Долг Чувство
(Общее) (Личное)
Цивилизация (космос) Природа (хаос)
Начинаем с разума, который воистину и царь, и бог этой эпохи. Разум обязан знать, что хорошо, что плохо, и неизменно бороться с «плохим». А что нас губит? Безответственный произвол страстей, заставляющий нас поступать себе во вред. С этим и спорить не хочется, разве что усомниться, что разум в одиночку может преуспеть в борьбе со страстями.
Очень понятна вторая строка. Абсолютная монархия при своем становлении склоняет к себе симпатии простых смиренных граждан именно тем, что обуздывает безудержный эгоизм крупных феодалов. Однако если следовать этой логике дальше, то государство всякое желание отдельной личности жить по своему разумению и ради каких-то своих скромных (эгоистических, маленьких, мещанских) целей будет считать презренным и даже преступным. Нет, личное нужно забыть, отложить, принести в жертву великому «общему делу». («И будет повержен враг и тать, который осмелится тут мечтать о счастии…») Между прочим, сталинская эпоха увековечила себя в стиле, больше всего похожем именно на классицизм. И колонны тут, и симметрия, и воспевание государства, и постоянное утверждение, что все силы, жизнь, здоровье, помыслы и проч. должны быть отданы великому делу построения коммунизма… В былые времена об этом достаточно было просто упомянуть – все всё понимали с полуслова. А сейчас уж если затрагивать эту тему, то надо объяснять и приводить примеры. Хоть те же сталинские высотки, что ли? Подавляющую тяжесть университетского комплекса...
Когда же речь заходит о высшем литературном достижении классицизма – классицистической трагедии, то в ход идет третья формулировка: конфликт долга и чувства. На этом строятся все трагические сюжеты этой эпохи, поэтому строчку выделяем особо: все же нас в первую очередь интересует именно литература.
В четвертой строчке скобки означают то, что мы просто обобщили сказанное выше. Классицизм общее ставит над личным и в частной жизни, и в государственной. Об этом можно не говорить, если все и так уже понятно.
Последняя строка актуальна, когда речь идет о живописи и о садово-парковом искусстве. На картинах мы не увидим изображения «дикой» природы вплоть до романтизма. Никакие мишки в сосновом бору, никакие горные перевалы К.Д. Фридриха или девятые валы Айвазовского не понравились бы публике ни в 17-м, ни в 18-м веке. Самое простое объяснение: дикую природу элементарно боялись. А страшное считалось в ту эпоху безоговорочно «безобразным» (а не «прекрасным»). Мы сейчас редко имеем с дело с дикой природой, чувствуем себя очень защищено в своей городской среде, и потому нам даже нравится смотреть на пейзаж, в котором нет следов человеческого присутствия. Мы подзабыли, что вплоть до 19-го века наши предки вели с природой бесконечную войну просто за собственное выживание. Мы и теперь бессильны перед извержением вулкана, цунами или молнией. А окажись мы в тайге или в болотах Амазонки, наверно, тут же вспомнили бы, как страшна эта прекрасная природа. Море, лес и горы всегда угрожали смертельными опасностями. Это хорошо передает Д. Дефо в своем «Робинзоне Крузо». Как он отгораживался от «природы» частоколом! И как она не хотела выпускать его из своих цепких и жутких когтей, когда уже в Европе, на горном перевале между Испанией и Францией, на его караван нападает стая волков.
Таким образом, природа для классицистов ассоциируется со всеми разрушительными началами. И с человеческим страстями (что логично: ведь это и есть поврежденная человеческая природа), и с антигосударственными происками мятежников. А «цивилизация», наоборот, символизировала победу все того же разума над бессмысленными стихиями.
Нельзя сказать, что природу совсем не изображали. Но обязательно «облагороженную» архитектурой и людьми. Кроме того, тщательно разделенную на «планы», словно это театральные декорации: кулисы и задник. Да она, собственно, и становится на этих картинах всего лишь фоном для главных действующих лиц.
9. Итак, от всех искусств классицизм требовал ясности, соразмерности частей, четкого плана, простоты и прославления разума. Это называлось, между прочим, подражанием природе! Классицизм был уверен, что он правдиво изображает природу: показывает ее идеальное «абсолютное» состояние, а не случайности реального земного воплощения. Произведения классицистов – это своего рода волшебное зеркало, которое, отражая природу, исправляет все недостатки, которые «случайно» привнесла в нее жизнь. Показывает не то, что есть, а то, что должно (по мнению художников) быть.
10. Классицизм создал законченную эстетическую систему (эстетику) в виде дотошного свода правил для каждого искусства. В этом тоже проявилось его главное свойство – вера в абсолютную непогрешимость разума.
11. Итак, классицисты свято верили, что у красоты существуют точные законы («гармонию» можно и нужно «поверить алгеброй»). Образцом красоты были для них античные «образцы». Из этого делался вывод: значит, в те времена лучше всего знали законы красоты и точнее всего им следовали. Чтобы научиться создавать произведения такой же совершенной красоты, нужно исследовать эти законы, описать их и смело подражать классике. Иначе говоря, творить исключительно по правилам и образцам.
13. Для литературы тоже был создан свод правил, определяющий законы красоты и регламентирующий творчество. Автор его Никола Буало, называется этот свод «Поэтическое искусство» (1674) и написан стихами. Обычно отмечают, что «Поэтическое искусство» внутренне полемично по отношению к эстетике барокко: это не столько изложение системы взглядов, сколько спор. Некоторые замечания Буало звучат очень разумно и изящно:
* * *
Иной в стихах так затемнит идею,
Что тусклой пеленой туман лежит над нею
И разума лучам его не разорвать, -
Обдумать надо мысль и лишь потом писать!
Пока неясно вам, что вы сказать хотите,
Простых и точных слов напрасно не ищите;
Но если замысел у вас в уме готов,
Все нужные слова придут на первый зов.
Законам языка покорствуйте, смиренны,
И твердо помните: для вас они священны.
Гармония стиха меня не привлечет,
Когда для уха чужд и странен оборот.
Иноязычных слов бегите, как заразы,
И стройте ясные и правильные фразы.
Язык должны вы знать: смешон тот рифмоплет,
Что по наитию строчить стихи начнет.
14. В основе всей литературы классицизма лежит понятие жанра (если кто забыл, жанр – это исторически сложившаяся устойчивая разновидность произведений: басня, баллада, трагедия и проч.). Все законы устанавливаются для каждого жанра в отдельности: басню пишем так, а трагедию иначе. Казалось бы, подход вполне разумный. Однако представьте себе: поэт-классицист, начиная писать, в первую очередь не образы ловит, не чувства, не ритм – нет! Он обдумывает, в каком жанре начнет творить: оду напишет или элегию. Какой жанр выберет, такие правила и станет выполнять. Такое вот творчество своеобразное.
К тому же подход к жанрам (как и ко всему на свете) у классицистов строго иерархичен. Есть жанры высокие: трагедия, героическая поэма, ода (большое стихотворение, воспевающие нечто великое и героическое); есть средние: дружеское послание или научный трактат; есть низкие: комедия, басня.
Драматургия признана в классицизме высшим из литературных родов (напомним, что всего их три: эпос, лирика, драма). Из драматических жанров к высоким относится трагедия. Следовательно, трагедию принято стало считать высшим из всех литературных жанров. И если писатель хотел, чтобы его считали «самым-самым», он должен был писать трагедии. И правила для трагедии «прописаны» наиболее подробно и тщательно. Как и для всей драматургии в целом.
15. Итак, законы драмы. Главное требование – выдержать стиль. Трагедия – высокий жанр, а потому и герои в ней должны быть «высокими».
16. Трагедию принято было делить на 5 актов и соблюдать в ней (как и во всякой, впрочем, драме) знаменитые 3 единства: места, времени и действия.
Достарыңызбен бөлісу: |