Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву. Типография «Известий Советов депутатов трудящихся ссср»



бет19/25
Дата14.07.2016
өлшемі1.69 Mb.
#198723
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   25

Римское право не знало обязательства возместить всякий противоправный вред. Деликтные иски были индивидуализированы, т. е. они возникали лишь при наличии специальных фактических составов. Противоправность причине­ния вреда была необходима для всякого требования о возмещении вреда («nemo damnum facit, nisi qui id facît quod facere jus non habet», D, 50, 17, 171), но эти требования могли возникнуть лишь при наличии опреде­ленных составов 9.

Изданное в конце XVIII века (1794 г.) Прусское земское уложение го­ворило следующее: Schade heisst jede Verschlimmerung des Zustandes eines Menschen in Ansehung seines Körpers, seiner Freiheit oder Ehre, oder seines Vermögens (I 6, § I). Несмотря на это довольно широкое перечисление, в Прусском земском уложении еще нет общей формулировки гражданского пра­вонарушения. Решительный шаг в этом направлении сделал французский гражданский кодекс, который дает знаменитую формулу: «Tout fait quel­conque de l'homme, qui cause à autrui un dommage, oblige celui par la faute du quel il est arrivé, à le reparer» (ст. 1382). Элемент противоправ­ности, как это и признают французская цивилистическая наука и судебная практика, включен в понятие вины. Подготовителыные работы к кодексу не оставляют сомнения в там, что, говоря о вине, кодекс имеет в виду в частно­сти и элемент противоправности. Докладчик по вопросу о внедоговорных обя­зательствах в Государственном Совете — Трельяр — говорил: «Действия,

146

порождающие эти обязательства, могут быть либо дозволенными, либо непра­вомерными. Действия дозволенные образуют так называемые квази-контракты; факты неправомерные являются деликтами иди квази-деликтами» 10. Док­ладчик по этому же вопросу в Трибунате — Бертран де Грейль — формули­ровал ту же самую мысль11. Французская судебная практика широко использовала ст. 1382 в .качестве общего средства защиты гражданских прав буржуазного общества, т. е. в первую очередь частной собственности и фигу­рирующей в буржуазной идеологии под разными названиями (чаще всего под названием свободы договоров) свободы для владельцев средств производства зксплоатировать представителей наемного труда. Ст. 1382 сделалась одной из наиболее цитируемых в решениях французских судов. Она давала большие возможности и ставила мало преград для защиты против всякого посягатель­ства, которое суды признавали противоправным. Простор, оставляемый ее фор­мулировкой, соответствует общему характеру французского гражданского ко­декса, который, избегая казуистики, предпочел давать основные принципы буржуазного права в форме, порой приближающейся к декларации.12



По пути французского кодекса пошло и австрийское гражданское уложение 1811 г. (Allgemeines bürgerliches Gesetzbuch). Это уложение также в об­щей форме устанавливает, что обязанность возместить вред предполагает противоправность поведения причинителя, — и не дает при этом ни перечи­сления отдельных правонарушений, ни понятий для отдельных случаев противоправного поведения. Согласно § 1294, «Der Schade entspringt entweder aus einer widerrechtlichen Handlung, oder Unterlassung eines Ändern oder aus einem Zufalle. Die widerrechtliche Beschädigung wird willkürlich, oder unwillkürlich zugefügt. Die willkürliche Beschäaber gründet sich teils in einer bösen Absicht, wenn der Schade mit Wissen und Willen; teils in einem Versehen, wenn er aus schuldbarer oder aus Mangel der gehörigen Aufmerksamkeit, oder des verursacht worden ist. Beides wird ein Verschulden». § 1295 добавляет к этому: «Jedermann ist berechtigt, von demger den Ersatz des Schadens, welchen dieser ihm aus Verschuldenfordern...».

Интересно отметить ту позицию, которую занимало в этом вопросе зако­нодательство дореволюционной России. Свод законов (т. X, ч. 1) рассматривал отдельно вознаграждение за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком (ст. 644 и след.), и вознаграждение за вред и убытки, последовавшие от деяний, не признававшихся преступлениями и проступками ст. 684). Соответствующие ст.ст. т. X, ч. 1 появились лишь в 1851 г. в результате работы комиссии Блудова. Ст. 644 совершенно отчетливо предполагала понятие противоправного поведения: «Виновный в .совершении какого-преступления или проступка, несмотря на то, с предумышленней или оного учинено им сие преступление, обязав вознаградить за все непооредственно причиненные сим действием его вред и убытки». Наоборот, буквальное содержание ст. 684 не указывает на противоправность причинения вреда: «Всякий обязан вознаградить за вред и убытки, причиненные кому-либо его деянием или упущением, хотя бы сие деяние или упущение и не составляли

147

ни преступления, ни проступка, если только будет доказано, что он не был принужден к тому требованиями закона или правительства или необходимой личной обороной, или же стечением таких обстоятельств, которых он не мог предотвратить». Статья expressis verbis освобождала от ответственности лишь в случае, если причиниталь был принужден требованиями закона или правительства, и умалчивала о случае управомочия, т. е. о правомерно причиненном вреде.



Ст. ст. 644 и 684 доставили много забот дореволюционным комментато­рам. Классификация, поставившая гражданскую ответственность в зависи­мость от признаков, заимствованных из уголовного закона (преступление и проступок), не была связана с существом обязательства возместить вред. Слу­чайное распределение материала между двумя рубриками привело к неустра­нимым противоречиям (например, освобождение от ответственности за случай было предусмотрено лишь для деяний, запрещенных в качестве преступле-вия или проступка,—ст. 647). Наиболее правильное объяснение было осно­вало на истории указанных статей. Авторы закона 1851 года имели в виду воспроизвести в ст.от. 644 и 684 деление на деликты и квази-деликты, со­держащееся в ст.ст. 1382 и 1383 французского гражданского кодекса, но сде­лали это крайне неудачно, опутав понятие умышленного правонарушения (délit) с понятием уголовно-караемого, а неосторожное правонарушение (quasi-délit) с понятием уголовно не караемого13. Авторы закона 1851 г., невидимому, не имели в виду отказаться от признака противоправности пове­дения, как необходимого условия для возникновения обязанности возместить причиненный вред. Так понимала ст. 684 сенатская практика, которая неодно­кратно указывала, что для возникновения обязанности возместить причинен­ный вред необходимо нарушение какого-либо права потерпевшего и что, в частности, по смыслу ст. 684, ответственность наступает «вследствие деяний, которые учинившее их лицо не имело права совершать, и упущений, допу­щенных лицом, обязанным и имевшим возможность их предупредить или пред­отвратить» 14. На той же точке зрения стояли и дореволюционные коммен­таторы.

Таким образом, дореволюционное право не ставило возникновение обяза­тельств из причинения вреда в зависимость от тех нли иных определенных составов. Оно знало общий гражданский деликт.

Швейцарское обязательственное право 1881 года также требовало проти­воправности для возникновения обязательства возмещения вреда. Посвященная втой теме гл. II была озаглавлена: «Die Entstehung durch unerlaubte Hand­lungen». Однако самый текст ст. 41, с которой начинается эта глава, умал­чивал об этом («Wer einem Anderen widerrechtlich Schaden zufügt, sei es mit Absicht, sei aus Fahrlässigkeit, wird ihm zum Ersätze verpflichtet»). Это упущение было исправлено при пересмотре обязательственного права в 1911 т., в котором ст. 41 начинается словами: «Wer einem Anderen widerre­chtlich Schaden zufügt...». Получившийся текст не был затронут ревизией 1936 г. Таким образом, швейцарский закон также говорит о противоправности ü общей форме, не перечисляя отдельных деликтов.

По иному пути пошло германское гражданское уложение. Павдектная док-



148

трина, оказавшая столь сильное влияние на эту кодификацию, пришла к об­щему признании противоправного поведения как основания (при наличии ви­ны), порождающего обязательство из причинения вреда, и вышла, таким обра­зом, за пределы текстов гостиниановской кодификации, которая хотя и широко допускала соответствующие иски, но в принципе знала все же лишь отдель­ные иски из причинения вреда. Но германское гражданское уложение сочло этот путь опасный, как слишком: расширяющий поле гражданской ответствен­ности. Оно избрало средний путь между римским правом и ст. 1382 француз­ского гражданского кодекса. Denkschrift zum Entwurt eines BGB указывает, что германское гражданское уложение по образцу большинства кодификаций нового времени отказалось от установленной по римскому образцу гражданской ответственности лишь за определенные правонарушения. Германское уложение в общей форме устанавливает предпосылки такой ответственности, но при «том не идет так далеко, как французское право, допускающее ответствен­ность за всякое противоправное умышленное или неосторожное причинение вреда 15. Германское гражданское уложение исходит из следующего противопо­ставления, формулированного в цитированном выше Denkschrift: «Правовая сфера отдельного лица определяется частью принадлежащими ему правами, частью общими, преимущественно относящимися к уголовному праву прави­лами, которые для защиты такого лица запрещают или предписывают какое-либо действие другого лица» î6. В соответствии с этим германское граждан­ское уложение различает в § 823, с одной стороны, нарушения субъективного гражданского права, с другой—противоправные посягательства на жизнь, тело, здоровье или свободу другого лица и, наконец, нарушение какого-либо иного закона, направленного на охрану другого лица (§ 823: Wer vorsätzlich oder fahrlässig das Leben, den Körper, die Gesundheit, die Freiheit, das Eigentum oder ein sonstiges Recht eines Anderen widerrechtlich verletzt, ist dem Anderen zum Ersätze des daraus entstehenden Schadens verpflichtet. Die gleiche Verpflichtung trifft denjenigen, welcher gegen ein den Schutz eines Anderen bezweckendes Gesetz verstösst. Ist nach dem Inhalte des Gesetzes ein Verstoss gegen dieses auch ohne Verschulden möglich, so tritt, die Er­satzpflicht nur im Falle des Verschuldens ein»). Таким образом, германское гражданское уложение не знает обязательства возместить всякий противоправно умышленно или неосторожно причиненный вред. В силу § 823, обязательство возместить вред возникает лишь в трех следующих случаях: 1) если совер­шено посягательство на собственность либо на иное субъективное право; 2) если совершено посягательство на жизнь, тело, здоровье и свободу другого зица; 3) если нарушен закон, имеющий целью охрану чьих-либо интересов.

Правда, некоторые германские авторы придерживаются другого толкования и оттают, что § 823 относит к числу субъективных пражданских прав и право на жизнь, на собственное тело, здоровье, и свободу. В таком случае следовало бы признать, что § 823 устанавливает обязательство возместить вред в случае нарушения чьего-либо субъективного права, а также в случае -нарушения закона, охраняющего чей-либо интерес. Однако судебная практи­ка не приняла это толкование, находя, что то не соответствует ни точному смыслу § 823, ни его истории. Таким образом, как ни широко формулированы

149


в германском гражданском уложении три случая, когда возникает обязатель­ство возместить вред, все же общего признания ответственности за всякий противоправный вpeд оно не знает. Кроме трех случаев, указанных вг § 823, германское гражданское уложение указывает еще один принципиально важ­ный случай—в § 826. Согласно этому параграфу, умышленное причинение вреда способом, противным добрым нравам, обязывает возместить причинен­ный таким образом вред. Вместе с тремя составами, установленными § 823, состав, указанный в § 826, образует четыре основных гражданских деликта. Кроме того, германское гражданское уложение знает еще ряд специальных деликтов (§§ 824, 825, 831, 832, 836, 837, 838, 839). Хотя все эти пара­графы и расширяют поле применения обязательств из причинения вреда, однако они не меняют принципиального отрицания германским правом общего гражданского деликта 17.

Буржуазные кодификации XX века склоняются к признанию общего граж­данского деликта.

Так, например, китайский гражданский кодекс 1929 г. в § 184 форму­лирует следующее правило: «Кто умышленно или по неосторожности противо­законно нарушит принадлежащее другому право, обязан возместить ущерб. То же правило применяется в том случа«, когда кто-либо умышленно при­чинит другому ущерб способом, противным добрым нравам».

Обособленно от континентального буржуазного права стоит английское law of torts. Оно до настоящего времени в основной своей массе состоит из судебных1 прецедентов. В этих судебных прецедентах кристаллизировался ряд фактических составов, охватывающих типичные случаи правонарушений. Так как английские суды не любят формулировать общие принципы, то в их решениях нельзя найти формулы генерального гражданского деликта, охваты­вающей отдельные составы. Однако они проявляют довольно широкое усмо­трение в расширении случаев ответственности. В английской литературе вопрос является предметом оживленного спора. Одни, как, например, Салъмовд (Salmond), считают, что ответственность наступает лишь в случае совершения определенного деликта, фактический состав которого установлен правом, т. е. склоняются к тому, что существует numerus clausus фактических составов, порождающих обязательство возмещения18. Другие, как, например, Поллок, стоят на точке зрения генерального гражданского деликта и считают, что вся-ксе правонарушение при наличия других необходимых условий порождает обязательство возместить вред je.

Таким образом, буржуазное гражданское право в разных странах пользует­ся разными приемами для определения того, какое противоправное поведение является необходимым для возникновения обязательства возместить вред. Одна­ко большинство буржуазных правовых систем вслед за французским гражданским кодексом стоит на точке зрения генерального деликта.

Cт. 403 ГК устанавливает для советского гражданского права генераль­ный гражданский деликт. Этот прием в советском праве находится в полном соответствии со всем нашим правом и в первую очередь со Сталинской Кон­ституцией. Именно благодаря этому приему осуществляется наиболее полная защита социалистической и личной собственности. Действительно, если бы

150
советское гражданское право установило в той или иной форме numerus clausus гражданских деликгов, характеризуемых каждый своим специальным фактическим составом, то получилась бы неполная защита имущественного положения наших юридических лиц и граждан. (Генеральный же деликт, уста­новленный ст. 403, позволяет осуществлять такую защиту наиболее полным образом. Всякое противоправное умаление имущественного положения наших юридических лиц и граждан при наличии остальных элементов фактического состава, установленного ст. 403, порождает обязательство возместить вред.

Выше было указано, что вред и причинная связь между вредом и поведе­нием лричинителя вреда являются всегда и без исключения элементом факти­ческого состава, порождающего обязательство возместить вред. Иначе обстоит дело с правонарушением и виной. Во-первых, обязательство возмещения в не­которых случаях может возникнуть при наличии противоправного причинения вреда, но при отсутствии умысла или неосторожности. Во-вторых, обязатель­ство возмещения в некоторых случаях возникает в результате правомер­ного причинения вреда. Управомочие на причинение вреда, согласно ст. 403, устраняя противоправность, устраняет вместе с тем и ответственность. Одна­ко ст. 403 сама по себе дает лишь основание утверждать, что управомочие


на причинение вреда устраняет ответственность только по этой статье, но не исключает в отдельных случаях ответственности по другому основанию.

Обязательство возмещения вреда при наличии противоправности, но при отсутствии умысла или неосторожности может иметь место в силу ст. 406. Равным образом противоправное причинение вреда при отсутствии умысла или неосторожности порождает обязательство при наличии предпосылок, указан­ных в ст. 404. Однако в отношении ст. 404 нам приходится столкнуться с мнением, которое считает причинение вреда, предусмотренное этой статьей, за правомерное. Сторонники этого взгляда рассуждают следующим образом: использование источника повышенной опасности является правомерным; при­чинение вреда третьим лицам, которое имеет место в результате деятельности, создающей повышенную опасность, поэтому также является правомерным20.

Это мнение неправильно. Оно основано на смешении двух разных вопро­сов, — вопроса о правомерности деятельности, связанной с повышенной опасностью для окружающих, с вопросом о правомерности причинения вреда при занятии этой деятельностью. Само собой ра­зумеется, что эксплоатация железной дороги, трамвая, фабрично-заводского предприятия и другие виды деятельности, предусмотренные ст. 404, являются правомерными. Но отсюда не следует, что причинение при этом смерти или увечья, либо порча или уничтожение чужого имущества также являются правомерными. В этом вопросе, часто не отдавая себе отчета, встают на тачку зрения рассмотренной выше теории Меркеля и Гольд фон Фернека и пола­гают, что неправомерным является лишь умышленное или неосторожное дей­ствие. Так как лицо, ответственное по ст. 401, не может освободить себя от ответственности ссылкой на отсутствие умысла или неосторожности, то отсю­да делают вывод, что причинение вреда, предусмотренное этой статьей, яв-аяется правомерным. Мы видели, что эта теория ошибочна. Ошибочен поэтому а указанный вывод. Ошибочность его наглядно явствует из следующего: в
151

случае причинения вреда, например при эксплоатации трамвая, вред может быть причинен как случайно, так и по неосторожности {мыслимо и умышлен­ное причинение).

Поскольку вред был причинен деятельностью, связанной с повышенной опасностью для окружающих (источником повышенной опасности), имеет при­менение ст. 404, хотя бы вред был причинен и виновным образом. Вопрос о том, имела ли место неосторожность при причинении вреда, может в таком деле и не вставать. Он не имеет значения для дела, так как трамвайное предприятие отвечает и за случайный вред (кроме вреда, причиненного дей­ствием непреодолимой силы). Если считать, что ст. 404 устанавливает от­ветственность за правомерно причиненный вред, то пришлось бы сделать вы­вод, что лица и предприятия, указанные в этой статье, имеют право неосто­рожно (и даже намеренно) причинять вред третьим лицам. Вообще оспаривае­мое нами мнение является неестественным. Нельзя вред, причиненный не только неосторожно, но и случайно, считать правомерным, раз этого вреда можно избежать. А избежать можно не только неосторожного вреда, но и слу­чайного, если только он не вызван действием непреодолимой силы. Особыми мероприятиями можно исключить и случайный вред.

Обязательство возместить вред, причиненный правомерным действием, может иметь место, но лишь в случаях, когда в силу закона одно конкретное благо сознательно приносится в жертву для ограждения другого, большего блага. Ничего подобного нет в случаях, предусмотренных в ст. 404. В этой статье закон считается с тем, что при эксплоатации железной дороги, трамвая и т. п. вероятность несчастных случаев больше, чем при езде на лошади, но он не разрешает давить людей, портить имущество и т. д. для того, чтобы сделать эту эксплоатацию возможной. Наоборот, он не только не разрешает этого, но устанавливает ввиду особенностей такой деятельности повышенную ответственность, принимая во внимание: а) необходимость особой бдительно­сти при этой деятельности; б) трудность для потерпевшего опровергать дово­ды, приводимые причинителем в свое оправдание.



  1. В некоторых случаях обязанность возмещения может возникнуть и из правомерного причинения вреда. Само собой понятно, что не может быть об­щего правила, обязывающего возмещать всякий правомерно причиненный вред. Правомерное действие, т. е. действие, дозволенное правом, по общему правилу не может влечь за собой ответственности. Но в определенных случаях закон может устанавливать обязанность возместить правомерно причиненный вред, исходя ве из мысли об ответственности, а из совершенно других моти­вов. Нередко для обеспечения какого-либо законного и подлежащего удовле­творению интереса необходимо пожертвовать другим тоже законным и по общему правилу подлежащим удовлетворению, но менее значительным ин­тересом другого лица. В таком случае закон может допустить такую жертву, признать ее правомерной, но дать потерпевшему право требовать возмещения. В каких случаях такая жертва допустима, определяется законом. Примером втого в нашем праве является институт реквизиции. В силу ст. 1 постановле­ния ВЦИК и СНК РСФСР от 28 марта 1927 г. (СУ 1927 г. № 38, ст. 248), «реквизицией считается применяемое в силу государственной необходимости

152

принудительное возмездное отчуждение или временное изъятие государством имущества, находящегося в обладании частных физических и юридических лиц, а также кооперативных и других общественных организаций».

К вопросу о возмещении за правомерно причиненный вред сводится во­прос о возмещении в случае крайней необходимости. В силу ст. 13 абз. 2 УК, меры социальной защиты не применяются, когда действия, предусмотренные уголовными законами, совершены для отвращения опасности, которая была неотвратима при данных обстоятельствах другими средствами, если причинен­ий при этом вред является менее важным по сравнению с предупрежден­ии вредом. Наши гражданские законы на говорят ни о крайней необходимо­сти, ни о необходимой обороне, хотя эти институты имеют в гражданском праве столь же важное значение, как и в уголовном. Определения, которые содержатся в УК, имеют поэтому значение и для гражданского права. Со­стояния необходимой обороны и крайней необходимости устраняют противо­правность причинения вреда лицам, находившимся в таком состоянии. Устраняя противоправность, они устраняют вместе с тем и гражданскую ответ­ственность. Но крайняя необходимость ставит еще и другой вопрос. Пусть жертва чужим интересом, менее важным по сравнению с тем, ради которого жертва принесена, является правомерной. Но есть ли основания, чтобы эта жертва приносилась безвозмездно или же потерпевший имеет право на вознаграждение? De lege fereiida едва ли могут быть основания ответить на тот вопрос отрицательно. Пусть кто-либо для спасения своей жизни пожертвует чужим имуществом. Такое действие является правомерным. Но пусть он возместит потерпевшему стоимость этого имущества. Если человеку угро­жает опасность, то ясно, что его надо спасти, пожертвовав для этого хотя и чужой вещью. Но было бы непонятно, почему спасение в конечном счете должно ложиться на имущество собственника вещи. Поэтому есть достаточно оснований для того, чтобы в таком случае возникало обязательство возместить прчиненный вред. Мы не останавливаемся здесь на спорном вопросе о том, на кого должна ложиться обязанность возмещения, — на того ли, кто действовал в состоянии крайней необходимости, или же на того, в пользу кого он действовал (если эти лица не совпадают). Для нас существенно лишь отметить, желательность возникновения в этом случае обязательства возместить вред.

Необходимо, впрочем, сразу же внести ограничение. Нет достаточных оснований для возникновения такого обязательства, если опасность угрожала ог той самой вещи, которая была уничтожена или повреждена в состоянии крайней необходимости. Например, человек подвергся нападению чужой собаки и, спасая себя, убил ее. Однако, если опасность была вызвана умыслом или неосторожностью лица, оказавшегося в опасности, то он должен возместить вред на общем основании, так как в этом случае он противоправно, умышленно неосторожно (следовательно, виновно), причинил вред. Так обстоит дело lege ferenda. Желательно было бы урегулировать этот вопрос в будущем СССР. Но de lege lata вой-рое прямо не решен. Действующее гражданское законодательство не касается вопроса о крайней необходимости. Правда для освобождения от ответственности по ст. 403 ГК достаточно наличия ст. 13 УК. Но вопрос о вознаграждении этим не разрешается. De lege lata

153

вопрос о вознаграждении может быть разрешен только применением ст. 406 ГК. Текст ст. 406 дает возможность суду возложить ответственность и в тех случаях, когда вред причинен правомерным действием21.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   25




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет