§ 2. Аффект как необходимый признак состава преступления

§ 2. Аффект как необходимый признак состава преступления

Сильное душевное волнение, вызванное неправомерными действиями потерпевшего, по волевому элементу является обстоятельством, смягчающим ответственность, лица, совершившего преступление. Однако только в ст.ст. 104, 110 УК РСФСР и соответствующих статьях уголовных кодексов других союзных республик особое эмоциональное состояние — внезапно возникшее силь­ное душевное волнение — непосредственно указывается законодателем в качестве необходимого признака соста­ва преступления. Здесь это состояние — специальный признак субъективной стороны преступления ¹¹⁵, так как оно характеризует в первую очередь внутреннюю сторону преступного поведения, психическую деятель­ность субъекта и самым непосредственным образом отражается в особенностях протекания психических процессов (осознания и оценки своих действий и всей конфликтной ситуации, мотивации и выбора варианта поведения и т. п.), будучи тесно связанным с теми обстоятельствами, которые его вызвали. Вместе с тем сильное душевное волнение в случаях, указанных в ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, представляет собой не что иное, как физиологический аффект. Внезапность его возникновения служит в данном случае одним из основ­ных признаков, позволяющим отграничить аффект от состояния эмоциональной напряженности в смысле п. 5 ст. 38 УК РСФСР (п. 4 ст. 33 Основ).

а) Психологическая и правовая характеристика внезапно возникшего сильного душевного волнения в преступлениях со специальным составом

Требование внезапности сильного душевного волне­ния в случаях, предусмотренные ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, не является случайным. Оно обусловлено при­родой и особенностями физиологического аффекта, для которого особенно характерны неожиданность возникновения

«Внезапность», являясь неотъемлемой чертой аффек­та, в то же время тесно связана с теми обстоятельства­ми, которые вызвали это состояние. И. П. Павлов считал, например, что действия людей являются самыми сильными эмоциональными раздражителями. Для того, чтобы возник аффект, нужны действительные или «призрачные раздражители». Роль действительных возбудителей аффекта в исследуемых уголовно-правовых нормах выполняют противозаконные и аморальные, глубоко оскорбительные и несправедливые действия потерпевшего.

В ином смысле «внезапно» значит «неожиданно», т. е. результат как бы не вытекает по объективной оценке из характера внешнего воздействия, неадекватен этому воздействию. Аппарат эмоции «включается тем энергичнее, чем ограниченнее возможность рационального выхода из сложившейся ситуации» ¹¹⁷.

С возникновением аффекта создается тот избыток эмоциональной энергии, который требует своего немедленного выхода вовне, в движении, во внешних действи­ях и выливается в них. Однако это действие не «вдруг», не «сразу», не «мгновенно» и не просто как «ответная реакция» (в буквальном смысле слова) на неправомер­ные действия потерпевшего, как утверждают некоторые криминалисты ¹¹⁸, а «непосредственно», «вслед за», «как бы в ответ» на эти действия. Аффективный процесс в

Подмеченное психофизиологами свойство центральной нервной системы — медленно приходить в движение и медленно успокаиваться ¹²¹— позволяет допустить,

Д. признан виновным в том, что, находясь в состоя­нии легкого опьянения, на кухне коммунальной квар­тиры, где он проживал, выстрелом из двуствольного ружья убил соседа Ф., с которым длительное время на­ходился в неприязненных отношениях. Как установлено по делу, Ф. на протяжении двух лет систематически на­носил оскорбления Д., пытался изнасиловать его жену. В связи с этим Д. обращался за содействием в обще­ственные организации по месту работы и занимался во­просом обмена квартиры. Непосредственно перед совер­шением убийства Ф., находясь в состоянии опьянения, вновь стал приставать к Д. Он заставлял Д. ввернуть электрическую лампочку в коридоре квартиры, цинично мотивируя свое требование тем, что ему, Ф., в темноте неудобно совершать половой акт с женой Д. После это­го Д. вошел в свою комнату, зарядил охотничье ружье и, возвратившись на кухню, выстрелил одновременно из двух стволов в грудь Ф., убив его. Было также установ­лено, что Д. не склонен к конфликтам, Ф. же системати­чески пьянствовал, избивал родителей своей жены. Он неоднократно пытался вступить в интимную связь с же­ной Д. и рассказывал об этом соседям, а также и Д. Таким путем Ф. постоянно травмировал Д., унижал его человеческое достоинство и наносил ему тяжкие оскорб­ления. Именно на этой почве и в момент оскорбления Д. убил Ф.

Суд необоснованно отверг утверждение Д. о соверше­нии убийства в состоянии аффекта, сославшись при этом на то, что между совершенным преступлением и неправомерными действиями потерпевшего прошел опре­деленный промежуток времени. Однако он не был столь продолжительным, чтобы могло пройти состояние аф­фекта: снять чехол и зарядить ружье не требовало дли­тельного времени. Д. совершил преступление в состоя­нии физиологического аффекта, Обусловленного дли­тельной психотравмирующей ситуацией, приведшей к невротическому срыву и завершившейся убийством Ф., что подтверждается заключением психиатрической эк­спертизы. Непосредственным поводом аффекта послужили
непристойности, высказанные потерпевшим в адрес жены Д. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, исходя из конкретных обстоятельств дела, причин возникновения конфликтной си­туации и данных, характеризующих личность виновного, совершенно обоснованно переквалифицировала его дей­ствия со ст. 103 на ст. 104 УК РСФСР.

Наоборот, если разрыв во времени между поводом и совершенным убийством или телесным повреждением достаточно велик, возникшее в таких условиях волнение может быть следствием «самовзвинчивания» виновно­го лица под влиянием пережитых недавно обид, когда внешнее воздействие уже опосредовано в его сознании. Такое волнение не может считаться внезапно возник­шим, а преступление, совершенное под его влиянием, не должно квалифицироваться по ст.ст. 104, 110 УК РСФСР. Примером последнего может служить де­ло Ш.¹²³

Ш. признан виновным в том, что в состоянии внезап­но возникшего сильного душевного волнения совершил умышленное убийство П. и покушался на убийство В. при следующих обстоятельствах.

Ш. находился на дежурстве в. пожарной части, когда в дежурную комнату поздно вечером зашли и попроси­лись у него переночевать П., 3. и В. Вместе с Ш. они стали распивать принесенную с собой водку. Во время распития спиртного 3. приставал к Ш., стал говорить, что во время войны тот служил в немецкой полиции и его он узнал по внешности. Несмотря на возражения Ш., П. и В. стали приставать к нему с расспросами, а 3. дважды ударил его рукой по лицу, затем схватил за волосы, стащил с дивана, вырвав при этом прядь во­лос. Ш. выбежал в гараж и сел в кабину спецавтома­шины, откуда его вытащили и привели в дежурную ком­нату 3., П. и В. Они избили его, после чего легли спать. Когда все трое уснули, Ш. снял со стены ружье, кото­рое принес на дежурство, зарядил его и стал в них стре­лять, убив П. и причинив В. менее тяжкие телесные повреждения.

Вполне допустимо, что данное преступление совершено в состоянии сильного душевного волнения под впечатлением насилия и издевательств со стороны потерпевших. Однако обстоятельства дела свидетельствуют
о том, что это состояние возникло у виновного не непосредственно вслед за преступными действиями потерпевших, а при виде спящих, при воспоминании о при­чиненных ими обидах. Иными словами, действия потер­певших явились лишь предпосылкой, условием, но не поводом к возникновению сильного душевного волнения. Последнее, как и степень неправомерности поведения потерпевших, должно быть учтено судом в качестве общего смягчающего ответственность обстоятельства.

В некоторых случаях под влиянием неожиданных изменений в условиях конфликтной ситуации стрессовое состояние лица ослабевает, частично или полностью нейтрализуется вновь возникшими эмоциями, что непосредственно отражается в его изменившемся поведении: более уравновешенном и разумном, чем в состоянии аффекта.

Так, П. и И., проживая в одной коммунальной квартире, систематически ссорились между собой. Во время очередной ссоры, происшедшей на общей кухне по ини­циативе И., они подрались, и избитый П. в состоянии сильного возбуждения бросился в свою комнату. Он сор­вал со стены двуствольное охотничье ружье, зарядил его и побежал за И., который зашел в свою комнату. Последний успел схватиться за ствол ружья, которое П. просунул в дверь, и стал его вырывать из рук П. В завязавшейся борьбе кто-то из них нечаянно нажал на спусковой крючок, и последовавшим вслед за этим выстрелом И. был ранен в пятку. Выбежав в подъезд, он стал у стены на лестничной клетке, а П. через рас­крытую дверь следил за ним, нацелив на него ружье и приказывая не двигаться с места. И постоял некоторое время неподвижно, а затем сделал шаг вперед, после чего П. выстрелил в него, но промахнулся ¹²⁴.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР квалифицировала содеянное П. по ст.ст. 15 и 104 УК РСФСР, с чем, по нашему мнению, нельзя согласиться. Гнев не ждет, не следит — он ищет выхода вовне, требует немедленных и непрерывных действий. «Гневный, — пишет, например, К. Ланге,— без цели, без рассуждения бросается на недруга и друга, ради только того, чтобы пустить в ход мышцы — или, если даже есть кое-какое самообладание, то бьет по столу, хлопает дверью, рвет что-либо или разбивает в куски, готов

Большой теоретический и непосредственный практический интерес представляет решение вопроса об уголовно-правовом значении действий, совершенных винов­ным до причинения вреда потерпевшему. Совершение подобных действий создает какой-то разрыв во времени между обстоятельствами, возбудившими аффект, и убийством или телесным повреждением, а также между возникшим аффектом и преступлением. Важно, чтобы этот разрыв не был значительным, а преступление было задумано и выполнено в пределах того времени, в тече­ние которого может длиться аффективное состояние (не свыше нескольких минут). Внезапность нельзя пони­мать только как ответную реакцию на неправомерные действия потерпевшего. Нельзя согласиться с мнением тех криминалистов, которые считают, что действия, производимые виновным до совершения им преступления, служат подтверждением отсутствия аффекта и ис­ключают квалификацию деяния по ст.ст. 104, 110 УК РСФСР ¹²⁶. Нередко подобные действия являются результатом аффективного состояния виновного. В су­дебной практике можно встретить немало случаев, ког­да виновный в преступлении, предусмотренном ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, непосредственно под влиянием нанесенной ему обиды бежит в дом (соседнюю комнату) за оружием или орудием преступления, догоняет обид­чика и т. п. Подобные случаи имели место по 28% изу­ченных нами дел данной категории. Поглощенность и захваченность виновного своими действиями, направ­ленными на предмет обиды, непрерывность движений, их лихорадочность и одержимый характер и т. п. могут служить показателями возникшего и продолжаемого аф­фекта. Роль своеобразных доказательств аффекта ви­новного в этом случае выполняют объективные признаки,

б) Неправомерные действия потерпевшего — необходимое условие возникновения аффекта как конструктивного элемента «специального» состава преступления

Аффект как конструктивный элемент состава преступления, предусмотренного ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, непосредственно связывается с определенным неправомерным поведением потерпевшего: насилием, тяжким оскорблением или иными противозаконными действия­ми, если они повлекли или не могли повлечь тяжкие последствия для виновного пли его близких. Указанные действия потерпевшего — необходимое условие возникновения аффекта виновного в данных составах преступления. Если внезапно возникшее сильное душевное волнение вызвано иными обстоятельствами, оно не мо­жет рассматриваться как обязательный признак субъ­ективной стороны умышленного убийства, тяжкого или менее тяжкого телесного повреждения, предусмотренных ст.ст. 104, 110 УК РСФСР. По смыслу закона действия потерпевшего должны быть, во-первых, достаточно силь­ными раздражителями, способными вызвать состояние аффекта; во-вторых, неправомерными, свидетельствую­щими об извинительном характере возникшего аффек­та; в-третьих, обстоятельствами, выступающими в ка­честве непосредственного повода возникновения аффек­та и совершения в этом состоянии преступления.

Чисто внешне состояние аффекта и последующие действия виновного выглядят лишь как ответная реак­ция на соответствующее поведение потерпевшего. На самом деле последнее играет здесь роль своеобразного «спускового механизма», воздействующего на самоуправляемую систему — организм человека, его мозг, на
личность виновного, от нравственных, психических и иных особенностей которого зависят его реакция на внешний раздражитель и выбор поведения ¹²⁷. Воздей­ствие внешних объективных факторов каждым челове­ком в силу его личных качеств воспринимается по-раз­ному. «Подверженность тем или иным внешним воздей­ствиям обусловлена внутренними условиями того, на ко­го оказывается воздействие»¹²⁸. Вывод о совершении действий в состоянии аффекта может быть сделан толь­ко в результате комплексного исследования конкретных отрицательных действий потерпевшего и оценки субъективных свойств виновного, степени реагирования на соответствующую обиду, нанесенную потерпевшим, в момент совершения преступления. Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР указала в определении по делу Ш., что необходимо не только оценить тяжесть и степень неправомерности действий потерпевших, но и тщательно исследовать психическое состояние виновного, форму его реагирования на наси­лие и издевательства со стороны потерпевших ¹²⁹. Впол­не очевидно, что состояние аффекта может возникнуть вопреки нашим представлениям о достаточности тех или иных неправомерных действий потерпевшего, и наобо­рот, в иных случаях даже тяжкая обида может не вы­звать аффективной реакции и не породить преступления.

Изучение дел о преступлениях, предусмотренных ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, показывает определенное недопонимание данного вопроса практическими работниками следствия и суда, которые нередко ограничиваются анализом поведения потерпевшего и по су­ществу устраняются от надлежащей оценки вызванного этим поведением душевного состояния виновного. Вывод о наличии аффекта в таких случаях делается только на основе анализа отрицательного поведения потерпевшего. Так, в определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда ТАССР по делу Н. утвержда­ется, что «противозаконные действия Ч. могли вызвать у Н. внезапно возникшее сильное душевное волнение, поэтому его действия следует квалифицировать по ст. 110 УК РСФСР» ¹³⁰.

Суд правильно поступил, дав соответствующую оцен­ку степени неправомерности действий потерпевшего. Но установление объективной предпосылки возникновения
аффекта he освобождает его от обязанности оценить и всесторонне проанализировать действительное психи­ческое состояние виновного, без чего квалификация со­деянного по ст.ст. 104, 110 УК РСФСР не может быть убедительной. Неправомерное поведение потерпевшего — обстоятельство, не порождающее следствия (в данном случае аффект), а создающее для этого реальную воз­можность.

В качестве непосредственного повода рассматривае­мых преступлений чаще всего выступают неожиданные, глубоко затрагивающие психику виновного неправомер­ные действия потерпевшею. И это понятно, поскольку, как отмечают психологи, контраст между ожидаемым и реальной действительностью является одним из основ­ных условий, благоприятствующих появлению особо ин­тенсивных эмоций, к которым прежде всего относятся аффекты ¹³¹. Например, по мнению Н. Д. Левитова, «гнев переживается как аффект при неожиданных обидах и оскорблениях» ¹³².

Вместе с тем длительная травмирующая обстановка накануне преступления (ссора, неправильное оскорбительное поведение потерпевшего и т. п.) «располагает» к аффекту, и в иных случаях достаточным в смысле ст.ст. 104, 110 УК РСФСР непосредственным поводом для его возникновения могут оказаться очередное или повторное насилие, тяжкое оскорбление или иные проти­возаконные действия потерпевшего. В этом случае сказывается воздействие истощающих психику факторов вследствие затяжки в разрешении конфликта, которые отрицательно влияют на сдерживающую силу коры головного мозга и облегчают возникновение аффективно­го состояния. По мнению психологов, «неблагоприятные условия, особенно если они принимают длительный, затяжной характер, либо следующие один за другим обстоятельства, вызывающие отрицательные эмоции, способны вывести из строя любую до этого вполне здоро­вую нервную систему, в том числе принадлежащую к сильному типу» ¹³³. Если неправомерные действия потер­певшего продолжались непрерывно в течение какого-то промежутка времени до возникновения аффекта, оценка характера и серьезности непосредственного повода, вы­звавшего это состояние, не может даваться в отрыве от предшествующего поведения потерпевшего, хотя это не
освобождает суд от обязанности выделить и оценить в первую очередь те конкретные действия, за которыми последовал срыв в психике виновного.

А. был осужден народным судом по ст. 110 УК РСФСР. Суть дела такова. А. возвратился из дома отдыха, куда уезжал без согласия жены. Утром супруги поссорились: жена оскорбляла А., подозревая его в неверности. Ссора на протяжении дня несколько раз возобновлялась. К вечеру А. выпил вина и прогуливался у дома с ребенком на руках. К нему подошла жена, отобрала у него ребенка и стала оскорблять, а уходя в дом, крикнула, что он не отец ребенка (родившегося во время брака). В соседней квартире, куда зашла жена, а за ней и А., супруги продолжали ссориться, жена вновь стала упрекать А. в неверности, а затем в присут­ствии соседей повторила, что он не является отцом ре­бенка. После этих слов А. поднял лежавший тут же то­пор и ударил им жену в область правой половины груд­ной клетки, причинив ей тяжкие телесные повреждения. Президиум областного суда отменил приговор народ­ного суда и определение судебной коллегии областного «суда на том основании, что оскорбление, нанесенное А., не было для него новым и неожиданным и, следова­тельно, по мнению президиума, не могло вызвать вне­запно возникшего сильного душевного волнения ¹³⁴.

С таким выводом президиума областного суда согласиться нельзя. Повторное тяжкое оскорбление виновно­го произошло в присутствии посторонних и в атмосфере, чрезвычайно накаленной продолжительной ссорой и предшествующими оскорблениями со стороны потер­певшей. Отрицание того, что повторность неправомерных действий потерпевшего при определенных обстоя­тельствах может вызвать аффект, в принципе неверно и противоречит данным психологической науки и сло­жившейся судебной практике. Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР в определении по делу С. отметила, что хотя в момент проис­шествия поведение потерпевшего не было неожиданностью для виновной, это обстоятельство не влияет на субъективную сторону состава преступления и квалифи­кацию действий С. по ст. 104 УК РСФСР ¹³⁵.

Для квалификации действий по ст.ст. 104, 110 УК РСФСР необходимо, чтобы состояние аффекта было

Показательно в этом отношении дело А., осужденного Кировским районным народным судом г. Казани по ч. 2 ст. 108 УК РСФСР. А. признан виновным в том, что во время распития спиртного и начавшейся ссоры с братом причинил ему тяжкие телесные повреждения, от которых тот скончался. Ссора возникла из-за того, что потерпевший рассказал о своей интимной связи с же­ной А. Узнав, что сказанное братом неправда, А. взял в доме отвертку и несколько раз ударил его.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР признала правильным приговор народно­го суда в части квалификации действий виновного, ука­зав в то же время на необходимость учета при назна­чении наказания, что А. совершил преступление под влиянием сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего, которое в со­ответствии с п. 5 ст. 38 УК РСФСР является смягчающим вину обстоятельством ¹³⁶. В данном случае отсут­ствует непосредственность повода, основная объективная характеристика внезапности сильного ду­шевного волнения, которая выражается прежде всего в непосредственности ответной реакции виновного на кон­кретные неправомерные действия потерпевшего. При квалификации преступления по ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, особенно в тех случаях, когда его соверше­нию предшествовала ссора между виновным и потерпев­шим, важно установить зачинщика, инициатора возник­шего конфликта. Если ссора или драка спровоцированы виновным, явились результатом его недостойного пове­дения, ответные действия потерпевшего, совершенные в
такой обстановке, не могут рассматриваться как неправомерные и достаточные, чтобы вызвать внезапно воз­никшее сильное душевное волнение. Провокация конфликта выражается, как известно, в преднамеренных дей­ствиях, поэтому психологически в сферу сознания виновного включается ожидание каких-то ответных действий со стороны потерпевшего (в виде насилия, оскорбления, в любой другой форме). Действия потерпевшего в по­добной ситуации не могут вызвать состояние «оправдан­ного» аффекта и не должны рассматриваться в качест­ве непосредственного повода, указанного в ст.ст. 104, 110 УК РСФСР. В этой связи представляется справед­ливым решение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР оставить без удовлетворения протест заместителя Прокурора РСФСР по делу Ч. об изменении приговора и переквалификации действий ви­новного со ст. 103 на ст. 104 УК РСФСР. Доводы про­теста о том, что Ч. совершил убийство в состоянии вне­запно возникшего сильного душевного волнения, по мне­нию Судебной коллегии, являются необоснованными, по­скольку он вел себя неправильно, явился зачинщиком ссоры с потерпевшим, во время которой убил его ¹³⁷.

Если ссора, предшествующая преступлению, не была спровоцирована виновным, возникла не по его вине, то состояние аффекта, непосредственно вызванное доста­точно неправомерным, глубоко оскорбительным поступ­ком потерпевшего, признается конструктивным элемен­том «специального» состава преступления.

М. и Т. на протяжении четырех лет дружили, договорились вскоре вступить в брак. В связи с предстоящим отъездом Т. на экзаменационную сессию они про­вели вечер наедине, выпили бутылку вина, а затем Т. рассказала, что ранее находилась в близких отноше­ниях с другим мужчиной. М. считал ее верной ему, по­этому сообщение Т. вывело его из душевного равновесия, и он нецензурно оскорбил ее. Между Т. и М. воз­никла ссора, во время которой Т. нанесла ему удар ножом в левую половину грудной клетки, причинив тяжкие телесные повреждения. Вынув нож из раны, М. руками стал душить ее, но вскоре потерял сознание. Очнувшись, он обнаружил, что Т. мертва.

Краснодарским краевым судом М. был осужден по ст. 103 УК РСФСР, однако Президиум Верховного Суда

РСФСР переквалифицировал содеянное на ст. 104 УК РСФСР на том основании, что М. действовал в со­стоянии внезапно возникшего сильного душевного волне­ния, вызванного насилием Т. Предшествовавшая ссора между ними, по мнению президиума, не исключает воз­никновения физиологического аффекта у М. после того, как ему было нанесено ножевое ранение. М. не был ви­новником ссоры, поскольку характер сообщения Т., об­становка, при которой оно было сделано, взаимоотно­шения между М. и Т.— все это в совокупности могло вызвать конфликтную ситуацию ¹³⁸.

Для применения ст.ст. 104, ПО УК РСФСР необходи­мо, чтобы потерпевшим было действительно со­вершено насилие, тяжкое оскорбление или иные проти­возаконные действия. Одно лишь предположение о том, что потерпевший совершил такие действия, не является основанием для признания преступления менее опас­ным. В принципе было бы неверным считать достаточ­ными в указанном смысле заочные оскорбления.

Действительность и непосредственность применяе­мых в отношении виновного неправомерных действий потерпевшего столь же необходимо предполагают непосредственность ответных действий, их направленность на обидчика, на конкретного причинителя зла. Нельзя, например, признать правильной квалификацию по ст.ст. 104, 110 УК РСФСР насильственных действий, применяемых в отношении человека, желающего предотвра­тить ссору или драку, спасти человека и т. п., даже если виновный к данному моменту находился в состоянии аффекта.

Ночью 3. вместе с К. подошли к дому Р., и 3. начал стучать в дверь. Р. вышел и выразил недовольство позд­ним посещением и неправильными действиями 3. Между Р. и 3. возникла ссора, перешедшая в драку. К. пред­принял попытку разнять дерущихся. Озлобленный его вмешательством, Р. нанес К. удар ножом в грудь, причинив тяжкие телесные повреждения.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Татарской АССР правильно оставила без удовлетворения жалобу адвоката о переквалификации содеянного Р. с ч. 1 ст. 108 на ст. 110 УК РСФСР, по­скольку отсутствовал законный повод возникновения аффекта ¹³⁹.
Состояние аффекта может быть вызвано совместны­ми действиями нескольких лиц, даже если оно и следо­вало непосредственно за конкретными действиями од­ного из них. Лицо, совершившее убийство или причинив­шее телесные повреждения какому-либо участнику та­кой группы, несет уголовную ответственность по ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, если виновный воспринимал их как единомышленников.

Правильно, на наш взгляд, поступил Бугульминский городской народный суд Татарской АССР по делу Г., признав действия виновного, причинившего тяжкие те­лесные повреждения X., подлежащими квалификации по ст. 110 УК РСФСР. Непосредственно перед этим чет­веро подростков, среди которых находился и потерпев­ший, избивали Г., а когда подростки стали убегать, он бросил в них обрезком доски со второго этажа и попал в X. Воспринимая группу как одно целое и распростра­нив причиненную ему обиду на каждого ее участника, Г. в состоянии вызванного их действиями аффекта, швырнул обрезок доски, надеясь попасть в любого из них. Как пояснил Г., «доску он бросил от обиды, так как его били ни за что; бил ли его X., он не зна­ет» ¹⁴⁰.

Небезынтересным в теории и на практике является вопрос об «ошибке в потерпевшем» я ее влиянии на уголовную ответственность. В судебной практике встречаются отдельные примеры, когда по обстоятельствам про­исшествия виновному не всегда достоверно известно лицо, нанесшее ему тяжкое оскорбление, учинившее насилие над близкими и т. п. Иными словами, он добросовестно заблуждается относительно виновника обиды. Умышленное убийство, тяжкое или менее тяжкое телес­ное повреждение, совершенные в случае такой ошибки, могут квалифицироваться по ст.ст. 104 или 110 УК РСФСР, если это деяние совершено в состоянии аффекта.

Характерным примером является дело Г., осужденного по п. «г» ст. 102 УК РСФСР. Он обвинялся в том, что, будучи сильно взволнован сообщением жены о совершенном на нее нападении и попытке изнасилования неизвестным мужчиной, схватил нож и побежал к месту происшествия, где совершил убийство Ч., случайно оказавшегося вблизи этого места, приняв его за насильника.

Президиум Верховного Суда РСФСР пришел к вы­воду о том, что Г. совершил указанное преступление в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного насилием над близким ему чело­веком, добросовестно заблуждаясь относительно лич­ности насильника. Поэтому действия виновного были переквалифицированы с п. «г» ст. 102 на ст. 104 УК РСФСР¹⁴¹.

Обычно в качестве непосредственного повода возникновения аффекта в случаях, предусмотренных ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, выступает насилие. По нашим данным, последнее отмечается в 68,9% случаев совершения рассматриваемых преступлений. Среди указанных в законе поводов насилие занимает особое место, поскольку именно оно наиболее остро, глубоко и болезненно действует на психику человека, задевая в нем нравственное начало, его высшие чувства как социальные качества индивида и его биологическую природу. Под насилием, о котором говорится в ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, надо понимать посягательство на жизнь, телесную неприкосновенность, здоровье и личную свободу человека (по­кушение на убийство, телесные повреждения, побои, истязания, изнасилование, связывание, попытка запе­реть в помещение, лишить свободы передвижения и т. п., в том числе и угрозу насилием).

Характерной чертой насилия является неправомер­ность действий потерпевшего. Нельзя считать таковым, например, насилие, примененное в состоянии необходи­мой обороны, при задержании преступника, крайней необходимости или выполнении приказа.

Чтобы установить, является ли совершенное преступление следствием стойкой антиобщественной направ­ленности личности преступника или оно в решающей степени обусловлено неправомерным поведением потер­певшего и вызванным им состоянием аффекта, нельзя ограничиваться оценкой тяжести насилия, применяемо­го потерпевшим. Важное значение имеют и характер этого насилия, его воздействие на данное лицо в данной
конкретной обстановке, характер взаимоотношений между вовлеченными в конфликт сторонами, наконец, определенные личные качества виновного и потерпевшего. Для признания насилия надлежащим поводом в смысле ст. ст. 104, 110 УК РСФСР не играет сколько-нибудь значительной роли тяжесть его наступивших или возможных последствий. Неверно, на наш взгляд, по­ступил Черемшанский районный народный суд Татар­ской АССР по делу Н., квалифицируя действия винов­ного по ст. 108 ч. 1 УК РСФСР на том основании, что действия потерпевшего не могли повлечь для Н. тяжких последствий. Фабула дела такова.

Н. нанес Ч. умышленные тяжкие телесные повреждения в состоянии аффекта, вызванного насилием потер­певшего. Последний, будучи в нетрезвом состоянии, по­дошел к Н. и, нецензурно бранясь, схватил его за отво­роты пальто. Н. оттолкнул Ч. руками и тот, падая, схватил Н. за левую ногу. Освобождаясь от Ч., Н. на­нес потерпевшему несколько ударов ногой в живот¹⁴².

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Татарской АССР изменила приговор народного суда, переквалифицировав действия Н. со ст. 108 ч. 1 на ст. НО УК РСФСР, с чем нельзя не согласиться.

Причинение или возможность причинения тяжкого вреда в результате насилия или тяжкого оскорбления по смыслу закона не является обязательным условием совершения рассматриваемых преступлений и относится лишь к иным противозаконным действиям потерпевше­го. Кроме того, установление конкретного вреда в ре­зультате насилия или угрозы насилием, особенно воз­можного вреда, вызывает большие затруднения, а в иных случаях вообще невозможно. Нелепо, как нам кажется, ставить этот вопрос в случае тяжкого оскорбле­ния со стороны потерпевшего.

Насилие признается в судебной практике наиболее
тяжким и, как правило, более оправданным в смысле ст.ст. 104, 110 УК РСФСР непосредственным поводом,
способным вызвать состояние аффекта. Однако нельзя
во всех абсолютно случаях отдавать предпочтение этому
виду неправомерных действий потерпевшего перед другими: тяжким оскорблением или иными противозаконными действиями.

Тяжкое оскорблением как повод возникновения аффекта встречается значительно реже, чем насилие (в 19,4% случаев), а нередко и одновременно с наси­лием (в 8,7% случаев). Это необоснованное обвинение в преступлении или глубоко аморальном поступке, циничное оскорбление женщины, родных и близких виновного, надругательство над чувствами патриотизма и национальной гордости, родительской любовью, на­смешки над физическими недостатками человека, супру­жеская измена при определенных обстоятельствах, носящие глубоко оскорбительный и издевательский ха­рактер циничные действия и т. п. К тяжкому оскорбле­нию следует относить глубокое и грубое унижение чести и достоинства личности словами или действиями, близкое по своему характеру к психическому воздействию, к угрозе насилием, способное в данных конкретных условиях вызвать аффект.

Оскорбление должно быть объективно тяжким и так же субъективно воспринято виновным, только тогда оно может «оправдывать» аффект как конструктивный элемент состава преступления. Во всяком случае бесспорно, что тяжким может признаваться такое оскорбление, которое содержит состав преступления или находится в глубоком противоречии с социалистической моралью и способно вызвать глубокое унижение человеческого достоинства ¹⁴³. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР в определении по делу С. при­знала тяжким оскорбление, нанесенное при следующих обстоятельствах.

В помещении кухни общей квартиры, где проживали семья С. и Н., последний наступил ногами на обеденный стол С., а когда тот сделал ему справедливое замечание, ответил нецензурными словами как в адрес самого С., так и в адрес его родителей и жены. Все эти оскорбления по своей форме и характеру были грубыми, цинич­ными, глубоко оскорбительными и неожиданными для С. и потому тяжкими, вызвавшими аффективное состоя­ние, в котором С.- причинил Н. умышленные тяжкие телесные повреждения. Судебная коллегия квалифици­ровала действия виновного по ст. 110 УК РСФСР ¹⁴⁴.

Вместе с тем какой-либо пустяк, незначительное оскорбление не может служить основанием для применения ст.ст. 104, 110 УК РСФСР. Президиум Верховного

Суда РСФСР не нашел признаков преступления, предусмотренного ст. 104 УК РСФСР, в действиях К., который ударил ножом в грудь и убил П., ответившего на его приветствие, что он «не желает знаться с мусором». Хотя П. и выразился в адрес К. оскорбительно, но это оскорбление, как признал президиум, не может считать­ся тяжким, могущим вызвать сильное душевное волне­ние, которое имеет в виду закон ¹⁴⁵.

Аффект может возникнуть под влиянием иных противозаконных действий потерпевшего, которые, не
являясь насилием над личностью виновного и его тяжким оскорблением, способны вызвать состояние аффекта. Этот повод возникновения аффекта в судебной практике встречается сравнительно редко: по нашим дан­ным, лишь в 3% случаев совершения рассматриваемых
преступлений. Иные противозаконные действия потерпевшего характеризуются грубым нарушением прав и законных интересов виновного или его близких. К таковым можно отнести: поджог, иное умышленное уничтожение или повреждение личного имущества, носящее характер преступного посягательства, при определен­ных обстоятельствах — кража, мошенничество, само­управство, неподчинение законным требованиям виновного, выраженное в демонстративно подчеркнутых, грубо издевательских действиях, и др. Так, по делу Ш. непосредственным поводом, вызвавшим состояние аффекта, послужило то, что потерпевшая в процессе своего циничного поведения разбила телевизор, который
Ш. любовно собирал из отдельных деталей в течение
трех лет¹⁴⁶.

Противозаконные действия потерпевшего, согласно

Практика применения уголовно-правовых норм, предусмотренных ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, показывает, что насилие и тяжкое оскорбление могут выступать в качестве непосредственных поводов «оправданного»

в) Особенности мотивации преступного поведения
в состоянии аффекта, вызванного неправомерными
действиями потерпевшего

С точки зрения научного детерминизма поведение человека определяется внешними факторами не прямо и непосредственно, а преломляясь через его сознание и волю и преобразуясь в них. «Все, что приводит людей в движение, должно пройти через их голову,— пишет Ф. Энгельс,— но какой вид примет оно в этой голове в очень большой мере зависит от обстоятельств»¹⁵¹.

Марксистско-ленинская философия и материалистическая психология связывают всякий поведенческий акт с признаком целенаправленности, управляе­мости поведения человека на уровне социального кон­троля, когда психологические процессы осуществляются на высших уровнях сознания, а принятие решения о дей­ствии в любых ситуациях представляет собой решение задачи мыслительной. Человек, волею обстоятельств поставленный перед необходимостью выбора поведения, охватывает сознанием социальный характер, направленность своих будущих действий и их конечный резуль­тат, извлекая при этом из памяти свой прошлый опыт и примеривая его к данной ситуации. Поскольку умыш­ленное убийство, тяжкое или менее тяжкое телесное повреждение являются как бы ответом на неправомерное поведение потерпевшего, умысел на совершение преступления диктуется теми побуждениями, которые свя­заны с субъективной оценкой этого поведения, а иногда и с оценкой самой личности потерпевшего. Нередко в таких случаях виновный заявляет, что совершил пре­ступные действия «со злости». Однако «злость» сама по себе не безотчетна. Своим содержанием она имеет более или менее осознанное побуждение, опосредованное желанием достижения определенной цели и объяснимое с точки зрения внутренней психической оценки конфликтной ситуации, созданной неправомерными действиями потерпевшего. «Чтобы пережить некоторое от­ношение к объекту, нужно так или иначе познать его»,— пишет Б. М. Теплов ¹⁵³. С общественным чувством, но не с эмоциями, связывают психологи возможности по­знания человеком объективной ситуации, своих собственных

Эмоции, достигшие степени аффекта, играют, безусловно, важную роль в столкновении мотивов, способ­ны усилить значение отдельных чувств и побуждений, придать не свойственное им в других обстоятельствах значение. Аффект, снижающий возможности социаль­ного контроля, становится важнейшим условием, стиму­лирующим выбор преступного варианта поведения в ущерб «должному» поведению. Вместе с тем он не явля­ется мотивом преступления, как об этом утверждают некоторые криминалисты ¹⁵⁵.

Мотивационная деятельность виновного в процессе совершения преступления, предусмотренного ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, представляет собой сложное явление. Эта сложность характеризуется не множественностью мотивов, связанных с различными вариантами поведения, поскольку особенностью процесса мотивации рас­сматриваемых преступлений является ограниченность выбора поведения. В основном — это два противопо­ложных «потока» побуждений. Борьба происходит вокруг «должного» варианта поведения (момент необ­ходимости) — стремления сдержать дальнейшее развитие аффективного процесса до угрожающих размеров, не дать ему возможности прорваться в сферу действия, разрядиться в преступлении — и принятия решения, направленного на совершение убийства или причинение телесного повреждения (момент влечения). Следова­тельно, мотивом преступлений, совершаемых в состоя­нии аффекта, является смешанное составное чувство, некая совокупность душевных переживаний, которые действуют в одном направлении, как бы «сливаясь» в единый «поток», и оцениваются в целом, побуждая избрать преступный вариант поведения, поскольку актуально в данной конкретной ситуации момент влечения выступает как преимущественный, преобладающий. Это сложный ситуационный мотив, являющийся результатом
совпадения отраженных в голове виновного потребностей в виде обиды, оскорбленного чувства собственного достоинства, сознания долга перед близким человеком, мести, ревности или иного нравственного чувства. Интенсивность мотивов человеческого поведе­ния, их устойчивость, напряженность и т. п. зависят от множества внешних и «внутриличностных» факторов, поэтому в состоянии аффекта, вызванного неправомер­ными действиями потерпевшего, мы часто встречаемся с большими трудностями в формулировании мотива.

Не все входящие в структуру данного мотива чув­ства равноценны и не во всех случаях совершения рассматриваемых преступлений они занимают там одинаковое место. Вместе с тем представляется, что в целом мотив этих преступлений носит только извинительный характер: во-первых, потому, что он вызван поводами, осуждаемыми государством и обществом; во-вторых, потому, что его возникновение во многом обусловлено специфическими обстоятельствами ситуации и состоя­нием аффекта.

Не месть, как утверждают многие криминалисты ¹⁵⁶, а обида, т. е. такое сложное переживание, которое связано с несправедливо причиненным виновному огорче­нием, оскорблением, душевной болью ¹⁵⁷, лежит в основе мотивации поведения преступника в состоянии аффекта. Чувство обиды является непременным составным элементом в структуре мотива данного преступного пове­дения. Судебная практика показывает, что лица, совер­шившие указанные преступления, в обоснование своего поведения, как правило, ссылаются на незаслуженную обиду, вызванную отрицательным поведением потерпев­шего. Так, из материалов уголовного дела по обвине­нию В. в преступлении, предусмотренном ст. 110 УК РСФСР, видно, что на первом плане в структуре мотива его поведения стояло чувство незаслуженной обиды (как сказал подсудимый, ему стало очень обидно от того, что его незаслуженно ударили), однако народный суд в приговоре по делу указал, что мотивом совершен­ного В. преступления было «мщение за причиненное ему насилие со стороны потерпевшего» ¹⁵⁸.

Месть, несомненно, занимает определенное место в структуре мотива умышленного убийства, тяжкого или менее тяжкого телесного повреждения, совершенных в

Месть — низменное побуждение. Она означает «дей­ствие в оплату за причиненное зло, возмездие за что-нибудь»; это намеренное причинение зла ¹⁶⁰. «Месть злорадствует, месть торжествует,— говорил Н. П. Карабчевский,— в этом ее пища»¹⁶¹. Чувство мести, поя­вившись, зреет как мотив преступного поведения с из­вестной долей расчетливости, более обдуманно и с боль­шей, нежели в состоянии аффекта, возможностью ра­зумного осознания своего поведения, с большей долей волевого участия, пока не становится господствующим в психике виновного побуждением. По мнению С. Л. Ру­бинштейна, месть как мотив поведения «формируется по мере того, как человек учитывает, оценивает, взве­шивает обстоятельства, в которых он находится, и осознает цель, которая перед ним встает» ¹⁶². Изложен­ное, конечно, характеризует не только месть как мотив преступного поведения, но и такие мотивы, как ревность, корысть и ряд других, в чем и заключается их качественное отличие от тех побуждений, которые определяют действия виновного в состоянии «оправданного» аффекта.

Видное место в структуре мотива преступления, предусмотренного ст.ст. 104 или 110 УК РСФСР, занимает чувство оскорбленного достоинства и связанное с ним чувство чести. Последние сопровождаются такими побуждениями,
как чувство долга, справедливости, това­рищества и т. п. В иных случаях в мотивах рассматри­ваемых преступлений встречаются чувства жалости и обиды за близкого человека (по нашим данным, в 21,1% ,случаев). Наличие указанных побуждений в структуре преступного поведения придает действиям лица извини­тельный характер. Возникая вслед за неправомерными действиями потерпевшего, каждое из этих чувств высту­пает совместно с остальными, а также с чувством оби­ды, мести, ревности и др., как составная часть единого ситуационно обусловленного мотива. В этой связи осо­бый интерес вызывает исследование структуры мотива, в котором видное место занимает чувство ревности, ко­торое, по нашим данным, отмечается в 11,6% случаев совершения указанных преступлений.

В судебной практике встречаются примеры, когда непосредственным поводом возникновения аффекта выступала супружеская измена. Суды считают возможным квалифицировать по ст.ст. 104, 110 УК РСФСР убий­ство, тяжкие или менее тяжкие телесные повреждения, совершенные в состоянии аффекта, возникшего в результате измены одного из супругов при обстоятель­ствах, не вызывающих сомнения и носящих особо уни­зительный для человеческого достоинства характер. При этом вполне допустимо, что моменту непосред­ственного обнаружения факта измены и формированию мотива совершения преступления предшествует чувство ревности, как особое душевное переживание. Последнее отступает затем на второй план, дополняя наряду с местью основные побуждения, которыми руководству­ется виновный в конфликтной ситуации,— чувства обиды, поруганной чести и оскорбленного достоинства. Характерной иллюстрацией изложенного может слу­жить дело X., совершившего покушение на убийство жены и ее любовника В. после того, как он взломал дверь в комнату, где заперлись любовники, и застал их в интимной обстановке в обнаженном виде. Как при­знала Судебная коллегия по уголовным Делам Верхов­ного Суда РСФСР, покушение на убийство жены и В. подсудимый совершил не в обычной ссоре на почве рев­ности, а в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного поведением потерпев­шего, которым он был тяжко оскорблен ¹⁶³.

Оценивая поведение лица, виновного в совершении рассматриваемых деяний, необходимо с особой тщательностью анализировать мотивы его преступной дея­тельности. Возникший на почве мести, корысти, хулиганских побуждений, ревности и т. п. аффект не может быть основанием квалификации содеянного при смяг­чающих обстоятельствах. Более суровой ответственности и наказанию должны подлежать те виновные, которые сами вызвали состояние аффекта или при не­значительном поводе проявили явное нежелание сдер­живать отрицательный эмоциональный порыв, обуздать развивающийся аффект. Ничтожность или незначитель­ность повода нагляднее всего раскрывают низменный характер мотива преступления, который в свою очередь может служить показателем тех или иных отрицатель­ных качеств личности преступника. «Мотивы преступле­ний могут быть для личности случайными, ситуативны­ми. Но и здесь они выступают в качестве показателей при практической диагностике личности преступника, в свою очередь, определенные черты и качества личности преступника могут выступать показателем при диагно­стике мотивов преступлений» ¹⁶⁴. Поэтому вывод о мо­тиве конкретного преступления должен основываться на оценке всей системы деятельности виновного, его лич­ных качеств и условий конфликтной ситуации и всех предшествующих преступлению и следующих за ним обстоятельств в их совокупности.

Мотивы преступлений, предусмотренных ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, носят, как отмечалось, сугубо ситуативный

и в целом извинительный характер, поскольку во многом обусловлены неправомерным поведением по­терпевшего и вызванным им состоянием аффекта. Однако это вовсе не значит, что насилие, тяжкое оскор­бление или иные противозаконные действия потерпев­шего могут играть здесь роль мотивов преступлений ¹⁶⁵. Очевидно, что мотив, как субъективное явление, возни­кает на почве какого-то внешнего повода, но сам этот повод не может выступать в роли мотива человеческого поведения.