. Россетти считал, что историческая точность в деталях не столь необходима: «она только представляет существенное, то, что является жизнью, характером, игрой чувств, мнением и фактом. Акт прошлого должен проходить через человека, во-первых, и чувствоваться им так искренне, как человеком нашего времени» и через костюм, «только, если это существенно для человека» [7, p. 299]. Противоположно отношение к исторической достоверности у Э. Блейр-Лейтона, возглавлявшего почти 20 лет Королевскую Академию и оставившего минимальное количество биографических документальных источников. Как и его современник Л. Альма-Тадема, Э. Блейр-Лейтон уделял огромное внимание именно исторической точности деталей. У художника была обширная коллекция оригинальных костюмов XVIII в., инструментов и оружия, которые он прекрасно использовал в своей живописи: «Нужно сказать, что ключевым моментом в рождении его средневековых и XVIII века работ было внимательное воспроизведение костюмов и тканей. Это было так важно для него, что, если он не мог найти оригинальный фрагмент, который бы подходил ему, его жена должна была работать с портнихой в нижней комнате, воссоздавая деталь с оригинально одетых моделей. Он должен был использовать живую модель, чтобы сделать эскиз, дабы узнать, как точнейшим образом ложится ткань, а затем трансформировать ее на манекене, который он держал в студии» [8].

Что касается передачи деталей вооружения, то здесь наблюдались как совершенно условные изображения (Э. Берн-Джонс «Король Кафетуа и нищенка, 1884), так и попытка приблизиться к исторической эпохе, что наиболее ярко отобразилось в первом опыте «исторической реконструкции» — турнире в Эглинтоне 1839 г., картинах и гравюрах Э.Г. Корбуда на эту тему [9]. Так, Э.Г. Корбуд в картине «Лорд Эглинтона» (1840) изображает не просто рыцаря, а распорядителя турнира в Эглинтоне, который одновременно участвовал в состязании. Детали рыцарского снаряжения, сбруя и убранство коня переданы с удивительной точностью, хотя остается сомнение в их исторической принадлежности к определенному времени (скорее, это смешение элементов разных эпох). Несомненно, любимыми образцами для художников были пышные и зрелищные варианты рыцарского вооружения XV и XVI вв. (Д.У. Уотерхауз «Тристан и Изольда», 1916).

Место действия и интерьер в картинах прерафаэлитов были, прежде всего, связаны с реалиями рыцарского образа жизни. Большая часть работ, так или иначе, связана с замком: на пороге замка раздает милостыню Елизавета Венгерская (Э. Блейр-Лейтон «Милосердие Елизаветы Венгерской», 1895); действие других работ этого мастера происходит в тронном зале («Король Кафетуа и нищенка», 1898), соларе («Леди Годива», 1892) и на открытой замковой галерее («Заложница», 1912). На лестнице встречаются влюбленные в картине Ф.У. Бартона («Встреча на лестнице замка», 1864): замкнутость героев в интерьере — как схваченное мгновение мимолетного счастья. В картине В.К. Принсепа «Королева в своих покоях, едящая хлеб и мед» (1860) точность изображения деталей не оставляет сомнения у зрителя, что он стал свидетелем иной, скрытой от окружающих тайной жизни королевы. Если же местом действия картин является городская площадь, то на ней чаще всего происходит что-то важное. Так, картина Э. Блейр-Лейтона «A little prince likely in time to bless a royal throne» («Этот маленький принц, возможно, в свое время благословит королевский трон», 1904) представляет собой двойное преображение исторической реальности. Сюжет взят из ранней пьесы В. Шекспира «Генрих VI», но сцена, в которой Э. Блейр-Лейтон показал юного Ричмонда, будущего Генриха VII на балконе перед толпой, поддерживаемого матерью леди Маргарет Бофорт, является плодом воображения художника. Композиционное и цветовое решение картины подчиняется гармонии в предвидении воцарения новой династии Тюдоров. В отличие от предшествующей картины, монастырский садик в работе Ч.О. Коллинза («Монашеские размышления», 1851) полон умиротворяющей тишины. Фотографической точности деталей сопутствует скрытая символика. Ограда монастыря отделяет земной мир от небесной синевы вечности. Наконец, достаточно редкое место действия показано на картине Э.Г. Корбуда «Мельница в Тропингтоне возле Кембриджа», 1883): она притягивает к себе представителей различных сословий, изображенных с изрядной долей авторского юмора.

В изображении времяпровождения людей эпохи Средневековья художников, несомненно, привлекали пышные церемонии и праздники: таковы церемонии, действие которых происходит в храме, на картинах Э. Блейр-Лейтона «Accolade» (1901) и «Посвящение» (1908). «Майский выезд королевы Гвиневры» Д. Кольера (1900) является одновременно эпизодом из романа Т. Мэлори «Смерть Артура» и средневековой церемонией выбора Майской королевы красоты. В своих картинах прерафаэлиты довольно четко следовали изображению установившихся гендерных ролей: дело мужчины — война и турниры, женщины — вышивание, ткачество и музицирование. Этими женскими занятиями занимаются героини Э. Блейр-Лейтона («Вышивание штандарта», 1911) и Д.У. Уотерхауза («Честная Розамунда», 1917; «Я устала от теней, — сказала леди Шалотта», 1915). При этом на картинах Д.У. Уотерхауза представлены различные в историческом плане ткацкие станки: Розамунда использует устройство XIV в., а леди Шалотта — XV в. [10, c. 250, 314]. Что касается музицирования, то сложные духовые и клавишные инструменты являются прерогативой ангелов и святых (Э. Берн-Джонс «Ангел, играющий на флажолете», 1870-е; С. Метеярд «Святая Цецилия», начало ХХ в.), а струнными с удовольствием пользуются женщины, особенно на картинах Д.Г. Россетти (например, «Беседка на лугу», 1872 и «La Ghirlandata», 1873) и у К. Банс («Мелодия», 1897). Наконец, излюбленными формами времяпровождения, привлекающими художников, являются романтические любовные сцены, как возможные в реальной жизни, так и имеющие легендарное и литературное происхождение (Э. Блейр-Лейтон «Призыв к оружию», 1888; «Good Speed!», 1901; «Ален Шартье», 1903). На первой из них драматическое действие разворачивается на ступенях собора, выходящих на городскую площадь: рыцарь, явившийся к финалу брачной церемонии, заявляет свои права на невесту. На картине «God Speed» дама, провожающая своего рыцаря на мосту, завязывает на его рукаве свой алый шарф, а падающие лепестки цветущего шиповника и уходящие вдаль силуэты воинов говорят о быстротечности счастья и опасностях, поджидающих рыцаря на пути славы. Действие третьей соответствует средневековой легенде о том, как почтила своим поцелуем королева Маргарита Французская (1424—1445), жена Людовика XI, знаменитого поэта Алена Шартье (1392—1430).

Итак, наиболее ярким примером влияния современных художникам исторических реалий являлось изображение одежды персонажей; в отображении вооружения наблюдалось как смешение элементов различных веков, так и отображение деталей позднего Средневековья; место действия и интерьер, показанный на картинах, был связан, прежде всего, с рыцарским образом жизни (что неудивительно для художников Артуровского возрождения), а в передаче времяпровождения людей Средневековья, предпочтение отдавалось передаче пышных церемоний, праздников и романтических любовных сцен, так привлекавших авторов второй половины и особенно — конца XIX в., охарактеризовавшегося всплеском неоромантизма. Таким образом, эпоха Средневековья привлекала своей кажущейся стабильностью и предсказуемостью, по сравнению с ненадежностью и проблематичностью современности, именно с этим было связано ее преукрашенно-ностальгическое изображение. Но, как бы ни старались авторы отрешиться от современных им проблем, настоящее время неумолимо вмешивалось в изображаемое ими желаемое прошлое.

1. Mancoff D.N. The Arthurian Revival in Victorian Painting. A diss. … of d-r of philosophy. Evanston, Illinois: Northwestein University, 1982. V. 1, 2.

2. Scherer  M.R. About the Round Table. New York: Metropolitan Museum of Art, 1945.

3. Radcliffe P. Pre-Raphaelite influences on Women`s Dresss in the Victorian Era. A diss. … of d-r of philosophy. The Floride State University, 1990.

4. Haweis M. [Mrs. H.R.] The Art of Beauty. New York: Harper & Brothers, 1878.

5. Rossetti W.M. Rossetti as Designer and Writer. London; Casswell & Co, 1889.

6. Mason D.V. “The Perennial Dramas of East” Representations of the Middle East in the Writing and Art of Dante Gabriel Rossetti and William Holman Hunt. A diss. … of d-r of philosophy. Ontario, Canada: Queen’s University Kingston, 2009.

7. Chandler L`Enfant J. Truth of Art: William Michael Rossetti and Nineteenth-Century Realist Criticism. A diss. … of d-r of philosophy. University of Minnesotа, 1996.

8. Ross K. Ribbons and Laces for Very Pretty Faces // Victorian Art in Brittan. URL: http://www.artrenewal.org/pages/artist.php?artistid=844&page=1 (время доступа 6.02.2011).

9. Anstruther J. The Knight and the Umbrella. An Account of the Eglinton Tournament. London: G. Bles, 1963.

10. Квенеллы  М. и Ч.Г.Б. Повседневная жизнь в Англии во времена англосаксов, викингов и норманнов. СПб.: Евразия, 2002.