№3-комиссаров indd

134
ром, и всё – художественный вымысел» [1, с. 3].
На почти трёхстах страницах книги вместе с реальными персонажами оживают и литератур-
ные герои, которые вобрали и соединили в себе черты многих людей довоенных и послевоенных 
лет 20-го столетия. «Время ушло, уходят и поколения, с их неповторимыми, яркими судьбами, 
с говором западно-сибирским, казачьим, степным, с обычаями и бытом Прииртышья, где жили 
разные народы, являя собой своего рода Степной Вавилон» [1, с. 3].
Анализ. В композиционном плане книга состоит из двух частей, каждая часть включает в себя 
по семнадцать рассказов-эпизодов. Первая часть носит название «Мороз-трава. Повесть в расска-
зах», вторая – «Великие скитания. Повесть в рассказах». Заглавие тринадцатого рассказа-эпизода 
в первой части «Степной Вавилон» стал заголовком всей книги.
В короткой аннотации отмечено, что сюжеты этих произведений собирались много лет. Это 
истории, рассказанные разными людьми. Их исповеди и житейские одиссеи, переживания вели-
кой любви и великих потерь. Книга эта – своего рода панорама современного бытия, неотдели-
мого от воспоминаний прошлого. Из глубин женской души лейтмотив казахстанской поэтессы 
– жить для того, чтобы любить природу, родную землю, близких и дорогих сердцу людей, жить 
радостно в мире – шагнул из лирики в прозу и обрёл в ней своё повествовательное звучание. 
Творчество Н. Черновой являет собой пример тесной связи поэзии и прозы в лице одного 
автора. Повествование в «Степном Вавилоне» продвигается короткими рассказами. Переходы 
от одного рассказа к другому отличаются не только жанрово-сюжетной, но и временной непо-
следовательностью. Картины бытия в книге озарены поэзией детства, которая пронизывает её 
повествовательную структуру. Даже о самых трудных моментах жизни, сложных перипетиях че-
ловеческих судеб, исторических невзгодах автор прибегает к слегка ироничной, полу-сказочно 
окрашенной интонации. Основными движущими элементами таких сюжетных линий выступают 
мотивы памяти, истории и любви к родной земле. По признанию самой Н. Черновой: Не надо 
океанов и морей: мне хватит капли родины моей....
Трудно переоценить значение памяти в жизни человека – это детство, это место, где человек 
родился и вырос. Память – это запоминание, сохранение и последующее воспроизведение чело-
веком его опыта. Это одна из самых популярных психических особенностей человека. Проис-
хождение человеческой памяти древние греки связывали с именем одного из героев, созданных 
человеческой фантазией, с именем Прометея, который не только одарил человечество огнём. Вот 
какие слова вкладывает в его уста древнегреческий поэт Эсхил: Послушайте, что смертным сде-
лал я: Число им изобрёл, И буквы научил соединять – Им память дал, мать муз – всего причину. 
Именно память позволяет человеку быть тем, чем он является, действовать в окружающем 
мире, осознавать своё собственное «я», учиться, любить. Недаром часто вместо «разлюбил» го-
ворят – позабыл: «Не захочет написать, - значит, позабыла, значит, надо понимать, вовсе не лю-
била» (слова из песни военных лет). Согласно закону регрессии или обратного развития памяти 
французского психолога Т. Рибо в книге «Память в её нормальном и болезненном состоянии», в 
случае с амнезией сначала забывается то, что усвоено недавно, потом забвение распространяется 
на то, что усваивалось прежде. И только в самом конце утрачиваются воспоминания о детстве [2].
У Н. Черновой на все восприятия окружающего есть особая, своя память. Образы людей и 
предметов, явлений и процессов реальной действительности, которые воспринимались ею ранее, 
а затем мысленно и красочно воспроизводятся, являются её эмоциональными представлениями. 
В этих представлениях сквозное место занимает память сердца, которая хранит многие подроб-
ности детства в глубинах её сознания.
В прозе Н.Чёрновой трансформация мотива памяти в мотив любви закономерна: шестнадца-
тый по счёту рассказ первой повести «Мороз-трава» называется «Первая любовь», в нём пове-
ствуется о первой любви Анюты, «готовой умереть от любви». Через все рассказы обеих пове-
стей сквозным мотивом проходит память детства. Рассказы-воспоминания автора – это взгляд 
из детства на описываемые взрослым автором события и характеры персонажей. Для автора 
мотив памяти приобретает личностный смысл и побудительную силу, связанные с желанием 
и удовлетворением потребности высказаться, осветить свои жизненные ценности, интересы и 
идеалы, подвести какие-то итоги, поделиться своими размышлениями об изменчивости жизни, 
о быстротечности времени. Мотивы памяти и любви как совокупность внешних и внутренних 

135
условий, вызывают авторскую активность и определяет сюжетную направленность «памятной 
прозы» окрашенной любовью к далёкому детству. В последнем семнадцатом рассказе первой по-
вести «Клад» она пишет: «Отшумела, отстрадала, отрадовалась эта жизнь. Уже и наша на исходе. 
Нет больше чёрной лестницы в бывшем доме купца Гаврилова. Нет звонкой мостовой на улице 
Чехова. Нет школы, где мы учились. Нет дома, где останавливался Абай. Дом снесён. И соседние 
дома повалили, а сады сами вымерли, ушли вместе с нашим детством. Течёт по улицам песок [1, 
с. 126].
В авторитетном «Логическом словаре-справочнике» значение термина мотив (франц. motif) 
объясняется как побудительная причина, повод, повод к действию; аргумент (довод) в доказа-
тельство чего-либо, а мотивация как система побудительных причин человеческого поведения, 
теоретической и практической деятельности [3, с. 365]. 
Такими побудителями могут быть чувства, переживания, идеи, в которых отобразились те 
или иные (материальные и духовные) интересы и потребности человека как проявления мотива. 
Мотив в литературном произведении чаще всего понимается как часть, элемент сюжета. Один и 
тот же мотив может лежать в основе самых различных сюжетов и тем самым обладать самыми 
разными смыслами. Одним из самых, пожалуй, главных смысловых показателей мотива памяти 
в книге Н. Черновой является язык, тот самый западно-сибирский говор, усвоенный ею в детстве 
и, который она с любовью воспроизводит на протяжении всего повествования. 
В её рассказах немало присказок, они буквально рассыпаны по страницам повестей и расска-
зов: «Жизнь прошла – осталась зола! Хороша золка – моет до шёлка! Зола – не зла – отмоет до 
бела! Бери золку – не будешь волку! Золица – што птица, не возьмёшь – разлетится!», «Тёмна 
душа – не стоит ни гроша, а на светлу – всяк охотится» и т.п. [1, с. 98].
Мотив памяти – это «нервный узел» авторских повестей в рассказах. Обращение к такому 
узлу вызывает взрыв эстетических эмоций, приводит в движение цепочку ассоциаций, способ-
ствующих правильному восприятию произведения, обогащающих его. 
«Грызли мы ещё плитки прессованного фруктового чая и киселя, которые от старости дела-
лись каменными. Все эти лакомства нищего детства, которых мы стеснялись в юности, кажутся 
мне теперь такими прекрасными и бесконечно дорогими» [1, с.96]. 
Мотив памяти детства трансформирует обычную, порой суровую действительность, в сказку. 
В двенадцатом рассказе «Девочкины сказки» в структуре второй повести «Великие скитания» в 
притчевой форме повествуется о «дождевой бочке», которая очень желает освободиться от воды, 
не подозревая о том, что без воды она рассохнется и рассыплется на части. Дети же, тоже не ду-
мая об этом, приветствуют освобождение Бочки от воды. «Как-то уговорила она Ваську вылить 
из Бочки злую воду. Васька опрокинул Дождевую Бочку, веселясь от Девочкиной затеи. Вода 
выскочила из Бочки, побежала со всех ног к реке, а Бочка облегчённо вздохнула, перевернулась 
на другой бок и покатилась, покатилась по траве, давай в ней кувыркаться, прыгать, ухая дере-
вянным дном, а Девочка и Васька бежали за ней, хохоча и радуясь вместе с Дождевой Бочкой». 
– «Глупые вы, и она глупая! Нельзя ей без воды, пропадёт. С тех пор они ещё больше жалеют 
Дождевую Бочку» [1, с. 241]. 
Последний рассказ второй части книги «Эпилог», как все предыдущие заканчивается сказкой, 
которую девочке «плетёт Катя – матушка Шурале»:
- В некотором царстве, в некотором государстве, на Острове, вот как примерно наш, трава 
росла. До самого неба – одна трава. И надоело ей травой быть: век за веком одно и то ж, любому 
надоест. Хлеб, говорят, и тот приедаитси. Токо вот што-то я, грешница, хлебушко никак не разлю-
блю, да некому мене из городу привезть.. – всхлипывает Катя, но сказку не бросает... [1, с. 284].
Так и живут в рассказах «Степного Вавилона» введённые посредством мотива памяти 
сказки – другое жанровое образование. Это уже относится к вопросу о трансформации жанра. 
Что же касается трансформации мотива, то этот вопрос тесно связан с функцией композиции 
произведения.
Функция мотива.
По наблюдениям Л.Г. Кайды, если в лингвистической литературе отмечается двойствен-
ность функций мотива, соотнесённость его с формой, и с содержанием текста, то в художествен-
ной литературе мотив изучается как звено творческой системы писателя, как простейший эле-

136
мент фабулы, как повтор, «комплекс идей и эмоций». И лишь одно не вызывает сомнений: роль 
мотива в произведении как художественной системе активна [4, с. 21].
В теории литературы проблема мотива разрабатывается как комплексная проблема «пригнан-
ности», соответствия, связанности в общем механизме сцепления, Так, Б. Томашевский понимает 
под мотивировкой «систему приёмов, оправдывающих введение отдельных приёмов и их ком-
плексов» и предлагает классификацию: мотивировка композиционная, реалистическая, художе-
ственная» [4, с. 20].
О. Фрейденберг ведёт анализ персонажа художественного произведения как анализ мотива: 
«В сущности, говоря о персонаже, тем самым пришлось говорить и о мотивах, которые в нём 
получают стабилизацию; вся морфология персонажа представляет собой морфологию сюжетных 
мотивов» [4, с. 20].
По мнению Л.Г. Кайды, существование мотива, - общепризнанное свойство композиции. Он 
придает монтажным формам целенаправленность и проявляется как «личный тон» (Эйхенбаум 
Б.) автора в тексте. Это организующая сила, определяющая композицию. Именно поэтому все 
мысли о «доминанте» стиля, «определяющем начале», высказанные в исследованиях по компо-
зиции, представляют интерес для общей теории, так как речь идёт о существенной черте данного 
явления. Изучение ведущей роли мотива в тексте началось в 20-х годах 20-го столетия, А. Рефор-
матский, наблюдая сюжет как сочетание главного и побочного мотивов, описал различные виды 
их соотношения в художественной прозе [4, с. 21]. 
Художественная проза Н. Черновой вписана в современную литературу, интеллектуальную, 
ироничную, с особой, «отстранённо-припоминающей» интонацией, с проникновенным тоном [5, 
с. 322]. Такая проза освещает непосредственный внутренний опыт, передавая сильные пережива-
ния и глубокие чувства автора, порой облекаясь в полусказочные формы повествования. В совет-
ской литературе 60-70-х годов был подобный опыт с ярко выраженным мотивом «память». Так, 
первая часть книги А. Клёнова «Поиски любви», изданной в 1967 году, носит название «Память». 
В ней помещены стихи, близкие по своей стилистике и образно-поэтическому настрою поэзии Г. 
Черновой: «В углу над крапивой и мятой Душистые розы цвели, И в сладость тычинок измятых, 
Гудя, забирались шмели, А дождь самоцветами капал, Играя на солнце косом. И девочке мальчик 
царапал – Люблю – на ладони шипом. Но девочка только смеялась, Зажав между пальцами кровь. 
С тех пор повелась и осталась И сладкой, и горькой любовь» [6, с. 159].
При сходном мотиве почти о такой же любви к различным ситуациям в жизни пишет в сво-
их рассказах и Н. Чернова в воспоминаниях сквозь призму детских впечатлений, оставшихся 
в памяти. Особенности детских впечатлений отразились и в языковом плане. Тексты рассказов 
наполнены эмоционально окрашенной народной лексикой сказочного свойства: « - Ну так вот, 
котора, значит, трава в дудку пошла – конями стали. Долгоноги, гривы шелковы до земли – кра-
савцы кони! Обдуваны – всюду званы, летуны пернаты, все из ваты, с забубёнными головушками, 
с листом резным – те людями обернулися. С тех пор и нету им покою: вот уж скитаются, девуш-
ка, вот скитаются – пока прахом не лягут. Эх, девушка, а обдуваны летают себе, а кони бегают, а 
птицы кричат, а рыбы едят друг дружку – не схотели травами расти, глупои. Вот и сказка вся...» 
[1, с. 285]. 
К лингвостилистическим особенностям текстов полусказочной прозы Н. Черновой можно 
отнести и парные слова, отражающие непосредственное детское мировосприятие окружающей 
действительности.
Не классифицируя, приведём их в порядке следования от начала книги: приятелем-неу-
дачником, бабочки-подёнки, травки-пырея, Елгава-богачка, Мишка-красавец, трава-зелянка, 
моська-базлайка, охти-мнешеньки, беда-лебеда, трава-сорница, подснежник-первоцвет, берё-
за-весёлка, медведь-шатун, туман-вара, Валька-солдатка, Лялька-дылда, Мунирка-выдумщица, 
мороз-трава, жизни-живое, болтун-колтун, свистульки-птички, леденцы-золотые ходунцы, род-
ник-живец, макуха-жмых, узел-нажитки жидки, пёс-верхолаз, Василий-ключ, Лида-Чистотка, 
кудри-мудри, Ветер-Ветрило, глазами-солнцами, душа-облако, отец-генерал. 
Заключение. Очевидно, что понимание специфики языка художественно-литературного про-
изведения немыслимо без учёта словарных, фразеологических свойств общенародного языка, 
как в случае с вышеприведёнными примерами. Но вместе с тем в языке прозы Н. Черновой по-

137
добные лингвостилистические особенности показывают мотивированность образной системы в 
целом, и они соотносятся с явлениями сюжетного, жанрового, стилевого плана всего произведе-
ния [7, с. 189], составленного из повестей и рассказов. 
Резюмируя вышесказанное, следует отметить, что при всём богатстве жизненного материала, 
привлекаемого автором из глубин своей памяти, в центре непосредственного содержания её про-
изведения «Степной Вавилон» стоят созданные автором характеры, изображение галереи разно-
образнейших характеров, которых запечатлело её детское сознание и сохранило в памяти, чтобы 
воспроизвести их с потрясающей любовью. И это писательский дар позволил ей превратить свои 
воспоминания в образы, волнующие читателя своей жизненной убедительностью.

жүктеу/скачать 3.33 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: