Луч рассечен тобой света; ты новые солнца воззвало…

Луч рассечен тобой света; ты новые солнца воззвало…

Наиболее важные отделы возглавляли Луи Добентон (естественная история), Поль Бартез, Теодор Троншен из Женевы и Антуан Луи (медицина), Андре Деланд (мореплавание), Буше д'Аржи (право), Жан Жак Руссо (музыка), Жак Франсуа Блондель (архитектура), Дидро (живопись), Сезар дю Марсе и Никола Бозе (грамматика). Кроме штатных сотрудников, в энциклопедии на началах энтузиазма принимали участие Монтескьё, Бюффон, Тюрго, Вольтер и Шарль Дюкло, писавшие мало, однако сделавшие большой вклад своими громкими именами. Дидро вполне мог сказать, не греша против истины, что у Энциклопедии «не было ни единого врага среди писателей, представлявших лицо нации».

Роль Монтескьё не сводилась к повышению престижа издания, его Персидские письма и О духе законов были буквально растащены на статьи для Энциклопедии. Вольтер сыграл важнейшую роль, рекламируя издание в своей феноменально обширной переписке. Среди других бескорыстных помощников следует назвать аббатов Клода Ивона, Эдме Малле и Андре Морелле, писавших статьи по теологии, отличавшиеся строго ортодоксальным направлением.

35-томная Энциклопедия, содержавшая 60 тыс. статей, неоднородна по качеству. Дидро не имел возможности редактировать все статьи, которые приносились ему на подпись, а у Жокура было больше энтузиазма, чем строгости в отборе. Однако весь этот гигантский труд отмечен общим стремлением к распространению знаний, которое, как они верили, освободит человечество от предрассудков и тирании.

Ложа эта называлась еще и «сиентифической», и главной задачей ее была не обрядность, а научные изыскания и изучение истории масонства, причем главной заботой братьев объявлялось искание ими так называемого «истинного масонства» и высшего тайного знания.

Промышленник А. Ф. Турчанинов в январе 1774 года оста­новил три принадлежавших ему завода и заставил работных лю­дей возвести вокруг них укрепление: обнести рогатками, надол­бами и валами из снега, облитого водой. «В пристойных местах были поставлены пушки». Когда отряд пугачевцев внезапно во­рвался на территорию Сысертского завода, то, по словам Тур­чанинова, сформированный им отряд в 300 человек «единствен­но неустрашимой своею храбростью, не только с немалым с неприятельской стороны уроном, поразя, вон с завода выгнали, но и, славно опрокинув, в бегство прогнали». Общая сумма, из­расходованная на оборону заводов и заводских поселков, по данным Турчанинова, несомненно преувеличенным, равнялась 39 839 рублям.

Москва, изд. «Молодая гвардия», 2003)

Выражение Автора О Русская земле! Уже за Шеломянемъ ecu! обернулось в «Задонщи-не», неуклюже перепевающей «Слово», весьма странным разъяснением: «Русская земля, ты теперь как за царем за Соломоном побывала…» В 1380 году, после битвы на Куликовом поле, русские гордились бы сравнением Дмитрия Донского с библейским царем Соломоном, как царем необыкновенно мудрым, обхитрившим Мамая. А поганого Момая уместнее было бы обозвать Иродом. Но в «Задонщине» захватчика Мамая сравнивают именно с Соломоном:

Руская земля, то первое еси как за царем за Соломоном побывала.

«Русская литература XI – XVIII вв.», стр. 110,

Москва, изд. «Художественная литература», 1988.)
«Задонщина», писанная менее натянутым книжным языком, также преисполнена подражаниями «Слову» – но именно на этом и сказалась великая разница литературных периодов. То, что было в «Слове» непосредственным внушением поэтической фантазии и чувства, в высказываниях XIV – XV веков становится безжизненной фразой: позднейшие книжники часто совсем не понимали поэтического образа, применяли его нескладно или фальшиво, вещий Боян «Слова» превратился в «вещанного боярина, горазного певца в Киеве»; слова: «о Русь, за шеломянем еси» (за горой) получили следующий вид: «руская земля, то первое еси как за царем за Соломоном побывала», т. е. совершенно потеряли смысл.
(Энциклопедия Ф. Брокгауза и И. Ефрона,

ст. «История русской литературы»)

В России знаменитыми фальсификаторами в начале XIX века были москвич купец Антон Иванович Бардин и петербуржец титулярный советник Александр Иванович Сулукадзев. Оба они предназначали свои из­делия для ученых. Но Бардин подделывал рукописи не ради забавы, а для извлечения доходов. У него была целая мастерская. Поныне в разных библиотеках, и собрани­ях находится двадцать подделок Бардина, среди них четыре экземпляра «Слова о пол­ку Игореве».

Как известно, рукопись «Слова о полку Игореве» погибла в 1812 году, когда сгорел великолепный дом графа Мусина-Пушкина в Москве на Разгуляе вместе со всей при­надлежащей графу коллекцией рукописей и древних вещей. Но вот что произошло, по словам историка М. П. Погодина, в 1815 году: «Граф (Мусин-Пушкин) приезжа­ет в восторге в Историческое общество («Общество истории и древностей Россий­ских при Московском университете»): «Драгоценность, господа, приобрел я, драгоцен­ность!.. – Что такое? – Приезжайте ко мне, я покажу вам». Поехали после собрания; граф выносит харатейную (пергаменную) тетрадку, пожелтелую, почернелую... спи­сок «Слова о полку Игореве». Все удивля­ются, радуются, один Алексей Федорович (Малиновский) ¹ показывает сомнение. «Что же вы? – Да ведь и я, граф, купил список подобный!.. У кого? – У Бардина».

Погодин называет этот случай «анекдо­том» ². Но этот «анекдот» обошелся Мали­новскому в 160 рублей, сумму по тому вре­мени немалую, в особенности для небога­того чиновника, каким был Малиновский. Успеху подделывателя способствовало то, что русская палеография была еще совсем не развита. Знатоков – единицы, а собира­телей старины – множество. Сам Мусин-Пушкин не был, очевидно, компетентен в чтении старинных рукописей, в чем он сам признается, говоря о трудностях прочтения рукописи «Слова о полку Игореве». Удиви­тельно, как удалось Бардину обмануть Ма­линовского, но, очевидно, последнему и в голову не пришла возможность подделки, и он так обрадовался находке, что тотчас же стал готовить рукопись к изданию.

____________

¹ А. Ф. Малиновский – известный русский археограф, сотрудник архива Кол­легии иностранных дел, участник первого издания «Слова о полку Игореве» в 1800 го­ду.

² По другой, более правдоподобной версии того же Погодина вторым обманутым был не Мусин-Пушкин, а профессор словесности Р. Ф. Тимковский. _____________
Бардин не был достаточно образован, чтобы «сочинять» древние рукописи, он был лишь «мастером писать под старинные по­черки» и поэтому изготовлял для продажи по нескольку списков ценного разыскивае­мого памятника. Но, стараясь придать внеш­нему виду рукописи впечатление старины, Бардин допускал ошибки, которые позволя­ют современному палеографу разоблачить его.

Старинный пергамен (а Бардин знал, что до конца XIV века в основном писали на пергамене) подлинных рукописей обычно темный, желтоватый, полупрозрачный, час­то с дырами, иногда поврежден гнилью. Бардин знал это и старался придать новому пергамену вид старого. Для этого нужно было стереть с пергамена побелку и промаслить его – это придавало ему прозрачность и темный цвет. Так вот, стирая побел­ку, он делал это недостаточно внимательно, и на корешке рукописи часто эта побелка оставалась несчищенной. Не знал Бардин, что начертание букв менялось в течение ве­ков, и подделывал рукописи XI или XIV ве­ка одинаковым почерком. Вернее, он знал, что в XI – XIV веках применялся так назы­ваемый устав – торжественный и медлен­ный почерк с отчетливо вырисованными буквами, а в XV веке он постепенно вышел из употребления и сменился скорописью, почерком, типичным для документов и пи­сем XV – XVIII веков. Но он не знал, что устав менялся с течением времени, в каж­дом веке приобретая свои отличительные признаки, не знал он и того, что в конце XIV века появился в пергаменных рукопи­сях так называемый полуустав, почерк с меньшей тщательностью начертания букв.

Бардин знал, как высоко ценится руко­пись, на которой указана дата ее написа­ния. Такие рукописи редки и потому осо­бенно важны для коллекционеров и для ученых. Чтобы повысить ценность продавае­мых рукописей, Бардин снабжает их дата­ми. Так, рукопись «Слова о полку Игореве», проданную А. Ф. Малиновскому, Бар­дин снабдил «послесловием», в котором ска­зано, что она переписана в г. Суздале пис­цом Леонтием Зябловым в 1375 году.

Иной тип подделывателя – А. И. Сулукадзев. Вполне обеспеченный человек, он со­бирал старину и редкости, был начитан в области истории и археологии. Чаще всего Сулукадзев не фабриковал рукописи цели­ком, а сочинял приписки к подлинным ста­ринным рукописям. Суть таких приписок была в том, чтобы снабдить рукописи точ­ной датировкой и при том отнести ее как можно к более древнему периоду. Другая задача – с помощью приписок подтвердить свои псевдонаучные труды. Только позже от вымышленных приписок он постепенно дошел до полных подлогов.

Деятельность Сулукадзева началась, оче­видно, еще в конце XVIII века. Во всяком случае, в первом десятилетии XIX века он был уже известным коллекционером, обла­дателем целого ряда «редкостей» и большой библиотеки. Его музей осматривали А. Н. Оленин, Г. Р. Державин. Как собира­тель он был известен Павлу I и Александ­ру I.

… Среди его подделок наиболее известны две: «Боянова песнь Славену» (иначе «Гимн Бояна») и «Перуна и Велеса вещания». Обе они привлекли внимание Державина, кото­рый попытался было перевести их на рус­ский язык. Но дело это оказалось немысли­мым уже хотя бы потому, что они представ­ляли какой-то бессвязный набор слов. Один из историков писал даже, что Сулукадзев употреблял в подделках «неправильный язык по незнанию правильного, иногда очень дикий». И тем не менее это не ме­шало автору подделки рекомендовать свое произведение – «Боянову песнь», напри­мер, – как «предревнее сочинение от 1-го или 2-го века».

Конечно, «успех» подобных подделок объ­яснялся не только доверчивостью собирате­лей, но и состоянием науки того времени. Ведь о русском язычестве почти ничего не знали, так же мало знали и об истории рус­ской письменности. Екатерина II была убеж­дена, что «славяне задолго до рождества Христова письмо имели».

А. Н. Пыпин пишет о Сулукадзеве: «Это был не столько поддельщик, гнавшийся за прибылью, или мистификатор, сколько фан­тазер, который обманывал и самого себя. По-видимому, в своих изделиях он гнался прежде всего за собственной мечтой вос­становить памятники, об отсутствии кото­рых сожалели историки и археологи; выве­сти на сцену самого Бояна, о котором лишь неясно говорило «Слово о полку Игореве»; объяснить древние события, о которых не осталось никаких сведений».