А. И. Неусыхин роблемы европейского феодализма

Эти мероприятия в случае их успеха грозили подорвать политиче­ское господство папства в Италии. Между тем папство в действитель­ности было сильнее империи и поэтому имело возможность не допустить этого. Правда, к середине XIII в. уже ясно наметилась и слабая сто­рона программы папской теократии. Для осуществления этой программы папство вынуждено было прибегать к таким средствам, которые частично обращались против него самого. Так, многолетние интердикты, налагав­шиеся на целые области Италии, способствовали воспитанию поколения людей, выросших без повседневного исполнения обрядов католической церкви. Ереси и секты подтачивали ее здание изнутри, несмотря на деятельность орденов. Огромные богатства церкви и ее роль крупнейше­го всеевропейского банкира создавали благоприятную почву для антипап­ской агитации; ее вели не только еретики, но и агенты Фридриха, ко­торый и лично нападал в своих письмах и памфлетах (частично при-

340

Однако программа самого Фридриха, как уже говорилось, имела еще меньше шансов на осуществление. В сути дела и папская, и импер­ская теократия как две полярно противоположные по структуре, но тож­дественные по целям формы преодоления феодальной раздробленности Западной Европы путем надгосударственной ее централизации должны были изжить себя в эпоху создания отдельных феодальных монархий, проводивших это преодоление феодальной раздробленности в рамках со­словных государств (Англия, Франция, страны Пиренейского полуост­рова).

Но все же папская теократия в силу особой функции католической церкви в средневековом обществе оказалась гораздо более стойкой и жизнеспособной, чем имперская. Накануне краха последней и за 60 лет до серьезного поражения папства в начале XIV в., они вступили в смер­тельный бой друг с другом, сопровождавшийся, между прочим, и такой острой идеологической борьбой между ними, какой история не знала со времен спора за инвеституру. Недаром и расцвет папской и имперской публицистики падает именно на последнее десятилетие правления Фри­дриха II: перед тем как и империя, и папство испытали радикальное изменение всей своей структуры (второе на полстолетия позднее пер­вого), они в решающей схватке исчерпали основные средства борьбы и все важнейшие идеологические аргументы, так что продолжение их угасающей борьбы в XIV в. вносит мало нового в историю политической мысли.

Последняя решающая схватка началась в 1239 г.— отлучением Фри­дриха II Григорием IX. В 1241 г. Григорий IX в ответ на действия Фридриха II в Северной Италии решил извлечь политические выгоды из провозглашенного им отлучения и добиться низложения императора. Для этой цели он повелел созвать в Риме большой собор из прелатов всей Европы. Но ему не суждено было состояться. Фридрих II поме­шал этому весьма своеобразным способом: наняв генуэзские и пизанские галеры, он разбил генуэзскую же флотилию, которая везла в Рим пре­латов из Южной Франции, взял в плен 100 крупных представителей духовенства (в их числе двух кардиналов), а затем осадил Рим. Гри­горий IX умер в осажденной столице в том же 1241 г. Короткий понти­фикат Целестина IV и 19-месячная вакантность папской кафедры дали Фридриху II временную передышку, но за это ему пришлось выпу­стить всех захваченных деятелей церкви. В 1243 г. папой был избран генуэзец Синибальдо Фиески из рода графов Лаванья под именем Инно­кентия IV (1243—1254). Он начал переговоры с Фридрихом и потребовал от него разрешить ломбардский вопрос и очистить территорию Папской области, обвинив императора в нарушении присяги. Фридрих же ставил условием очищения патримония снятие отлучения и всячески затягивал переговоры.

Между тем положение складывалось для него неблагоприятно: уже в 1243 г. ему отказал в повиновении город Витербо, что послужило сиг­налом к целому ряду городских восстаний против Фридриха II в Ита-

341

В результате деятельности нового папы связь немецких епископов с Фридрихом совершенно прервалась, и три крупнейших рейнских архие­пископа (Майнцский, Кёльнский и Трирский) перешли на сторону Инно­кентия IV, который стал назначать епископов и аббатов самолично, даже без канонических выборов. В 1246 г. рейнские архиепископы под дав­лением папы выдвинули против Фридриха антикороля — ландграфа Тю­рингии Генриха Распе. В Германии Фридриха поддерживали имперские и некоторые епископские города (несмотря на антигородскую политику Фридриха), ибо им, во всяком случае, было не по дороге с герман­скими духовными князьями и стоявшим за ними папством. Вместе с тем Фридрих в эти критические для него годы вернулся к мысли о соз­дании территориального княжества в Германии и использовал смерть последнего Бабенберга — своего старого противника Фридриха Непокор­ного (1246) для того, чтобы присоединить к владениям Штауфенов Шти-рию и Австрию, а также Баварию. После смерти антикороля (1247) та же участь постигла и Тюрингию, а второй антикороль был еще слабее первого.

Однако все это не могло решить исхода борьбы, что, по-видимому, в тот момент сознавал и сам Фридрих, ибо как раз тогда он стал об­ращаться с призывами о помощи против папы к английскому королю Генриху III и французскому королю Людовику IX, мотивируя это тем, что он как император — первый среди равных ему государей Европы, и если они допустят, чтобы папа безнаказанно отлучал и низлагал им­ператора, то тем более бесцеремонно сможет он обращаться с ними са­мими.

Призывы его, как уже отмечалось, не нашли действенного отклика. Тем временем ширились городские восстания в Италии, мешавшие Фри­дриху возобновить личные переговоры с Иннокентием IV. Сначала восста­ла Парма, под стенами которой войска императора потерпели пораже-

342

ние (1248 г.), затем Равенна (со всей Романьей), Брешия и ряд дру­гих городов. Во время борьбы с городами был взят в плен при Модене сын Фридриха Энцио (1249) и заточен в болонскую тюрьму, откуда болонцы так и не выпустили его до самой смерти (1272). Правда, в 1249 г. Фридрих вновь отвоевал Романью с Равенной, а в 1250 г.— Парму, но ресурсы империи истощались. Уто явствует из того, что пос­ле внезапной смерти Фридриха в самый разгар борьбы (конец 1250 г.) ни одному из его преемников не удалось добиться каких бы то ни было успехов: они не смогли укрепиться даже в Сицилии.

3. ИТОГИ ИСТОРИИ ГЕРМАНИИ В X—XIII вв. И ПЕРСПЕКТИВЫ ЕЕ РАЗВИТИЯ В XIV—XV вв.

К середине XIII в. в Германии не только юридически оформляется со­словие духовных и светских князей, но складываются основные призна­ки территориального верховенства, княжеского суверенитета. Они сводят­ся в основном к следующему: территориальный князь обладает графски­ми полномочиями в сфере суда (высшая юрисдикция) и военного ко­мандования; ему принадлежит часть законодательной власти, а также ис­полнительная власть в виде административно-полицейских функций и связанного с этим права «вязать и решить», т. е. применять принуди­тельную власть (Zwing und Bann), в X в. составлявшую основной при­знак королевского суверенитета. Князь приобретает право обложения своих подданных и право постройки укреплений с привлечением к вы­полнению этих работ населения данного княжества. Таковы основные признаки территориального верховенства имперских князей, и в частно­сти тех крупнейших из них, которые после смерти Фридриха II фак­тически присвоили себе право избирать королей, а с середины XIV в. превратились в коллегию курфюрстов («князей-избирателей»). Известные элементы верховенства в более ограниченном объеме присущи были и некоторым графам, и представителям высшего дворянства (так называе­мым «свободным господам»), которые формально не входили в сословие

343

С другой стороны, уже в XI в. конституируется отдельное сословие министериалов, которое приобретает особое значение в XII—XIII вв. Министериалы выделились из несвободных обученных слуг короля и крупных феодалов, несших наряду с административной также военную службу. На их превращение в особое сословие оказала сильное влияние рыцарская служба вассалов. Министериалы были необходимы их госпо­дам, как должностной аппарат и военная сила, тем более что и в том и в другом отношении они как зависимые слуги составляли противовес вассалам. В XII в. они выходят из состояния несвободы, и разные их разряды сливаются с различными слоями класса феодалов, занимающи­ми- те или иные ступени в феодальной иерархии. Имперские министе­риалы отличаются по своему сословному положению от княжеских ми­нистериалов, права которых более ограничены и которые дольше сохра­няют признаки несвободного происхождения. В середине XII в. мини­стериалы настолько возвышаются, что в это сословие начинают всту­пать многие представители разоряющегося сословия «свободных господ», которые, впрочем, сохраняют и свои владения, и юрисдикцию, и право занимать должности графа и шеффенов (судебных заседателей). Отсюда эти права распространились и на некоторые разряды министериалов, что, в свою очередь, сыграло немалую роль в юридическом оформлении территориальных княжеств, так как дало князьям возможность заменять в пределах княжеств прежних графов-феодалов, давно превративших свои должности в наследственные лены, графами-министериалами, являвшими­ся лишь должностными лицами территориальных князей. А это очень усиливало позицию последних как по отношению к королю, так и по отношению к соперничавшим с ними феодальным силам.

Низшие разряды министериалов начинают постепенно сливаться с низшими разрядами рыцарства. В частности, в Северной Германии свет­ские и духовные магнаты не хотели давать ленов вассалам, а предо­ставляли их только министериалам или тем, кто готов был вступить в сословие министериалов. В результате всех этих перемещений министе­риалы светских князей, прелатов (аббатов и епископов) и графов, буду­чи их ленными держателями, выбившимися из рядов несвободных, на­чали теперь занимать пятую ступень феодальной лестницы (наравне со «свободными господами»); они, в свою очередь, могли иметь зависимых от них министериалов, тоже несших конную военную службу. Эти ми­нистериалы занимали в таком случае шестую или седьмую ступень в вас­сальной иерархии наряду с рыцарями дворянского происхождения или их подвассалами.

Этим перегруппировкам в недрах господствующего феодального клас­са соответствовали и перегруппировки внутри крестьянства. Они были тесно связаны с целым рядом явлений: с изменениями в структуре гос­подствующего класса и возникновением территориальных княжеств; с проникновением товарно-денежных отношений в помещичье и крестьян­ское хозяйство, с ростом немецкой агрессии на Восток в XII—XIII вв.

В первой половине XIII в. агрессия двух духовно-рыцарских орденов (Тевтонского и Ливонского), объединившихся к 1237 г., приводит к за­воеванию ряда областей Прибалтики, населенных славянскими, литов­скими и финскими племенами (Поморья, Пруссии, Ливонии, части Лит­вы и Эстонии), пока продвижение рыцарей не было остановлено Алек­сандром Невским в результате знаменитого Ледового побоища 5 апреля 1242 г. Однако германская агрессия не могла способствовать укрепле­нию центральной королевской власти, ибо она лишь усиливала терри­ториальное дробление Германии: владения ордена, номинально зависев­шего от папы и в то же время получившего пожалования от Фридри­ха II, фактически были совершенно независимы. Завоевания ордена в Прибалтике создали как бы еще одно, и притом крупное, территориаль­ное княжество в составе все более и более дробившейся империи, к тому же столь сильно выдвинувшееся за ее политические границы на северо-восток, что его возникновение лишь содействовало общему перемещению внутренних центров тяжести Германии с Запада на Восток. А это — наря­ду с неравномерным развитием товарно-денежных отношений в разных частях Германии — усиливало разобщенность различных экономических районов в пределах страны. Целый ряд вновь основанных или сильно вы­росших за это время городов Прибалтики (Бреславль, Штеттин, Любек, Гамбург, Висмар, Росток, Гданьск) вошли потом в «Великую Немецкую Ганзу» и создали особый северо- и восточноевропейский район торговли и городского развития, в отличие от прирейнского и швабско-баварского торгового района. Но рыцарская, монастырская и крестьянская колониза­ция Заэльбья и Прибалтики содействовала также возникновению различ­ных аграрных районов, создав своеобразные условия аграрной эволюции на Востоке и разобщив завоеванные земли с Южной и Юго-Западной Гер­манией. В XIII—XIV вв. можно наметить три таких основных района аг­рарной эволюции с весьма различным положением крестьянства в каждом.

Теснее всего была связана с колонизацией завоеванных областей При­балтики Саксония, так как оттуда направлялась в новые земли основная масса крестьянских поселенцев. Это происходило потому, что саксонские феодалы под влиянием роста товарно-денежных отношений стали считать для себя невыгодным прежний вотчинный строй с его системой фикси­рованных повинностей и оброков, дававших — при наличии рынков сбы­та в городах и при соответственном повышении доходности сельского хозяйства — слишком мало барыша. Под влиянием этих процессов они на­чали отпускать крепостных крестьян (латов) на волю, насильственно лишая их за навязанную им отступную плату наследственных земельных наделов. Разрушая таким образом прежние формы держаний, вотчинники становились непосредственными обладателями крестьянских участков и, соединяя несколько таких наделов (гуф) в одно целое, сдавали их в краткосрочную аренду мейерам, т. е. бывшим управляющим из тех же латов (а впоследствии — из министериапов и мелких рыцарей). Арендная плата сводилась главным образом к поставке хлеба на продажу, поэтому вотчинники стремились заключать с меиерами краткосрочные контракты с правом повышения арендной платы, что не помешало возникновению наследственной мейерской аренды с фиксированными чиншами.

345

Наряду с этими вотчинами на востоке существовали и рыцарские владения, предоставлявшиеся рыцарям князьями в лен за военную службу и состоявшие за 4—8 гуф, лежавших чересполосно вперемежку с кресть­янскими наделами. С XIV в. начинается перерождение этого мелкого ры­царского землевладения. Оно вызвано возникновением и ростом хлебного экспорта из Прибалтики в Нидерланды, Англию и Скандинавию. Начало этому положил Тевтонский орден, собиравший чинши и десятины зерно­вым хлебом, и шел он через Гданьск, Любек и прочие ганзейские города, их расцвет в значительной мере объясняется именно им.

Эти процессы и привели в XV в. к превращению рыцарской вотчины в работающее на рынок поместье. В центре такого поместья — собствен­ная барская запашка помещика, его барское хозяйство; само поместье в отличие от чересполосной вотчины других районов Германии занимает сплошную территорию. Помещик начинает стремиться к дальнейшему уве­личению барской земли, захватывая оставшиеся без прямых наследников (так называемые «выморочные») или пустующие наделы, а также умень­шая владельческие права крестьян. Нужду в рабочих руках такой поме­щик старается удовлетворить, привлекая крестьян своей деревни, над ко­торыми он вначале не имел никаких прав господства, к несению барщин­ных повинностей. Оброки отступают на задний план перед барщиной на территории барской запашки. А так как крестьяне бегут, то их начинают прикреплять к земле, ограничивая и даже уничтожая их личную свободу путем отмены права перехода, запрета вступления в брак без разрешения хозяина и т. п. Развиваются отношения наследственной поземельной и личной зависимости, зафиксированные в виде особого сословного права, регулирующего взаимоотношения помещика и его крепостных. Крестьян­ский участок становится придатком рыцарского владения. Так складыва­ется крепостное поместье — прямой предшественник будущего юнкерско­го поместья Пруссии, строй которого подготовил возможность прусского пути развития капитализма в сельском хозяйстве в новое время.

Иначе идет аграрная эволюция в третьем из намеченных нами райо­нов — в Южной и Юго-Западной Германии, где господствовала типичная крупная вотчина раннего средневековья. Здесь в связи с дифференциа­цией крестьянства происходит частичная замена барщины денежной рен­той с сопутствующей этому процессу частичной ликвидацией барского

346

хозяйства на домене, который раздается по частям рыцарям и крестья­нам за денежные и натуральные чинши. Вотчинник теперь сам уже не производит продукцию, а лишь получает фиксированную денежную и на­туральную ренту.

Несвободные крестьяне делились на две большие категории: зависи­мых по земле (Grundhorige) и лично зависимых (Leibeigene). Зависимые по земле лишены были права вступать в брак без разрешения феодала и права перехода. Их наследственные земельные держания, к которым они были прикреплены, обременены были различными повинностями, ко­торые, однако, были фиксированы и могли быть повышены лишь решени­ем вотчинного суда. Другому вотчиннику их продавали лишь вместе с их дворами. Лично зависимые, или холопы, несли нефиксированные повин­ности, не имели имущества и получали содержание от господина. Это — собственно дворовые крепостные. С уменьшением барской запашки они иногда превращались в зависимых по земле, так как им выделялись особые наделы, а иногда с разрешения господина уходили в города, где начинали заниматься ремеслами.

Параллельно идет процесс слияния низшей группы свободного кресть­янства — «свободных чиншевиков» — с высшей группой несвободного крестьянства — зависимыми по земле держателями. Такое слияние имело место главным образом в Южной и Юго-Западной Германии, в то время как в колонизованных областях обе группы несвободного крестьянства слива­лись в однородную крепостную массу и все признаки личного холопства стали распространяться на зависимых по земле держателей. Как видим, перегруппировки в среде германского крестьянства связаны с различия­ми аграрной эволюции каждого из названных экономических районов.

В течение X—XIII вв., когда особенно сильны были имперские тен­денции, Германия проделала путь от незавершенного феодализма к рас­падению на экономические районы и дроблению на ряд территориальных княжеств. С конца XIII — начала XIV в. Германия предстает перед нами как совокупность территориальных княжеств, подобно тому как в X в. она представляла собой совокупность герцогств.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Германия в XIV—XV вв.

В XIV—XV вв. в истории Германии торжествуют те новые тенденции, ко­торые наметились уже в XIII столетии: рост политической самостоятель­ности территориальных княжеств и городов, тесно связанное с этим распа­дение Германии на ряд все более разобщающихся экономических и аг­рарных районов, перемещение экономических и политических центров тяжести страны на восток — в Прибалтику, Чехию, Австрию. Соответ­ственно перемещаются основные направления политики королевской вла­сти, видоизменяется самый ее характер: итальянская политика герман­ских королей в XIV в. играет несравненно меньшую роль, чем в X — XIII вв. (да и задача ее совсем иная), а в XV в. она и вовсе замира­ет; зато громадное значение приобретает политика королевской власти в Чехии и Австрии.

Основное изменение позиции королевской власти внутри страны за­ключается в том, что короли конца XIII — первой половины XIV в. вы­ступают прежде всего как территориальные князья. Создание собственно­го княжества — теперь уже не одно из средств их политики, а основное ее содержание (хотя эта тенденция и пересекается другими, противоре­чащими ей устремлениями). Первые короли Габсбургской и Люксембург­ской династии — форменные собиратели земель, напоминающие удельных князей, и лишь со времен Карла IV, т. е. с середины XIV в., после того как это своеобразное собирательство успело принести свои плоды, герман­ские короли — сначала Люксембурга, а потом Габсбурги — стремятся ут­вердить остатки своего былого верховенства над князьями. Но делают они это, опираясь на личные владения, которые теперь (в отличие от эпохи Штауфенов) представляют собой громадные сплошные комплексы, зача­стую превосходящие по размерам территории отдельных князей (кроме самых крупных). Да и остатки политического суверенитета королевской власти теперь не так уж велики, и короли не дерзают их расширять и не посягают на права князей.

Самая смена на престоле в течение XIV—XV вв. представителей трех династий (Люксембургов, баварских Виттельсбахов и Габсбургов) есть в

348

В самом деле, по своему происхождению Габсбурги — типичный кня­жеский род, который усилился с начала XIII в. обычным для террито­риальных князей того времени способом — благодаря сосредоточению в его руках целого ряда графств и фогтств в Южном Эльзасе и Верхней Швабии, в частности в северо-западной части будущей Швейцарии, где Габсбурги пытались захватить район лесных горных кантонов вокруг Фирвальдштеттского озера. К моменту избрания Рудольфа Габсбурги ус­пели приобрести значительные части бывших владений Штауфенов во вре­мя дележа их наследия между князьями, а кроме того, отняли кое-что-и у верхнерейнских епископов. К концу XIII в. Габсбурги сделались одним из мощных княжеских родов Юго-Западной Германии, но их мощь была еще не настолько велика, чтобы угрожать другим князьям, а по­тому князья сошлись на кандидатуре Рудольфа (1273—1291).

Он использовал корону главным образом как средство умножения своих родовых владений и вообще руководствовался прежде всего габ­сбургскими интересами: его политика как территориального князя и была его королевской политикой. Он не стремился к вмешательству в италь­янские дела. Сицилия и Южная Италия так мало интересовали его, что он не пошел навстречу даже предложению папы заключить союз против брата французского короля Людовика IX (1226—1270) — Карла Анжуй­ского, которому досталось Сицилийское королевство после гибели Штау­фенов и который очень усилился, так как сделался графом Прованса и стал играть роль соединительного звена между Францией и Италией. Иными словами, Рудольф отказался от имперской политики. Мало того, и в самой Германии союзы территориальных князей и городов в поддер­жании мира играли большую роль, чем королевская власть. Рудольф, охотно шел на то, что его королевский суверенитет и имперские права нарушались французскими королями Филиппом III (1270—1285) и Фи­липпом IV Красивым (1285—1314), которые за это обещали ему укре­пить позиции Габсбургского дома в Бургундии. Благодаря победе Ру­дольфа над чешским королем Пржемыслом (Оттокаром) II в 1278 г. Габсбурги получили Австрию, вошедшую незадолго перед тем в состав державы Пржемысла.

С тех пор Австрия сделалась исходным пунктом для дальнейшего

349

После него королем был вновь избран представитель династии Габ­сбургов—Альбрехт Австрийский (1298—1308), сын Рудольфа. Альбрехт продолжал территориальную политику отца, но потерпел ряд неудач. Стремление Габсбургов округлить свои владения путем соединения при-дунайских и верхнерейнских территорий вызвало еще до вступления Альбрехта на престол отпор со стороны швейцарских крестьян упомяну­тых выше кантонов, заключивших союз с городами Восточной Швейца­рии. Враждебные Габсбургам короли других династий давали привилегий швейцарцам (первым начал проводить эту политику Адольф Нассауский в 1297 г., а затем ее продолжил Генрих VII Люксембургский). Альбрехт-Австрийский принужден был вступить в борьбу с швейцарцами и пал в битве с ними (1308). Помимо швейцарских земель, Альбрехт пытался на­ложить руку то на голландское, то на чешское наследие — владение ди­настии Пржемысловичей (после смерти внука Пржемысла II Вацлава III в 1306 г,), но в обоих случаях безуспешно.

В международной политике Альбрехт действовал выжидательно, осто­рожно и пассивно, лавируя между двумя крупнейшими политическими силами того времени — Францией и папством. Видя усиление Франции, Альбрехт сначала (в 1299 г.) заключил союз с Филиппом IV и тем самым предоставил Фландрии самой защищать себя от притязаний французского короля. Но после буллы папы Бонифация VIII (1302), направленной против Филиппа IV, Альбрехт подчинился папе, надеясь, по-видимому, та­ким путем обеспечить за Габсбургами наследственные династические пра­ва на германский престол. Однако последовавшая вскоре после этого по­беда Филиппа IV над папством (1303) и начавшееся в 1309 г. Авиньон­ское пленение пап свело на нет все усилия Альбрехта. После его смерти династия Габсбургов только через 130 лет опять становится правящим домом в Германии, а самого Альбрехта непосредственно сменяет на троне выходец из рода графов Люксембургских (небольшое графство между верховьями Мозеля и Мааса), Генрих VII (1308—1313). Князья избрали его как раз в противовес усилению Габсбургов, и он должен был, по замыслу князей, стать таким же бессильным преемником Альбрехта I, каким был Адольф Нассауский после Рудольфа Габсбургского. Но ожи­дания князей на этот раз не оправдались: Люксембургская династия ока­залась сравнительно устойчивой и после короткого перерыва, когда пра-

350

Генрих VII — первый германский король после междуцарствия, кото­рый пытался возобновить имперскую итальянскую политику.

Однако к моменту его вступления на престол резко изменилась, даже сравнительно с 1273 г., и международная, и внутриимперская обста­новка. Прежде всего к этому времени упадок папской власти, предвест­ники которого появились уже в самый разгар папского могущества, т. е. в XIII в., стал свершившимся фактом. Переместившиеся в Авиньон папы сделались (начиная с Климента V) в значительной мере послушным ору­дием французских королей. Тем самым французская сословная монархия сумела одним ударом сокрушить папскую теократию, чего тщетно доби­валась германская империя в течение двух столетий — со второй половины XI до середины XIII в. Это объясняется уже отмеченной выше нежизне­способностью папской теократии в условиях роста централизованных феодальных монархий. Вполне естественно, что победа над папством вы­пала на долю одной из таких монархий (Франции), а не обессилевшей германской империи, имперская программа которой была еще более ар­хаичной, чем папская теократия.

Как бы то ни было, во время авиньонского пленения пап за папством в сущности стояла Франция, а потому и борьба с папством затрагивала в той или иной мере интересы французских королей.

То же самое относится и к итальянской политике германских королей того времени: и она косвенно противоречила интересам Франции, так как новые хозяева Южной Италии, неаполитанские короли из анжуйского дома, после изгнания анжуйцев из Сицилии, которую захватили арагонцы, стремились распространить свою власть на Среднюю и Северную Италию; особенно активную политику проводил внук КарлаТ Роберт (1309—1343). Между тем анжуйцы были настолько тесно связаны с Францией, что-можно говорить об итальянской политике французских королей в XIV в., которая, кстати сказать, оказалась (как и борьба с папством) тоже го­раздо более успешной, чем германская политика в Италии. Франция не нуждалась в торговом посредничестве Германии и стремилась установить непосредственные торговые связи с Италией. Но еще до падения папства резко меняется отношение к королевской власти в самой Германии: гер­манских королей избирают и низлагают князья, словно они присвоили себе роль папства; нет речи о стремлении королей к императорской ко­роне, и ничего не слышно о папских отлучениях по их адресу.

Генрих VII попытался возродить старую и отжившую имперскую тра­дицию: он добился у папы Климента V, мечтавшего о новом крестовом по­ходе, чтобы возродить папское могущество, обещания короновать его им­ператорской короной и начал готовиться к итальянскому походу. Этот по­ход в охарактеризованной выше международной обстановке не мог быть, успешным. И это несмотря на то, что Италия крайне нуждалась в центра­лизации, ибо состояла из ряда враждовавших между собою государств (Сицилийское и Неаполитанское королевства, папский патримоний, круп­ные города-государства, вроде Венеции, Генуи, Флоренции) и городских коммун, в которых к тому же кипела борьба гвельфов и гибеллинов,

351

давно превратившихся из сторонников папства и империи в городские партии, в свою очередь подразделявшиеся в разных городах на целый ряд различных более мелких группировок (как, например, черные и бе­лые гвельфы во Флоренции).

Людовик Баварский (1314—1347) происходил из княжеского рода Вит-тельсбахов, которому принадлежала Бавария и Восточный Пфальц (к за­паду от Австрии), а впоследствии также владения в Вормсской области и в северных провинциях Геннегау и Голландии. Людовик был избран на престол князьями, хотя на корону претендовал и другой кандидат — Фридрих Габсбург, сын Альбрехта I. Людовику пришлось вести с ним длительную борьбу, которая и послужила поводом к конфликту Людови­ка с авиньонским папством и Францией, хотя истинные причины этого конфликта лежали глубже и коренились в соперничестве Франции и Германии из-за влияния на Италию и из-за торговых сношений с нею.

После того как Людовик Баварский одержал в 1322 г. победу над Фридрихом Габсбургским, он потребовал, чтобы папа Иоанн XXII, кос­венно поддерживавший Фридриха, признал законным королем Германии Людовика. Однако Иоанн XXII, сторонник французской ориентации, по­кровительствовавший анжуйцам в Неаполе и впоследствии назначивший викарием в Италии Филиппа Валуа (будущего основателя новой династии во Франции), отказался выполнить требование Людовика и изъявил же­лание выступить третейским судьей в споре между Фридрихом и Людо­виком. Но это совсем не отвечало интересам Людовика и не входило в его расчеты. Поэтому вместо приглашения папы для разбора дела он за­ручился поддержкой гибеллинских городов Северной Италии и стал го­товиться к борьбе с папой. Тогда (в 1323 г.) папа потребовал от Лю­довика, чтобы он в течение трех месяцев отрекся от престола, угрожая ему в противном случае отлучением, интердиктом и разрешением его подданных от присяги верности, а в 1324 г. папа привел свою угрозу в исполнение. Разыгрался конфликт, по своим внешним формам и особенно

352

Однако уже ответ Людовика на папское отлучение вскрывает всю глу­бину различия в характере этой борьбы, а также и в самой роли коро­левской власти в Германии в XIII и в XIV вв. Вместо рассуждений о бо­жественном происхождении власти светского государя Германии и его суверенитете как императора Людовик Баварский отвечает папе Саксон­ской апелляцией (Sachsenhauser Apellation), которая обосновывает его права на корону совсем иными, новыми соображениями: короля Германии выбирают германские князья (в особенности те, которые уже закрепили за собою это право обычаем); их выбор дает ему основания претендо­вать и на императорскую корону; при двойных выборах дело решает меч, а не папский авторитет, а так как в данном случае меч решил спор в пользу Людовика, то претензии папы на роль третейского судьи являются совершенно необоснованными.

Как видим, Людовик хочет отвести папское вмешательство ссылкой на авторитет князей и княжеские выборы короля. Он чувствует себя княжеским ставленником. Подобные аргументы в устах Фридриха II были бы, конечно, совершенно невозможны, и по ним можно судить о том, какой путь проделало за это время княжевластие в Германии: из местных властителей, пусть полусуверенных, но все же локально огра­ниченных, германские князья к концу первой четверти XIV в. превратились (по крайней мере, в лице крупнейших из них) в вершителей политиче­ских судеб страны.

Отлучение Людовика и его Саксонская апелляция послужили началом его 23-летней борьбы с папством. В ходе этой борьбы сторонниками Людовика выдвинуты были и аргументы о примате светского государя над папой, но они трактовались не в духе прежней имперской теокра­тии, а скорее в смысле феодально-сословной централизации в рамках определенного государства (в данном случае — Германии). Они связаны были также и с первыми зачатками программы реформирования самого папства. Так, Марсилий Падуанский, автор знаменитого трактата «Defen­sor pacis», пропагандировавший при дворе Людовика Баварского учение о королевском суверенитете, выдвинул в то же время и идею подчинения папы церковному собору, а Саксонская апелляция содержит тезисы, про­диктованные требованиями церковной реформы и борьбой со стяжательст­вом папской курии.

В 1325 г. Людовик примирился с Фридрихом Габсбургским и даже сде­лал его своим наместником в Германии. Через два года после этого Людовик при поддержке гибеллинов дошел до Рима, а в 1328 г. в Риме было подтверждено его избрание римским королем, произведенное ранее в Германии. Затем римские горожане поставили его во главе города, а два отлученных папой епископа короновали его императорской коро­ной. Как видим, Людовик Баварский воспользовался поддержкой восстав­ших против папы римлян, которую в свое время отвергли Конрад III и Фридрих Барбаросса. Но вскоре римские горожане, познакомившись с истинными намерениями Людовика, стремившегося завоевать Италию,

353

превратились из его сторонников во врагов, а крупные города-государст­ва Северной и Средней Италии за редкими исключениями и без того принадлежали к числу его противников. К тому же Людовик не полу­чил никакой военной помощи из Германии. Поэтому в 1330 г. (после смерти Фридриха Габсбургского) он принужден был покинуть Италию, чтобы больше туда не возвращаться. Его завоевательные планы потерпе­ли крах, и римская коронация в сущности ничего ему не дала.

Между тем первый французский король из новой династии Валуа Филипп VI (1328—1350) захватил пограничные епископства Туль и Вер­ден и начал вести переговоры с Иоанном XXII о ломбардской короне. В столь неблагоприятной для Людовика международной обстановке его итальянская политика невольно отступила на задний план перед попыт­ками увеличения территориальных владений Виттельсбахов: так, Людовик (совместно с Габсбургами) заявил притязания на Тироль и на часть люк­сембургских владений. Однако ему не удалось ни осуществить эти при­тязания, ни закрепить за своим родом наследственные права на герман­ский престол. Когда Людовик после начала Столетней войны попытался использовать против папства английского короля Эдуарда III, папа вы­двинул против него антикороля в лице Карла, внука Генриха VII Люк­сембургского.

Генрих VII еще в 1310 г., после ликвидации наследия Пржемыслови-чей, передал Чехию своему сыну Иоанну (Яну); сын Иоанна, Карл IV, в 1347 г. сменил на престоле свергнутого Людовика Баварского. Дли­тельное правление Карла IV (1347—1378) знаменательно главным образом попытками нового конституирования королевской власти в обстановке растущей ее зависимости от князей-избирателей.

К моменту вступления на престол Карла IV на германских княжест­вах, особенно восточных, уже сказались результаты тех перемещений и перегруппировок, которые были вызваны немецкой агрессией на славян­ский Восток, а также внутренними процессами консолидации одних кня­жеских владений и дробления других. Так, Саксония, с одной стороны, переместилась к юго-востоку, заняв часть бывшей Восточной и Мейссен-ской марки, а с другой — подверглась дроблению, в результате которого из нее выделилось герцогство Саксония, включившее в себя как раз вновь захваченные области.

Самостоятельное значение приобрели на северо-востоке такие княжест­ва, как Бранденбург, и такие области, как Силезия, Лужицкая земля, далее к югу от них — составные части бывшей чешской державы Пржемысловичей (Чехия, Моравия), а на юго-востоке, в придунайском бассейне — Австрия, Каринтия, Штирия, Крайна, Тироль. Во все эти заэльбские и придунайские области продолжали проникать немецкие ко­лонисты — духовенство, горожане и крестьянство. К сказанному выше о характере колонизации Прибалтики следует добавить, что как раз в Че­хию (а также Польшу) в XIII—XIV вв. направляются из Германии епис­копы и клирики, министериалы и дворяне, чиновники, горожане и кресть­яне, и в этих странах возникает ряд городов, внутренний строй которых конституируется по магдебургскому, нюрнбергскому, венскому праву. Вме­сте с тем на западной границе Германии все большую роль начинают

354

Если к этому прибавить еще такие факты, как возникновение союзов городов в XIV в. (политического союза швабских городов и торгового Ган­зейского союза, окончательно оформившегося в середине XIVв.),то станет понятно, что в условиях территориальных перегруппировок, возникновения новых княжеств и новых политических образований, при все усиливаю­щемся распадении страны на ряд экономических районов и весьма раз­личных центров политического господства королевская власть могла най­ти действительную опору, лишь владея одним из таких центров и лави­руя между обладателями других.

Таким центром для Карла IV (как и для всей Люксембургской дина­стии) служила Чехия. Карл IV был наследственным королем Чехии,него в качестве такового князья избрали на императорский престол. Его избра­ние объясняется не только враждебным отношением папства и князей к наследникам Людовика Баварского, но и тем, что Чехия являлась в то время богатой, цветущей страной и авторитет чешского короля стоял в империи высоко. Карл IV происходил со стороны отца из полугерманского, полуроманского Люксембургского графства, а со стороны матери был чехом и считал Чехию своей родиной, хотя и провел юность в Париже, где по­лучил чисто французское воспитание. При нем продолжался экономиче­ский и культурный расцвет Чехии, начавшийся еще в XIII в.; в Праге был открыт в 1348 г. университет (правда, не чешский, а немецкий), и город украсился ценными произведениями архитектуры. Вместе с тем тогда же оформились отношения крепостной зависимости чешских кресть­ян и сказались отрицательные результаты немецкой колонизации, обост­рившие отношения между немецким и чешским духовенством, немец­ким и чешским дворянством, немецким и чешским бюргерством. Немец­кое духовенство было проводником папского влияния в Чехии и нако­пило там огромные земельные и денежные богатства, так же как и немецкое дворянство.

Оба эти слоя немецких феодалов закрепощали и угнетали чешских крестьян, а немецкое бюргерство мешало чехам заниматься торговлей и ремесленным производством в городах.

Обострение указанных противоречий именно при Карле IV содало поч­ву для чешского национально-культурного движения, усилившегося в кон-

¹ См. выше, гл. IV.

355

Таким образом и Карл IV вел политику собирания земель. Ей вполне соответствуют его компромиссы с более мелкими князьями, которых он хотел усилить в противовес Габсбургам. Так. он превратил в самостоя­тельные герцогства Мекленбург и Юлих (а также Люксембург, перво­начальное родовое владение собственной династии), а Вюртембергскому графству обещал сохранение неделимости за признание вассальной за­висимости от него.

Однако в отличие от своих предшественников Карл IV уже не мог огра­ничиваться этим, а вынужден был юридически оформить и закрепить два основных признака германского княжевластия XIV в.: 1) рост прав терри­ториального верховенства внутри отдельных княжеств; 2) фактическую кристаллизацию определенной группы князей, предрешавших выборы гер­манского короля и императора. Таким юридическим оформлением этих двух явлений была «Золотая булла», изданная Карлом IV в 1356 г. Она узаконивала коллегию князей, наделенных особым правом избирать ко­роля (поэтому они назывались князьями-избирателями, курфюрстами). В состав этой коллегии, по «Золотой булле», входили следующие семь курфюрстов (мы перечисляем их в том порядке, который соответствует последовательности подачи голосов): 1) архиепископ Трирский, 2) архи­епископ Кёльнский, 3) король Чешский, 4) пфальцграф Рейнский (вла­делец Западного Пфальца, расположенного по обоим берегам среднего те­чения Рейна), 5) герцог Саксонский, 6) маркграф Бранденбургскищ 7) архиепископ Майнцский.

356

Король избирался курфюрстами как rex in imperatorem promovendus, т. е. избрание предрешало увенчание данного кандидата не только коро­левской, но и императорской короной (осуществление одного из тезисов «Саксонской апелляции» Людовика Баварского). Вопрос о влиянии папы на выборы германского короля «Золотая булла» просто обошла молчанием. Это объясняется тем, что она была издана как раз в период ослабления авиньонского папства, когда Франция терпела поражения в Столетней войне.

«Золотая булла» предполагала превращение коллегии курфюрстов в постоянно действующий орган государственного управления и намечала ежегодный съезд курфюрстов сроком на один месяц (после пасхи) для обсуждения государственных дел в городе, избранном для этого по усмот­рению короля. Однако данный пункт не был проведен в жизнь. Зато самый порядок выборов короля по «Золотой булле» фиксировал традицию, сложившуюся еще со времен Рудольфа Габсбургского. Выборы представ­ляли собой в сущности контракт курфюрстов с королем. Коллегия кур­фюрстов выступала как корпорация, представлявшая империю, становив­шуюся между папой и королем, иногда даже низлагавшаю короля (вспом­ним низложение Адольфа Нассауского в 1298 г.).

«Золотая булла» узаконивала и расширяла также права территори­ального верховенства в пределах княжеств. Правда, она распространяла их только на курфюршества, но предоставленные им привилегии оказали потом обратное влияние на претензии остальных князей. «Золотая бул­ла» установила неделимость курфюршеств (с тем, чтобы светские кур­фюршества переходили по наследству к старшим сыновьям курфюрстов), передавала курфюрстам права на рудники, на чеканку собственной моне­ты, на взимание таможенных пошлин, на полную высшую юрисдикцию над их подданными, а также гарантировала им защиту от восстаний против них и от узурпации их привилегий (такую же, какую имел сам король). Таким образом, согласно «Золотой булле», курфюршества рас­сматривались как полунезависимые государства в составе империи, объ­единившиеся тем, что являлись подданными короля и императора, и ли­шенные только права самостоятельно вести войны и заключать мир с иностранными государствами.

Через 10 лет после издания «Золотой буллы» Карлу IV удалось рас­ширить западные имперские владения. Использовав военные поражения Франции, он присоединил к империи графство Бургундию, в 1365 г. ко­роновался бургундской короной, после чего территория бывшего королев­ства Бургундия (кроме Лионнэ и Виварэ) опять отошла к империи. Граф Савойи получил от Карла IV викариат в Арелате, что превратило

357

Эти западные приобретения Карла IV были тесно связаны с его италь­янской политикой. Она отнюдь не составляла основного нерва его госу­дарственной деятельности. В начале своего длительного царствования Карл IV как будто склонен был продолжать традиции деда — Генриха VII и непосредственного предшественника — Людовика Баварского и усиленно добивался коронования императорской короной в Риме. Но добился он этого только через 8 лет после его избрания германским королем: в 1355 г. он венчался ломбардской короной, а затем был коронован по распоряжению папы Климента VI императором, но пробыл в Риме только один день, день коронации, затем провел несколько месяцев в Тоскане и больше в Италии не задерживался. После этого его деятельность в Италии прервалась более чем на десятилетие и возобновилась лишь тогда, когда наметилась перспектива возвращения пап из Авиньона в Рим и Карл IV счел выгодным для себя использовать эти намерения папства в своей борьбе с Францией.

В 1367 г. папа Урбан V покинул Авиньон, воспользовавшись ослаб­лением Франции, и переехал в Рим. Вслед за ним направился в Италию и Карл IV, который расчищал путь к восстановлению папского господст­ва в Риме и в 1368—1369 гг. вел борьбу с врагами папы. Однако усилия Карла и папы оказались безуспешными. Урбану V пришлось вернуться в 1370 г. в Авиньон, и только следующий папа, Григорий XI, в 1377 г. окончательно перенес папский престол в прежнюю резиденцию.

Как видим, Карл IV в конце своего царствования пытался содейство­вать прекращению авиньонского пленения пап, но эти попытки независи­мо от их безрезультатности, можно скорее рассматривать как проявление антифранцузской, а не итальянской, политики Карла IV. Последняя была значительно слабее и бледнее, чем итальянская политика Генриха VII и Людовика Баварского и к тому же все более и более расходилась с его имперской политикой — в отличие от эпохи Штауфенов, когда имперская и итальянская политика совпадали друг с другом. Имперской политикой Карла IV являлась его чешская политика, и это лишний раз подчеркивает роль столь важного факта, как общее перемещение центра тяжести импе­рии на восток.

Ко времени смерти Карла IV территориальные владения распределя­лись между двумя соперничавшими королевскими династиями в Герма­нии следующим образом: Люксембургам принадлежали Чехия, Моравия, Силезия, Бранденбург, Лужицкая земля, марки по Эльбе и Одеру, Приг-ниц; Габсбургам — северо-западные области Швейцарии (от Фрейбурга и Базеля до Констанца и Сен-Галлена, за исключением кантонов Швей­царского союза), Тироль, Каринтия, Штирия, Крайна, Австрия.

Это распределение владений отнюдь не оставалось неизменным, на­оборот, в их составе постоянно происходили перемещения. Так, Бранден­бург вскоре приобрел самостоятельность и выделился из состава люксем­бургских владений. Владения Габсбургов в течение XIV—XV вв. тоже не­сколько раз то аккумулировались, то распылялись с тем, чтобы потом вновь сосредоточиться в руках Габсбургского дома. Но важнее всего было

358

то, что с конца XIV в. в Чехии начинается движение за восстановление ее былой самостоятельности и выделение ее из империи. Чешское на­ционально-культурное движение особенно усиливается при Вацлаве (1378— 1400), сыне Карла IV, который был еще при жизни отца и под его давле­нием избран королем во Франкфурте-на-Майне и коронован в Ахене без вмешательства папы.

При Вацлаве и Сигизмунде в Чехии произошли события первостепен­ной важности — гуситские войны (1419—1434), которые привели к дли­тельному фактическому выделению Чехии из состава империи.

Сигизмунд, который осуществлял в Чехии политику германского ко­роля и императора, объединявшего в своих руках Германию, Венгрию и Чехию, поддерживал католическую церковь и немецкое духовенство, дво­рянство, и бюргерство, которые господствовали над местным населением, В результате предпринятых им многократных крестовых походов Сигиз­мунд ценой громадных усилий добился в 30-х годах разгрома таборитов, но последствия гуситского движения продолжали сказываться до середи­ны и даже до конца XV в., а Чехия перестала играть роль политиче­ского центра тяжести империи, превратившись в полунезависимое госу­дарство, постоянно готовое поднять восстание против имперского господ­ства (достаточно указать на ее роль во время Реформации, католиче­ской реакции и Тридцатилетней войны). Это изменение положения Че­хии в империи нашло отражение и в том, что Люксембургскую дина­стию сменила династия Габсбургов, что произошло как раз после раз­грома таборитов и смерти Сигизмунда. Люксембурги без послушной им Чехии, основного ядра их родовых владений, очевидно, не имели доста­точно реальной силы и не пользовались у курфюрстов надлежащим ав­торитетом.

Подавление гусизма было тесно связано с движением за умеренную соборную реформу церкви, которое явилось результатом перерождения папства в эпоху авиньонского пленения. Вызванное формально расколом (схизмой) в католической церкви (наличие двух пап — авиньонского и римского), оно написало на своем знамени: «Собор выше папы», и требо­вало умеренного преобразования церкви в противовес идеям радикальной Реформации, выдвинутой последователями Виклифа и Гуса. Констанцский и Базельский соборы, состоявшие главным образом из прелатов и бого­словов, осудили идеи Реформации, добились казни Гуса (Констанцский собор) и весьма содействовали подавлению таборитского движения (ос­вятив крестовые походы Сигизмунда и заключив соглашения с утрак­вистами — так называемые Базельские компактаты). Однако они лишь

359

провозгласили, но не реализовали идею примата