А. И. Донцов психологическое единство коллектива
ПРОБЛЕМА ГРУППОВОЙ СПЛОЧЕННОСТИ
жүктеу/скачать 304.5 Kb.
|
| ПРОБЛЕМА ГРУППОВОЙ СПЛОЧЕННОСТИ
В ЗАРУБЕЖНОЙ ПСИХОЛОГИИ Понятие малой группы Первое, на что обращаешь внимание при знакомстве с современными определениями малой группы в западной литературе, – их «синтетический», составной характер. Само явление «группа» настолько сложно и многообразно, что обстоятельные и осторожные исследователи предпочитают называть не один-единственный его признак, а целый перечень их. Два примера. Вот «реестр» необходимых и достаточных характеристик малой группы, который приводят чаще всего цитируемые патриархи американской социальной психологии Д. Картрайт и А. Зандер в известной книге «Групповая динамика», авторами и редакторами которой они являлись3. Группу составляет собрание индивидов, которые часто взаимодействуют друг с другом; определяют себя как члены одной группы; разделяют общие нормы; участвуют в единой системе распределения ролей; идентифицируют себя с одними и теми же объектами и ценностями; воспринимают группу как источник субъективного удовлетворения; находятся в кооперативной взаимозависимости; ощущают себя как некоторое единство; координируют действия в отношении к тому, что не является группой. Этот перечень намеренно не сведен авторами в систему и интегрирует те характеристики, которые в разных работах приписываются совокупности индивидов как группе. Более упорядоченно подходят к перечислению должных качеств группы известные французские социальные психологи Д. Анзье и Ж. Мартен. С их точки зрения4, малая группа характеризуется относительно небольшим, ограниченным числом членов, так что каждый способен выработать индивидуализированное мнение о других и аналогичным образом быть воспринятым ими; совместным достижением общей цели, отвечающей различным интересам членов группы; эмоциональными взаимосвязями между членами группы; сильной взаимозависимостью образующих группу лиц, связанных чувством солидарности; дифференциацией ролей между членами группы; выработкой общих норм и специфической групповой культуры. Итак, перед нами два достаточно пестрых списка необходимых характеристик группы. Ни один из них не претендует на научную строгость, они представляют собой, скорее, некоторый описательный портрет того, что есть малая группа, точнее, какой она должна быть. Каковы же главные, отличительные черты малой социальной общности? Присмотримся пристальнее к приведенным спискам необходимых группе качеств. Обратим поначалу внимание на сам принцип их вычленения, в сущности, идентичный в обоих перечнях, кажущихся столь несхожими. Заметим, во-первых, что в них ни разу не упомянуты объективные предпосылки возникновения группы, ее собственно социальные характеристики. Во-вторых, и там и здесь исходная точка отсчета – индивидуальные, чисто субъективные факторы формирования группы. Более конкретно, в качестве одного из решающих критериев существования социальной общности французскими авторами выдвигаются, к примеру, четкость и детализированность индивидуальных впечатлений членов группы друг о друге. О значимости, которая придается авторами этому признаку группы, свидетельствует уже то, что он поименован первым номером. В популярном в научной литературе определении группы, принадлежащем видному американскому специалисту Р. Бейлзу, процессам взаимовосприятия также отводится весьма почетная роль. «Малая группа, – пишет он, – может быть определена как некоторое число людей, активно взаимодействующих друг с другом в ходе одной или нескольких встреч лицом к лицу, в процессе которых каждый получает определенное представление обо всех остальных, достаточное, чтобы в меру способностей различить их и личностно реагировать на любого другого члена группы либо непосредственно во время встречи, либо позже, вспомнив, как минимум, что он также присутствовал»5. Может показаться, что акцент на специфике восприятия человека человеком в условиях группы – не более чем малозначимая прихоть цитированных авторов. Возможно, лишь оригинальный способ решения старой и бесплодной дискуссии о количественных границах малой группы. Число членов в ней определяется, мол, не собственно конкретной цифрой, а тем, чтобы у каждого мог сложиться образ других как личностей. Красивое решение поднадоевшей «количественной проблемы» и только? Вдумаемся. Вне наличия конкретных людей, составляющих группу (какими бы особенностями эти люди ни обладали, включая и способность познавать себе подобных), человеческой общности возникнуть не может. Эта истина столь же бесспорна, сколь тривиальна. Однако правомерно спросить, может ли группа быть определена только на основании знания о входящих в нее индивидах с их мнениями, впечатлениями, восприятиями и пр.? Такое знание необходимо, но достаточно ли?! Возможно, вывод о субъективизме западного понимания группы будет поколеблен, возьми мы за основу иной, более существенный признак? Вспомним списки необходимых характеристик группы. Вне всякого сомнения, центральным здесь является признак взаимозависимости членов группы, проявляющейся прежде всего в форме взаимодействия в процессе реализации групповой цели. «Не сходство или различие определяют то, принадлежат ли два индивида к одной группе, – писал К. Левин, единодушно признающийся отцом американской социальной психологии, – но взаимодействие или другие типы взаимозависимости»6. «Малая группа представляет собой некоторое число лиц, взаимодействующих друг с другом в течение некоторого времени и достаточно малочисленных, чтобы иметь возможность контактировать друг с другом без посредников, лицом к лицу»7 – это мнение видного американского психолога Д. Хоманса. Близких высказываний можно привести множество. Итак, взаимодействие как основной признак группы. Что же оно собой представляет? Непререкаемый авторитет по данному вопросу в социальной психологии США М. Дойч различает два основных типа взаимодействия: кооперативное и конкурентное. В первом случае достижение человеком собственной цели способствует реализации цели его партнера по взаимодействию, во втором – затрудняет либо вовсе исключает. С этой точки зрения, полагает М. Дойч, психологически группа существует в той мере, в которой составляющие ее индивиды воспринимают себя кооперативно взаимосвязанными. Говоря о группе как о «системе взаимодействующих лиц», М. Дойч подчеркивает, что отнюдь не всякая совокупность индивидов образует группу. Для этого люди должны иметь некоторые мотивы, интересы или ценности, реализацию которых они видят возможной через кооперативное взаимодействие друг с другом, само же взаимодействие должно строиться и развиваться так, чтобы стимулировать у каждого члена группы потребность и в дальнейшем взаимодействовать на основе кооперации. Как видим, и группа, и кооперативное взаимодействие на деле рассматриваются лишь как средство удовлетворения индивидуальных потребностей, интересов и целей. Идея о том, что принадлежность человека к группе, взаимодействие с другими людьми ориентированы прежде всего на получение некоторого «барыша», субъективной «выгоды», чрезвычайно характерна для западной науки. Если М. Дойч, будучи ее сторонником, не выносит ее в определение группы, другие авторы в данном отношении более откровенны. «Наше определение группы, – пишет Р. Кэттел, – совокупность индивидов, в которой существование всех используется для удовлетворения каких-либо потребностей каждого»8. Почему, анализируя процесс взаимодействия, исследователи вдруг вплотную обратились к проблеме индивидуальной удовлетворенности? Такое обращение произошло не случайно, оно полностью соответствует основным догматам ведущего направления американской психологии, именуемого бихевиоризмом, согласно которому решающим стимулом поведения является внешнее подкрепление. Если оно положительное – поведение повторяется и закрепляется, отрицательное – тормозится и исключается. Этот основной тезис ортодоксального бихевиоризма по существу выступил центральным принципом, объясняющим возникновение группы. И именно это положение, в несколько осовремененном виде, роднит различные концепции и течения в западной психологии малых групп. Проследим логику внедрения и развития этой идеи. Пункт первый, исходный. В той же степени, как никакое действие не может осуществляться, не будучи предвосхищаемо ожиданием позитивных последствий, социальное взаимодействие также осуществляется лишь постольку, поскольку служит источником удовлетворения участвующих в нем людей. Пункт второй. Взаимодействие – основа группы, следовательно, ее членом становятся лишь в надежде посредством этого взаимодействия удовлетворить личные интересы и цели. Но почему именно к данной группе стремится принадлежать (принадлежит) человек? Есть ответ и на этот вопрос: поскольку в ней он надеется полнее удовлетворить свои интересы, чем вообще не будучи включенным в группу или являясь членом иных групп. Во всяком случае, все доступные ему группы не способны, по его оценкам, превзойти собственную в размерах получаемых им преимуществ. Пункт третий. Если объем получаемой выгоды падает ниже определенного уровня, человек покидает группу. Если же, учитывая взаимозависимость членов группы, он сам перестает вносить необходимый вклад в удовлетворение потребностей других, то изгоняется из нее. При том условии, что каждый член группы находит от пребывания в ней больше пользы, чем в любой другой, данная группа – наилучшая из всех возможных, поскольку предоставляет каждому максимум доступных преимуществ. Пункт четвертый, итоговый. Группа – совокупность свободно объединившихся, равно полезных друг другу индивидов, в процессе взаимодействия удовлетворяющих личные запросы и желания. Именно такова логика внедрения «принципа подкрепления» в анализ социально-психологических феноменов группы и, в частности, механизмов образования малой социальной общности. Как видим, утверждение об индивидуализме западного понимания группы от обращения к ее ведущей характеристике – взаимозависимости входящих в группу людей – не только не было поколеблено, но даже своеобразно дополнено. За социально-психологическими исследованиями группы вырисовывается модель человека не просто свободного от социальных обязательств индивидуалиста, а индивидуалиста-прагматика, исповедующего сугубо утилитарный подход к миру и окружающим людям и руководствующегося лишь принципом удовольствия. Трактовка человеческого поведения как некоего «платежа» за предоставленные услуги, в терминах «прибыли», «издержек» и других торговых категорий чаще всего объясняется западными авторами задачей упрощения, формализации, позволяющей использовать некоторые математические модели. Решающую роль в этом сыграли, однако, не «чисто» научные (хотя и нельзя отрицать их присутствия), а объективные социальные причины. Прагматически корыстная концепция движущих сил поведения человека – закономерное отражение в сфере социально-психологического знания тех объективных процессов, которые характеризуют социальную действительность капиталистического общества. «Представляющееся совершенно нелепым сведение всех многообразных человеческих взаимоотношений к единственному отношению полезности, – писали К. Маркс и Ф. Энгельс в «Немецкой идеологии», – эта по видимости метафизическая абстракция проистекает из того, что в современном буржуазном обществе все отношения практически подчинены только одному абстрактному денежно-торгашескому отношению»9. Слова, пророческие для новейших концепций личности и группы в западной социальной психологии. Позвольте, вправе воскликнуть читатель, а как же извне заданная цель, которая тем не менее должна быть реализована этой свободной ассоциацией «кооперативно взаимосвязанных» прагматиков!? Может ли вообще (а если да, то как) функционировать подобная эмоционально-корыстная общность? Не искажает ли данный субъективно-психологический «портрет» группы тот оригинал, которому он должен бы соответствовать? Понятно, что анализируя жизнедеятельность естественной организованной группы, никак нельзя пройти мимо того очевидного факта, что группа, раз уж она организована, должна выполнить свое предназначение. Ведь именно это, в конечном счете, является залогом ее существования, вне чего не могли бы быть удовлетворены какие бы то ни было потребности включенных в нее лиц. Это обстоятельство нашло отражение в почти аксиоматичном для современной западной социальной психологии утверждении о том, что в группе могут быть выделены две взаимосвязанные, но не совпадающие структуры. Сами эти структуры называются по-разному, чаще всего внешней и внутренней. Согласно Д. Хомансу, внешняя структура предназначена для адаптации к внешней среде и, будучи «ответственна» за реализацию поставленной перед группой цели, выполняет продуктивную, называемую еще инструментальной, функцию. Внутренняя структура предназначена для поддержания существования группы как психологической целостности, выполняет эмоциональную функцию разрешения межличностных противоречий. Р. Кэттел, двумя годами ранее предложивший близкую по смыслу концепцию поведения группы как целого, также отмечает, что общее количество «индивидуальной энергии», привносимой каждым человеком в группу, расходуется на два типа несовпадающих деятельностей, одна из которых направлена на достижение внешней цели, вторая – на сплочение реализующих эту цель индивидов10. Аналогичные примеры можно было бы продолжить. В каждом из них варьируется одна и та же идея: в группе могут быть выделены две структуры, одна из которых связана с целью групповой деятельности, другая – с областью межличностных отношений. При этом подчеркивается, что психологическое единство группы обеспечивается именно за счет внутренней, неформальной структуры. Подведем некоторые итоги. С одной стороны, малая группа понимается как система кооперативно взаимосвязанных индивидов, откуда должно бы следовать, что истоки ее единства необходимо искать в процессах деятельностной кооперации. С другой стороны, продуктивным аспектам групповой жизнедеятельности, нацеленным на решение совместной задачи, фактически отказано в роли интегрирующего фактора. Но ведь именно реализация общей цели обусловливает необходимость кооперативного взаимодействия между членами группы, что, кстати, не отрицается и самими западными авторами. Противоречие? Несомненно. В одном случае основой групповой целостности признается реализующееся в совместной деятельности кооперативное взаимодействия людей, в другом – внедеятельностные, чисто эмоциональные связи между ними. Какие причины обусловили возникновение и сосуществование этих взаимоотрицающих трактовок? Они, естественно, неоднозначны, но едва ли не важнейшая роль среди них принадлежит принципам эмпирического изучения и теоретического осмысления групповой деятельности. Засилье метода лабораторного экспериментирования, призванного, якобы, обеспечить получение «строго достоверного» знания, не может не вносить систематических искажений в канонизируемый западной психологией облик малой группы, в том числе и в понимание процессов внутригруппового взаимодействия. Весьма показательно с этой точки зрения выработанное в западной психологии представление о фазах, которые в процессе своей эволюции проходит группа. Подчеркнем, что хотя в конкретных случаях и допускается известное отклонение от этой схемы развития, речь идет о фазах эволюции любой (!) малой группы. Первая фаза – образование группы: познакомившись, индивиды обмениваются информацией о собственных потребностях, компетенции и пр. Вторая – выбор общей цели: оценив совокупные интересы и ресурсы, члены группы решают посвятить себя определенной деятельности, которая более или менее прямо приведет их к субъективному удовлетворению. Третья – окончательная дефиниция цели и уточнение средств действия. Четвертая – выработка способа распределения выигрышей каждого от общего результата. Пятая фаза – распределение индивидуальных заданий между членами группы. Шестая – собственно реализация цели. Возможно, что в некоторых случаях подобная схема эволюции и адекватная развитию группы. Но имеет ли она отношение к реальному трудовому процессу, который только и дает примеры высших форм кооперации? По-видимому, весьма поверхностное. Лабораторные исследования детерминант групповой деятельности, вскрывая поверхностный слой межличностных контактов, не только не открывают, но и не могут открыть реальных социальных условий формирования рабочих групп на капиталистическом производстве. Более того, эти условия нередко предстают в неузнаваемо искаженном виде, а установленные в лаборатории зависимости мистифицируют действительную природу изучаемых явлений. В качестве универсального предлагается, например, облик малой социальной группы как свободной ассоциации добровольно объединившихся индивидов, в процессе кооперативного взаимодействия удовлетворяющих частные нужды. О каких же это реальных социальных общностях идет речь? Оказывается, о персонале промышленных предприятий, фирм и корпораций, финансирующих большую часть социально-психологических исследований в капиталистических странах и являющихся одним из главных потребителей их практических рекомендаций. Французский психолог-марксист Ж. Пуату, глубоко проанализировавший идеологическую подоплеку трактовки малой группы в американской социальной психологии, справедливо подчеркивает, что понятие группы дважды фальшиво: «С одной стороны, оно искажает действительность, представляя как свободную ассоциацию добровольно скооперировавшихся индивидов то, что на деле является кооперацией, организованной капиталом и основанной на экономическом принуждении рабочих, лишенных средств производства. С другой стороны, оно калечит реальность, «забывая» тот факт, что в системе капиталистического производства коллективный рабочий является производителем прибавочной стоимости, т.е. что люди, его составляющие, эксплуатируются объединившим их капиталом»11. Сказано, на наш взгляд, предельно четко. Попытки представить организованный и эксплуатируемый капиталом коллективный труд как обусловленный свободным волеизъявлением рабочих достаточно традиционны для буржуазной социальной науки и не являются нововведением психологов. Предвосхищая такую возможность, К. Маркс писал в «Капитале»: «Так как все развитые формы капиталистического процесса производства суть формы кооперации, то нет, конечно, ничего легче, как абстрагироваться от свойственного им антагонистического характера и расписать их в виде форм свободной ассоциации»12. Одним из плодов подобного абстрагирования и выступило стилизованное под патриархальную старину понятие малой группы. Однако столкновение с действительностью неминуемо обнажает идеализированность социально-психологического «портрета» группы, выявляя его многочисленные противоречия и неувязки. Часть из них обусловлена намерением выдать желаемое за действительное, часть – объективной неоднозначностью исследуемых явлений. Кооперативная взаимосвязь членов группы – безусловная основа ее существования. Столь же несомненно, что принадлежность человека к группе, предполагающая его включенность в систему кооперативного взаимодействия с другими ее участниками, удовлетворяет какие-либо его индивидуальные потребности. Но только ли этими потребностями и желаниями предопределено место человека в системе взаимодействия? Да и сам факт существования данной системы, является ли он лишь итоговой сумой частных намерений образовать группу, вступив в контакт с другими? Конечно, нет. «Малая группа, – справедливо подчеркивает Г.М. Андреева, – задается определенной потребностью общественного разделения труда и вообще функционирования общества. Так, производственная бригада возникает в связи с возникновением нового производства, школьный класс – в связи с приходом нового поколения в систему образования… Во всех этих случаях причины возникновения малой группы лежат вне ее и вне индивидов, ее образующих, в более широкой социальной системе»13. Реальные малые группы в условиях капиталистического производства не развиваются по дистиллированным закономерностям лабораторных опытов, согласно навязываемым им концептуальным схемам. Здесь-то и скрыт ответ, почему, постулировав красивую схемку «взаимная удовлетворенность – кооперативное взаимодействие – малая группа», западные психологи столь противоречивы в вопросе о том, как же все-таки группа существует и от чего зависит ее сплоченность. Однако этот вопрос – о природе групповой сплоченности – заслуживает специального рассмотрения. жүктеу/скачать 304.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|