Акакий, 60 лет Дуда, девушка, 18 лет Нана
жүктеу/скачать 0.49 Mb.
|
1 2
- Бұл бет үшін навигация:
- Хоть я и мужчина в летах, но чувствую, что женщин ко мне влечет.
- Она берет со стола пакет, завернутый в газету и протягивает ему. Акакий кладет его себе подмышку.
| Нино БАСИЛИЯ
А причем тут мышь? Пьеса в одном действии Действующие лица : Акакий, 60 лет Дуда, девушка, 18 лет Нана, дочь Акакия, 28 лет Женщина, мать Дуды Входит мужчина лет шестидесяти. У него подмышкой какой-то предмет, завернутый в газету, который он постоянно держит при себе. Акакий: Мне пятьдесят восемь лет. (Пауза) Ну, ладно, пятьдесят девять. (Долгая пауза) Считай, шестьдесят. Но как выговорить, ше-сть-де-сят. Трудно. В русском языке есть хорошие слова : за пятьдесят, под шестьдесят, короче, взрослый дяденька уже, как мне говорят некоторые.Вот если меня сейчас спросить, то это прекрасный возраст для мужчины. Правда, я выгляжу немного уставшим от жизни, и если некоторых послушать, то: и постарел, и выглядит не так как раньше, и в сексе – не гигант, и то и се… У меня шестилетний сын, значит я был сексуально сильным еще семь лет тому назад. А за семь лет ничего, вот так сразу, особенно не меняется. Где же изменения ? Время идет, а перемен не видно. Поэтому и хожу, как забальзамированный.Хоть я и мужчина в летах, но чувствую, что женщин ко мне влечет.Он достает свой пакет и кладет на стол. Входит его дочь Нана, лет тридцати. Нана: Отец, с кем ты разговариваешь? Акакий: Ни с кем. А что, ты считаешь, я должен с кем-то говорить? Нана: Тогда, о ком ты говоришь? Акакий: Ни о ком. Нана: Как, ни о ком? Я тут рядом стояла и слушала тебя, вернее, слышала. Акакий: Ты что, внимала мне? Нана: Что я делала? Акакий: Внимала мне! Как это у Важа Пшавела? И пожаловал он, внимающий… Усладительной речью своей восславляет он Джаколу, довольный, обиды не тая в себе.
Папа, если не хочешь дать денег, скажи прямо. Зачем ты называешь его цыганом? Акакий: Если ты хотела беженца, без крова, чего же ты выбирала албанца иностранца? Что, мало тебе было наших? Причем, ты помогла бы решить национальную проблему. Что ты прицепилась к этому аферисту? Повезет тебя на мои деньги в Америку и бросит там. Нана: Также, как тебя бросила твоя француженка жена? Акакий: Да. И вот потому я против любых иностранцев. Тебя поймет лишь плоть от плоти твоей. Нана: Плоть от плоти моей это ты. Но и что? Понимаешь ты меня? Акакий: Понимать, это значит только деньги давать? Нана: Нет. Нам будет достаточно твоей моральной поддержки. Акакий: Нана, я не потому не даю денег, что мне жалко, а потому, что не хочу тебя отпускать. Потому что это равнозначно тому, что я потеряю тебя. Я же тебе уже дал 8 тысяч долларов. Ты должна была вложить их в какое-то дело. Где оно, это твое дело? Нана: Не получилось. Акакий: Обычно, судят по результатам. Не получилось – это не результат. Результат – это то, что вы беззаботные. Обманывает тебя этот цыган. А ты – меня. А я не хочу, чтобы у меня на руках осталась одураченная и несчастная дочь. С разбитыми мечтами, к тому же. Нана: В твоих делах всегда были результаты? Акакий: В делах, да. Нана: Зато ты не с кем не можешь установить личных контактов. Даже с собственной дочерью. Акакий: Хватит ! Неужели каждый твой приход должен заканчиваться моим побегом из дому? Можно без конца говорить на одну и ту же тему? Я пошел. Предчувствует мое сердце, что ты плохо кончишь. Нана: А мое сердце предчувствует, что ты плохо кончишь. Акакий: А что, в мире ожидаются какие-то перемены ? Нана: Не знаю. Акакий: Но все-таки чувствуешь, да? Нана: Чувствую. Предчувствие диктует мне что-то. Акакий: Представь себе, и мне. Нана: Правда? Акакий: Да. (кричит) Что за наваждение, все эти предчувствия?! То что должно случится, случится. Нана: А все-таки, что? Акакий: Хотя бы революция. Нана: Сексуальная? Акакий: Нет, социальная. Нана: Ты что, отец, с ума сошел? Храни нас боже. Акакий: С чего это он нас должен хранить? Я устал. Сколько времени я делаю одно и то же. Не замечаешь, даже воздух вокруг меня стал неподвижным. И стороительство застопорилось. В голове - ни малейший мысли. Нана: Заметно. Акакий: Издеваешься, да? Нана: Нет. Акакий: А что тогда заметно? Нана: То, что в последнее время, ты немного поглупел. Горькое молчание. (Когда слышишь от дочери такие неожиданные слова, для тебя это и оскорбление и боль, перемешанные со стыдом) Акакий: А в чем это заметно? Нана: Ты сам ничего не замечаешь? Когда ты в последний раз смотрел на себя зеркало? Акакий: Каждое утро во время бритья. Нана: До каких пор ты себя видишь? Акакий: До подбородка. Нана: Почему? Акакий: А потому что высоко висит, это чертово зеркало, что мне делать? Нана: Надо хотя бы по пояс себя видеть. До подбородка, этого недостаточно. Акакий: Чего недостаточно? Нана: Ассоциации. Акакий: Ассоциации чего? Нана: Вот ты же должен создать о себе представление. Акакий: А почему же до подбородка недостаточно. Нана: Все потому, что ты видишь себя всего лишь от лба до подбородка, у тебя нет правильной ассоциации. Вокруг твоей личности есть небольшое пространство. И ты должен увидеть свою душу. Акакий: А в чем это заметно ? С чего ты взяла, что я не вижу своей души? Нана: В последнее время ты что-то не в себе. Акакий: Потому что вокруг ужасная стагнация. Нана: А это еще что такое? Акакий: Что это? Нана: Что, да твоя эта стагнация, или как ты выразился? Акакий: Так это неподвижность. Когда мозги заморожены. Когда мыслей нет в голове, ни у тебя, и ни у кого вокруг. Но все при этом думают, что мыслят. Однако это уже, помимо стагнации, называется еще иначе. Нана: Как называется? Акакий: Деградация и дегенератизация. Нана: Сколько чего ты знаешь, отец. Совсем как тот человек, который каждый день по телевизору выступает и все про все знает. Акакий: Кто это? Нана: Не знаю фамилии. Его называют… около всяческих… Акакий: Даа. Вот теперь я и « около всяческих » стал, тоже. Смейся, дорогая. Да. Я за все берусь. Но какой смысл. Все равно ничего не получается. Нана: А все-таки, чего ты хочешь? Ты же взрослый человек, чего ты ждешь? Какое время тебе сейчас ждать? Которое по счету дыхание должно у тебя открыться ? Акакий: Десятое, двадцатое… Откуда мне знать. Какое имеет значение которое по счету? Главное, чтобы открылось. Нана: Что-то с тобой происходит. Акакий: Что? Нана: Не знаю. Не нахожу слова. Акакий: Стагнация. Нана: Да. Стагнация. И как ты еще сказал ? Дегенератизация. Акакий: Да, естественно. Когда ты не даешь денег, то ты уже виноват во всем, и, оказывается, с тобой что-то происходит. Нана: Ладно, отец, я шучу. Акакий: Я пошел. Нана: Ты что-то забываешь. Она берет со стола пакет, завернутый в газету и протягивает ему. Акакий кладет его себе подмышку.Акакий: Когда уйдешь, захлопни дверь. Нана: Подожди, я с тобой. Домой иду. Акакий: Или к своему цыгану? Нана: Цыгана ищи где-нибудь у себя. Они выходят. Акакий стоит на улице, перед театром. К нему подходит экстравагантно адетая молодая девушка. Это - Дуда. Дуда: Лишний билетик не хотите? У меня есть один. Акакий: Доченька… Ух… Девушка, простите. Дайте билет. Дуда: Пять лари. Акакий: Может, у вас есть еще один, для моего друга Котэ? Дуда: Нет. Я ждала подругу, но она не пришла. Но, если вы очень хотите, я могу уступить мой билет вашему Котэ. Я и потом посмотрю. Акакий: Нет, нет. Что вы говорите? Бог с ним с Котэ, обойдется. Дуда: Что вы сказали? Акакий: А то, что Котэ уже видел это. С него довольно. Дуда: Пожалуйста, держите. Пять лари. Акакий: Пять. Пожалуйста. А могу я дать вам десять и пригласить вас? Дуда: Уау… Если хотите, то пригласите меня и на бензин. Заполните мне бак и я довезу вас до дому. Акакий: И бензин я вам залью, и даже растворимщу кофе. Как вас величать? Дуда: Дуда. Акакий с Дудой сидят в театре. Идет представление. Акакий медленно протягивает свою руку к скамье Дуды и осторожно кладет ей на плечо. Он вслух произносит свой монолог, адресованный самому себе. Акакий: Нужны мне сейчас эти амурчики, цветы, бензин и кофе? А ведь нет, не могу сдержать себя. А каким удивительным теплом веет от нее! Посмотри-ка, как только я ее обнял, она тут же ко мне придвинулась и прилипла, как пиавка. Что, разве мне впервой обнимать женщину, но как согрела меня, вот тут, у сердца… Совсем не так, как всегда. Оставь, ради бога. Прекрати. (убирает руку) Какое время сердце согревать? Я научный работник и работаю над серьезными проблемами. С болезнями надо справиться, аппаратуру для экспериментов достать, лабораторию построить. В это строительство я всю свою душу вложил. Правда, оно приостановилось, или мне его приостановили на недадолго, но что делать, когда в стране такая ситуация, ничего не поделаешь. А как я лелеял каждый кирпичик, женщину так не обхаживают. И женщин у меня было предостаточно. Нет, возиться с ней у меня нет сил. Закончим, все, билет в театр, бак, заполненный бензином вместе с растворимым кофе, и прощай. Ну и что из того, что она желторотый тинэйджер. Она любит Бритней Спирс, а я Хулио Иглесиаса. И ничего в том нет, что Бритней Спирс моложе меня лет на сорок. Зато Хулио Иглесиас переспал с двумя тысячами женщин. Дуда: Вы что-то мне сказали? Акакий: Прекрасно играют. Что же это такое, искусство. Стонать заставит человека. Дуда: Не думала, что вы такой чувствительный. Акакий: Я? А что, у меня глупое выражение лица ? Дуда: Нет. Я такого не посмела бы сказать. Просто, у вас какое-то странное выражение. Акакий: Почему? Дуда: Потому что ведете себя неадекватно. Акакий: А что ты имеешь в виду? Дуда: А то, что когда нет ничего смешного, вы смеетесь, а когда зал хохочет, сидите с жалким выражением лица. У вас дома проблемы? После спектакля. Акакий: Может, подниметесь ко мне? Приглашаю на кофе. Дуда: Опять кофе? Вы же залили мне кофе в бак. Акакий: Тогда на пиво. Дуда: А какое у вас пиво? Акакий: Айнекен. Дуда: Уау. Акакий: Что вы сказали? Дуда: Это такое выражение. Значит, обожаю. Акакий: вау. Они входят в комнату. На стенах развешены картины. На столе альбом с фотографиями. Дуда рассматривает все с большим интересом. Дуда: Вам понравился спектакль? Акакий: Так себе. Дуда: Почему так себе? Акакий: Дуда, дорогая, вы знаете, я немного станный мужчина. К тому же скорее нахожу общий язык с людьми моего поколения. Не переношу ни этот модерн, ни авангард. Хохот и смех из-за неприличных выкриков. Мне даже стыдно стало, что я там нахожусь. Один я там такой был. Дуда: Какой, такой? Высокий? Акакий: Нет, взрослый. Дуда: Ну и что, зато вы были самым серьезным. Видели этих сопляков? Одна ругань: мать мою, сукин сын… Невозможно это слушать. Акакий: Нет, все таки, я принадлежу другому поколению. Дуда: Что это вы за такое другое поколение? Просто, вы работали в натуре, а не языком, как эти. Делая наше поколение, вашему поколению пришлось колени драть. А этим - язык. Акакий: Но дело еще в другом. Дуда: В чем? Акакий: Чего-то недопонимаю я в вашем поколении, будто мы говорим на разных языках. Видите, вы даже заметили, что я неадекватно вел себя. Дуда: Может, вам не нравится искусство, которое мы создаем? Акакий: Нет, причем тут это? Но, по правде говоря, совсем не нравится. Дуда: Не нравится? Акакий: Нет, я все равно принадлежу другому поколению. Дуда: Ну вот и давайте, откройте театр с актерами вашего поколения, пригласите зрителей подобных вам, перешагнувших за сто, но не забудьте положить под сидения судна, чтобы никто не опозорился во время представления. Акакий: Смеетесь надо мной, да? Дуда: Да, смеюсь. Вы не первый, кто это говорит. Вы уже тем надоели, что ничего не принимаете. То не нравится, это не нравится, там – подвал, и не можете спуститься, тут разговариваем на жаргоне, там – модерн… Но что вы хотите, что? Вам нравятся девушки моего возраста, а вот искусство, которое мы создаем, не нравится? Акакий: Не девушки вашего возраста, вы мне нравитесь. Дуда: Как это? Я же для вас модерн? Слушаю рок, репс, танцую под оглушительную музыку, оголяю пупок, а иногда вообще пол-живота, пью, а иногда и нюхаю кокаин. Но вместе с тем, пишу стихи. Но тоже модерновые. О поцелуях, женском влагалище и мужской сексуальности. Как же я могу вам нравиться? Акакий: Обычно. Я же мужчина. Дуда: Если мы так будем судить… Рассматривая альбом, она вдруг натыкается на почтовую открытку. Удивленно смотрит. Дуда: Это вы писали? Акакий: Что, это? Дуда: Эту открытку. Акакий: А что такого написано в этой открытке? Дуда: Всего-то четыре предложения, но думаю, существенные. Акакий: Покажите. Дуда: Минуточку. Я сама вам прочту. ”Мама, поздравляю с Новым годом. Живите долго. О нас не беспокойтесь. У нас все хорошо. Настолько хорошо, что даже стыдно становится. Ваш Акакий.” Дуда, с серьезным видом, пристально смотрит на него. Акакий: Что вы уставились на меня? Дуда: Поражена. Акакий: Поражены чему? Дуда: Тому, что вы обращаетесь к маме на вы. И еще тому, что существуют люди, которые могут такое написать. Это действительно вы писали? Акакий возмущен. Акакий: Что вы разглядываете меня как какое-то экзотическое растение? Вы что думаете? С моралью, у меня все в порядке. И совесть есть, и духовность. Может у меня водится на тысячу лари больше, чем у кого-либо, но я прекрасно понимаю, что там написано, на этой открытке. Дуда (растерявшис): Нет, нет, простите, я не думала, что у вас может быть чувство стыда за хорошую жизнь. Знаете, это что-то да значит. Акакий (разговаривая сам с собой):Ну о чем говорить с ней сейчас, с этой девчонкой. Дуда подходит к кровати и рассматривает обложку раскрытой книги. Дуда: Вы что, и стихи читаете перед сном? Акакий вне себя от ярости. Акакий: Девочка моя, вам случайно там, в театре, во время антракта, никто не дал обо мне какой-нибудь ложной информации? Или, может, у меня выражение лица, как у дегенерата? Дуда: Ладно, ладно. Никакого такого выражения у вас нет. Акакий: Вот, опять. Это разве не выражение? (Двумя руками он берет свою челюсть и крутит головой в разные стороны. Все также держит подмышкой завернутый в газету предмет) Что это? Какого черта ? ...И стихи читаю, сударыня, и поэмы, и с Анной Карениной знаком. Дуда: Уау. Как хорошо. Это та самая проститутка, которая бросила несчастное Муму под колеса поезда? Увидя изумленные глаза Акакия, Дуда подходит к нему, целует в лоб и говорит. Дуда: Шучу. Затем начинает разглядывать картины на стенах. Дуда: Уаааау, какая серьезная живопись! При виде одной картины у нее перехватывает дыхание и она бросается к Акакию. Дуда: Это – оригинал? Акакий: Да. Оригинал. Дуда: А вы знаете, что это Шагал? Акакий: Нууу, довела… Нет, не знаю. (с иронией) Не знаю, что висит у меня в собственном доме, на собственной стене ?! Дуда: Это моя любимая картина. Чудо какое-то. Акакий: Ничего особенного. Обычный рисунок. Дуда : Нет, это необычный рисунок. Это прогулка над городом летающей в небесах влюбленной пары, опъяненной любовью. Она так и называется – « Полет над городом ». Акакий: Эта пара не похожа на влюбленных. Дуда: Это вы так думаете, что не похожа, на самом деле влюбленный мужчина увлек за собою женщину ввысь, в небеса, и они парят. Акакий: Если он ее уволок из любви, то почему у них такие страдальческие лица ? Если они любят друг друга и парят в небесах, почему по их лицам ничего не скажешь? Должно же это чувство отражаться на их лицах ? Дуда (разочарованная): От того, что вы пишите такие открытки своей маме, читаете стихи по ночам и в комнате у вас висит Шагал, это отражается на вашем лице ? Разве ваше лицо что-нибудь выражает? Нет. Вот, видите. Выражение лица может ввести в заблуждение человека, если у него неискушенный взгляд. На этой картине нарисовано счастье двоих. Но, к сожалению, вы этого не видите. Вы любили кого-нибудь в последнее время? Она вдруг впивается взглядом в пакет, который Акакий держит подмышкой. Дуда: Что это? (указывая на пакет) Почему вы держите это вот так, никуда не кладете? Почему подмышкой? Что это, оружие? Акакий: Нет. Дуда: Наркотики? Акакий: Нет. Дуда: А что же? Акакий: Вам этого не понять. Дуда: Хорошо. Не будем о непонятном. Но погодите, почему у вас это завернуто в иллюстрацию Кандинского? Давайте, давайте, разверните. Акакий снимает один слой газеты. Предмет все еще завернут в газету. Дуда раскрывает газету и руками расправляет ее на столе. Дуда: Вы любите Кандинского? Акакий: Я не понимаю Кандинского, не чувствую его. Дуда : Почему? Акакий: Потому что не понимаю и, наверное, никогда не пойму, почему люди рисуют то, о чем думают лишь про себя и не хотят, чтобы другие тоже поняли. Ну, что это : линии, кубики, ромбики? Дуда: А что же вы понимаете ? Фильм «Лурджа Магданы» ? Полуживой осел, который валяется в овраге, и несчастные дети, сироты Магданы, которые поливают его водой, не так ли? Это вы хорошо понимаете, ведь так? Кандинского – нет. Лурджу вы хорошо понимаете еще и потому, что по ослу хорошо видно, что он осел, к тому же полуживой. Правда? Но может вы думаете, что осел синий, и потому его звать Лурджа?
Ты, наверное, думаешь, что, если сидел со мной рядом в театре, если залил в машину бензин вперемешку с кофе, а сейчас вот хочешь раздуть меня своим пивом, то я способна сразу же прыгнуть к тебе в постель? Акакий: Ну, что вы! После того, как вы мне бросили в лицо такое оскорбление, как я могу подумать, что такой модерновый, как вы, человек, может снизойти до меня! Дуда: Какое оскорбление? Акакий: Ничего не выражающее лицо… бесчувственный… невежа… не понимаю ни «Анну Каренину», ни «Лурджа Магданы»… и в искусстве у меня превратные вкусы. Но я же просто научный работник, строил лабораторию, дни напролет работал с каменщиками, валяясь в грязи и в гаже. И ты еще хочешь, чтобы я разбирался в треугольниках и квадратах Кандинского ? Или же, как я могу понять, почему Шагал нарисовал своего «Еврея» красным, а не оранжевым, и не рыжим ? Может, потому что коммунисты все выкрасили в красный цвет, даже евреев ? Или потому, что он от ярости злится, кипятится, и потому краснеет ? Дуда: Ладно. Оставь еврея в покое. А то тебе приклеят ярлык антисемита. А вообще-то, искусство не так уж и трудно понимать. Сейчас я тебе объясню. Все очень просто. Вот к примеру, возьмем слона. Акакий: Слона? Дуда: Слона. (Она берет плюшевого слона, лежащего на кровати.) Как мы можем убить слона? Акакий: Живого? Дуда: Живого. Акакий: Во первых, зачем я должен убивать слона? Дуда: Мне это уже нравится. Это показатель твоей гуманности. Но для искусства одной гуманности недостаточно. Ты должен подключить всю свою фантазию, воображение, иллюзии и все прочее, что есть у тебя, и если тебе так уж тяжело убить обычного слона, вообрази, что слон синий, и тогда… как мы можем убить синего слона? Акакий: Есть какая-нибудь связь между синим слоном и красным евреем? Дуда: Это я тебе позже скажу. Акакий: Но ведь синего слона не существует в природе ? Дуда: Как не существует? В нашей фантазии существует все. Значит существует и синий слон. Как же его убить? Акакий: Не знаю, и даже не представляю. Может, динамитом? Или атомной бомбой? Дуда: Нет, синего слона надо убить из ружья, предназначенного для убийства синего слона. Акакий: Вау! Дуда: Не вау, а уау. Акакий (повторяет):Уау! Дуда: Я тебе сказала уже : подключи фантазию. А теперь скажи, как убить…? Погоди, мы же договорились, что в нашем воображении существует все. (Акакий кивает головой.) А теперь скажи, как убить… красного слона? Акакий: Очевидно, из ружья, предназначенного для убийства красного слона. Дуда: Нет, это уже пройденный этап. Над этим надо заново подумать. Акакий: То есть? Дуда: То есть, надо ему перекрыть дыхание, пока не посинеет, а затем убить его пулями, предназначенными для убийства синего слона. Акакий: Интересно. Дуда: А теперь скажи мне, как убить зеленого слона? Акакий (объясняет сам себе): Ружье - это пройденный этап, перекрыть дыхание – это пройденный этап, (громко) наверное, надо его удавить… Дуда: Нет, нет, нет… Зеленому слону надо рассказать очень смешные истории, чуть пощекотать его, до тех пор, пока он не закатится от смеха и не покраснеет… А когда он покраснеет, мы ему перекроем дыхание так, чтобы он посинел, и потом мы уже сможем его убить пулями, предназначенными для убийства синего слона. Акакий: Уау, вот это да. Вот где Шагалу понадобилась фантазия. Получается, тот еврей был рыжим, потом его разозлили, или же рассказали смешных историй, и он закатился и стал красным. А затем его сослали в Израиль. Ведь так? А Шагал нарисовал красного еврея, до того, как его сослали. А в Израиле, некий араб-террорист убил этого несчастного из ружья, предназначенного для убийства слона. Правильно? Дуда: Ход мыслей у вас прогрессивный. Акакий: Я же говорил вам, что я научный работник. Дуда: Хорошо. А теперь скажите мне, как надо убить желтого слона? Акакий: Эта задача уже легкая, дорогая моя. Поместим желтого слона в ледяное пространство, пока он не позеленеет от холода, потом расскажем ему смешных историй, пока не закатится и не покраснеет, затем перекроем ему дыхание, пока не посинеет, и только потом убьем из ружья, предназначенного для убийства синего слона. Дуда: Дурачина ты, простофиля…. не угадал… Акакий: Почему? Дуда: Потому что желтого слона вообще нет в природе. Акакий: Как это нет? Дуда: Вот так вот, просто не су-щес-тве-ет. Акакий: Подожди-ка. Красный, синий, зеленый существуют, а желтый – нет? Дуда: Нет. Акакий (вне себя): Но как же я должен догадаться об этом? Дуда: Также, как догадались Кандинский, Шагал, Дали. Акакий: Ну даааа, они же только и делали, что охотились на слонов. Дуда: Хорошо, не переживай. Ничего страшного. Правда, фантазии у тебя не ахти сколько, но зато, в тебе есть другой шарм. Акакий: Например какой? Дуда: Например, ты не похож на всех. Если бы Фрейд был жив, он тебя признал бы самым сексуальным мужчиной. Акакий: Девочка, ты прислушиваешься к этому маньаку Фрейду, который принимает все удлиненные фигуры за фаллос, а в каждой дыре видит влагалище? Дуда: Ты сам маньяк. Ты знаешь, какой я тебе только что комплимент сделала? Акакий: Это я маньяк? Дуда: Если ты не маньяк, то что же тебе, шестидесятилетнему мужчине надо от девочки восемнадцатии лет? Акакий: Вот иди и говори с ней сейчас. Во-первых, откуда ты знаешь, что мне шестьдесят. Не шестьдесят, а пятьдесят девять. Во-вторых, научный работник… В третьих… (Думает. Пауза) Дуда: Что-же в третьих ? Акакий: В третьих, я потомок… Дуда: А что, я не потомок ? Акакий: Нет, я предок… Дуда: И я тоже и потомок, и предок, и прародитель… будущий, и так далее… Акакий: Нет, я потомок знатной семьи. Дуда: Это в третьих? Акакий: Не в третьих, а если меня спросить, это первое и самое главное… Дуда: Тем более, если ты научный работник, У тебя обязательно где-то ветвистое гениалогическое дерево есть. Акакий: Действительно, у меня есть дерево, но нарисованное на бумаге. Вот, смотри. Наша семья начинается с Адама и Евы. Дуда: Уау. А я думала, что Адам и Ева были приобретением всего человечества, а, оказывается, они твои дедушка и бабушка. Акакий: Прадедушка и прабабушка. Дуда : И ты знаешь имена всех их детей? Акакий: Знаю. Перечислить? Дуда: Ну давай. Акакий: Адам, Шейс, Ануш, Каин, Михаил, Барад, Идрис, Манушаг, Ламек, Ной, Сам, Абраам и ветвь от него – Исмаил с Напти, Хумейса, Ядим, Зеид, Эдоверд, Саад, Нэзар, Мэзер, Илиас, Медренэ, Хазим и ветвь от него (его потомок) Кэнан, а от него - Хашим, а от него – Абд аль Муталиб и его дети: Хамза, Аббас и от них династия Абсидов со своим потомством: Абдулла, Касим, Шах-Бал, принц Чанка, который переселился в Нахичевань, а затем в Грузию, в Клдекари. А отсюда, от его детей уже начинается христианская ветвь: Саак и внук его Дона, а от него внук его Иван, и от него - внук его Гиоргий, а от него - сын его Шиош, а от него - сын его Автандил, а от него - сын его Иорам, и затем Гиоргий, Луарсаб, Иван, Эстат, Лука, Давид и Акакий, то есть я. Дуда: Уау. Ну, и что означает все это ? Что ты хочешь этим сказать ? Акакий: Ничего. Просто хотел произвести впечатление. Дуда: Получилось прекрасно. Что же сказать мне? Я и имени своего продеда не помню. Акакий: Вот в этом-то все несчастье. Сегодня люди не знают даже имени своих предков. Как жили, не знаете! А еще тут мне права качаете! Дуда: А почему ты так уверен, что я не знаю? Акакий: Ты же только сама сказала. Дуда: Ну, хорошо, допустим, что я не знаю имени отца моего деда. Просто никогда не интересовалась. А узнать это было бы проще всего. Но зато я знаю все об отце Шагала и о предках Кандинского. Акакий: Вот, вот где мы ошибаемся. Дуда: Но что я могу поделать, если отец моего деда был безобиднейшим человеком, который не прославил ни страну, ни самого себя ничем таким, чтобы запечатлелься в моей памяти. Акакий: Какое имеет значение, прославил он себя, или нет, он должен остаться в твоей памяти уже фактом своего существования. Ты явилась на свет благодаря тому, что он существовал. Разве это не достойно того, чтобы ты сохранила его в своей памяти? Дуда: Не заставь меня плакать сейчас. Ты меня так растрогал, что, наверное, отсюда я прямиком пойду на кладбище искать его могилу. Акакий: Вот вы такие, молодые. Прочтете две-три книги, запомните одну-две картины, а потом мозги достаете. Ах, Шагал… Ах, Кандинский… Что вам плохого сделала « Лурджа Магданы» ? Дуда: Лично мне, ничего. Акакий: Точно так, как ничего плохого не сделал отец твоего деда, но если бы не он, вопрос твоего рождения на этот свет был бы под сомнением. Дуда: Необычайно интересная философия. Но я все-таки не поняла, почему ты мне навязываешь своих прадедов? Что, хочешь доказать свое превосходство? Акакий: Нет. Не своим происхождением. Я тебе совсем другим докажу свое превосходство. Акакий достает завернутый в газету предмет, который все это время держит подмышкой, кладет его на стол и медленно разворачивает. В конце концов появляется дохлая мышь. Дуда смотрит в изумлении. Дуда: Что это? Акакий: Это? Мышь. Дуда: А причем тут мышь? Акакий: А причем был желтый слон, экспериментальная мышь, « Лурджа Магданы » , красный еврей и искусство? А ну-ка, подключи фантазию и теперь скажи, причем тут мышь? Дуда: Откуда ты ее взял, эту мышь? Акакий: Привез из Москвы. Дуда: А как ты ее провез? Внес в декларацию? Акакий: Не дали записать. Сказали, что это контрабанда. Дуда: Дохлая мышь – контрабанда? Акакий: Да, да, дорогая. Вот так же она была у меня подмышкой, уснувшая, завернутая в бумагу, а таможенники набросились, хочешь, не хочешь, раскрой. Дуда: А ты? Акакий: А я раскрыл. А они говорят, не пропустим, контрабанда. Дуда: А потом, как все-таки провез? Акакий: А вот так. Я им сказал, что это всего лишь кусок мяса. Вот, например, если я отрежу от себя кусок мяса, величиной в мышь, заверну его в газету и положу себе подмышку, вы меня пропустите через таможню? Дуда: А они что? Акакий: Нет, не пропустим. Дуда: Почему? Акакий: Сейчас подключи свою фантазию. Сказали, потому, что тебя обвинят в торговле человеческими органами. Дуда: Да, но если это твой орган? Акакий: Оказывается, не имеет значения. Если он твой, то должен быть на своем месте, а не подмышкой. Дуда: А для чего тебе эта дохлая мышь? Подожди, она что, действительно дохлая? (едва касаясь мыши, брезгливо:) Почему ты ее не выбрасываешь? И ты разговаривал со мной все это время, держа подмышкой дохлую мышь? И в театре она была с тобой? фуууу... Акакий: О, это длинная история. Твоя фантазия не способна осилить этого. Дуда: Откуда тебе знать, может способна. Акакий: Слы ала ты когда-нибудь об экспериментальных животных. Дуда: Как же нет? Я даже видела одну экспериментальную крысу, которая сидела в барокамере, сенсоры ее головного мозга были подключены к двум кнопкам, а она своей мордочкой нажимала только на одну кнопку. Акакий: Почему? Дуда: Потому что, крыса однажды уже прикоснулась к каждой кнопке. Одна кнопка утолила ей голод. Вторая – сексуальную потребность. И после того, как крыса испытала оргазм, она предпочла эту вторую кнопку и больше от нее не отрывалась. Акакий: А потом? Дуда: Потом, до тех пор нажимала на эту кнопку, пока не сдохла. Акакий: Что ее убило Секс? Дуда: Нет, голод. Она забыла, что есть тоже надо. Акакий: У этой несчастной, видно, не хватило фантазии. Дуда: А что, у этой фантазии было в избытке? Акакий: Ты не шути с ней. Это маленькое существо было моей надеждой. Она была предназначена для величайшей миссии. Дуда: Кто? Она? Акакий: Да. Она. Она явилась на этот свет не только для того, чтобы, подобно всем остальным мышам бегать в поисках еды и жить в отбросах, отдаваться животному сексу с единственной целью воспроизвести себе подобных, а потом накормить своих мышат до отвала, прокрадываясь то в чей-то дом, то в чей-то ресторан. Эта мышь не была обычной, банальной, тривиальной мышью. Она пришла в этот мир для того, чтобы взвалить на себя непомерный груз и спасти человечество. Дуда: Ты что, хочешь с ума меня свести? Акакий: Вовсе нет. Она пожертвовала своей жизнью ради моих опытов, чтобы помочь изобрести лекарство против СПИД-а. Она не была обычной мышью. Это была экспериментальная мышь. (склоняется к мыши) Ты даже мышью не была, а слабым, немощным существом, тело которого, то билось в лихорадке после каждой инъекции, то бездыханно валялось в стеклянном капкане. Я ведь сделал все возможное, чтобы спасти тебя. Дуда: Акакий, не пугай меня, прошу тебя. Акакий: Я тебя пугаю? Это я пуганный. Чего тебе бояться? Ты даже не знаешь, какие страдания нам пришлось пережить после того, как мы прошли московскую таможню и какие проблемы были у меня с Организацией зеленых, существующей при этой вашей таможне, где у меня взяли подписку, подтверждающую, что я не только не убью ее и не буду издеваться над ней, так как она является живым существом, но обязуюсь до конца ее жизни ухаживать за ней, пока она не умрет естественной смертью. Дуда: И что же, она умерла естественной смертью? Акакий: Нет, по моей вине. Дуда: А почему ты ее таскаешь с собой? Акакий: Согласно бумаге, подписанной с зелеными, я не имею права выбросить эту мышь. Дуда: Как это не имеете права? Акакий: Вот так, просто, не имею права. Дуда: И до каких пор будете таскать мышку подмышкой? Акакий: Пока не сгниет. Дуда: И когда это произойдет? Акакий: Никогда. Дуда: Как это никогда? Акакий: Никогда, потому что, благодаря моим инъекциям, она так забальзамирована, что никогда не сгниет. Даже в отчетах по экспериментальным опытам, я написал, что она уснула и скоро должна проснуться. А не то, такие штрафы нужно было платить, что за всю жизнь не смог бы расплатиться. Дуда: А для чего ты строишь лабораторию? Акакий: Может, смогу ее воскресить. Дуда: Ты хочешь ее воскресить? Оживить дохлую мышь? Акакий: А что ты удивляешься? Слышала о Франкенштнейне? Дуда: Как не слышала, но в первый раз слышу о мыши-Франкенштнейне. Акакий: А теперь подключи свою фантазию. Ты же сильна в этом. Дуда: Даже моя фантазия тут бессильна. Лучше было бы срубить гроб по ее габаритам, установить в доме и хотя бы оплакать ее, тем более, что она такая заброшенная и наделенная великой миссией. Ведь достойна же она одного гроба. Акакий: Мне это и на таможне сказали, мол, зачем таскаешь подмышкой, завернутую в газету, вместо того, чтобы перевезти ее в гробу. Оказывается, если перевозить в гробу, то это уже не контрабанда. Дуда: Как же ты ее перевез, в конце-то концов? Акакий: Я показал справку, что она не сдохла, а уснула. С трудом убедил. Так мне и надо. Спасти захотел человечество! Все готовы навесить мне ярлык сумасшедшего, когда видят меня с мышкой подмышкой. Дуда: Да, но зачем же ее все время таскать подмышкой? Что, нельзя дома оставить? Акакий: А если она проснется? В том то и дело, Дуда, что и я уже верю. Дуда: Во что? Акакий: В то, что она спит и в любой момент может проснуться. Дуда: Ты что, считаешь, что эта мышь – пролетария, или как ? Акакий: Не знаю. Я устал. И ничего я не считаю. Неделю назад мне позвонила одна женщина, говорит: у меня двенадцать бродячих собак. Помоги. Помог. Через два дня еще раз звонит. Еще раз помог. И вчера позвонила, говорит, до сих пор я их хлебом кормила, а сейчас собакам нужны витамины и мясо. Не выдержал я и бросил трубку. Дуда: Почему? Акакий: И у меня ведь есть свои проблемы. Вот, хотя бы судьбу этой мыши мне надо разрешить. Дуда: Ну, конечно же. (с иронией) А тебе еще не звонили с фермы, занимающейся разведением верблюдов. Акакий: Нет. А что, и такая существует? Дуда: Пока нет, но скоро будет. Я собираюсь создать ферму из нескольких верблюдов и ассоциацию верблюдов. Я же сказала, все зависит от фантазии. Главное, чтобы деньги были. И тебя возьму членом этого ассоциации. Акакий: Верблюдом? Дуда: Нет, фермером. А до того, наверное, ты откроешь мышиную ферму. Акакий: Смеешься? Дуда: Нет, но если эта мышь оживет, то ведь она создаст семью и начнет размножаться. Может, все-таки, предпочтешь верблюдов? Ты думаешь, верблюд – плохое животное? Акакий: Спасибо большое за такое уважение. Дуда: Какое еще уважение? Если мышь, тем более дохлая или спящая, является настолько значительным субъектом в твоей жизни, я уверена, и живой верблюд тебе понравится. Притом, как хорошо звучит: ассоциация верблюдов. Чем она отличается от ассоциации людей? Верблюд - животное умное. Ест, ест и складывает в горбу все, что ест. А потом, хоть свет перевернись, его ничего не волнует. У него в горбу свой запас есть. Акакий: Ты так говоришь, что у меня создается впечатление, что я нахожусь на заседание. Дуда: Ладно, тагда я прочту тебе свои стихи. (читает с выражением и с сарказмом) Я вне себя. Песчаная буря чуть не унесла меня с собою. Едва не обезумел я. Что ж тогда произошло? Почему сбежал ты ? Почему простыл? Как смел сказать, что мышь дороже тебе ? И я едва не бросила тебя. Словно луна свалилась мне на голову. Как же ты позабыл, как меня за руку водил, еще совсем недавно, повсюду и всегда, вплоть до того момента, как вырос я, поднявшись до самых звезд, вновь и вновь оплакивая тебя. Так зачем же ты скрыл, что не любил меня ? Зачем заставила плакать, открыв мне свои страдания ? Я виноват ? А если нет, так зачем ты предал ? И если знал, что не любил, зачем меня ты унизил и забыл ? Не стоит сейчас оправдываться И не пытайся слезы при мне проливать Ах, если бы я могла забраться в твою отмороженную душу, Чтобы, как маргаритку, взрастить и взлелеять тебя. Акакий (после паузы): Дуда, можно тебя поцеловать ? Дуда : Только в пупок. Акакий: Да, но там у тебя серьга. Дуда : А куда ты хочешь поцеловать ? Акакий : В плечо, в мочку уха, или же над коленом. Дуда : Что-то не нравится мне такая конкретизация. Ты, случайно, не какой-нибудь извращенец ? Акакий : Если не считать того, что таскаю с собой мышь, думаю, нет. Дуда : Твоя мышь – мессиа. Она - спасительница человечества. Как можно назвать это извращением ? Акакий : Дуда, послушай меня, моя хорошая. Эта мышь действительно не простая мышь. И не думай, что это ненужный кусок мяса. Эта мышь имеет великое предназначение. Думаешь, я действительно боюсь тех контрактов, которые не дают мне права выбросить ее ? Нет. Просто, я не мо-гу ее выбросить. Так как на сегодняшний день во всем мире у меня нет ничего дороже и значительнее. Все потеряло цену и словно все ценности сосредоточились в этой мыши. Она ни разу ни звука не издала, ни писка, она несла в себе этот долг перед человечеством. Как будто чувствовала, ты знаешь, будто чувствовала, что служит чему-то очень важному и жертвует собою ради этого. В этой мыши шел процесс спасения человечества. А сейчас процесс приостановился…И такое ощущение у меня, что и я прекратил существование. Или моя жизнь прекратила существование вместе с ней. Не моя собственная жизнь, не то пространство времени, которое мне предназначено, а жизнь вот в этой мыши. Поняла ? Будто миссия спасения человечества, которая была на меня возложена, заключена была в этой мыши. Будто и я тоже, со всей своей одеждой-обувью-деньгами-и-всей-прочей-ерундой был в этой мыши. И сейчас, когда процесс моего сосуществования с этой мышью остановился, у меня осталось впечатление, что развитие человечества потеряло всякий смысл, равно как и мое существование. Дуда : Да, но неужели для спасения человечества в природе не существует другой мыши? Акакий : Нет, дорогая. Также, как и не существует желтого слона. Дуда : Да, но если подключим фантазию и скажем, что желтый слон существует ? Акакий : Если в природе будет существовать желтый слон, тогда зачем нужна мышь ? Дуда : Выходит, незачем. Будет существовать желтый слон, а мышь нет. И эту проблему мы разрешим одним взмахом руки. Дуда берет мышь за хвост и швыряет ее из открытого окна на улицу. Слышен шум : будто бомба взрывается, рушатся дома, сыпятся стекла. Дуда и Акакий бросаются друг к другу, как бы желая спрятаться и защититься. Они обнимают друг друга, обвиваются, и страстно целуются. Затем, когда все стихает, они начинают смеяться. Сначала тихо, затем громче, и все заканчивается истеричным смехом. Наконец, они успокаиваются. Воцаряется тишина. В дверь звонят. Акакий и Дуда с удивлением переглядываются. Дуда : Ты ждешь кого ? Акакий : Нет Дуда : А кто же это может быть, в полночь ? Акакий : После того шума, скорее революции, которую мы устроили, не будет ничего удивительного, если к нам ввалится полк военных. Дуда : Открой, чего боишься. Акакий : Ничего, чего я должен бояться ? Открою. Но ведь существует величайшее открытие двадцатого века – телефон. Ведь можно заранее позвонить, договориться, а потом прийти. Что за кошмар, являться к человеку без предупреждений, да еще в полночь! Еще раз звонят. Акакий : Вот, еще! Он идет открывать. В комнату, без всяких церемоний, входит взволнованная женщина. Перепуганная, она без приглашения садится на стул, разглядывая все вокруг. Женщина : Боже, что это было, а ? Что за ужас ? Акакий : Кто вы, мадам ? И что желаете ? Женщина : Сначала дай попить воды и дух перевести. Акакий : А вы не хотите, случайно, есть ? Женщина : Было бы неплохо. Знали бы вы, сколько дней я ничего не ела. Акакий приносит воды. Женщина залпом опустошает стакан. Женщина : Будьте добры, еще один. Акакий : Нет, нельзя, ничего я вам больше не дам, пока не объясните, кто вы, и что хотите. Женщина : Акакий ! Что с тобой ? Ты же никогда не был агрессивным со мной ?! Дуда : Объясните, что здесь происходит ? Женщина (Дуде): А ты молчи, душенька, не вмешивайся в разговоры старших. Дуда : Уау ! Женщина : Вау - я не понимаю. Я не учила иностранных языков. Вообщем, это все его вина, что я не научилась. Только одно на уме : лекарство и идеи, идеи и лекарство. Вот, на что похожи мои вены (вытягивает свои руки, показывая вены) и моя задница. (встает и хочет поднять платье, но Акакий окриком останавливает ее) Акакий : Нет, не нужно этого показывать. Боже, в чем я провинился, что все чокнутые липнут ко мне ? Женщина : Это я к вам липну, или вы ко мне прилипли ? Акакий : Что ? Женщина : Не узнаешь меня ? Акакий : Нет ! Женщина : Принеси мне воды и сигареты. Поесть вы мне не даете и… а это что ? Она бросает взгляд на недопитую бутылку пива Дуды. Акакий в тот момент выходит на кухню. Дуда : Пиво. Женщина : Степка Разин ? Дуда : Нет, Айнекен. Женщина : В Москве, он (указывает в сторону, куда вышел Акакий) все время Степку Разина пил. Дуда : Вы друг друга из Москвы знаете ? Женщина : Да. Дуда : Уау ! Женщина : Что это за уау ? Дуда : Это означает клево. Акакий возвращается. Акакий : Вот вода, сигареты и прошлогодние орешки. Больше у меня ничего нет. Женщина : Уау ! Какие крепкие орешки ! Сколько времени я их не ела. Акакий : Да, но где вы были ? жүктеу/скачать 0.49 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|
1 2