Актерское мастерство. Американская школа-Артур Бартоу

      Наша теория выделяет историю, рассказываемую на сцене, как отдельный язык, рассматривая повествование как подчиненное гибкой логике. Когда-то давно, разрабатывая методику точек зрения, я решила назвать этот элемент историей в противовес более общепринятому термину «сюжет», бросая тем самым вызов авангардистам и традиционалистам, выводя их за сложившиеся эстетические рамки. С точки зрения нашей теории история на ее базовом уровне – это не что иное, как компоновка информации. Ставя солонку перед перечницей или позади нее, мы выбираем одну из тысяч, если не миллионов, возможных композиций, каждая из которых обладает собственным смыслом.

      Сюжет и логика легко порождают предвзятость в силу своей близости к иерархическому мышлению; это процессы упорядочивания информации, расстановки приоритетов. Обычно мы требуем, чтобы это иерархическое упорядочивание отвечало традиционным стандартам иерархии: сюжет должен быть достоверным, а его логика – неопровержимой. К сожалению, эти задачи не имеют ничего общего с фундаментальными вопросами логики как материала, поэтому актеру необходимо снять этот естественный иерархический блок, чтобы по-настоящему исследовать эту составляющую и ее языки.

      При деконструкции театра и вычленении сюжета важно стремиться к эмпирическому пониманию логики природы. Многим актерам кажется, что в абстракции никакой истории нет, тогда как на самом деле это идеально продуманная структура, имеющая начало, середину и конец. Многие актеры, а также другие творческие личности, постигающие идею абстракции в искусстве, полагают, что к нашей работе неприменимо понятие «рассказать историю», существующее в мире предметов, красок, слов и звуков. Для актера, который учится вычленять историю как отдельный элемент, ошибочны оба представления.

      Существует множество упражнений, помогающих актеру идентифицировать историю как материал. Базовое упражнение называется «Подвижная история». В нем историю (или сюжет) нужно едва-едва поддерживать, чтобы она могла свободно сталкиваться с другими сюжетами и видоизменяться. Актер может выйти на сцену в роли насекомого, затем выгнуть спину, изображая мост, который соединит дверь и стену, окно и пол. Затем он может превратиться в речной поток, бегущий под мостом, перекатиться по полу и оказаться в чашке на Безумном чаепитии, чтобы тут же начать писать рассказ от лица Льюиса Кэрролла. На групповом занятии каждый из участников пытается вписать чужие истории в свою. Не обязательно и даже нежелательно знать истории других актеров. Для каждого участника разворачивающийся сюжет базируется лишь на его (актера) собственной действительности.

      Это упражнение настраивает актера на восприятие истории как величины непостоянной, где события могут измениться в любой момент по тысяче причин. Понимание этого аспекта очень полезно для актера, которому приходится иметь дело со множеством мотиваций персонажа и сюжетных линий, выстраивая собственную логическую последовательность событий.

      В более сложном упражнении актер погружается в сюжет, который составляется из трех не связанных между собой текстов посредством мгновенного вписывания. Это дает актеру возможность исследовать сюжет в качестве наблюдателя / участника. В обоих упражнениях от актера требуется крайняя сосредоточенность и гибкость, чтобы следовать за развитием событий, а не диктовать их самому. В результате актер начинает учиться у своей истории.

      Отделяя историю от других составляющих театра, мы можем бесконечно экспериментировать со смыслами. Следующее усложненное упражнение – игра с элементами композиции: студенту предлагается начать спектакль с середины и одновременно развивать действие к началу и к концу. При всей кажущейся абстрактности такого подхода большинство историй в реальной жизни именно так и развивается. Еще один вариант игры с логикой – начинать с истории, которая вроде бы развивается логически, однако вдруг начинает распадаться на множество мнений. В любом конкретном сюжете может действовать множество разных точек зрения на событие.

      История – это мощный и необходимый инструмент, однако он может стать и опасной ловушкой. Умение компоновать информацию в связную историю – эволюционное завоевание человека. В обычной жизни мы долго не продержимся, если не сможем выстроить внутреннюю логику ситуации. То, как мы подаем сюжет, зачастую определяет его восприятие, конечный результат. Мы постоянно меняем подачу сюжета, производя разное впечатление.

      Актеры, работающие с принятым в теории точек зрения представлением об истории, должны настраиваться на взаимодействие со зрителем. Это существенно, поскольку, чем глубже актер понимает восприятие зрителя, тем больше информации он сможет зрителю предложить. Люди по природе своей ищейки – это тоже жизненная необходимость. Нам приходится выяснять, что значит то-то и то-то и как оно вписывается в знакомую нам действительность. Учитывая это, актер может уверенно играть даже самые сложные истории, поскольку знает, что зритель все равно будет докапываться до смысла.

      В базовых упражнениях на выделение истории актерам предлагается исследовать самые обыденные предметы – холодильники, почтовые ящики и мусорные корзины. Актер учится осознавать, что у всего есть истории и что мы знаем их так же хорошо, как и знакомые с детства истории про людей. Общеизвестно, что у холодильников есть индивидуальность, однако представление это таится где-то на задворках сознания. Наше упражнение учит не связывать историю исключительно с человеком. Когда актер позволяет истории говорить самой за себя, зритель автоматически включается в игру.

      Выход на горизонталь

      На этапе выхода на горизонталь актеры, уже научившиеся выделять элементы театральной действительности, приступают к самой сути работы, импровизируя с комбинациями элементов с целью создать живой поток действия. Выход на горизонталь эквивалентен тому, как мы учимся забивать гвоздь молотком или отмерять нужное количество воды для замешивания цемента. Определив и выделив все шесть языков, актеры должны научиться ими пользоваться. Выход на горизонталь, проникновение в теорию точек зрения означает работу внутри пространства, времени, формы, движения, истории и эмоции на уровне импровизаций. До абстрактного и творческого уровня еще далеко. Работа по-прежнему привязана к физической действительности. На этом этапе постепенно закладывается фундамент для творческого выбора, когда посредством наблюдения и участия идентифицируются временные и иерархические структуры.

      Работа в неведении

      Работа в неведении означает непредсказуемость результата, хотя результат все же есть. Достигается это благодаря импровизации, основанной на наблюдениях. Актеры накапливают опыт, используя повторы и воспроизведение по памяти, и в то же время выступают полноценными участниками действия, отказываясь предугадывать конечный результат. На этом этапе актеры проникают в самую суть теории точек зрения. Они распознают события по мере их появления, постепенно развивая способность фокусироваться сразу на нескольких точках зрения и при этом отдавая себе отчет в происходящем.

      Актеры учатся идентифицировать развитие сюжета и события, оставаясь на одной, горизонтальной, плоскости с другими элементами сцены. Удерживая одновременно несколько точек фокусировки, актеры развивают гибкость. Это начальный этап построения матрицы. На этой стадии актеры автоматически слушают, откликаются, удерживают фокус, меняют его, координируют тело и сознание, стирают границы.

      Самое главное умение, вырабатываемое на этом уровне, – способность «менять линзы», не прерывая действия. «Смена линз» предполагает переключение с одного языка на другой по ходу событий. Например, актер может вести диалог, в котором участвует пространство (скажем, сидя у стены), а затем переключиться вдруг на язык эмоций. «Линза» эмоций уведет действие в новом направлении, причем без сознательных манипуляций со стороны актера. Актер, удерживая в фокусе линзу эмоций, развивает способность следовать за ее сигналом, лишь слегка сменив направление, и в конце концов приходит к матрице путем сложных, многогранных переключений с одного языка на другой.

      Упражнение «Шаг-остановка» в сочетании с языком формы в упражнении под названием «Японский сад» помогает постепенно встроиться в эту сложную структуру, давая актеру возможность наблюдать, не теряя способности работать и не предвосхищая конечный результат. В этом упражнении группа актеров получает пять команд – идти, остановиться, встать, сесть и лечь. Тела составляют пространственные композиции при том, что ни один из актеров единолично эту картину не создавал. Это практически медитация, дающая актеру время воспринять форму, вспомнить события, вступить в диалог с пространством и простыми позами. Чтобы перейти к работе в неведении, актеры должны уметь вести диалог с элементами сцены, не беря на себя ответственность за их создание. Защищенные от необходимости знать что-то заранее, актеры наращивают силу и уверенность, открывая для себя возможности, которые дает взаимодействие с языками-составляющими.

      Если этой работе уделить достаточно времени, она нивелирует оценку, подрывающую силы, и распахнет двери творческим начинаниям. Работа в неведении дает актеру возможность сделать пробный «заплыв» в постановку, прежде чем она начнет складываться в четкую структуру. Это приведет к неисчерпаемому источнику дополнительных ресурсов в виде образов, возможностей и форм.

      Если вы готовы к встрече с неведомым, значит, вы способны творить искусство из ошибок, непонимания и прочих окружающих нас в реальной жизни событий. Вы способны творить искусство, которое несет в себе жизнь.

      Формирование выбора

      Это работа на расширение сознания. За актером, способным работать со всеми шестью языками, принимая независимые решения, которые объединяются в одной роли, невероятно интересно наблюдать.

      На этом этапе исполнители начинают принимать решения и делать выбор. Актеры уже не просто взаимодействуют с вычлененными элементами театральной действительности, а по-настоящему ими оперируют. В начале этого этапа работы актер должен ограничить себя выбором между двумя языками. Умение следить за двумя потоками мыслей одновременно тоже требует большого опыта, поэтому актера не следует торопить. Если поначалу процесс не вызывает напряжения, значит, скорее всего, актер работает в вертикальном диалоге. Вертикальный диалог имеет лишь одну фокусную точку, поэтому вести его неизмеримо легче. Вертикальное использование пространства означает, что актер подчиняет его сюжету. Например, в сцене, где присутствует конфликт с другим персонажем, актер, работающий на вертикали, будет смотреть на антагониста и двигаться ему навстречу. При горизонтальном подходе к сюжету и пространству актер может, скажем, сидеть на месте, глядя в сторону, либо медленно удаляться от партнера-противника.

      Создание истории / сюжета

      Теория «Шести точек зрения» определяет историю как информацию, выстроенную в определенном логическом порядке. Важно понимать, что при таком подходе к работе с историей приступают лишь после продолжительного исследования остальных пяти языков. Осваивая «линзы» взаимодействия, актер учится видеть, как различные элементы соотносятся друг с другом, выстраивая сюжет. По мере развития понимания логики повествования перед актером встает проблема поисков собственного смысла и содержания. Это большой концептуальный шаг в работе по теории точек зрения. Создание истории или выстраивание логики – кропотливый труд, поскольку, чтобы добиться коммуникации, в повествовательную структуру необходимо уложить огромное количество реплик. Приходится принимать серьезные решения относительно формы и смысла коммуникации. Если история структурно хромает, спектакль будет слабым. Если вы решили ставить хаос, это обязательно должен быть настоящий хаос. Если вы используете традиционную, жесткую структуру, то материал, решения и исполнение тоже должны ей соответствовать.

      Исследовав природу структуры, актер должен принять множество решений относительно идеи, которую он хочет донести, и найти способ, не искажающий выбранную структуру. Чем больше возможностей у этого способа, тем эффективнее коммуникация. Один из подходов к данному вопросу в теории точек зрения – «Фортепиано», концептуальная основа, представляющая зрительный зал в виде инструмента, на котором играют актеры и режиссер. Аналогия подсказывает актеру, что зритель тоже может взаимодействовать с пространством, формой, временем, движением, сюжетом и эмоциями. Усвоив это, актер может донести до зрителя любую идею, с помощью любого материала, уверенный, что зритель воспримет все, что преподносится ему дисциплинированно. Теория точек зрения наделяет зрителя не меньшей чуткостью, чем исполнителя. Задача актера – выявить, насколько хорошо настроено его «фортепиано». В нашей теории зрители предстают своеобразными детективами, которые любят неожиданные повороты и добротные логические загадки, разыгрываемые на любом (или на всех сразу) театральном материале. В результате актер осознает, что может просто одним своим присутствием донести до зрителя все необходимое.

      Реализм в противовес абстракции

      Споры о предмете абстрактного и реалистичного искусства неизбежно возникают при любой работе с теорией точек зрения. Вступая на горизонталь, актеры задаются вопросом: «Что реально, а что нет?» Деконструкция театра делает этот вопрос весьма значимым и интересным. Внезапно наступает время оглянуться на оставленную позади крепость и осмотреть неизведанную территорию, на которую мы вступили. Каково определение спектакля и где место актера в этом диалоге?

      Чтобы в полной мере воспринять постулаты этой теории, необходимо понимать, что граница между абстракцией и реализмом проходит по эстетическому выбору. В конечном итоге любое искусство отталкивается от абстрактной формы, от элементарных материалов. Любой театр состоит из времени, движения, эмоции, истории, пространства и формы. «Тихоокеанская история» Роджерса и Хаммерстайна создана из тех же элементов, что и «Письмо королеве Виктории» Роберта Уилсона. Применяя горизонталь, художник волен выбирать между стилями, которые принято называть реализмом и абстракцией. Делая этот выбор, художник сам занимает позицию в историческом диалоге двух направлений и получает в нем решающий голос. И наконец, выбор между абстрактным и реалистичным ставит перед студентом такие серьезные и непростые вопросы, как самовыражение, личная эстетика художника и его убеждения во взаимодействии с окружающим миром.

      Философские рамки теории точек зрения

      Для полного понимания контекста «Шести точек зрения» и их исторической подоплеки необходимо рассмотреть отношение нашей теории к постмодернизму и сравнить эту философию с модернистским и классическим подходом.

      Постмодернизм как раз довольно просто объясняется через теорию точек зрения. За годы работы у меня сложилась схема, наглядно иллюстрирующая отношение постмодернизма к обеим предшествующим ему философиям. Если сравнить эту схему с последним из рисунков в начале нашей главы, изображающим элементы театра, вы увидите некоторое сходство схем. На то, чтобы уловить это сходство, ушли годы труда, однако это сильно расширило мое понимание нашей работы на философском уровне.

      Классицизм и модернизм исследовали действительность, встраивая ее в стройную парадигму. Обе философии исходили из убеждения, что можно установить абсолютные универсальные законы, а всю информацию о реальности естественным образом укомплектовать в общий свод правил, поддерживающий такую структуру. К концу модернистского периода исследование благодаря деконструкции стало настолько подробным, что привело к расщеплению информации. Выделение основополагающих, фундаментальных элементов реальности уничтожило иерархию. В результате вертикальная, иерархическая организация информации сменилась горизонтальной, на которой все элементы оказались равны между собой. В центре внимания оказались различия, консенсус достигался путем обнаружения моментов сходства. По мере избавления от избитых, давно изученных иерархических структур в новом, горизонтальном мире мобильность передачи и обмена информацией возросла, создавая гораздо более сложное и многогранное понимание действительности. В результате этого переустройства все наше внимание теперь направлено на способность воспринимать и взаимодействовать, а не создавать единую реальность, в которую остальные должны влиться и ей соответствовать. Научное воплощение этого нового подхода можно найти в разработке теорий хаоса и струн.

      Разница между постулатами классицизма, модернизма и постмодернизма состоит в том, что первые два пытаются установить незыблемую истину, а третий бесстрастно аккумулирует информацию, не зная заранее, какой предстанет истина. Постмодернизм допускает, что любая истина может измениться со временем – по мере появления новых данных или обстоятельств. Две первые философии дают уверенность абсолютного знания, их основа – упор на структурированность. Основа постмодернизма – непосредственное впечатление и созерцание. Постмодернизм ведет диалог, в котором множество истин выступают одновременно.

      На данный момент постмодернизм кажется невероятно сложным. По-моему, основная причина трудности его восприятия в том, что мы еще не отказались от иерархической структуры. Многие модернисты воспринимают постмодернизм как опасную, рассеянную в воздухе заразу. И хотя я это мнение не поддерживаю, полагаю все же, что у всех трех философских позиций имеются свои недостатки. Структурированное сознание, исключающее целые пласты информации, принесло нам немало вреда. С другой стороны, нынешняя путаница, вызванная недопониманием постмодернистской философии, которая настолько чувствительна к диалогу, тоже опасна. Я предпочитаю не вставать ни на чью сторону, а рассматривать сложившуюся ситуацию как незавершенную попытку прийти к новому взгляду на то, как улучшить общество, искусство и мысль. Теория «Шести точек зрения», участвуя в этом диалоге, задается целью научить художника действовать как ответственная, самодостаточная личность.

      Отмечу также, что в число достоинств постмодернизма входит умение не отвергать достижения прошлого. «Шесть точек зрения» не ставят ни художника, ни актера, ни режиссера, ни танцора, ни хореографа перед выбором «или мы, или они». Наша теория не воюет ни с методикой Гротовского, ни с системой Станиславского и производными от нее, ни с классическим подходом именно потому, что отталкивается от постмодернистского «и то, и другое», а не классическо-модернистского «или то, или другое».

      Если удалить из иерархической структуры информацию, останется лишь практический диалог. Таким образом, невозможно понять постмодернизм и его крупицу под названием «Шесть точек зрения» в отрыве от физического опыта. Практика «Шести точек зрения» требует от художника кропотливой физической подготовки, поскольку в нашей работе тело – главный инструмент наблюдения и участия.

      Может показаться, что тем самым мы взваливаем на актера новый груз, однако на самом деле эти навыки осваиваются гораздо легче, чем традиционная танцевальная подготовка.

      Физическая подготовка в рамках «Шести точек зрения»

      В этом ключевом вопросе теория точек зрения использует сплав различных методик физического совершенствования – контактную импровизацию Стива Пакстона, технику Аллана Уэйна, технику центрирования тела и разума по Бонни Коэн и партерную гимнастику Джин Хэмилтон. Можно подключить и другие техники, строящиеся на детальном разборе движений тела, однако традиционно с нашей теорией сочетаются именно перечисленные мной методики. Чтобы пояснить, в чем именно они состоят, предлагаю краткое описание этих техник и их воздействия на развитие актерского мастерства.

      Контактная импровизация

      Контактная импровизация учит актера использованию сферического пространства и вырабатывает навыки ансамблевой игры посредством взаимодействия. Актер на собственном опыте знакомится с законами новейшей физики и теории хаоса. Контакт вызывает первобытную радость физического существования, радость от рефлективной связи между телом и разумом. Упражнение снимает зажимы, которыми сковывает тело общество, вырабатывает чувство игры, основанное на внимании к физическим силам, воздействующим на нас в повседневной жизни. Мы получаем знания о законе тяготении, точках опоры, распределении веса, перемещении веса, равновесии и движущих силах.

      Партерная гимнастика Джин Хэмилтон

      Техника Джин Хэмилтон прорабатывает движения как в диастолическом (идущем от периферии), так и проксимальном (идущем от суставов) направлениях. Эта техника усиливает артикуляцию и силу позвоночника, стоп и коленей путем развития мелких мышц. Партерная работа дает актеру ощущение устойчивости и владения телом. Оказывается, что тело способно менять форму и амплитуду движений. Данный опыт учит, что нет ничего конечного. Гимнастика Хэмилтон раздвигает личностное восприятие границ нашей постоянно расширяющейся вселенной. Работа проводится индивидуально и без примеров, студент ведет диалог лишь со своей собственной волей, способностью думать и меняться. Кроме того, она развивает у студентов способность сосредоточиваться на мелочах.

      Центрирование тела и разума по Бонни Коэн

      Техника Бонни Коэн – это подробное исследование составляющих нашего тела, отвечающих за развитие движения, стимулирующих развитие мозга; систем транспортировки жидкости (мы полнее осознаем в результате, что на две трети состоим из воды); костных структур и мускульной системы. В ходе аэробных упражнений, охватывающих каждую из систем организма, актер устанавливает физическую связь с элементами тела, связывающими нас с элементами вселенной.

      Техника Аллана Уэйна

      Упражнения Уэйна, направленные на укрепление суставов и мелких мышц, разрабатывают плавность движений. Многогранный подход к движению тела объединяет эту технику с импровизационной базой практики «Шести точек зрения».

      Все эти методики уже не первый год применяются в подготовке по теории точек зрения и жизненно необходимы актеру в процессе обучения. Каждая из них дает актеру способ гармоничного и открытого взаимодействия с шестью составляющими театра. Изучение этих методик обогащает лексикон естественных движений актера и знания о своем теле применительно к функциям мозга, ансамблевой игре и исполнению. Эти методики знакомят актера с истоками концептуального танца конца 1960-х, в теории и технике приближаясь к стилю таких театров, как Mabou Mines, Wooster Group, Фонд Берда Хоффмана и Роберта Уилсона, а также работам скульпторов Ричарда Серры, Дэна Флавина, Роберта Морриса и Ричарда Нонаса. И, конечно, поскольку эти методики выросли из танца, они широко представлены в хореографии Триши Браун, Люсинды Чайлдс, Стива Пакстона, Уэнделла Биверса, Пола Лэнгленда и многих других. Именно в этих техниках пересекаются театр и танец, рождая особую экспрессию.

      Теория точек зрения как проявление американского искусства

      Несмотря на то что теория шести точек зрения – это продукт 1960-х – 70-х, на самом деле изначально меня вдохновили вовсе не эти концепции и порожденное ими искусство. Эта заслуга принадлежит штату Монтана и художникам-модернистам, среди которых я выросла. Многим читателям, без сомнения, знакомы имена художников Роберта и Джинни ДеВиз из культового романа Роберта Пирсига «Дзен и искусство ухода за мотоциклом». Я познакомилась с ними в 1953 г. и назначила их своими «художественными» родителями – эта роль остается за ними по сей день. Именно благодаря их наставничеству в Монтане я начала понимать пользу понимания искусства как диалога между его элементами. Я осознала, как выявление различий и использование концепций раскрывает глаза и освобождает сознание. Именно под этим влиянием я начала изучать театр, танец и хореографию. В большинстве своем мои занятия проходили во время недельных собраний художников у ДеВиз, где все дискутировали и вместе занимались творчеством. Там всегда велся оживленный диалог об истории искусства. Слушая эти разговоры, я пришла к выводу, что, обозначив исходные элементы и протекающие в театре процессы точными терминами, можно помочь ему вырасти в формальном отношении.

      Как мы видим, теория точек зрения неразрывно связана с изобразительным искусством. Эта связь прослеживается на всех этапах, выявляя революционную природу теории.