99
капитальное, по существу монографическое исследование Ф. Леонарда (Fr. Leonhard) по общей части обязательственного права в Systematisches Handbuch der Deutschen Rechtswissenschaft, основанном Биндингом (Binding), а также курсы обязательного права Гека (Heck) и Кресса (Kress), претендующие на оригинальность общего построения и исходных положений и действительно в пределах германской литературы дающих своеобразное освещение некоторых вопросов. Наконец, остановимся на работе 0. Гирке (O.Gierke) Deutsches Privatrecht, чтобы не обойти представленное им течение в германской цивилистике. Такая выборка даст нам в основном общую картину результатов германской цивилистики в этом вопросе.
Эннекцерус кратко указывает, что обязательства возникают из сделок, из аналогичных сделкам действий (geschaftsähnliche Handlungen) и действии, не являющихся сделками (Realaicte), из недозволенных действий, из действий хотя и совершенных без вины, но обязывающих к возмещению вреда, из различных состояний (Zustände), юридических и фактических, как, например, вещные права, семейные права, наследственные права, неосновательное обогащение. В общей части обязательственного права, как указывает Эннекцерус, рассмотрению подлежит лишь возникновение обязательств из договоров и то лишь в части, которая остается после рассмотрения в общей части гражданского права общей теории договора. Возникновение обязательств из одностороннего волеизъявления подлежит рассмотрению в особенной части обязательственного права и в наследственном праве (распоряжения на случай смерти). Возникновение обязательства возместить вред, поскольку дело идет об общих положениях, также должно быть рассмотрено в общей части гражданского права. Возникновение обязательств из различных состояний (Zustände), по мнению Эннекцеруса, не дает оснований создавать какие-либо общие положения 24.
Таким образом, по существу дела рассуждения Эннекцеруса по вопросу об основаниях возникновения обязательств сводятся к отсылке к общей части гражданского права, т. е. к учению о юридических фактах.
Ф. Леонард отвергает римское деление ввиду неопределенности признаков, по которым некоторые обязательства (например, из неосновательного обогащения) сближаются с договорными, и предлагает делить основания возникновения обязательств на две категории—обязательства из сделок и обязательства, возникающие «только из закона». Называть их просто обязательства из закона, по его мнению, неточно, так как обязательства из сделок также основаны на законе. Обязательства «только из закона» охватывают, в частности, обязательства из неправомерных действий, из неосновательного обогащения и из ведения чужих дел без поручения 23.
Нельзя не отметить, что классификация Леонарда крайне неудачна, даже если рассматривать ее в плоскости чисто буржуазных (построений и не предъявлять к ней требований, которым не удовлетворяет буржуазная цивилистика в целом. Действительно, обязательства из правонарушений или из неосновательного обогащения в такой же степени, как и обязательства из сделок, не возникают «только из закона». Как и в случае обязательств, возникающих из до-
100
говоров и односторонних сделок, обязательства из правонарушения, из неосновательного обогащения и т. п. возникают из определенных фактов (фактически составов), с которыми закон связывает появление обязательственного правоотношения. Классификация, отстаиваемая Леонардом, ничем не отличается от классификации обязательств, возникающих из сделок и из закона. Так же, как и последняя, она без всякого для себя ущерба могла бы быть заменена, следующей: обязательства, возникающие из сделок, и все остальные обязательства. Такое разделение не может ни в малейшей степени претендовать на название научной 'Классификации. Это не классификация, а лишь способ оттенить, что сделка, особенно договор, является наиболее важным основанием возникновения обязательственных отношений.
Гек находит, что деление обязательств по основанию их возникновения на обязательства ex contractu, ex delictu, quasi ex contractu и quasi ex delictu до настоящего времени еще может служить для обозрения этих оснований, хотя и неполного. Сам он не предлагает никакой классификации, ограничиваясь простым перечислением и указанием на близость некоторых обязательств, возникающих не из сделок, к обязательствам из сделок (например, обязательств из negotiorum gestio). Эту близость он находит в тех интересах, которые должны быть урегулированы в том ,и другом случае 'законом 26.
Работа Кресса при первом с ней ознакомлении производит впечатление новой постановки вопроса. Он непрочь подчеркнуть реалистический характер своей трактовки вопросов гражданского права. В предисловии к своей книге, посвященной специальной части обязательственного права, Кресс пишет, что цель является душой обязательственного отношения. Он указывает, далее, что юридические отношения являются «з е p к а л ь н ы м» отражением хозяйственных отношений 27. Уже в этом утверждении нельзя не отметить вульгаризации той мысли, что юридические отношения отражают собой экономические отношения. Мы знаем четкую формулировку К. Маркса: «...Юридическое отношение... есть волевое отношение, в котором отражается экономическое отношение. Содержание этого юридического, или волевого, отношения дано самим экономическим отношением» 28. Вместо этой глубокой формулы, вскрывающей природу юридического отношения как волевого отношения, отражающего экономическое отношение, мы находим у Кресса вульгарную мысль о юридическом отношении как «зеркальном» отображении экономических отношений. Еще более вульгарно-пошлые «истины» мы находим у Кресса, когда он характеризует те экономические отношения, которые отражаются в «зеркале» юридических отношений. По мнению Кресса, стремление к приобретению благ и к сохранению приобретенных благ заложено в природе человека. Имущественные блага измеряются золотом. К золоту все стремится, от золота все зависит.
При таком понимания природы общественных отношений нельзя, конечно, от Кресса ожидать и правильной постановки вопроса ни об основаниях возникновения обязательств, ни о цели в обязательственных отношениях. Действительно, излагая этот вопрос, Кресс, кроме некоторых вульгарных и якобы реалистических мыслей, не дает ничего принципиально нового по сравнению с тем, что имеется в буржуазной, в частности в германской, цивилистике. Обязательственные отношения основаны, по его мнению, на сделке либо непосредственно на пра-
101
вопорядке (Rechtsordnung). Субъекты гражданского права могут достигать поставленных ими хозяйственных целей посредством cовершения сделок, по общему правилу—посредством договоров, в определенных, установленных законом случаях—посредством односторонних сделок. В тех случаях, когда обязательство основано непосредственно на правопорядке, оно преследует цель охраны имущественных благ. Рассматривая основные цели, которые преследуют участники договоров и других сделок, Кресс классифицирует их следующим образом: а) обмен одного блага на другое; б) безвозмездное предоставление какого-либо блага; в) погашение, ликвидация существующих отношений29. В этой классификации можно без труда узнать очень старых знакомых каждого цивилиста causa credendi (или causa aquirendi), causa donandi и causa solvendi. Таким образом, обещанное автором рассмотрение обязательственных отношений с точки зрения хозяйственных интересов, как и надо было ожидать, при его уровне понимания природы хозяйства и общественных явлений свелось лишь к воспроизведению традиционного учения.
О. Гиркe—признанный глава германистической школы в гражданском праве. Он идеолог тех начал, якобы национально-германских, которые эта школа противопоставляла началам римского права. Германисты, и 0. Гирке особенно, любили противопоставлять германские начала как «социальные» индивидуализму римского права. 0. Гирке в «социальное» платье рядит и свои взгляды по вопросу о системе оснований возникновения обязательств. Они сводятся к следующему. Так как обязательственное право является той областью гражданского права, в которой индивидуальная воля имеет решающее значение, то обязательства прежде всего возникают из сделок и недозволенных действий. Римское право рассматривало эти два основания как нормальные источники обязательственных отношений и допускало другие основания лишь по их сходству с этими основными типами. 0. Гирке противопоставляет этому следующую декларацию: «Для нас они неприемлемы. В нашем праве никогда не затухало и в настоящее время вновь разгорелось германское воззрение, что обязательства возникают не только из собственных действий, но также и из социальной взаимозависимости». Поэтому он считает нужным рядом со сделкой и недозволенными действиями признать наличие других оснований, общим признаком которых является заложенная в них социально-обязывающая сила (deren gemeinsames Merkmal in der ihnen beigelegten sozialen Verpfliechtungskraft besteht). Установив эти основные положения, 0. Гирке рассматривает возникновение обязательств из сделок, из недозволенных действий и, наконец, посвящает небольшой параграф, скромно озаглавленный «Sonstige Tatbestände», столь громко анонсированным обязательствам из оснований, в которых заложена «социально-обязывающая сила». К этим обязательствам он относит обязательства, возникающие в связи с вещными, семейными, наследственными и корпоративными отношениями и рассматриваемые в соответствующий отделах гражданского права. К этой же категории он относит обязательства из ведения чужих дел без поручения, из неосновательного обогащения и обязательство представить вещь (Vorlegung der Sachen). Последние три вида обязательств урегулированы в германском гражданском уложении в обязательственном праве. Там же урегулированы и обязательства, вытекающие из общего
102
обладания каким-либо правой (Gemeinschaft)30. Таким образом, совокупность обязательств, в которых проявляется «социально-обязывающая сила», это — просто некоторые из обязательств, признанных буржуазным правом и в конечном счете, как и все буржуазное право, основанных на частной собственности. Совершенно непонятно, почему в них «социально-обязывающая сила» сказывается больше, чем в других (ср., например, с обязательствами из неосновательного обогащения из неправомерных действий). -
Наш обзор (выборочный) положения вопроса о системе оснований возникновения обязательств в германской цивилистике показывает, что в этом отношении нет существенной разницы между германской и французсий юридической наукой. И та и другая ушли очень недалеко от традиционной римской классификации и лишь несколько обобщили (вместо «обязательств из договоров»—«обязательства из сделок») и детализировали (перечисление внедоговорных обязательств).
Ничего интересного по этому вопросу мы не находим также и в литературе, посвященной швейцарскому обязательственному праву. Швейцарское обязательственное право (1881—1911—1936 гг.) не дает классификации оснований возникновения обязательств. Оно рассматривает последовательно в титуле первом общей части возникновение обязательств из договора, из неправомерных действий и из неосновательного обогащения. Во второй части, озаглавленной «О различных видах договоров», оно рассматривает и возникновение обязательств из ведения чужого дела без поручения (т. е. из недоговорного основания). Наконец, в третьей части, объединяющей ряд институтов торгового права, оно регулирует некоторые обязательства из одностороннего волеизъявления (ценные бумаги). Комментаторы швейцарского обязательственного права ограничиваются малозначительными замечаниями, не отступающими от обычных положений, высказываемых во французской и в германской литературе31.
Английское право, как уже было отмечено, не имеет единой системы обязательственного права. Судебные прецеденты, образующие (вместе с отдельными законами) английское обязательственное право, объединяются главным образом в две основные группы: law of contract и law of torts. Некоторые вопросы обязательственного права рассматриваются в учении о personal property в связи с понятием choses in action. Наконец, со второй половины XVIII века после решения по делу Moses v. Macferlau (1760 г.), вынесенного знаменитым английским юристом той эпохи лордом Мансфильдом (Mansfield) стала накапливаться практика, объединяемая понятием квази-контракта, главным образом по вопросу об истребо;вании недолжво уплаченного. По этому вопросу были решения и раньше, но лорд Мансфильд впервые в английском праве формулировал понятие квази-контракта со ссылкой на римское право. Таким образом, образовалась особая группа обязательств «arising from quasi-contract». В частной кодификации английского гражданского права Дженкса (Jenks) дано следующее определение: «Если право налагает на одно лицо на основании естественной справедливости обязательство в отношении другого лица, подобное тому, (которое возникает из договора, хотя между сторонами и не был заключен договор, прямо ли выра-
103
женный или подразумеваемый, то такое обязательство считается возникшим из квази-контракта».
Понятие квази-контракта объединяет в настоящее время случаи неосновательного обогащения (включая и исполнение недолжиого) и ведения чужих дел без поручения. Следует, однако, отметить, что понятие квази-контракта далеко не является таким твердо вошедшим в английское право понятием, которое можно было бы поставить рядом с понятием договора. Некоторые английские авторы указывают, что оно чуждо английскому праву. К тому же в Англии нередко не разграничивают квази-контракта с так называемым implied contract, т. е. подразумеваемым договором, под который подводятся случаи, когда воля стороны выражена конклюдентными действиями 32.
В настоящее время в английской юридической литературе довольно обычно расположение материала по привычным для континентальной цивилистики рубрикам. Однако, поскольку вое же английское право до настоящего времени не выработало общей системы обязательственного отрава, трудно было бы ждать, что английские юристы займутся более основательно, чем их коллеги во Франции и в Германии, вопросом о системе оснований возникновения обязательств. Действительно, ничего останавливающего внимание мы по этому вопросу у них не находим 33.
В заключение нашего обзора отметим, что по вопросу об основания возникновения обязательств мы не находим ничего оригинального и в дореволюционной русской цивилистике. Высказанные в ней взгляды являются повторением того, что можно найти в германской и французской литературе. Наиболее подробные соображения можно найти в мотивах редакционной комиссии по составлению проекта гражданского уложения. Проект в ст. 1568 указывал, что «обязательства возникают лз договоров и других указанных в законе оснований». Статья в этой редакции вошла и в окончательный вариант проекта, который был внесен в Государственную думу 34.
Рассматривая взгляды, высказанные в буржуазной цивилистике по вопросу об основании возникновения обязательств, нельзя не обратить внимания на то преимущественное значение, которое среди этих оснований имеет договор. Договор является главным основанием возникновения обязательств. Обязательственное право по преимуществу является договорным правом. Отсюда, в буржуазной цивилистике (и в законодательстве,—см. особенно французский гражданский кодекс) мы нередко встречаем вместо рассмотрения обязательственного права рассмотрение договорно-обязательственного права. Причина этого не только в том, что договор является наиболее частым основанием возникновения обязательств на практике, — корни преимущественного значения договора гораздо глубже. Они заложены в самых основах капиталистического строя, в характерном для него режиме конкуренции и анархии производства. В. И. Ленин указывал, что попытки монополистов организовать хозяйство приводят не к планомерному регулированию, а к еще более жестким формам конкуренции и к росту анархии 35. Конкуренция я анархия характерны для капитализма во всех его стадиях. Они остаются и в стадии империализма, в стадии его паразитизма и загнивания. В гражданском праве буржуазного общества конкуренция и анархия находят свое отражение в принципе так называемой свободы договоров и
104
преимущественном значении договора как основания возникновения обязательств.
Что такой вгляд на договор не является особенностью одних только дивилистов, можно показать, обозревая взгляды по этому вопросу, высказанные в буржуазной философско-правовой литературе. Мы не можем давать здесь такого обзора, но для того, чтобы иллюстрировать высказанное нами положение, приведем несколько характерных примеров. При этом мы возьмем эти примеры не из истории буржуазных политических учений, в которых идея договора, как. известно, также сыграла большую роль, а из высказываний, специально посвященных гражданскому праву.
Наиболее характерными являются высказывания Канта. В своей «Метафизике нравов», переходя от рассмотрения вещных прав к рассмотрению личных (т. е. обязательственных), он указывает, что возникновение личных (обязательственных) прав никогда не может иметь место иначе, как в силу договора. Обязательственное право не может, по мнению Канта, возникнуть даже из недозволенного действия, так как если потерпевший требует возмещения от правонарушителя, то он требует лишь то, что ему, собственно говоря, принадлежит. Таким образом, Кант придает договору не только основное, но и исключительное значение в качестве основания возникновения обязательств зв.
Соответствующие высказывания мы находим в течение всего XIX века 37. Весьма характерно заявление французского философа и социолога А. Фуллье (A. Fouillé), что договор занимает девять десятых действующих кодексов и когда-нибудь ему будут посвящены в кодексах все статьи от первой до последней 38.
Взгляд на договор как на основной институт гражданского права остается характерным для буржуазной идеологии и в XX веке, в частности после империалистической войны. Весьма интересным в этом отношении является такой последовательный идеолог буржуазии, как известный теоретик права В. Буркхардт (W. Burkhardt). Договор является с его точки зрения тем институтом, который характеризует собой все гражданское право. Гражданское (частное) право в отличие от публичного есть область применения сделок, в первую очередь договора. Не только обязательственное право предполагает вещное, так как для того, чтобы отчуждать, отдавать в пользование и т. д., необходима собственность, но и обратно — вещное право предполагает обязательственное, причем именно договорно-обязательственное право. Если бы, говорит он, закон охранял владение и пользование вещью, но не допускал распоряжения ею, то такого рода отношения не были бы частно-правовыми отношениями 39.
Выше мы указывали на Гиппеля, который хочет сделать вопрос о сделке центральной (и по существу поглощающей все остальные) проблемой гражданского права.
Если буржуазная правовая идеология, в частности буржуазная цивилистика, упорно на всем протяжении своей истории считает договор преимущественным основанием возникновения обязательств, то она делает это не потому, что, анализируя связь между договором и целями обязательственных правоотноше-
105
ний в капиталистическом обществе, приходит к выводу, что договорные отношения отражают наиболее основные и важные экономические связи этого общества, а потому, что считает договор «естественным» основанием возникновения обязательств. Приобретение собственности от другого лица может иметь место лишь в результате общей воли сторон, — говорит Кант 40. Гегель так формулирует связь между собственностью и договором: «В качестве определенного бытия наличное бытие есть по своему существу бытие для другого; собственность с той стороны, с .которой она в качестве внешней вещи представляет собой некоторое наличное бытие, существует для других внешностей и в связи последних она есть необходимость и случайность. Но в качестве наличного бытия воли она, как то, что есть для другого, есть лишь для в о л и другого лица. Это отношение воли к воле есть та своеобразная и подлинная почва, коренясь в которой свобода обладает наличным бытием. Это опосредствование, заключающееся в том, что, обладаю собственностью уже не только посредством вещи и моей субъективной воли, а также и посредством другой воли и, следовательно, в некоей общей воле, составляет сферу д ог о в о p a» 41. Маркс вскрыл истинную природу тех отношений, которые в буржуазном обществе находят свое отражение в договорно-обязательственном праве: «Чтобы данные вещи могли относиться друг к другу как товары, товаровладельцы должны относиться друг к другу как лица, воля которых распоряжается этими вещами: таким образом, один товаровладелец лишь по воле другого, следовательно каждый из них лишь при посредстве одного общего им обоим волевого акта может присвоить себе чужой товар, отчуждая свой собственный»42.
История буржуазного обязательственного права в эпоху империализма показывает, что договор остался преимущественным основанием возникновения обязательств. Этому нисколько не противоречат те изменения в буржуазном нраве и в условиях функционирования договора, которые имели место еще в конце лрошлого столетия и особенно в XX веке, после империалистической войны и жестоких кризисов, потрясавших капиталистическую систему хозяйства43.
Эти изменения сводились к следующему.
Во-первых, развитие капиталистических монополий наглядно показало, что в тех случаях, когда капиталистическое предприятие имеет дело с отдельным физическим лицом, выступающим в качестве потребителя, клиента, а также и в тех случаях, когда предприятие вступает в отношения с более мелким и менее мощным предприятием, оно диктует контрагенту свои условия. На всех стадиях развития капитализма владельцы средств и орудий производства диктовали пролетариату условия труда и размер заработной платы. Пока дело шло о пролетариате, буржуазная наука видела в этом «свободу договора» и «свободу труда». Когда лее монополистический капитал стал диктовать в форме заранее выработанных монополистическими предприятиями общих условий сделок («clauses générales», «allgemeine Geschäftsbedingungen»), условия кредитных сделок (так называемых Kontokorrentbedingungen» германских банков), страховых договоров (полисные условия), договоров перевозки, постарок и т. д., то в буржуазной литературе, с легкой руки Салейля, заговорили о «новой
106
категории» договоров, названной договорами присоединения (contrats d'adhésion) 41- Появилась довольно обширная литература, главным образом представленная французскими докторскими тезами, которой, однако, не удалось установить каких-либо юридических особенностей этих договоров с точки зрения буржуазного права. Отражением мелкобуржуазных чаяний и иллюзий в втой литературе была надежда на вмешательство буржуазного государства в интересах более слабой стороны45.
Во-вторых, многочисленные и характерные для эпохи империализма законодательные акты и обширная судебная практика привели к различным формам ограничения начала так называемой свободы договоров и к ослаблению силы договоров благодаря льготам, которые законодатель предоставляет различным категориям должников, и отступлениям от прямого смысла договоров, которые допускаются на основании «'каучуковых» параграфов, содержащихся в гражданских законах (как, например, § 242 германского гражданского уложения). Громадное значение в этом отношении имели валютные кризисы. Отдельные, законодательные акты, а также судебная практика отдельных буржуазных стран в результате этих кризисов в большей или меньшей степени признали оговорку rébus sic siandibus. Однако все эти явления все же свидетельствовали не о том, что договор потерял свое значение в буржуазном праве, а о том, что капитализм бессилен устранить разъедающие его противоречия. Если некоторые авторы, как, например, Морен (Morin) наивно стремились заменить падающий авторитет закона и договора судейским усмотрением46, то это свидетельствовало лишь о непонимании того, что болезнь, которую они констатировали, является неизлечимым старческим заболеванием капиталистического строя. Невозможность для буржуазного строя заменить чем-нибудь договор как источник возникновения обязательств ясно видит Рипер, который со своей (социально весьма реакционной) точки зрения выступил на защиту буржуазного договора 47.
Достарыңызбен бөлісу: |