Свободомыслие и атеизм в Древнем Китае

Развитие естественнонаучных знаний

Религиозный скептицизм был тесно связан с ростом научных знаний и попытками их философского обобщения.

В борьбе с традиционными религиозно-идеалистическими представлениями в чжоуском Китае получили развитие натурфилософские взгляды, чему способствовало возникновение зачатков наук в области астрономии, математики, медицины. Уже в эпоху Инь предки древних китайцев знали счет до 30 тысяч. Будучи земледельческим народом, предки древних китайцев на протяжении многих столетий постоянно вели наблюдения за движением светил. Наиболее раннее развитие в Китае получила астрономия. Велись записи астрономических наблюдений (например, с 613 г. до н. э. о появлении кометы Галлея). В V в. до н. э. Гань Дэ и Ги Шэном был составлен звездный каталог, видимые звезды сгруппированы в созвездия. Астрономы умели вычислять лунные и солнечные затмения. Достигла успехов механика, вызванная к жизни потребностями ирригации, фортификационного дела, о чем свидетельствует грандиозное сооружение конца III в. до н. э. — Великая китайская стена протяженностью 5 тыс. км. Прогресс естественнонаучных знаний постепенно подрывал религиозно-мистические представления о мире и человеке, способствовал распространению наивно-материалистических взглядов. Происходила острая борьба научных идей с различными суевериями. Известно, например, что знаменитый врач, почитающийся как отец китайской медицины, Бянь Цяо, обличавший знахарство как «первого врага человека», был убит противниками.

Натурфилософия

Установленная древнекитайскими астрономами периодичность движения светил сыграла важную роль в выдвижении идеи об объективной закономерности в мире вещей — категории «дао».

Наивные натурфилософские представления сохранил трактат начала 1-го тысячелетия до н. э. «Великий план». В нем излагается учение о материальном мире, основу которого составляют пять первоэлементов: вода, огонь, дерево, металл, земля.

Ранние стихийно-диалектические идеи получили отражение в «Книге перемен». Ее основную часть составляют восемь триграмм (ба гуа), каждая состоит из комбинации трех параллельных черт, сплошных и прерывистых. Триграммы являются символами неба, земли, огня, воды озера, ветра, горы и грома и в определенном сочетании образуют 64 гексаграммы. Сплошная черта обозначает космическую силу света — «ян», прерывистая — силу тьмы — «инь». Две начальные триграммы (первая — состоящая из целых черт, вторая — из прерывистых) представляют собой символы соответственно Неба и Земли как воплощения активного и пассивного, положительного и отрицательного первоначал, во взаимодействии и взаимопреодолении которых рождаются все вещи и явления мира. Основная идея «Книги перемен» («Ицзин») — изменчивость всего сущего.

Неизвестные авторы трактата середины 1-го тысячелетия до н. э. «Сицы чжуань», комментируя «Книгу перемен», истолковывали понятие «тайцзи» (великий предел) как первоматерию — некую изначально двойственную сущность, порождающую полярные субстанциальные силы «инь» и «ян».

Ранние натурфилософские представления о «пяти первоэлементах», «тайцзи», силах «ян» и «инь» и даже «дао» ведут начало от мифов о происхождении мира, где они обозначены природными духами. В одном из них космогонические духи Инь и Ян рождались из бесформенного первобытного хаоса, дух Ян стал управлять небом, дух Инь — землей, совместно они создали людей и привели мир в состояние гармонии.

В первых древнекитайских наивных натурфилософских учениях утверждаемые ими начала предстают уже не как духи, а как та или иная форма вещества: вода, огонь, металл, земля, дерево; дао, тайцзи, инь и ян уже демифологизированные образы, находящиеся на грани понятий.

По мере развития спекулятивного мышления в древнекитайской натурфилософии возникло понятие «ци». В качестве первоэлемента материи «ци» противостояло божественному сотворению вещей. Оно еще было связано с предметным представлением о воздухе, но уже утратило конкретность единичного явления и превратилось в субстанцию. «Ци» объявлялась первоматерией вселенной, чистая и легкая часть которой, воспаряясь, образует небо, тяжелая и мутная ее часть, спускаясь, создает землю. Как сущность вещей «ци» содержит в себе противоречие: сгущение ее образует женские частицы «инь-ци», а разрежение — мужские частицы «ян-ци»; взаимодействие этих противоположных начал порождает «пять первоэлементов», а они — все сущее. Формирование абстрактных представлений на самой ранней стадии привело к возникновению термина «дао» — пути, которым следует мир.

Идея органической связи «дао» с понятием противоположности («инь» и «ян») уже обнаруживается в «Книге перемен»: «Взаимодействие „инь“ и „ян“ и есть „дао“». Возникновение понятий «у син» («пять первоэлементов»), «ян», «инь», «ци», «дао» представляло один из важнейших этапов развития логического мышления и послужило основой категориальной системы древнекитайских философских учений.

Обострение социальных противоречий. Соперничество «ста школ»

Становление основных древнекитайских философских учений падает на V–III вв. до н. э., так называемый период соперничества «ста школ».

В историческом плане это был получивший в традиционной историографии название «Чжаньго» («Борющихся царств») этап коренных перемен в базисе и надстройке древнекитайских царств, крутой ломки социально-экономических и общественно-политических отношений, изменений в общественной психологии и образе мышления. Этот перелом на уровне производительных сил был связан с распространением в Китае с середины 1-го тысячелетия до н. э. железа, что явилось важной предпосылкой перехода к развитому рабовладению. Его признаками были: появление металлических денег, развитие товарно-денежных отношений, рост городов, ускоренное разложение общинных и внедрение частнособственнических отношений, вытеснение потомственной аристократии имущественной знатью. Источники свидетельствуют о расширении в V–III вв. до н. э. сферы использования рабского труда в производстве, особенно в ремесле и на промыслах, о значительном распространении работорговли. Характерной чертой данного периода являлось развитие частной собственности на рабов и рост частного рабовладения, что, по-видимому, было связано с узаконением частной собственности на землю.

Период Чжаньго отмечен острой классовой борьбой и кровопролитными войнами между царствами, что нашло отражение в названии данного периода китайской историографией. Сохранились сведения о рабских бунтах и движениях бедноты. Повстанцы наводили ужас на господ и правителей, но вызывали горячее сочувствие у общественных низов. Главари этой вольницы выступают в народных былинах как подлинные герои. «Сердце, точно бьющий фонтаном источник, силы хватает, чтобы справиться с любым врагом, глаза сияют, как звезды, волосы стоят дыбом… рост богатырский, от лица исходит блеск, губы — чистая киноварь, зубы — ровный перламутр, голос — словно медный колокол набатный» — такой образ разбойника Чжи, которого людская молва прославила как защитника обездоленных, обличителя ханжеской религиозной морали власть имущих, запечатлен философом Чжуанцзы.

Ожесточенная борьба шла и среди представителей господствующего класса.

С прогрессом, достигнутым в разделении труда, в частности с высоким уровнем отделения умственного труда от физического, органически связано появление в рассматриваемый период своего рода интеллигенции — переходящих из царства в царство бродячих мудрецов, выходцев из различных кругов общества, вплоть до рабов. Эта «духовная элита», вышедшая за рамки интересов отдельных царств, была вызвана к жизни развитием индивидуально-личностного начала.

Обострение с середины 1-го тысячелетия до н. э. классовых противоречий, а также противоречий между старой, потомственной землевладельческой аристократией и рвущейся к власти новой имущественной знатью выразилось как в восстаниях и политических переворотах, так и в напряженнейшей борьбе идеологических школ, которая составляет одну из отличительных черт общественно-политической и культурной жизни древнекитайских царств эпохи Чжаньго.

Вопросы управления, отношений между государством и различными сословиями, проблемы нравственной природы человека, общие вопросы политики и этики были, как правило, доминирующими в философских учениях. У большинства мыслителей Чжаньго социальная и этикополитическая тематика оттесняет на второй план онтологию и гносеологию. Это наложило отпечаток на специфику борьбы двух направлений в философии и отразилось на характере развития свободомыслия. В ходе идеологических дискуссий «ста школ» с особой силой звучали вольнодумные идеи прогрессивных мыслителей.

Критика в отношении религии, стихийная и непоследовательная, раздавалась и ранее в Древнем Китае, но в эпоху Чжаньго антирелигиозный скептицизм ведет целенаправленную борьбу с религиозными традициями. Даже в индивидуальной поэзии, где мифологический материал продолжал широко использоваться, звучат мотивы воинствующего свободомыслия. Первому поэту Китая, прославленному в веках Цюй Юаню (ок. 340 — ок. 278 гг. до н. э.), уроженцу южнокитайского царства Чу, принадлежат такие строки: «Лишь дух свой просветившие наукой достойны нашу землю населять».

Период Чжаньго считается «золотым веком» китайской философии. Именно тогда возникают собственно-философские учения, складываются целые идеологические направления. Наиважнейшие из них — конфуцианство, даосизм и легизм.

Конфуцианство и даосизм

Конфуцианство возникло на рубеже VI–V вв. до н. э. Оно восприняло и развило традиционные чжоуские теологические представления о Небе как верховном боге, сознательной Небесной Воле и правителе как Сыне Неба (т. е. полубоге).

Согласно конфуцианскому вероучению, общественная структура, как и устройство мира, вечна и неизменна, каждый в ней по Небесной Воле занимает свое строго определенное место. Небесной судьбой предопределено деление людей на «управляющих» — «благородных мужей» (цзюнь-цзы), аристократов по рождению, «способных к нравственному самоусовершенствованию», и «управляемых» — «низкий, презренный люд» (сяо-минь), аморальный и глупый по природе, которому предначертано свыше «заниматься физическим трудом», «кормить и обслуживать» правящую аристократию.

Конфуцианство требовало неукоснительного соблюдения религиозного ритуала и строжайшего социально-иерархического подчинения: низший беспрекословно повинуется высшему, младший — старшему. «Правитель должен быть правителем, подданный — подданным, отец — отцом, сын — сыном»— таков афоризм Конфуция.

Толкователем Небесной Воли мог выступить среди всех земных правителей только один Сын Неба в лице чжоуского вана — верховного жреца Неба. Однако фактически эту прерогативу присвоил себе Конфуций. «В пятьдесят лет я постиг Волю Неба», — возвещал он. Познав Волю Неба, Конфуций должен был, естественно, начать проповедовать от имени Неба, как пророк. «Я передаю, а не создаю», — не переставал повторять он в проповедях своим ученикам. Преклоняясь перед Небом как высшей силой, Конфуций не осмеливался даже рассуждать о нем. Трепетный страх перед божественной Волей Неба Конфуций считал важнейшей добродетелью «благородного мужа».

Конфуцианство оправдывало и освящало общественное неравенство, стояло ка страже единодержавия как единственно угодной Небу формы правления. Оно было призвано укрепить религиозно-идеологическими средствами право потомственной аристократии на политическое господство.

Упомянутая выше фраза Конфуция: «Я передаю, а не создаю» — стала основополагающей для теории и практики конфуцианства, противящегося всему новому, вменяющего в преступление любой намек на свободомыслие. Конфуцианство было противником естественнонаучных и прикладных знаний. Крайне пренебрежительное отношение к ним Конфуция, считавшего наиважнейшим долгом человека «нравственное самоусовершенствование», сводящееся в итоге к освоению сложного ритуала взаимоотношений между высшими и низшими, сыграло не последнюю роль в том, что естествознание не признавалось достойным общественного внимания.

В результате дальнейшей трансформации конфуцианства произошло оформление его теологии и утверждение его в качестве официальной, государственной религиозной идеологии.

В крайней оппозиции к конфуцианству находился даосизм. Из среды даосов вышли философы, отличающиеся смелым мышлением, защитники свободомыслия, борцы с религией, провозглашавшие свободу человеческой личности. В отличие от метафизического в целом конфуцианства даосское мировоззрение содержало элементы стихийно-диалектического мышления. Основная категория этого учения — «дао» — путь природы, естественность и объективность закона, «мать всех вещей» («Даодэцзин»).

Основателем даосизма считали древнего мудреца из царства Чу, старшего современника Конфуция Лаоцзы, который якобы был автором натурфилософского трактата «Даодэцзин» — «Книга о дао и дэ» (записан, по-видимому, в IV–III вв. до н. э.).

Социальным идеалом древнего даосизма был возврат к простоте и равенству доклассового общества — «золотому веку» даосской утопии. Даосы никогда не брали под защиту раба, полагая рабство естественным атрибутом общества, однако резко осуждали порабощение собственных сограждан. Они выступали против богатства и роскоши, непомерных поборов и войн, доводящих народ до полной нищеты, бичевали произвол правителей и бесчинство знати.

Древние даосы признавали объективность мира, выступали против обожествления Неба и отрицали Небесную Волю. Они учили, что небо, так же как и земля, — часть природы. Однако существования богов Лаоцзы не отрицал, считая их порождением «дао»; он полагал, что их влияние на людей устраняется соблюдением естественного хода вещей. Некоторые другие даосские мыслители (Сун Цзянь, Инь Вэнь, Чжуанцзы) также не разделяли господствующих теологических представлений, низводили богов к природным стихиям, объявляя их одной из форм существования материи.

Мир в представлении даосов состоит из мельчайших неделимых материальных частиц «ци» и находится в состоянии постоянного изменения, все переходит в свою противоположность: «Неполное становится полным, кривое — прямым, пустое — наполненным, ветхое — новым» («Даодэцзин»). Человек должен предоставлять вещам развиваться самим по себе, естественным образом.

Наивно-материалистические идеи даосизма были тесно связаны с антирелигиозными представлениями. Даосы отрицали культ предков, отвергали некоторые другие древнекитайские культы, протестовали против жертвоприношений Небу, Земле, рекам, горам, радуге и прочим обожествленным явлениям природы.

Атеистические воззрения даосов нашли яркое отражение у философа Лецзы (V–IV вв. до н. э.) и великого писателя древности Чжуанцзы (ок. 369–286 гг. до н. э.). Оба мыслителя вышли из среды ремесленников.

Лецзы

Лецзы по прозвищу Защитник Разбойников был родом из царства Чжэн (в Центральном Китае). Точных данных о годах его жизни и подробных сведений о нем не сохранилось. К концу поздней древности относится трактат, названный его именем, в котором, как отмечается в литературе, несмотря на позднейшие искажения, в целом достоверно изложены взгляды Лецзы7.

Лецзы был выдающимся материалистом и диалектиком древности. Неразрывно связанные у него понятия материи и ее движения раскрываются через категорию естественности («дао»), трактуемую как «вечное самодвижение материи». Лецзы утверждал: «…вещи сами рождаются, сами развиваются, сами формируются, сами окрашиваются, сами познают, сами усиливаются, сами истощаются, сами исчезают. Неверно говорить, будто кто-то намеренно порождает, развивает, формирует, окрашивает, дает познание, силу, вызывает истощение и исчезновение» («Лецзы»).

Теория материи Лецзы близка к представлению об атомистическом строении вещества. В качестве материальной субстанции в его учении выступают два первоэлемента: «ци» (эфир, воздух) и «цзи» (семена). «Вся тьма вещей выходит из „семян“ и в них возвращается», — читаем в «Лецзы».

Лецзы принадлежит наивно-материалистическое и по основной направленности атеистическое учение о происхождении вселенной, эволюции жизни на земле от простейших организмов до человека.

Процесс возникновения всей тьмы вещей (10 тыс. вещей) проходит, по его мнению, четыре стадии. В двух первых «вещи еще не отделились друг от друга» и пребывают в состоянии «хаоса» (хуньлунь). Тончайшие частицы («ци») хаоса поднимаются вверх и образуют небо, опускаются вниз и образуют землю. В результате взаимодействия этих двух разнородных «ци» в воде возникают мельчайшие органические вещества — семена («цзи»), «подобные икре лягушки», которые у берега превращаются в мох «цинтай», из него на суше рождается трава «линси», которая рождает растение «уцзу». Его корни превращаются в червей, листья — в бабочек. От них произошли насекомые «„цзюйцзюэ“», а от них — птицы. В ходе дальнейших превращений появились животные, из наиболее совершенного животного — лошади произошел человек, который после смерти возвращается к исходным семенам («цзи»).

Лецзы отвергал идею о предопределенном свыше божественном происхождении и предназначении человека, о загробной жизни и бессмертии души. Мыслитель утверждал, что душа состоит из тех же частиц, что и тело, только более легких и теплых.

Лецзы считал небо «скоплением воздуха», а землю — «скоплением твердого вещества». Он развивал материалистическую концепцию о вечности и бесконечности вселенной, о множественности миров, одним из которых является земной мир. По сути Лецзы отвергал саму идею божественного творения, сознательной божественной воли.

С присущим ему остроумием и блеском Лецзы развенчивает конфуцианскую телеологию в одной из притч: «Тянь, царь Ци, принес жертву и угощал при дворе тысячу гостей… Посмотрев на пирующих, он сказал: „Как великодушно и щедро Небо к человеку! Для нас оно размножает злаки, плодит рыб и птиц“. Все гости согласились с ним… Но двенадцатилетний сын дубильщика вышел вперед и сказал: „Так ли говоришь, царь? Небо и земля порождают тьму существ так же, как и нас. Среди их созданий нет ни благородных, ни ничтожных. Одни властвуют над другими лишь потому, что больше, сильнее и умнее их. Одни пожирают других, но не потому, что те рождены быть съеденными. Разве Небо создает вещи на потребу человеку?.. Комары и москиты, впиваясь, сосут его кровь, тигры и волки его пожирают. Так неужели же Небо породило человека для того, чтобы комары и москиты сосали его кровь, а тигры и волки его пожирали?“» («Лецзы»).

Лецзы, так же как и другим даосским мыслителям-материалистам, свойствен гносеологический аспект критики религии. Повседневный опыт людей, свидетельства их органов чувств не подтверждают существования потустороннего мира. «От душ предков нет чудесных откликов»— значит, они не существуют — такова логика рассуждений философа.

Антирелигиозный скептицизм Чжуанцзы

Чжуанцзы особенно занимала тема жизни и смерти. Философ утверждал: «Со смертью тела исчезает душа человека».

В форме беседы с учениками Чжуанцзы выступает против конкретного проявления культа мертвых — похоронных обрядов. Уговаривая своих учеников не хоронить его по ритуалу, Чжуанцзы заявляет: «К чему мне все это? Считаю землю гробом, небо — саркофагом, луну и солнце — дисками нефрита, планеты же и звезды — мелким жемчугом, а тьму существ считаю провожатыми своими» («Чжуанцзы»).

Используя свой излюбленный художественный прием раскрытия истины путем каскада риторических вопросов, Чжуанцзы в знаменитой притче «Вращается ли небо?» опровергает религиозные представления о мироздании. «Вращается ли небо? Покоится ли земля? Борются ли за свое место солнце и луна? Разве кто-то их направил? Кто-то эти связи установил? Кто-то от безделья их толкнул и привел в движение? Значит ли, что их принудила скрытая пружина? Значит ли, что они не могут сами остановить свое движение? Облака ли порождают дождь?

Дождь ли порождает облака? Разве кто-то посылает эти обильные даяния? Кто-то все это подталкивает, развлекаясь от безделья? Ветер, возникнув на севере, дует то на запад, то на восток, блуждает в вышине. Разве это чье-либо дыхание? Кто-то от безделья приводит его в волнение? Дозвольте спросить: каковы причины этого?» («Чжуанцзы»).

В самой постановке вопросов содержится замысел навести читателя на мысль об объективной причинности.

Дао («Истинный властелин», «Великий учитель») выступает в его учении как сущность бытия, субстанциальная основа мира, абсолютное единое начало, от которого происходят все вещи, изменяющиеся в вечном круговороте явлений природы. Жизнь — непрерывный процесс движения. Всеобщность изменения и переход явлений в свою противоположность делают все качества относительными. «Жизнь вещей подобна стремительному бегу, она развивается с каждым движением, изменяется с каждым моментом».

Чжуанцзы сравнивают с Гераклитом, однако ему чужда идея греческого материалиста о борьбе противоположностей.

Чжуанцзы утверждал природное равенство людей, отстаивал их право на свободу индивидуальной морали. Он отрицал деление людей на «благородных» и «ничтожных», обличал паразитизм, стяжательство и лицемерие властей предержащих. Он посрамлял Конфуция как тунеядца в речах своего литературного персонажа разбойника Чжи: «Не ты ли тот Кунцю, искусный лжец из царства Лу? Так слушай: „Ты сеешь ложь, разносишь клевету… Не пашешь ты, а ешь, не ткешь, а одеваешься. Губами шлепая и языком трепя, по произволу ты решаешь, что правда, а что ложь… Рассудок потеряв, ты в безрассудстве сыновнее почтение и братское повиновение удумал… Ловя удачу, домогаешься богатства и почета у сильных мира. Нет большего разбойника, чем ты. Так почему же в Поднебесной разбойником меня зовут, а не тебя, Конфуций?“».

В учении Чжуанцзы немало идеализма, но в нем же — яркие антирелигиозные высказывания и материалистические идеи, гениальные догадки о мироздании.

Свободомыслие моистов. Критика Моцзы конфуцианской религиозной морали

Особое положение между конфуцианцами и даосами занимали сторонники философии Моцзы (479–381 гг. до н. э.). Моисты признавали божественную Волю Неба, которую они очеловечивали, превращая в носителя принципов своего учения. Однако в отличие от конфуцианцев монеты утверждали, что Небесная Воля познаваема, что судьба человека не предопределена и зависит от него самого. В противовес учению Конфуция о врожденном доопытном знании монеты считали источником познания лишь ощущения, решая эту проблему гносеологии в духе наивного материализма.

Школа моистов придавала большое значение естественнонаучным наблюдениям. «Знания, которые нельзя применить на практике, ложны», — провозглашали они. В сочинениях моистов содержатся зачатки физики, получают развитие логика, математика, инженерные знания.

Моцзы вышел из среды бедных ремесленников, возможно даже из рабов. Представители городских низов были активным элементом в его школе. «Справедливый человек не избегает бедных и нищих», — говорил Моцзы. Все его симпатии были на стороне простолюдинов, для которых он требовал равноправия с аристократией, призывая отменить систему наследования должностей и рангов знатности. Моцзы считал физический труд обязательным для всех граждан, включая правителя. В противоположность конфуцианству, с презрением относившемуся к физическому труду и изобретательству, Моцзы придавал огромное значение творческому началу в деятельности человека. В противовес конфуцианскому принципу гуманности («жэнь»), противопоставлявшему высших низшим, благородных — подлым, Моцзы выдвинул принцип всеобщей любви, одинаково гуманного отношения ко всем людям независимо от их социального статуса.

Учение о социальной справедливости и равноправии свободных Моцзы распространял и на религиозно-идеологическую сферу. Конфуцианцы отстаивали абсолютное право аристократии на культ предков, не признавая его за простонародьем. «Добывающие пропитание своим трудом не имеют права на храмы предков», — заявлял Сюньцзы. Утверждение Моцзы, что и незнатные являются носителями ритуала, бросало вызов конфуцианской религиозной морали. Идея Моцзы о религиозном равноправии воспринималась идеологами правящих кругов как кощунство, крамольное свободомыслие. Не случайно конфуцианцы считали моистов своими злейшими врагами, боролись с ними, как с «еретиками», более ожесточенно, чем даже с даосскими «учителями»8.

Рабы, как стоящие вне гражданского общества, естественно, не принимаются во внимание в моистских проектах общественного и политического переустройства, где речь идет только о свободных. Монеты были связаны неким подобием устава, одевались в простонародную холщовую одежду, обучались технике самообороны, требовали активной защиты родного города. Школа моистов была более организованной и однородной по составу и более многочисленной, чем остальные. Ее положения близки идеям городского самоуправления раннерабовладельческой демократии.

Учение Моцзы испытало на себе сильное влияние материалистических идей того времени, что, в частности, сказалось на его теории происхождения государства. Моцзы принадлежит учение о государстве, предвосхищающее идею общественного договора. По мнению Моцзы, государство возникает в обстановке первоначального общественного хаоса в результате добровольного соглашения людей: «В древности, когда появились люди… беспорядок в Поднебесной был такой же, как среди животных. [Люди] поняли, что причина хаоса в Поднебесной возникает из-за отсутствия главы правления. Поэтому избрали Поднебесной мудрого и достойного и сделали его сыном неба…»9 Договорная теория Моцзы противостояла традиционным теологическим представлениям. Развитие элементов материалистического мышления в учении Моцзы некоторыми из его последователей определило в дальнейшем антирелигиозную позицию поздних моистов.

Прогрессивные моменты учения моистов сыграли положительную роль в формировании исторической концепции легистов, их теории естественного происхождения власти.

Легисты («Фацзя»). Философия материального развития человеческого общества у Хань Фэйцзы

Материалистическое политико-философское течение «Фацзя» (легистов) — «сторонников закона»— зародилось почти одновременно с даосизмом, с которым оно было связано общими мировоззренческими установками. Видными представителями легизма были Шан Ян, родом из царства Вэй, казненный в царстве Цинь в 338 г. до н. э., и Хань Фэйцзы, уроженец царства Хань, отравленный в царстве Цинь в 233 г. до н. э.

Легисты выдвинули теорию государственного управления на основе общеобязательных законов. Исходя из объективных факторов эволюции материальной жизни, Хань Фэйцзы доказывал неизбежность возникновения государства и права в ходе развития человечества, равно как и необходимость изменения форм и методов правления.

Хань Фэйцзы пытался создать прогрессивную теорию культурно-исторического развития, наметив в ней следующие основные вехи. В глубокой древности люди вели стадную жизнь, не имели жилищ, не знали огня, гибли от наводнений. Земли было много, людей мало. Постепенно они научились строить жилища на деревьях, стали добывать огонь трением, одеваться в шкуры животных. Потом провели каналы, стали строить дома. Мужчины освоили обработку полей, женщины — ткачество. Народонаселение увеличилось, люди стали жить семьями и «управлялись сами собой». Но жизнь людей была очень тяжелой — «ныне даже труд раба не такой горестный». Потом возникло наследование власти, появились богатство и бедность, люди начали «отчаянно бороться за клочок земли». В таком обществе стали необходимы законы и наказания. «То, что было применимо в древности, ныне оказалось неприменимым», ибо изменились условия жизни, а с ними и нравы людей. «Если… желать великодушной и мягкой политикой управлять народом в напряженную эпоху, то это все равно что без узды и плети править норовистой лошадью»10. Завершающим этапом цивилизации философ считал единую монархическую державу, которая должна охватить всю Поднебесную.

Исходя из исторической концепции Хань Фэйцзы можно сказать, что легистам было свойственно понимание человеческой истории как процесса развития: от времен дикого состояния человечества до конечного, завершающего этапа — достижений тогдашней цивилизации, апогеем которой должен был быть легистский идеал общественно-государственного устройства.

Легисты, будучи и теоретиками и практиками, видели свою задачу в осуществлении этого идеала. Хань Фэйцзы отрицал абсолютное значение и ценность древней традиции. Он отвергал и конфуцианское и моистское этико-политические учения как взаимопротиворечивые и ложные, тянущие общество назад, в отжившее прошлое.

Легисты толковали «дао» как естественный путь развития природы, не оставляя места для сверхъестественных сил и рока. Хань Фэйцзы высказывался против поклонения богам и духам, против жертвоприношений, религиозной мистики и суеверий. «Государство приходит в упадок… когда люди служат демонам и богам, верят предсказателям, гадателям и магам, изощряются в жертвоприношениях», — заявлял Хань Фэйцзы. Он утверждал, что вера в духов несовместима с соблюдением закона: «Кто возлагает надежду на духов, пренебрегает законом». Хань Фэйцзы критиковал культ предков, говорил о его бессмысленности и вреде для людей, о его несоответствии запросам действительной жизни.

Атеистическая система взглядов Ян Чжу

В процессе развития материалистического мировоззрения и борьбы с религиозно-идеалистической идеологией в IV в. до н. э. сложилась атеистическая система представлений замечательного мыслителя древности Ян Чжу (прибл. 440–360 гг. до н. э.), бесстрашного борца за свободу личности, противника религиозных суеверий.

Ян Чжу происходил из среды небогатых общинников. Он не принадлежал ни к одной из «школ». Произведения Ян Чжу не сохранились, хотя в его время, по свидетельству Мэнцзы, «слова Ян Чжу заполнили Поднебесную». Его идейные враги сделали все, чтобы «заткнуть рот Ян Чжу». О взглядах Ян Чжу можно узнать лишь из сочинений других философов, как правило его идейных противников. В произведении «Лецзы» сохранилась часть, посвященная Ян Чжу, — это важнейший источник сведений о его учении.

Центральным пунктом мировоззрения Ян Чжу было наивноматериалистическое учение о человеке как свободной личности. Ян Чжу учил, что природа и человек как ее составная часть подчинены необходимости («дао»), заложенной в самих вещах. В объективно существующем мире все «совершается само собой». «Все следует предоставить естественному течению». Человек должен постичь «дао» (закон природы) и не действовать вопреки ему.

Считая человека элементом природы, Ян Чжу принципиально не выделяет его среди остальных ее существ. Человек состоит из тех же «пяти первоэлементов», что и вся природа, отличаясь от других живых организмов лишь разумом.

Своим учением о человеке философ по сути защищал материалистический тезис о единстве мира. Широко распространенное представление о мире как единстве неба, земли и человека приобретает у Ян Чжу атеистический характер, ибо у него небо, земля и человек, будучи частью природы, не подчинены какой-либо надмировой, сверхъестественной разумной силе. Здесь отчетливо выявилась атеистическая трактовка философом понятия неба, отрицающая его божественную сущность. Небу, как управляющему людьми сознательному началу, Ян Чжу противопоставляет универсальный принцип естественной необходимости, проявляющейся, в частности, в законе жизни и смерти.

Решение проблемы жизни и смерти ставит Ян Чжу в один ряд с величайшими атеистами древнею мира. Ян Чжу считает смерть закономерным актом. «Согласно закону природы, не существует бессмертия, согласно закону природы, нет вечной жизни», — заявляет мыслитель. Признать неизбежность смерти — это и значит следовать естественному закону «дао».

Ян Чжу открыто и смело бросил вызов религии.

Прогресс естественнонаучных и гуманитарных знаний в эпоху древнекитайских империй

Возникшая в 221 г. до н. э. на территории Китая первая древняя империя Цинь просуществовала всего около полутора десятка лет, но она заложила социально-политическую основу созданной на ее развалинах древнекитайской империи Хань (конец III в. до н. э. — начало III в. н. э.).

В ханьский период успешно развивались различные отрасли точных наук — астрономия, математика, медицина, физика, механика, акустика. В 28 г. до н. э. ханьские астрономы впервые обнаружили существование солнечных пятен. Достижения в области физики были связаны с изобретением в Древнем Китае первого в мире компаса. Получил разработку закон механики о действии и противодействии. Ханьские ученые занимались исследованием явлений резонанса и законов гармонии. Чжан Хэн (78—139 гг.) впервые в истории сконструировал прототип сейсмографа, создал небесный глобус, описал 2500 звезд. Им была разработана теория сферичности Земли и безграничности вселенной во времени и пространстве. Получили развитие агрономия и биология. Ханьские математики составили энциклопедию «Искусство счета в девяти книгах», они знали десятичные дроби, отрицательные числа, уточнили значение числа я. Достижением мирового значения было изобретение в Китае на рубеже нашей эры бумаги.

Ханьская эпоха подвела итог всей древней культуры Китая. При дворах меценатов и императоров создаются обширные библиотеки, осуществляется сбор, редактирование и комментирование древних памятников. Важнейшие своды — «Книга песен» («Шицзин»), «Книга истории» («Шуцзин»), «Книга перемен» («Ицзин») — были записаны в это время. По сути все, что осталось от древнекитайского наследия, дошло до нас благодаря записям, осуществленным в ханьский период. Тогда же зародилась филология, поэтика, были составлены первые словари. Стали создаваться крупные произведения художественной прозы, прежде всего исторической.

Успехи естественнонаучных и гуманитарных знаний создали основу для развития научного мировоззрения и ханьской материалистической и атеистической мысли. Это нашло отражение, в частности, в творчестве замечательного естествоиспытателя Хуань Таня, выступившего непримиримым врагом суеверий в трактате «Новые рассуждения» («Синь-лунь»), и особенно у великого китайского просветителя и атеиста Ван Чуна.

Материалистическая философия противостояла в тот период не только отдельным, разрозненным идеалистическим взглядам и школам, но прежде всего официальной религиозной доктрине империи — ханьскому конфуцианству.

Даосская «ересь»

Под влиянием социальных и идеологических процессов, происходивших в империи, конфуцианство продолжало трансформироваться. На рубеже нашей эры в нем образовалось два основных толка: мистический, продолжавший линию иррационализма, школа «Новых текстов» — и противостоявшая ей, с элементами рационализма, школа «Старых текстов». Государство все активнее использовало в своих классовых интересах конфуцианство, вмешивалось в борьбу толков, которая становилась все ожесточеннее. Император выступал инициатором религиозно-философских диспутов, добиваясь по политическим причинам прекращения раскола конфуцианства. Собор конца I в. н. э. формально положил конец разногласиям в конфуцианстве, признал ложной всю апокрифическую литературу и утвердил мистическую доктрину школы «Новых текстов» в качестве официальной ортодоксии.

Торжество школы «Новых текстов» знаменовало теократическое оформление императорской власти. Идеей небесного провидения она обосновывала предначертанность вручения «небесного мандата» императорам династии Хань, утверждая религиозной санкцией их право на власть.

В конце II в. на камне был высечен «государственный экземпляр» конфуцианского канона «Пятикнижия» в версии школы «Новых текстов». С этого времени нарушение конфуцианских заповедей рассматривается как «наитягчайшее преступление».

В противовес стремлению господствующего класса закрепить в области идеологии монополию конфуцианства в ханьский период получает развитие оппозиционный ему религиозный даосизм, который к тому времени окончательно разделился на два направления. Одно из них — чисто философское — продолжало развивать наивно-материалистическое учение о «дао». Другое, связанное с народными верованиями, стало оформляться в систему религиозных представлений.

Проповедью равенства всех перед богами и осуждением богатства даосская «ересь» привлекала к себе широкие массы. Близкое к даосской «ереси» учение тайной секты «Тайпиндао» («Путь всеобщего благоденствия»), с элементами эсхатологических и мессианских настроений, отличавшееся демократическим уставом и боевым духом, стало знаменем мощного движения «Желтых повязок», охватившего в конце II в. всю империю Хань и нанесшего ей смертельный удар.

Тенденция к превращению ряда социально-философских учений древности в религиозно-философские, а то и просто в религиозные доктрины свидетельствовала о глубинных сдвигах в общественной и культурной жизни Поздней империи Хань и вызревавших в ее недрах кардинальных переменах в базисе и надстройке.

Воинствующий материалист, атеист и просветитель Ван Чун

На период могущества Поздней империи Хань приходится творчество выдающегося мыслителя Древнего Китая Ван Чуна (27—104 гг.).

Ван Чун был человеком воинствующего свободомыслия и высокого гражданского мужества, страстным просветителем и борцом за свои научные убеждения. В обстановке усиленного идеологического нажима он имел смелость бросить вызов догмам конфуцианства, религиозной мистике и суевериям эпохи.

Ван Чуну принадлежит блестящий острополемический трактат «Критические рассуждения» («Лунь хэн»), в котором изложена система материалистической философии. О сути своего произведения философ говорил, что оно проникнуто чувством «отвращения ко всяким фикциям и лжи».

Значительную часть своего труда Ван Чун посвятил научному разоблачению конфуцианской теологической концепции о сознательной Воле Неба и идее Небесного воздаяния. Обожествлению Неба философ противопоставлял материалистическое и атеистическое в своей основе утверждение, что «небо есть тело, подобное земле».

Свои положения Ван Чун обстоятельно доказывает, обосновывает остроумными, доходчивыми примерами, «понятными каждому». Так, он рассуждает: «Некоторые полагают, что небо порождает все пять злаков специально для кормления людей, выращивает шелковую нить и коноплю лишь для того, чтобы людей одеть. Но это все равно что утверждать, будто бы небо является рабом или рабыней, которые возделывают землю и кормят шелкопрядов для людей. Это суждение ложно, оно противоречит естественности самих вещей» («Лунь хэн»). Разоблачая идею Небесного воздаяния, Ван Чун пишет: «Стихийные бедствия не предназначены небом для того, чтобы карать людей. Изменения природных стихий происходят естественно, самостийно, а человек, не понимая этого, трепещет в страхе перед ними. Если же людям все как следует объяснить, то можно избавить человечество от этой тревоги». В подтверждение своей мысли философ приводит многочисленные факты и заключает: «Итак, стихийные бедствия вызываются самоестественно мельчайшими материальными частицами („ци“). Небо не проявляет себя сознательными деяниями, не обладает способностью познания» («Лунь хэн»).

Ван Чун провозглашал единство, вечность и материальность мира. В своем объяснении единства бытия он исходил из материальной субстанции «ци», продолжая традиции древнекитайской натурфилософии и развивая гипотезу Лецзы об атомистическом строении вещества. Все в природе возникает естественно, как результат сгущения этой субстанции, все рождается из «ци» независимо от сверхъестественных сил.

Философ отрицал врожденное знание, мистическую интуицию, которой конфуцианцы наделяли древних мудрецов, видел единственный путь познания в чувственном восприятии реального мира. «Если человек не видит и не слышит окружающего, у него не может быть и представления о нем», — считал он.

Человек трактуется мыслителем как неотъемлемый элемент вселенной, но вместе с тем он выделяется из остальной природы как единственный из всех ее существ, обладающий разумом. «Среди существ, рождаемых небом и землей, человек является наиболее ценным, и эта ценность определяется его способностью к знанию», — заявлял Ван Чун. «Природа неба и земли проявляется в человеке в наивысшей степени» («Лунь хэн»).

Ван Чун высказывает гениальную мысль о диалектическом единстве жизни и смерти. «Все, имеющее начало, должно иметь свой конец; все, имеющее конец, должно иметь свое начало… Смерть есть результат рождения; в рождении заложена неизбежность смерти», — заявлял ученый. «Среди существ, несущих в жилах кровь, нет таких, которые не умирали бы. Как же человек, такое же животное существо по своей материальной сущности, может быть бессмертным?» «Человек — это живой организм, и животное— живой организм. Когда животное околевает, оно не становится духом, так же и человек после смерти не превращается в духа» («Лунь хэн»).

В главе «Рассуждение о смерти» философ подвергает резкой критике конфуцианский культ предков и идею физического бессмертия религиозного даосизма. Ван Чун, как уже говорилось, безоговорочно отвергал мысль о бессмертии души и учил, что человек, как и все живые существа, после смерти подвергается полному уничтожению. «Мертвые не превращаются в духов, не обладают способностью к познанию и не могут приносить вред людям», — заявлял он и доказывал это, исходя из логики научных рассуждений. «…Основу жизненного духа составляет тончайшая материальная субстанция крови, умирает человек — останавливается ток его крови, исчезает субстанция „ци“… тело становится прахом. Откуда же взяться духу умершего?..» («Лунь хэн»)

«…Не родившись, ни один из людей не обладает способностью познания, — писал Ван Чун. — До момента своего рождения человек пребывает в изначальной материи („ци“), в нее же и возвращается после смерти; как же можно предполагать у умершего человека наличие сознания? Ведь после смерти разлагаются все пять внутренних органов его тела; разрушается и вместилище разума, а с его исчезновением исчезает и то, что называют разумом. Не существует такого рода жизненной энергии, которая не обладала бы плотью, а обладала бы лишь одним сознанием» («Лунь хэн»).

Свои доказательства Ван Чун часто подкрепляет остроумными сравнениями и примерами. Так, опровергая существование духов умерших, он рассуждает: «Бывает, что кто-то убит, а убийцу не могут найти, и даже родные не знают, где находится труп убитого… Если бы мертвые превращались в духов, то душа убитого непременно явилась бы к родным и сказала, где находится его труп. Душа убитого, несомненно исполненная чувством мести к убийце, обязательно нашла бы возможность довести до сведения властей, кто убийца… Но убитый ничего этого сделать не в состоянии, что и доказывает, что мертвые не обладают сознанием, не превращаются в духов» («Лунь хэн»).

Ван Чун был одним из образованнейших людей древнего мира, обладал энциклопедическими знаниями. Направляя основное острие своей полемики против конфуцианской теологии, Ван Чун вместе с тем ставил перед собой просветительские задачи, подвергая беспощадной критике с рационалистических позиций всевозможные предрассудки и суеверия, магическую и мантическую практику, имевшую повсеместное распространение в обыденной жизни.

Выходец из небогатой и незнатной семьи, Ван Чун с симпатией относился к простому народу. Создавая свои произведения, философ придавал особое значение простоте и ясности стиля изложения. «Я стремлюсь к тому, чтобы быть понятным простым людям», — заявлял мыслитель.

Материалистические и атеистические идеи Ван Чуна оказали огромное влияние на развитие прогрессивной мысли Китая. Но в современной ему действительности учение Ван Чуна не могло получить признания. Великое произведение гениального вольнодумца подверглось преследованию за критику Конфуция и было предано забвению. Лишь спустя тысячелетие его рукопись была случайно обнаружена, и мир узнал о выдающемся атеисте, материалисте и просветителе древности.

* * *

1 По традиции эпоха Чжоу делится на Западное, или Раннее, Чжоу (XI–VIII вв. до н. э.) и Восточное, или Позднее, Чжоу (VIII–III вв. до н. э.), включающее периоды «Весны и Осени» и «Борющихся царств».

2 Шицзин. М., 1957, с. 405–406.

3 Хрестоматия по истории древнего Востока. М., 1963, с. 434.

4 Шицзин, с. 255.

5 Китайская традиционная историография представляет первой исторической династией Иньскую и датирует ее XVII–XI вв. до н. э. Современная синология считает Инь предгосударственным или раннегосударственным образованием, относя его ко второй половине I-го тысячелетия до н. э.

6 Цит. по: Литература древнего Востока. М., 1971, с. 270.

7 См.: Шуцкий Ю. Основные проблемы истории текста «Лецзы». — Записки коллегии востоковедов при Азиатском музее АН СССР, т. III, вып. 2. Л., 1928, с. 279–288; Позднеева Л. Д. Атеисты, материалисты, диалектики Древнего Китая. М., 1967; Ян Хиншун. Материалистическая мысль в древнем Китае. М., 1984, с. 90–91.

8 Моцзы буквально означало «учитель Мо»; «учителями» величали также и Лецзы, Чжуанцзы, Лаоцзы, Кунцзы и других основателей древнекитайских учений и «школ» в тот период.

9 Цит. по: Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух томах, т. I. М., 1972, с. 191–192.

10 Цит. по: История древнего мира. Кн. 2. Расцвет древних обществ. М., 1983, с. 527.

жүктеу/скачать 2.43 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: