Однако в разных герцогствах будущей Германии процесс феодализации и роста крупного вотчинного землевладения шел неодднаковыми темпами: например, в Саксонии он значительно подвинулся вперед лишь после франкского завоевания, тем более что лишь оно создало условия для христианизации Саксонни и, следовательно, для роста в этом герцогстве крупного церковного землевладения; оно же способствовало и усилению светских вотчинников — путем насаждения в Саксонии франкского института графов, постройки бургов и раздачи земель в бенефиции королевским должностным лицам и вассалам.
Но еще в середине IX в. торжество крупного вотчинного землевладения в Саксонии было далеко не полным, о чем свидетельствует ход восстания Стеллинга в 841—843 гг.: в этом восстании наряду с полусвободными саксами (lazzi) приняли участие и свободные (frilingi), которые частично уже впали в зависимость от эделингов; против этих последних, как против господ и крупных землевладельцев, и было направлено восстание. Его характер и ход указывают, таким образом, на наличие
2Чтобы убедиться в замедленности процесса поглощения мелкой земельной соб
ственности крупным землевладением в Германии сравнительно с Францией, доста
точно сопоставить картулярии и полиптики Южной и Западной Германии (как раз
областей с более развитыми феодальными отношениями, чем, например, Саксония)
с соответствующими западнофранкскими источниками того же периода: например,
Лоршские, Фульдские, Вейсенбургские, Сен-Галленские грамоты конца VIII — начала
IX в. с данными Реймсского или Сен-Жерменского полиптика (в частности, его
гл. XII). К тем же выводам приводит и сопоставление различных сборников
формул, отражающих поземельные отношения разных местностей Галлии (гал-
ло-римская и салическая группа), а также Алеманнии и Баварии. Ср. G. Саго. Die
Landgiiter in den frankischen Formelsammlungen.— «Historische Vierteljahrschrift»,
1903, IV.
3Ср. «Образцы описей земель церковных и королевских» (Brevium exempla ad
discribendas res ecclesiasticas et fiscales.— Capitularia regum Francorum, ed. A. Bore-
tius, t. I. Hannoverae, 1883, № 128). Повинности рабских мансов в «Полиптике» и в
образцах описей аналогичны. Но в качестве показателя стадий закрепощения свобод
ных собственников важна именно разница в повинностях свободных мансов.
236
резкого социального расслоения в саксонском обществе середины IX в. и на рост крупного землевладения (факты и явления, несомненно имевшие место еще до франкского завоевания). В то же время самая возможность восстания Стеллинга и социальный состав его участников говорят о том, что этот процесс находился еще в стадии становления и что слой равноправных свободных саксов, составлявший когда-то ядро саксонского племени, еще не целиком и не окончательно превратился в совокупность зависимых держателей крупных вотчинников. Во Франконии, Баварии и Алеманнии (Швабии) этот процесс зашел более далеко, но и там отнюдь не достиг своего завершения.
Наряду с этим в Германии IX — начала X в. наблюдается недоразвитость тех феодальных отношений, которые в эпоху торжества феодализма оформляют структуру самого господствующего класса и закрепляют его господство над зависимыми держателями: речь идет о ленной системе и иммунитете. В то время как в Западнофранкском государстве королевская власть в лице Карла Лысого уже в середине и второй половине IX в. (в 847 и 877 гг.) вынуждена была признать торжество сеньората и наследственность должности графа, т. е. фактическое ее превращение в феод, лен, в Германии еще в начале X в. ни ленная система, ни иммунитет не достигают полного развития. Конечно, и во Франции полнота иммунитета и торжество ленной системы не везде были достигнуты в одинаковой мере 4. Иммунитетные пожалования IX — начала X в. предоставляют крупным церковным и светским вотчинникам право низшей юрисдикции над их несвободными держателями, но в делах, касающихся свободных держателей, а тем более в тяжбах между держателями данной вотчины и посторонними ей лицами (extranei) вотчинный суд является лишь первой (а для посторонних данной вотчине элементов и необязательной) инстанцией, а второй и решающей остается суд королевского должностного лица — графа. «Крупные судебные дела» (убийство, разбой, изнасилование, так называемые causae majores) тоже изъяты из ведения иммуниста.
Иммунитетные привилегии запрещают графу и его помощникам лично являться на территорию иммунитетной вотчины без разрешения ее владельца; они суживают права графа в области взимания налогов и созыва военного ополчения в пределах иммунитетной территории. Вотчинник начинает в силу иммунитета получать и ряд судебных доходов, а кроме того, приобретает и политическую власть над своими держателями. Однако эта власть остается в Германии вплоть до первой половины X в. весьма неполной, и рост иммунитета не приводит еще в это время к выделению иммунитетной вотчины из состава графского судебно-админист-ративного округа.
Правда, уже в IX в. германский иммунитет обнаруживает тенденцию к расширению и усложнению. С одной стороны, он распространяется территориально за пределы самой вотчины, с другой стороны, видоизменяет-
4 Но в целом указанный процесс в IX—X вв. зашел во Франции гораздо дальше, чем в Германии.
237
ся его характер. В IX в. в Германии уже складываются округа господства в силу социальной мощи данного вотчинника (его potestas или mithio); в пределах такого округа обитатели соседних с данной вотчиной территорий привлекались постепенно к несению вотчинных повинностей, хотя они и не были держателями данного вотчинника. Возникновение таких округов приводило иногда к распространению иммунитетных прав и привилегий на целые обширные сплошные территории и тем самым косвенно содействовало округлению вотчинного землевладения и поглощению мелкой свободной земельной собственности. К тому же некоторые — правда, пока очень немногочисленные — вотчинники-иммунисты стремились приобрести и высшую юрисдикцию (право разбора крупных судебных дел, causae majores). Но это до конца X в. было скорее исключением, чем правилом, а расширение иммунитета за рамки вотчины далеко не всегда приводило к округлению вотчинных владений, так как иммунитет часто соответствовал границам вотчинной чересполосицы.
Таким образом, несмотря на совершенно очевидную тенденцию к росту иммунитета вглубь и вширь, он в начале X в. еще не привел к полной политической самостоятельности германских вотчиннико^в-иммуни-стов. Это явление тесно связано с неполнотой торжества ленной системы: тот факт, что далеко не все вотчины приобрели полную политическую самостоятельность, означает, что не вся страна распалась на вотчины-сеньории и что недостаточно строго и точно была проведена феодальная иерархия от вассалов через сеньоров к верховному сюзерену-королю. Это сказалось, во-первых, в несоблюдении принципа условности ленных держаний и в сохранении аллодиальных земельных владений наряду с ленами, а во-вторых, в отсутствие феодализации должности графа. Правда, в X в. многие графы уже стремятся стать обладателями иммунитетов и превратить в наследственные лены как свои земельные владения (бенефиции), так и свою должность. Но отнюдь не всем графам удавалось добиться осуществления этих стремлений.
Борьба церковного землевладения со светским в IX—X вв., борьба герцогов, графов и светских феодалов за обладание церковными землями — симптом роста феодальных тенденций, но в то же время и признак незавершенности феодального процесса в Германии начала X в. Эта незавершенность, которая характеризуется неполным поглощением мелкой свободной земельной собственности крупными вотчинами, неполнотой торжества ленной системы и феодализации должности графа и частичной невыделенностью иммунитетной вотчины из графского судебного округа, предполагает возможность и необходимость дальнейшего роста феодальных отношений. Вопрос только в том, на какой основе этот рост происходил в Германии X в. Как увидим, он шел вначале в направлении усиления и количественного расширения слоя вассалов и министериалов герцогов и короля; эти вассалы, наделяемые бенефициями из церковных земель, продолжали внешнюю экспансию, начатую еще Каролингами, но в то же время участвовали и в борьбе герцогств с королевской
властью.
Таким образом, военная экспансия первых германских королей саксонской династии в значительной мере покоилась на том же фундаменте.
238
что и завоевательная политика первых Каролингов (вплоть до Карла Великого), т. е. на тенденции одаряемых земельными пожалованиями королевских вассалов к расширению своих земельных владений путем военных захватов. Да и уровень развития феодальных отношений в Германии начала X в. немного выше уровня феодализации Западнофранк-ского государства при Карле Великом. Но за время усобиц IX в. сильно возросла роль и мощь церковного землевладения в Германии, и герцоги, которых Карл Великий тщетно стремился превратить в должностных лиц, вернули себе в Германии положение самостоятельных племенных государей. Поэтому политика феодальной военной экспансии, опирающейся на раздачу вассалам земельных пожалований (в значительной мере из церковных земель), привела уже в первой половине X в. к стремлению королевской власти господствовать над церковью; это стремление еще усугублялось необходимостью борьбы с герцогами — этими сильными конкурентами королевской власти в деле создания центров военно-феодальной экспансии широких слоев вассалов-бенефицариев. Борьба королей с герцогами, завоевательные тенденции королевской власти и герцогств, церковная политика — вот основные движущие силы политической истории Германии при Генрихе Птицелове и Оттоне I.
2. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ФЕОДАЛВНОГО ГЕРМАНСКОГО КОРОЛЕВСТВА В X в.
В царствование Генриха I Птицелова уже наметились некоторые тенденции исторического развития Германии в X в. Своеобразие германского феодализма проявилось во взаимоотношениях Генриха I с герцогствами и герцогов — с местными феодалами и церковью, в самой постановке королевской власти в этот период и в ее попытках найти себе опору в разных слоях того общества, в котором еще продолжался процесс феодализации. Внешняя история Германии при Генрихе I заполнена войнами с венграми, славянами и датчанами на востоке и на севере и борьбой за Лотарингию на западе.
Самая обстановка избрания Генриха I и первые годы его правления свидетельствуют о значительной роли герцогств и об ожесточенной борьбе между разными слоями феодального класса. Генрих I был избран в мае 919 г. во Фрицларе представителями феодальной знати пяти герцогств — Франконии, Алеманнии, Баварии, Тюрингии и Саксонии. Его избрание было предрешено как его положением мощного и влиятельного саксонского герцога, так и тем обстоятельством, что его предшественник Конрад I вынужден был наметить его преемником и даже поручил своему брату Эбергарду передать ему знаки королевского достоинства (королевские инсигнии). Однако Генрих I уже- в самый момент избрания стремился, очевидно, избавиться от опеки церкви, которая играла такую роль при Конраде I: он не пожелал принять корону из рук епископов; при его избрании не был совершен обряд помазания, что вызвало недовольство в среде духовенства. В церковных кругах Генриха I пренебрежительно называли мечом без рукоятки (ensis sine capulo). Таким
239
образом, Генрих I, сам один из герцогов, сделался королем по воле герцогов и феодальной знати. С герцогами и крупнейшими феодалами и пришлось ему вести борьбу тотчас по вступлении на престол.
Избрание Генриха I сразу же вызвало борьбу между разными слоями феодальной знати в Швабии и Баварии, в частности борьбу между герцогами, светскими землевладельцами и духовенством. Герцогская власть, в значительной мере воспроизводившая в пределах более ограниченных политических единиц черты королевской власти, старалась укрепиться, используя социальную базу в лице наделяемых бенефициями вассалов. В поисках социальной опоры герцоги неизбежно должны были столкнуться (и постоянно сталкивались) с королевской властью, с одной стороны, и церковью — с другой. Ход борьбы Генриха I с герцогами вскрывает указанное противоречие интересов и обнаруживает его двусторонний характер.
Восстание Буркгардта Швабского вынудило Генриха I в 919 г. двинуться против него «со всеми своими вассалами», «со всей своей дружиной» 5. Но Буркгардт сдался до начала борьбы, т. е. признал власть Генриха I как короля еще раньше, чем тот успел вторгнуться в пределы Швабии 6. За это признание он получил от Генриха I важные привилегии, а именно право основывать монастыри и аббатства и осуществлять господство над ними независимо от короля. Другими словами, он получил право церковного патроната над аббатствами и монастырями в пределах своего герцогства; это право и раньше отчасти предоставлялось отдельным светским феодалам, а отчасти захватывалось ими; оно коренилось в самой структуре поземельных отношений раннефеодального общества и в ходе возникновения церковного землевладения.
Это право (так называемое Eigenkirchenrecht, право светских лиц быть собственниками церквей и монастырей) важно было главным образом тем, что давало его обладателю возможность извлекать значительные доходы из церковных учреждений и, кроме того, соответственно повышало социальный вес и авторитет данного светского землевладелица, обладавшего этим правом 7. Буркгардт Швабский в качестве герцога
5Cum onmi comitatu suo {Widukindi Res gestae Saxonum.—MGH, SS, t. Ill, I,
27).
6Tradidit semetipsum ei cum universis urbibus et populo suo (ibid.).
7По римскому церковному праву епископ считался верховным собственником
и управителем церквей его диоцеза; он получал все доходы с них и назначал на все
духовные должности. Но уже в меровингскую и особенно в каролингскую эпоху соб
ственниками церквей и монастырей могли быть и часто становились также и свет
ские вотчинники, которые получали и соответствующие доходы в виде десятин и пр.,
а кроме того претендовали на доходы с вакантных церковных кафедр и на присвое
ние движимого имущества умерших клириков (сначала несвободных, а потом и
свободных). Эти права светских владельцев присвоили себе и короли по отношению
к королевским или имперским церквам. В VII в. епископы сохраняют свои права
господства над церквами лишь в епископских городах. Секуляризация Карла Мар-
телла содействовала усилению господства светских лиц над церковными учрежде
ниями в силу Eigenkirchenrecht.
При Карле Великом церковь вынуждена была официально признать это право, запретив лишь расчленение церковных владений путем их раздачи в разные руки, а также назначение несвободных клириков на церковные должности; за епископами
240
мог применять его в пределах обширной территории и не преминул использовать его в своих интересах; он начал жаловать его своим вассалам, раздавая им в бенефиции и церковные земли, и целые аббатства. Этим он в сущности лишь продолжал в более ограниченных рамках — в пределах Швабии — политику каролингских майордомов и королей VIII в., создавая себе опору в лице наделяемых бенефициями служилых людей, вассалов. Однако именно эта политика вызвала крайнее недовольство Буркгардтом в церковных кругах, где его величали «не герцогом, а тираном, разорившим и опустошившим свое герцогство» 8.
Борьба Генриха I с баварским герцогом Арнульфом имела еще более существенные последствия в указанном выше направлении. В 921 г. Генрих I осадил Регенсбург и заставил Арнульфа признать его верховенство, купив, однако, это признание ценою еще более значительных уступок, чем те, которые были предоставлены Буркгардту Швабскому. Арнульф Баварский получил не только права господства над церквами и монастырями Баварии, но и право назначения епископов, т. е. ту королевскую привилегию, которую вынуждено было признать даже папство в период своего упадка и усиления королевской власти 9. Арнульф еще в большей мере злоупотреблял приобретенными им правами, чем Бурк-гардт, хотя использовал он пх также для жалования церковных владений своим вассалам: хронпст Оттон Фрейзпнгенскпй говорит, что Арнульф «с большой жестокостью разрушал церкви и монастыри Баварии, а их владения раздавал воинам», т. е. вассалам 10. Значительная политическая самостоятельность Арнульфа в пределах Баварии выражалась, кроме того, и в том, что он чеканил собственную монету в Регенсбурге и Зальцбурге и даже датировал все баварские грамоты годами своего правления, а не правления Генриха I (за исключением одного только случая — грамоты 931 г.).
Итак, взаимоотношения Генриха I с герцогами складывались следующим образом: сначала он вел борьбу за подчинение их своему суверенитету, затем одерживал военную победу над ними и все же, несмотря на это, не мог достичь полной политической победы. Побежденные герцоги Швабии и Баварии получили такие привилегии, которые чуть ли не аннулировали плоды военных побед короля над ними. А то, как они использовали эти привилегии, показывает, что в Швабии и Баварии углублялись феодальные отношения и именно поэтому герцоги в поисках социальной опоры в значительной мере повторяли и продолжали на территории своих герцогств политику Каролингов по отношению к церков-
сохранилось лишь согласие на назначение клириков вместе с церковным надзором1 за ними. С IX в. и сами епископы стали смотреть на оставшиеся в их руках церкви как на свои частные владения. Eigenkirchenrecht все больше и больше распространяется не только на приходские церкви, но и на монастыри.
8Hepidanni Vita S. Wiboradae: tyrannus... non dux, sed praedator et desolator
istius provinciae» (MGH, SS, t. IV, S. 453).
9Ср. письмо Иоанна X Герману Кёльнскому: Ph. Jaffe. Regesta pontificum Roma-
norum. Berolini, 1851, № 3564: Cum prisca consuetudo vigeat, gualiter nullus alicui cle-
rico episcopatum conferre debeat nisi rex, cui divinitus sceptra collata sunt.
10Otto Frising. Chron., VI, 18: ecclesias et monasteria Baioariae crudeliter destruxit
ac possessiones earum militibus distribuit.
241
ному землевладению и к среднему слою вассалов-бенефициариев. И там, и здесь эта политика свидетельствовала о незавершенности феодального
развития.
Но и королевская политика самого Генриха I, а также его герцогская политика в Саксонии и Тюрингии говорит о том же и во многом напоминает политику его врагов — Буркгардта Швабского и Арнульфа Баварского. Она отмечена сверх того еще некоторыми любопытными чертами, которые проливают свет на внутреннюю структуру феодального общества Германии начала X в.
Необходимость дать отпор вторжениям венгров заставила Генриха I
искать военную опору внутри страны. Он нашел ее в лице королевских
министериалов и военного ополчения свободных саксов; с помощью пер
вых он создал ряд укрепленных пунктов на границе Саксонии и Тюрин
гии; вторые пополнили его военную силу. И монастыри — как королев
ские, так и частные — использованы были для сооружения укреплений.
Любопытно, что вся совокупность этих мероприятий была направлена
главным образом к обороне Саксонии (недаром Бидукинд Саксонский
даже отождествляет понятие «родины» у Генриха I с «Саксонией»)11:
германский король в начале X в. еще был герцогом, стремившимся к
господству над другими герцогами и к усилению собственного герцогст
ва для этой цели.
Первый набег венгров на Саксонию имел место в 919 г. В 924 г. они произвели опустошительное вторжение в пределы Германии (в «Вос-точнофранкское государство», как выражается хронист)12, в том числе и в Саксонию, но обещали Генриху I в течение девяти лет не нарушать мира и не вторгаться в Саксонию, если он выдаст им взятого в плен вождя и будет выплачивать ежегодную дань. Выполняя эти условия, Генрих I старался использовать срок перемирия для военного укрепления Саксонии и Тюрингии. Прежде всего он обязал своих министериалов соорудить укрепленные пункты, распределив между ними функции следующим образом: каждый девятый из королевских министериалов должен был жить в укрепленных пунктах (in urbibus), строить жилища для остальных восьми и хранить у себя треть урожая: остальные же восемь должны были заниматься сельским хозяйством (посевом и сбором жатвы) и производить продукты, необходимые как им самим, так и девятому
министериалу 13.
Другими словами, на часть королевских министериалов возлагалась обязанность постройки укреплений и жилищ для остальных членов их сословия, которые должны были заниматься сельскохозяйственным трудом; по-видимому, их жилища и составляли то поселение, которое Ви-дукинд обозначает не совсем подходящим термином urbs («город»). Неда-
11Widukind, I, 35: in munienda patria (из контекста ясно, что имеется в виду
Саксония).
12Continuator Reginonis ad a. 924.
13Widukind, I, 35: et primum quidem ex agrariis militibus nomim quem ante eli-
gens, in urbibus habitare fecit ut ceteris confamiliaribus suis octo habitacula extrueret
frugum omnium tertiam partem exciperet servaretque ceteri vero veto seminarent et
meterent frugesque colligerent et suis eas locis reconderent.
242
ром он в непосредственной связи с вышеизложенным говорит о том, что-в этих городах (in urbibus) поощрялись — по распоряжению Генриха I — всякого рода празднества и сборища (очевидно, с целью стимулирования торговли и ремесла) и «работа по постройке этих городов (т. е. укрепленных бургов.—Л. Н.) шла непрерывно дни и ночи напролет» 14.
Однако в результате строительной деятельности министериалов Генриха I были созданы не города с особым городским планом и самоуправлением, а лишь обведенные стенами укрепленные пункты, которые могли давать убежище сельскому населению в случае военной опасности, но в которых и в мирное время скоплялось некоторое количество жителей, состоявших частью из самих министериалов, а частью из ремесленников и торговцев. Из бургов, основанных Генрихом I, нам известны: Кведлин-бург, который до этого назывался «виллой» 15, т. е. не был поселением городского типа (в Саксонии, к западу от впадения Заалы в Эльбу); Пельде, Нордгаузен, Грона и Дудерштадт (все пункты — на границе Южной Саксонии и Северной Тюрингии, между Везером и Эльбой); кроме того, Генриху I приписывается основание Гослара. Как видно из этого перечня, «градостроительство» Генриха I ограничивалось пределами Саксонии и Тюрингии.
Генрих I не только сооружал новые бурги, но и снабжал новыми укреплениями прежние, обводил стенами старые поселения неаграрного-типа. Так, в Мерзебурге были в это же время (в 20-х годах X в.) сооружены каменная стена и каменная церковь 16; у этой стены Генрих I основал своеобразное военное поселение, жителями которого стали лица, промышлявшие до тех пор разбойничьими набегами на соседей; Генрих I раздал им земли и оружие и приказал защищать Мерзебург от чужеземных вторжений, избавив тем самым местное население от разбоев 17. Кроме того, сам Генрих I и многие светские магнаты укрепляли принадлежавшие им монастыри, окружая их стенами и рвами 18, причем к выполнению этих работ привлекались зависимые держатели данных монастырей и аббатств 19. Таким образом, и для Генриха I как короля и герцога саксонского церковь тоже являлась объектом внешней и внутренней политики, хотя и в ином смысле, чем для герцогов Швабии и Баварии.
Но не только королевские министериалы и монастырские держатели привлекались к организации отпора венграм: немало надежд возлагал Генрих I и на народное ополчение свободных саксов и части обедневших эделингов, из рядов которых он формировал конницу20 и которые в ходе его борьбы с венграми выступали в качестве важной, иногда решающей социальной силы. Значение этого ополчения — свидетельство
14Ibidem: in quibus extruendis die noctuque operam dabant.
15Так он назван в грамоте Генриха I от 922 г.
16Thietmar, 1, 10.— Thietmari Merseburgensis episcopi Chronicon. Berlin, [195—]..
17Widakind, II, 3: erat namque ilia legio collecta ex latronibus... collocans in su-
burbano Mesaburiorum, datis armis atque agris.
18Miracula S. Wigberti, cap. 5 (MGH, SS, t. IV): ex omni abbatia familia convoca-
ta labori cotidiano huic operi instabat peragendo.
19Ibidem.
20Widukind, I, 38: Rex autem cum iam militem haberet equestri proelio probatum.
243
незавершенности феодального развития и вместе с тем показатель дальнейшего его углубления в связи с превращением части ополченцев в военных вассалов короля.
Последующий ход борьбы Генриха I с венграми таков: в 926 г. венгры вторглись в Швабию, опустошили Сен-Галлен, двинулись к Констанцу, но не смогли взять его — часть их погибла при переходе через Рейн, а часть все-таки перебралась в Эльзас; в том же году они делали набеги на Франконию, а также на Занаднофранкское королевство, т. е. на Францию 21.
Но Генрих I не мог рассматривать эти набеги как нарушение условий мира, заключенного в 924 г., так как по этому миру он купил ценою уплаты дани гарантию только для Саксонии, а не для всей Германии. Однако в 933 г., по истечении обусловленного девятилетнего срока, венгры стали угрожать новым вторжением в Саксонию и Тюрингию. Тогда Генрих I, который предшествующими мероприятиями уже подготовил силы для отпора и имел в своем распоряжении испытанную конницу, решил дать венграм бой22. Предварительно он созвал народное собрание саксов (т. е., по-видимому, знати, может быть, королевских вассалов, и часть еще не потерявших личную свободу рядовых членов племени, а также обедневших эделингов) и поставил перед ними вопрос, продолжать платить дань или возобновить борьбу с венграми. Собрание обещало Генриху I помощь, после чего он распустил основную-массу собравшихся — очевидно, потому, что реальное значение для него имела лишь поддержка каких-то определенных слоев саксонского племени 23. Венгры, получив отказ в уплате привычной дани, вторглись в Саксонию и Тюрингию, но были отброшены Генрихом 1 15 марта 933 г. при Риаде 24. Любопытно, что в этой битве участвовали не только саксы и тюринги, но также ба-вары и, как сказано в хронике Флодоарда, «другие подвластные Генриху I племена» 25. Таким образом, саксонский герцог в роли германского короля, хоть и стремился прежде всего оградить безопасность Саксонии, мог в тех случаях, когда затрагивались интересы прочих герцогств, рассчитывать на поддержку не только своих вассалов и министериалов, но и вассалов других герцогов.
Внешняя история Германии при Генрихе I Птицелове не исчерпывается его взаимоотношениями с венграми, хотя они и составляют одну из самых существенных ее сторон. В правление Генриха I ведется, кроме того, борьба с Западнофранкским королевством из-за Лотарингии, со славянами и датчанами на востоке и северо-востоке. -
21Ph. Jaffe. Bibliothaeca Rerum Germanicarum, III. Aimales Augienses, p. 705;
Ungari totam Franciam, Alsatiam, Galliam, atque Allemaniam, igne et gladio vastaverunt.
22Widukind, I, 38: Rex autem cum iam militem haberet equestri proelio probatum
contra antiquos hostes, videlicet Ungarios, praesumpsit inire certamen.
23Ibidem: Tali itaque pacto cum populo peracto dimisit rex multitudinem.
24Местонахождение этого пункта точно не установлено. Одни локализуют его
возле нынешнего Ритберга на берегу р. Унструт, другие отождествляют его с Рео-
том возле Эрфурта, третьи ищут его в окрестностях Мерзебурга.
25Flodoard: Contra quos profectus Heinricus cum Baioariis et Saxonibus ceterisque
quibusdam sibi subiectis gentibus.
244
Борьба Генриха I за Лотарингию облегчалась тем, что в Западнофранк-ском королевстве происходили как раз в 20-х годах X в. постоянные усобицы между королем из Каролингской династии Карлом Простоватым и представителями рода Робертинов (потомков Роберта Сильного) — Робертом, братом Эда Парижского, а после его смерти (923) — его сыном герцогом Francia Гуго Великим. Эти усобицы осложнялись еще стремлением лотарингского герцога Гизельберта добиться независимости от за-паднофранкского короля, а также притязаниями Рудольфа Бургундского на корону последнего. Лавируя между различными участниками этой многосложной борьбы, то заключая союз с Карлом Простоватым (921), то предпринимая походы за Рейн (925—928), то привлекая на свою сторону Гизельберта, Генрих I добился признания своего политического верховенства сначала в Восточной (923), а потом в Западной Лотарингии (925) и вслед за тем заставил Бозо, брата короля Рудольфа, выдать захваченные им церковные земли (928). Генрих I стремился захватить также лотарингские епископства или, во всяком случае, подчинить их своей власти. Недаром эрцканцлером Западной Лотарингии при главенстве Генриха I был поставлен архиепископ Трирский. Это было началом той церковной политики, которую так решительно повел в Лотарингии сын и преемник Генриха I Оттон I, завершивший завоевание этой страны.
Внешняя политика Генриха I на востоке и северо-востоке тоже в известной мере предопределила одно из основных направлений внешней политики Оттона I. Так, Генрих I предпринял ряд походов против славянских племен: с одной стороны, против полабских славян, с другой — в Чехию. Так, в 928 г. он ведет войну с гаволянами (гавеллами), миль-чанами, захватывает у стодорян Бранденбург (Бранибор) и закладывает бург Мейссен на средней Эльбе; в 929 г. предпринимает вместе с Ар-нульфом Баварским поход в Чехию, в результате чего чешский князь Вацлав (928—936) вынужден был признать верховенство Генриха I. Его данниками числились многие племена бодрицкого и лютицкого союза 26 (ободриты, вильды и ратары, не считая упомянутых выше гаволян й мильчан). Однако их зависимость от Генриха I исчерпывалась уплатой дани — подлинное включение славянских территорий в состав владений Генриха I не имело места, и во главе славянских племен по-прежнему стояли их племенные князья, которые лишь обязывались платить дань и давали обет принятия христианства. Но и он пока не сопровождался проникновением германских церковных учреждений в славянские земли: этот процесс начался несколько позднее, при Оттоне I. К тому же славянские племена не раз поднимали восстания с целью избавиться от иноземного завоевателя: так, в 929 г., во время борьбы Генриха I с Вацлавом, ратары подняли восстание, жестоко подавленное немецкими феодалами.
Однако и после этих мятежей Генрих I продолжал походы против славян: в 932 г. он покорил лютичей, в 934 г. наложил дань на одно из племен лютицкого союза (укран) (в пределах Укермарка, до Одера).
26 Widukind, I, 36: cumque vicinae gentes a rego Heinrico factae essent tributariae Apodriti, Wilti, Hevelli, Dalamanci, Boemi, Redarii.
245
В том же году он одержал победу над датским королем Гормом и учредил марку в Шлезвиге; с этими событиями связан, может быть, и успех проникновения христианства в Данию.
В последние годы правления Генриха I в его внутренней политике намечаются признаки некоторого иивирота: укрепив Саксонию и усилив королевскую власть — указанными выше чисто феодальными средствами и в той мере, в какой это было возможно на стадии незавершенного феодального развития,— Генрих I стал все более считаться с интересами церковных кругов и верхушки феодальной знати. Так, в 932 г. он созвал в Эрфурте синод, который под председательством Майнцского архиепископа Хильдеберта принял ряд постановлений, ограничивающих право королевского банна по отношению к лицам, прибегающим к защите церкви, и устанавливающих точные сроки созыва судебных собраний. Таким образом, и в этой сфере Генрих I, чуждый в начале своего царствования всяким тенденциям к тесному сближению королевской власти с церковью, вступил на тот путь, который в какой-то степени предвосхищал политику Оттона I. В 936 г. перед смертью Генрих I созвал съезд германских князей в Эрфурте, на котором наметил себе преемника в лице Оттона I.
Внутренняя политика Генриха I была направлена на подчинение герцогов путем компромисса с ними и на поиски социальной опоры в кругах министериалов и вассалов, с одной стороны, и, в конце его правления, крупных князей церкви — с другой; но он еще не пытается укрепить королевскую власть при помощи союза с церковными феодалами против светских: эта попытка связана с именем Оттона I. Во внешней политике Генриха I обозначилось будущее устремление на славянский Восток и в Лотарингию, но еще не зародилась итальянская политика, если не считать неосуществленных планов похода в Италию.
Правление Генриха I, таким образом, подготовило царствование Оттона I, когда развились и стали господствующими основные черты общественного строя Германии, характерные не только для X, но и для XI в., и предопределилась на многие годы ее внешняя политика.
3. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ГЕРМАНИИ ДО СЕРЕДИНЫ X в.
Новые явления начинают играть определенную роль в истории Германии лишь с конца 40-х — 50-х годов X в. Первое десятилетие правления Оттона I еще во многом напоминает царствование Генриха I И общая ситуация внутри страны, и взаимоотношения" короля с герцогами, и внешняя политика Оттона I в Лотарингии и на славянском Востоке представляют собой на первых порах лишь продолжение и углубление наметившихся при Генрихе I тенденций.
Оттон I (936—973) — старший сын Генриха I, герцог саксонский — был избран королем в Ахене на съезде герцогов, графов и крупнейших светских и духовных магнатов; в его избрании, как и в выборах его отца Генриха I, приняли участие важнейшие герцоги Германии — Фран-конский (Эбергард), Швабский (Герман, преемник умершего в 926 г.
246
Буркгардта) и Баварский (Арнульф); к ним присоединился еще герцог недавно подчинившейся германскому королю Лотарингии — Гизельберт. Но в отличие от Генриха I Оттон I был, кроме того, еще коронован архиепископом Майнцским Хильдебертом, который совершил над ним обряд помазания и возложил на него королевские инсигнии. Таким образом, в коронации Оттона I приняла деятельное участие церковь в лице крупнейшего прелата Германии, стремившегося как бы освятить его избрание духовным авторитетом и тем самым подготовить почву для притязаний церкви на определенную роль в руководстве политикой будущего короля. Но взаимоотношения Оттона I с церковью сложились впоследствии совсем не так, как этого хотели епископы в августе 936 г.
Пока же Оттону I пришлось столкнуться не с епископатом, а с герцогами и их вассалами (хотя в этих столкновениях немалую роль играли и епископы). Не прошло и года после избрания Огтона I, как у него возник острый конфликт с Эбергардом Франконским. Оттон I наложил на него и его вассалов большой штраф за то, что Эбергард привлек к ответственности, не испросив на то согласия короля, одного из своих саксонских ленников, нарушившего вассальные обязательства по отношению к Эбергарду; поступок Эбергарда, сжегшего даже бург (civitas) этого вассала, был, с точки зрения Оттона, нарушенпем сюзеренитета саксонского герцога и короля по отношению к его саксонским вассалам, чьими бы ленниками помимо Оттона они ни являлись. Однако этот чисто феодальный инцидент дал повод к герцогскому восстанию, предпринятому целой коалицией враждебных Оттону сил. Раздраженный расправой Оттона Эбергард раздает подарки представителям саксонской знати и вербует себе таким путем сторонников в их среде, а затем дважды поднимает мятеж против Оттона.
Перед первым восстанием Эбергарда умер Арнульф Баварский, и его наследники отказали Оттону в повиновении. Одновременно Оттон нажил нового врага в лице своего сводного брата Танкмара, которого он обошел назначением на подобавшую ему должность, передав управление Саксонией (после смерти графа Зигфрида) не Танкмару, а маркграфу Геро, получившему прозвище Геро Железного. В 938 г. Танкмар вступает в союз с Эбергардом; они привлекают на свою сторону младшего брата Оттона — Генриха. Несмотря на усобнцы в рядах восставших и даже убийство Танкмара вассалами Генриха, союз Генриха с Эбергардом крепнет. Мятежники задумывают свергнуть Оттона I и провозгласить королем Генриха. Для достижения этой цели они. по совету нового архиепископа Майнцского Фридриха, разыгрывают мнимую сдачу Эбергарда. Одновременно происходит вторжение венгров в Саксонию; Оттону удается отразить его и в то же время принудить к повиновению сыновей Арнульфа Баварского; после этого он передает Баварию брату Арнульфа Бертольду, лишив его, однако, права назначения епископов, которым обладал Арнульф.
В конце 938 г. Людовик IV (западнофранкский король Каролингской династии) вторгается в Эльзас. Тогда Эберцард поднимает вторично мятеж во Франконии, в то время как Генрих призывает к восстанию своих вассалов в Саксонии. К восстанию присоединяется и Гизельберт
247
Лотарингский. Союз Генриха с Гизельбертом и их обоих — с Людовиком IV превратил подавление мятежа в войну Оттона I с Людовиком IV. Переговоры Оттона I с восставшими, начатые после того, как он принудил Людовика IV к отступлению в Лан, окончились неудачей. Фридрих Майнцский, игравший вначале роль посредника в этих переговорах, вскоре сам перешел с рядом других епископов, в том числе епископом Страсбургским, на сторону восставших. Оттона I спасла и» крайне затруднительного положения только победа Германа Швабского с его вассалами при Андернахе 27. После гибели Эбергарда и Гизельберта и сдачи Генриха на милость победителя подавление мятежа можно было считать законченным. После этого Франконское герцогство было лишено самостоятельности и подчинено непосредственно короне.
Ход мятежа Эбергарда, Генриха и Гизельберта (937—939) вскрывает всю неустойчивость положения королевской власти в начале правления Оттона I и показывает, как бурно реагировали герцогства на всякую попытку ее усиления. Любопытна также и колеблющаяся позиция части епископата в этой борьбе, в особенности Майнцского и Страсбургского-епископов. Взаимоотношения с герцогами втягивали Оттона I в борьбу с Людовиком IV, но она имела помимо этого свои причины и являлась продолжением борьбы Генриха I за обладание Лотарингией. События в Лотарингии чередовались с новыми попытками герцогских восстаний и с войнами на Востоке.
Оттон, как и Генрих I, вмешивается в борьбу Каролингов с Робертина-ми во Франции. В 940 г. он в союзе с мятежными французскими феодалами дважды вторгается в пределы Западнофранкского королевстваг требуя признания своих прав на Лотарингию и отражая походы Людовика IV в эту страну; в результате он назначает своего ставленника ло-тарингским герцогом, добивается согласия Людовика IV на включение Лотарингии в состав Германии и по договору 942 г. присваивает себе роль посредника в конфликтах между французскими магнатами и их королем. Эту роль он не преминул разыграть в 946 и 948—950 гг. во время конфликта Людовика IV с Гуго Великим и архиепископом Гуго Реймсским; в первый раз дело ограничилось, впрочем, лишь неудачным походом Оттона I во Францию для поддержки Людовика IV; но во второй раз, когда Людовик IV сам вынужден был обратиться к Оттону с просьбой о помощи, тот воспользовался этим, чтобы укрепить свое влияние в Лотарингии и в Западнофранкском королевстве; он организовал мирные переговоры между Людовиком IV и Гуго Великим на берегах Марны и добился того, что Гуго признал Людовика IV законным королем Франции.
Однако эта услуга стоила Людовику IV Лотарингии: с начала 50-х годов Оттон резко меняет тактику по отношению к этому герцогству и перестраивает управление им на началах, крепкими нитями привязывающих его к германскому королю. Новая политика Оттона I в Лотарингии тесно связана с его итальянскими походами и характеризует
27 Widukind, I, 24—26; Continuator Reginonis, I; Liutprand, IV, 26.— Liutprandi episc. Cremonensis opera.— MGH, SS, in us. schol., № 41, 3. Aufl., 1915.
248
следующий период его правления. А до этих пор западнофранкская политика Оттона I была не чем иным, как попыткой королевской власти более отсталого феодального государства, внутренний строй которого именно в силу недоразвитости феодальных отношений открывал ей возможности усиления, установить свое влияние в соседней стране, которая подверглась к тому времени более глубокой феодализации и где королевская власть была в данный момент более ослаблена.
Отнюдь не следует, правда, преувеличивать и устойчивость власти самого Оттона в указанный период: в 941 г. ему пришлось снова подавлять восстание своего брата Генриха, который использовал недовольство Геро Железным в среде саксонского военного ополчения для того, чтобы попытаться свергнуть Оттона I; Генрих уже успел привлечь на свою сторону военные силы чуть ли не всей восточной части Германии, но заговор был раскрыт; Генрих сначала бежал, но вскоре добился помилования 28. Постоянная угроза его восстаний против Оттона прекратилась лишь в 947 г., когда он после смерти Бертольда Баварского получил от Оттона в лен герцогство Баварию. В качестве баварского герцога Генрих сыграл потом немалую роль в борьбе с венграми и в первом итальянском походе Оттона. Лотарингские епископы в 40-х годах X в. еще раз подымают голову против Оттона: так, в 945 г. ему пришлось осудить за нарушение верности епископов Трира и Трибура.
Однако на этот же первый период правления Оттона падает и усиление агрессии против славян, причем она приобретает новые формы и приводит к иным последствиям, чем при Генрихе I. Продвижение в за-зльбские области осуществляется при Оттоне двумя путями — завоевательным и колонизационным. Наряду с организацией укрепленных пограничных территорий — марок или маркграфств,— продолжающей старые каролингские традиции, происходит заселение их новыми поселенцами и насильственно насаждается христианство.
В рассматриваемый период были созданы на востоке Германии две марки: одна, во главе которой стоял Геро Железный, занимала первоначально бассейн р. Заальг (левого притока Эльбы), а также часть течения Эльбы, несколько ниже впадения в нее Заалы, т. е. включала территории, расположенные непосредственно к востоку от границ Саксонии и Тюрингии. Но Геро, использовав борьбу князей гаволян (гевеллов) друг с другом и привлекая на помощь Оттона, уже в 940 г. дошел до берегов нижнего Одера, присоединив к своей марке область укран и сто-дорян, а затем новыми завоеваниями расширил ее на юг и на юго-восток, т. е. на территорию между Заалой, средней Эльбой и Одером, покорив лютицкие племена. Другая марка — так называемая марка Бил-лунгов, во главе которой стоял Герман,— была расположена к северу и северо-востоку от первой, т. е. между нижней Эльбой, Ютландией и берегом Балтийского моря. Таким образом, от Оттона I стали зависеть племенные союзы бодричей, лютичей и лужицких сербов.
28 Widukind, II, 31: Onmes pone orientalium partium milites ...ibi colligavit... cum ipse Heinricus ad palatium adisset, regem occidere cogitassent, ipsi vero regni diadema imponerent.
249
Внутренняя военно-землевладельческая структура этих марок во многом представляла собою результат политики Генриха I в Саксонии и Тюрингии, перенесенной на вновь захватываемые области. Так, Оттон I раздавал бывшие земельные владения славянских князей своим министе-риалам и вассалам, которые должны были нести военную службу королю. Их селили в бургах, которые являлись центрами составлявших каждую марку округов во главе с бургграфами. Последние, а также все поселяемые в марках вассалы в военном отношении подчинялись маркграфам. Местное славянское население должно было платить дань натурой и деньгами и нести барщинные повинности в пользу королевских вассалов. Впрочем, у некоторых племен, как, например, у ободритов (бодри-чей), остались их прежние князья, которых маркграфы лишь заставляли признавать верховенство Оттона и платить дань.
Новой чертой завоевательной политики Оттона на востоке и севере было усердное насаждение христианства и основание епископств. Хотя это приобрело значение целой политической системы несколько позднее, но уже в рассматриваемый нами период сыграло некоторую роль, ибо шло одновременно с военными захватами. Так, в значительной мере в результате захватнической деятельности Геро Железного Оттон получил возможность в 948 г. основать два епископства в пределах марки Геро — Хавельберг и Бранденбург — и еще три в Ютландии — Аархуз, Шлезвиг и Рипен с подчинением их Гамбургской церкви. Епископы эти приобрели право верховенства над скандинавской церковью, а между тем сами они, несмотря на их инвестирование папским легатом на Ингельгейм-ском синоде, были непосредственно подчинены Оттону. Параллельно Оттон ведет борьбу с датчанами, в частности с сыном Горма Старого Гаральдом Синезубым, который разбил вассалов Германа Биллунгского и разрушил поселения саксов по линии р. Эйлер. Восстановление От-тоном датской марки (или марки Шлезвиг) связано с основанием епископства в Ютландии.
В 947—950 гг. происходит столкновение Оттона с Болеславом Чешским, который после похода Оттона в Чехию (950) сделался его данником; в том же году Оттон назначил правителем Чехии Генриха Баварского, который уже до этого стал играть крупную роль в Германии в результате успешных походов против венгров. В 948 г. Генрих Баварский нанес венграм поражение в Каринтии, а затем взял Аквилею; в 950 г. он перешел Тиссу и одержал победу над венграми в их собственной стране, захватив при этом богатую добычу, которую транспортировал в Баварию29. Это было личное предприятие баварского герцога и его вассалов, не связанное с королевской политикой Оттона, хотя в данном случае косвенно оказавшее ей немалую услугу. Хроники называют походы Генриха войнами баваров с венграми, подчеркивая их локально-ограниченный характер 30. Тем не менее они оказали влияние и на дальнейшую внешнюю политику Оттона, что обнаружилось в первой половине 50-х годов X в.
29Widukind, И, 36: praeda magna intra regionem hostium capta, exercitum inco-
lumnem patriam reduxit.
30MGH, SS, t. Ill, S. 199: bellum... inter Bavarios et Ungarios.
250
Первый период правления Оттона, заполненный борьбой с герцогами, войнами с Людовиком IV, славянами, датчанами и венграми, важен не только в том отношении, что обнаруживает неустойчивость королевской власти, пытающейся найти социальную опору. В течение этого периода происходят серьезные перемены во внутренней структуре феодального класса, послужившие отправной точкой дальнейшей эволюции германского феодализма и обусловившие как внутреннюю, так в значительной мере и внешнюю политику Оттона I и вместе с тем облегчившие ему поиски социальной базы.
4. РОСТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ ФЕОДАЛОВ
И ПРЕДПОСЫЛКИ ИТАЛЬЯНСКОЙ ПОЛИТИКИ ОТТОНА I
Эти перемены знаменуют дальнейшие успехи процесса феодализации Германии и в то же время намечают известный поворот в самом ходе процесса. Успехи феодализма сводятся к перерождению и частичному расширению иммунитета, а поворот в его развитии связан с усилением политической роли церковных учреждений и церковного землевладения и установлением тесной связи этих учреждений с королевской властью. Оба явления представляют собой две стороны одного процесса.
Прежде всего происходит территориальное расширение иммунитета и некоторое изменение его правового содержания. Отмеченный нами выше рост округов господства в силу социальной мощи данного вотчинника (его potestas) находит свое правовое оформление в виде пожалований частичного королевского банна, т. е. части тех полномочий, которыми обладала королевская власть в качестве присущей ей принудительной и повелительной силы и которые могли быть в равной степени переданы также должностным лицам короля. Содержание банна могло быть и было весьма различным (охотничий, рыночный, судебный банн). Сущность судебного банна мало отличалась от иммунитета; но важно было не столько содержание, сколько его значение как орудия территориального расширения иммунитетных привилегий. Вотчинпики-иммунисты получали судебный банн, т. е. право юрисдикции, на сравнительно обширные территории, часть которых составляли их чересполосно расположенные вотчинные владения; иногда банн распространялся на целые деревни и марки, иногда он, правда, следовал границам вотчинной чересполосицы (точно так же, как раньше иммунитет). Но весьма существенно то, что преобладающая тенденция развития шла в первом из указанных направлений. Ибо такое территориальное распространение банна приводило к тому, что иммунитет, возникший как орудие внеэкономического принуждения на основании роста крупного вотчинного землевладения, разбивал территориальные рамки вотчины и служил, в свою очередь, хоть и производным, но весьма серьезным стимулом к округлению чересполосных вотчинных владений. Ведь банн в еще большей мере, чем прежняя potestas, часто мог быть использован как повод для взимания всякого рода повинностей с населения того округа, на который он распространялся и территория которого до его пожалования никак не зависела от вотчин-
251
ника, да и в силу этого пожалования не становилась его вотчинным владением. Однако — и это самое существенное — она могла стать таковым в результате дальнейшего роста мощи данного вотчинника в пределах той территории, на которую он получил банн. Обладатель банна мог иногда добиться всей полноты вотчинной власти над территорией, на которую ему была предоставлена в силу банна лишь судебная власть, т. е. он мог превратить и эту территорию в свою вотчину, к тому же наделенную иммунитетными полномочиями в форме банна.
Таким образом, эволюцию крупного землевладения в Германии X в. от вотчины через иммунитет и банн к территориальному расширению-вотчины можно — в самых общих чертах — представить следующим образом: вначале, в качестве исходного ее пункта,— крупная вотчина, наделенная иммунитетом в пределах самой вотчинной территории; затем — обратное влияние иммунитета как правового института на породивший его социально-экономический базис, далее — рост экономической и внеэкономической мощи вотчинника и распространение последней — в виде банна — на невотчинную территорию; наконец, превращение и этой территории в вотчинное владение, т. е. повторение в ее пределах процесса обратного влияния порожденных ростом крупного землевладения привилегий на структуру этого землевладения.
Намеченная эволюция представляет собою не что иное, как один из путей роста и округления крупного вотчинного землевладения, и это как раз тот путь, который приводит к определенной форме взаимоотношения королевской власти с растущим крупным землевладением. Ибо присвоение банна, как и иммунитета, частными землевладельцами неизбежно принимало форму королевских пожалований, за исключением использования своих полномочий в силу банна королевскими должностными лицами — графами и фогтамп королевских аббатств (оно имело место еще в IX в.). А так как эти пожалования происходили в обстановке незавершившегося феодального развития, объем привилегий, их размах и характер, наконец, выбор наделяемых ими лиц до известной степени еще зависели от политики самой королевской власти. Ведь, несмотря на рост иммунитета и банна в территориальном отношении, в Германии X в. иммунитет все еще не выделил вотчину (даже расширившуюся через посредство банна или путем захвата) всецело из ведения графского округа. Лишь некоторые королевские привилегии крупнейшим вотчинникам, передающие им иногда и право «высшей юрисдикции», являются исключением из общего порядка. Но эти привилегии и возможны-то-именно в силу того, что еще не вся страна распалась на вотчины-сеньории, и целью этих привилегий как раз и было стремление использовать одни слои феодального класса против других.
Иммунитетные права в ходе предыдущего развития VIII—IX вв. нашли особенно широкое распространение на территории церковных вотчин. Именно они при Оттоне I и получают чаще других «пожалования банном» и иными привилегиями. Это объясняется тем, что королевская власть охотнее наделяла ими церковные учреждения — епископства и аббатства, на землях которых в силу принципа ненаследственности церковных должностей было меньше тенденций к развитию и
252
укреплению ленной системы и где судебные полномочия в объеме графской юрисдикции не могли присваиваться без королевского пожалования. Королевской власти в X в. приходилось вести непрестанную борьбу с герцогами и светскими феодалами. В борьбе с ними она попыталась в лице Оттона I опереться на церковное землевладение и на церковные учреждения — епископства и аббатства. Эта попытка была произведена в атмосфере жестокой и непрерывной борьбы отдельных светских феодалов с церковными учреждениями, в особенности с аббатствами, владения которых нередко захватывались и расхищались светскими магнатами и которые, в свою очередь, стремились дать последним посильный отпор. Эта борьба протекала параллельно и одновременно с процессом роста полномочий и могущества должностных лиц иммунитетных церковных вотчин — фогтов.
Чтобы понять роль института фогтов в дальнейшей эволюции германского феодализма в связи с политикой королевской власти, необходимо разграничить различные группы церковных учреждений по признаку их большей или меньшей зависимости от королевской власти. Выше уже было сказано о праве короля и светских феодалов иметь собственные церкви. С другой стороны, иммунитет предполагает наличие особого вотчинного суда, функции которого выполняли соответствующие должностные лица — фогты. Их положение н роль в церковных учреждениях были весьма различны в зависимости от того, какое положение занимали сами эти учреждения по отношению к светским феодалам или королю. Наряду с аббатствами и епископствами, принадлежавшими королю или находившимися под его особым покровительством (mundium), существовали и монастыри, зависевшие от частных светских землевладельцев, и, наконец, аббатства и епископства, которые вовсе не зависели от каких-либо светских властителей. В последних с давних пор, еще с эпохи первых Каролингов и даже Меровингов, т. е. со времени возникновения иммунитета, пожалование иммунитетной юрисдикции связано было с установлением функции особого должностного лица — фогта, выбираемого капитулом или назначаемого аббатом или епископом. В церквах и монастырях, подчиненных епископам, фогтов назначали именно епископы. В этих и церковных учреждениях фогт являлся, таким образом, исполнителем вотчинной юрисдикции и представителем вотчины вовне. Его выбор и назначение зависели от самого иммунитетного вотчинника, которому он — по крайней мере, на первых порах — был подчинен. В аббатствах, принадлежавших светским землевладельцам или находившихся под их mundium, фогтство приобретало иной облик. Фогтами там становились часто собственники данного монастыря, зачастую являвшиеся в то же время его основателями или крупными дарителями в его пользу. Подобные светские собственники нереддо включали в текст дарственных грамот основываемых ими или одаряемых землями монастырей в качестве условия дарений требование сохранения за ними, их наследниками или членами их семьи должности фогта, которая, таким образом, становилась неотъемлемым достоянием рода того светского собственника, который был основателем или патроном данного монастыря. Здесь, следовательно, переплеталось светское и церковное землевладение, так как фогты та-
253
ких монастырей, сами являясь крупными землевладельцами, извлекали материальные блага из находившихся под их патронатом монастырских владений, плохо различая собственное и монастырское добро и часто рассматривая монастырские земли как составную часть своей поземельной собственности. Но даже в тех случаях, когда происходило размежевание монастырских владений и владений фогта, тот выступал в такого типа монастырях прежде всего как поземельный собственник, собиратель части монастырских доходов в свою пользу и патрон монастыря — и лишь во вторую очередь как судья.
Переплетение церковного и светского землевладения в этих монастырях означало рост церковного землевладения на почве светского. Зато в церковных учреждениях, не принадлежавших светским властителям, это переплетение имело обратный смысл — проникновение светского землевладения в недра церковного, так как фогты таких монастырей и епископств еще со времени Каролингов начали пользоваться своими судебными полномочиями для того, чтобы превратить «защиту» интересов иммунитетной церковной вотчины перед графским судом в доходную статью и орудие эксплуатации зависимого населения вотчины в личных интересах и даже не останавливались перед захватами части церковных владений, не говоря уже о получаемых ими бенифициях.
Таким образом, намечается вполне определенная тенденция феодализации должности самого фогта31. Однако эта тенденция, наметившаяся еще во времена Каролингов, далеко не завершилась и в X в. К тому же она вызывала вполне определенную, хотя и не всегда одинаковую реакцию как со стороны заинтересованных в этом церковных учреждений, так и со стороны королевской власти. Известно, что еще Карл Великий в своих капитуляриях предписывал церковным учреждениям иметь добрых и справедливых фогтов, не страдающих ни алчностью, ни другими пороками 32. Конечно, Карл этими распоряжениями отнюдь не создал заново институт фогтов, а лишь стремился оградить аббатства и епископства от феодальных тенденций их собственных должностных лиц, исполнявших и раньше свои функции в виде agentes, или defensores, но теперь превращавшихся зачастую из «защитников» интересов церковных вотчин (ad-vocati) в расхитителей их достояния, выступавших под личиной управителей и судей. Ведь, несмотря на эти распоряжения Карла Великого, источники уже в IX в. полны жалоб на фогтов, которые, как мы слышим, не только захватывали церковные владения, но и превращались из пастырей в злых волков 33. Эти явления в X в., пожалуй, еще усили-
31Ср. A. Waas. Vogtei und Bede in der deutschen Kaiserzeit, Bd. I—II. Berlin,
1919—1923; G. Seeliger. Die soziale und politische Bedeutung der Grundherrschaft. Leip
zig, 1903.
32Cp. Capitularia regum Francorum, I, № 33, § 13. (Капитулярий Карла Великого
m 802 г.): Quia nullatenus neque praepositos neque advocatos damnosus et cupidus
in monasteria habere volumus, a quibus magis nos blasphemia vel detrimenta oriantur.
Ср. также Ахенский капитулярий 801—913 гг., § 14 (ibid., № 77): Ut episcopi et ab
lates advocatos habeant... et ut ipsi recti et boni sint et habeant voluntatem recte
et iuste causas perficere.
33Ср. Капитулярий Людовика Благочестивого от 819 г.— Ibid., № 289, § 141: «Pri-
mo ut, sicut iam aliis missis iniunctum, fuit, iustitiam faciant de rebus et libertatibus
.254
лись; вместе с тем церковные вотчины начали с ними борьбу, отчасти в форме обращения к патронату короля с просьбой назначения королевских фогтов, а отчасти в форме установления особого иммунитета, защищавшего церковные учреждения от их собственных фогтов. Так как, однако, и назначавшиеся королем фогты стремились к такой же узурпации, то иммунитет внутри иммунитета, т. е. иммунитет от фогтов или, как его называют некоторые исследователи, «узкий иммунитет», стал распространяться все более и более.
Если прибавить к этому, что в церковных вотчинах королевских монастырей фогты иногда назначались королем именно в силу пожалований иммунитета, а иногда в силу тех же пожалований королевским монастырям предоставлялось право избрания фогтов (electio), а король оставлял за собою лишь их утверждение (ordinatio) или передачу им судебного банна, то станет очевидным, что борьба церковного землевладения с фогтами, являющаяся частным случаем борьбы светского землевладения с церковным, создавала весьма благоприятную почву для вмешательства королевской власти. Это вмешательство и последовало при Оттоне I найдя свое выражение в так называемых «Оттоновых привилегиях». Эти привилегии были часто различны по своему объему и содержанию, но их общая тенденция оставалась неизменной п сводилась к тому, что-Оттон разными способами и в различных правовых формах ставил церковные учреждения в особое положение по отношению к королевской власти и светским феодалам. Нередко эти привилегии носили характер иммунитета, иногда даже с предоставлением высшей уголовной юрисдикции, а в других случаях принимали форму банна; они касались и епи-скопств, и аббатств, иногда подчиняя последние судебной власти епископского фогта, а иногда, наоборот, передавая судебный банн монастырскому фогту или аббату и разрешая данному монастырю выбор фогта с сохранением прав его утверждения за королем.
Тексты пожалований Оттона I, собранные в Diplomata, позволяют проследить различные юридические формы «Оттоновых привилегий».
Так, в грамоте 937 г. гамбургскому епископству Оттон I подтверждает зависимость от этого епископства расположенных в его округе монастырей и одновременно дарует иммунитет с предоставлением фогту всей полноты юрисдикции над зависимыми людьми этих монастырей, с той, однако, оговоркой, что дела, которые не сможет разрешить фогт, должны быть им же переданы в графский суд 34. Грамота Оттона I Трирско-му архиепископу точнее определяет, какие это дела: те, которые представляют собою тяжбу между людьми, зависимыми от архиепископа, и посторонними по отношению к данной вотчине лицами 35.
iniuste ablatis; et si episcopus aut abbas aut vicarius aut advocatus aut quislibet de pie-be hoc fecisse inventus fuerit, statim restituatur». С этим распоряжением следует сопоставить жалобы на фогтов в упомянутых выше капитуляриях Карла Великого, а также в его капитулярии 811 г. (№ 72, § 6): advocatum... non iustum ас deum timentem sed crudelem ac cupidum.
34MGH, Diplomata imperatorum et regum, Dipl. Ott. I, № 11.
35Ibid., № 86.
255
Разграничение юрисдикции графа и фогта в обоих указанных случаях проходит именно по этой линии, а не по линии размежевания сферы низшей и высшей юрисдикции, так как текст гамбургской грамоты предоставляет фогту и эту последнюю по отношению к «монастырским людям, т. е. литам и колонам» (in supradictorum hominibus monasterio-rum, litis videlicet et colonis), а трирская грамота ясно отличает судебные дела зависимых людей (familia), рассматриваемые в частном вотчинном суде, от публично-правового суда в судебных заседаниях графства, но с участием фогта36. Иногда аналогичные пожалования адресованы аббату монастыря и запрещают вмешательство в его юрисдикцию внутри монастырской вотчины не только графу, маркграфу или герцогу, но даже и самому королю, как это имеет место, например, в грамоте Герсфельдскому аббатству37.
В некоторых грамотах подчеркивается предоставление фогту высшей уголовной юрисдикции лишь над несвободными держателями церковной вотчины, и то, по-видимому, главным образом в первой инстанции 38. Но другие грамоты столь же ясно говорят о распространении монастырской юрисдикции и на свободных держателей монастырских земель. Таковы грамоты монастырям Эссену, Хорнбаху, Лоршу, Миндену39. Цель этих иммунитетных пожалований, несмотря на все многообразие отдельных случаев, ясна — изъять ряд аббатств и епископств из-под власти светских должностных лиц — графов, стремившихся феодализировать свою должность, и вместе с тем создать особым королевским патронатом известную гарантию от хищений и узурпации церковных владений светскими магнатами.
Политика Оттона I в этом смысле шла навстречу интересам церковного землевладения в его борьбе со светским. Однако королевская власть опасалась усиления самого церковного землевладения и его дальнейшей феодализации. Поэтому Оттон I часто старался в своих пожалованиях в той или иной мере сохранить связь иммунитетных церковных вотчин с графским судом, стремясь не только обеспечить эти вотчины известными привилегиями, но вместе с тем сохранить некоторую почву, на которой сталкивались бы их интересы с интересами графов и светских магнатов, чтобы иметь возможность использовать противоречия между ними и в случае надобности противопоставить их друг другу. Такую же цель преследовали пожалования аббатствам права свободного выбора фогтов: с одной стороны, эти привилегии охраняли церковные учреждения от хозяйничанья фогтов, а с другой — они самим своим фактом, а главное — сохранением за королем права утверждения этих фогтов, отдавали наделенные такими пожалованиями аббатства под контроль королевской власти,
36Dipl. Ott. I, № 86: Sufficiat comiti ut advocatus... aut in privatis aut publicis
negotiis iustitiam de familia reddat vel exigat infra comitatum in malli dicis locis.
37Ibid., № 356: omnia iudicio et potestati abbatis... reserventur.
38Ibid., № 203.
39Грамота Эссену (ibid., № 85). Указаны servi, liti и liberi в качестве homines
«cclesiae; грамота Хорнбаху (ibid., № 117): ut hullus iudex publicus illam super inge-
nuos homines, qui teneant atque possideant terrain praescripti monasterii exerceat po-
testatem. В грамоте Лоршу иммунитет распространяется на homines... ipsius loci tam
mgenuos quam servos (ibid., № 176).
256
ставили их в значительной мере на одну доску с королевскими монастырями.
Еще резче сказывается эта тенденция королевской власти в тех «От-тоновских привилегиях», которые сводятся к пожалованию банна. Они проделали за время правления Оттона I известную эволюцию. Первые пожалования банна, содержащиеся в привилегиях Корвейскому монастырю и относящиеся к 40-м годам X в., полны той же двойственности, что и иммунитетные грамоты Оттона I: так, предоставление корвейскому аббату банна в 940 г. ограничивается наделением его лишь частным видом банна, а именно банном по отношению к жителям трех графств, которые должны являться по распоряжению аббата для выполнения работ по постройке бурга 40. Это так называемый бурговый банн. Первое пожалование судебного банна, относящееся к двум виллам того же королевского монастыря в Меппене, содержит обычный для иммунитетных привилегий запрет вхождения графов на территорию этих вилл для выполнения судебных функций и вместе с тем — предоставление судебной власти фогту 41. Но в дальнейшем — особенно с 50-х годов — содержание привилегий в силу банна значительно расширяется; это их расширение идет, однако, рука об руку с предъявлением Оттоном I особых требований по отношению к одаряемым баннами, иммунитетами и прочими льготами церковным учреждениям. Совокупность этих требований в сочетании с упомянутыми привилегиями дала исследователям повод говорить о так называемой «епископальной системе» или «епископальной политике» Оттона I. Последнюю, как и вообще внутреннюю политику Оттона, отнюдь не следует, конечно, представлять себе в виде продуманной и последовательно проводимой стройной системы. Наоборот, как и внутренняя политика Генриха, это было в сущности лавирование королевской власти в период становления феодального государства между различными силами феодального общества. Поэтому ей присущ целый ряд противоречий.
Так, стремясь свести к минимуму сепаратизм герцогов, Оттон I в то же время практиковал политику компромиссных договоров с ними. Опираясь на церковь, Оттон I иногда вынужден был предоставлять земельные пожалования и делать значительные уступки крупным светским магнатам, причем в разных частях своего королевства ему приходилось ориентироваться то на церковные, то на светские круги феодального общества. Более того, в самой церковной политике Оттона I замечаются значительные колебания: он то поддерживает аббатства, то способствует укреплению епископств.
Однако все эти противоречия и колебания внутренней политики Оттона I, отражающие пестроту отношений в эпоху незавершенного феодального развития, не должны заслонять от нас основную -ее тенденцию. Суть же заключалась в том, что королевская власть стремилась создать себе опору в лице церковных учреждений и свести к минимуму притязания герцогств. Поиски новой точки опоры (по сравнению с прав-
40Dipl. Ott. I, № 27.
41Dipl. Ott. I, № 77: bannum supra duas villas nominatas; iubemus ut nullus iudex
publicus... exerceat potestatem iudiciariam nisi... legitimus advocatus.
9 А. И. Неусыхин
257
лением Генриха I и первым периодом правления Оттона I) и характеризуют тот поворот в политике королевской власти, о котором было сказано выше и который, в свою очередь, был подготовлен поворотом в ходе развития германского феодализма, а отчасти и совпал с ним.
Таким образом, "епископальная политика" Оттона I, которая возник-ла еще в 40-х годах ЗГв., но окончательно сложилась в 50-х и 60-х годах, строилась с учетом охарактеризованных выше процессов феодального развития. Если оставить в стороне все противоречия, то в основном она сводилась к следующему. Оттон I жаловал церковным учреждениям изымаемые из ведения графов судебные округа, выходящие за пределы вотчины или даже вовсе не связанные с нею, превращая таким образом церковные вотчины, наделенные баннами и иммуните- том, в нечто, параллельное графскому округу; фогты таких округов при- обретали иногда права графов, а иногда епископства и аббатства полу- чали целые графства. Однако, сколько бы имперских ленов Оттон I ни раздавал аббатам и епископам, всегда наступал момент, когда лен возвращался к королю и мог быть им передан подходящему, с его точки зрения, лицу, не говоря уже о том, что церковные должности не были наследственными и, кроме того, выполняли особую, весьма специфическую функцию в тогдашнем феодальном обществе. Однако Оттон I не ограничивался раздачей привилегий епископствам и аббатствам. Он рассматривал наделяемых ими епископов и аббатов как поданных, часто назначал епископов своею властью и замещал епископские кафедры своими родственниками (особенно с 50-х годов), перенося таким образом старинное право королей и светских лиц иметь собственные церкви с монастырей и приходских церквей на епископства'
Даже в тех случаях, когда "королевские грамоты предоставляли тем или иным аббатствам право выбора аббатов, король оставлял за собою право передачи им королевского банна и фактически влиял на их назначение. Мало того, он требовал с епископов и аббатов несения гражданской и военной службы в пользу короля; и епископские вассалы, и сами епископы должны были участвовать в военных походах Оттона I (что было запрещено при Карле Великом). Следовательно, оборотной стороной «Оттоновских привилегий» можно считать кристаллизацию целого слоя церковных феодалов, всем или очень многим обязанных королевской власти и предоставлявших в ее распоряжение значительную военную силу своих вассалов. Конечно, эта кристаллизация была результатом упомянутых выше феодальных процессов, а не порождением королевской власти; но королевская власть использовала ее в своих интересах, что привело к ее усилению. Однако, приняв епископальную систему, Оттон I должен был принять и ее последствия, в том числе и неизбежность санкционирования этой политики верховным главою католической церкви — папой. Правда, папство в тот момент переживало отнюдь не блестящую эпоху своей истории. Скорее наоборот, феодализация самой Папской области, зависимость пап от римской феодальной знати, выходцами из рядов которой они были, постоянные набеги сарацин на Италию, византийские притязания на южную ее часть и претензии на итальянскую корону то западнофранк-
258
ских, то восточнофранкских Каролингов (в конце IX в.), то герцогов Фриуля и Ивреи, то бургундского короля (в первой половине X в.) — все это привело к ослаблению папства и разобщению его с германским и французским духовенством, чему в свою очередь немало способствовала феодализация того и другого в обстановке постоянных набегов норманнов и венгров. Но ослабление реальной власти папы над французским и германским духовенством еще не означало, да и не могло означать полного забвения иерархической зависимости епископов и архиепископов как носителей духовного сана от главы католической церкви. Тем более, что еще жива была традиция Каролингской эпохи, когда папы санкционировали государственный переворот Пипина Короткого, короновали Карла Великого, а после его смерти при его бессильных преемниках пытались «Лже-Исидоровыми декреталиями» 851—852 гг. непосредственно подчинить себе епископов и прекратить вмешательство светских лиц в управление церковными округами, а в лице Николая I (858—867) уже самовластно вмешивались в политику королевской власти.
Таким образом, упадок папства в конце IX — начале X в. был, во-первых, явлением сравнительно недавним, а во-вторых, вовсе не превращал духовное верховенство папы в какой-то фантом.
К тому же ведь Оттон своей епископальной политикой стремился но к усилению отдельных епископов или аббатов как самостоятельных фео-далов (хотя он, конечно, раздавал им чисто феодальные привилегии), а к известной концентрации епископата и части монашества под эгидой королевской власти, а такое стремление к концентрации неизбежно ставило вопрос о взаимоотношениях германского духовенства, крепкими узами прикрепленного к трону, с его духовным главой — папой.
Поставить и последнего под такой же контроль королевской власти —
это могло представляться Оттону не только весьма соблазнительным и
заманчивым, но и практически необходимым и нужным, ибо такая за
висимость папы от короля закрепляла бы зависимость от него его гер
манских епископов. А осуществлению этого плана способствовало общее
ослабление Италии к середине X в. Таким образом, в «епископальной
системе» можно усматривать одну из причин вмешательства Оттона I в
итальянские дела.
Друую группу причин следует искать в сфере торговых и поземель-
Достарыңызбен бөлісу: |