Анатолий дзантиев

САВЛИЙ (перебивая, с раздражением). Да, я знаю, на нем начертано изречение моего брата: «Обуздывай язык, чрево и похоть». Мы, скифы, не возводим богам храмы. Каждое скифское жилище и есть храм, где скиф молится и приносит жертвы богам. Вы говорите, что Эллада стала для Анахарсиса второй родиной... Первой, первой! Эллада заменила моему брату Скифию, Скифию, которая породила его на этот свет - вот в чем кроется корень всех зол! (При этих словах послы недоуменно переглядываются.) Да, да, мы в Скифии стали ревновать его к вашей земле, к вашим обычаям, к вашим богам. Кто знает, может, его случайная смерть не так уж и случайна, а его смерть не что иное, как проявление гнева наших богов, кара, которую они ниспослали на голову моего бедного брата.

1-й ПОСОЛ. Позволь сказать, царь, Анахарсис всегда чтил Элладу, но он никогда, ни при каких обстоятельствах не забывал, что он скиф и что его родина Скифия.

САВЛИЙ. А разве не моему брату принадлежат слова о том, что он скиф только по происхождению, а не по образу мыслей и жизни?

1-й ПОСОЛ. Однако ему же, царь, принадлежат слова о том, что надо чтить свое отечество и домашний очаг.

САВЛИЙ. Все эти философские премудрости – не более, чем слова, шелуха! Слова - оружие женщины, оружие же настоящего мужа, скифа - это меч. Я спрашиваю вас, послы Эллады, кто и когда завоевал словом страны и земли? Никто, никогда! Только мечу покоряются города и народы.

Послы снова переглядываются. В диалоге наступает напряженная пауза.

1-й ПОСОЛ. Позвольте довести до вас, царь, убедительную просьбу народа Эллады передать нам тело Анахарсиса для погребения его на нашей земле. Высший Совет принял решение соорудить в центре Афин специальный храм в память об Анахарсисе. Мы в Элладе будем всегда свято и бережно хранить память о вашем брате.

САВЛИЙ (возмущенно поднимаясь со своего места). Да как вы смели обратиться ко мне с подобной просьбой?! Если вы, посланцы Эллады, имели намерение оскорбить меня, царя Скифии, брата покойного, то нашли для этого самый верный способ!

ОБА ПОСЛА (в один голос). Нет, нет, царь, ни в коем случае, у нас и в мыслях не было желания обидеть тебя, прости, если мы невольно затронули твои сокровенные братские чувства!

САВЛИЙ. Затеяв разговор о покойнике, коим является мой брат Анахарсис, вы сами рискуете попасть в разряд покойников, и только моя царская милость спасает вас от заслуженного наказания.

ОБА ПОСЛА. Спасибо, царь, премного тебе благодарны за проявленные снисхождение и милость!

САВЛИЙ. Мой брат вправе был при жизни выбирать себе родину, и если он выбрал Элладу и пренебрег Скифией - это, в конце концов, его дело, его выбор, но мертвый Анахарсис - он наш, и ничей больше! Скифы чтят, ценят своих покойников, возможно даже больше, чем ценили их при жизни. Анахарсис будет захоронен со всеми почестями, какие пристали брату царя и выдающемуся скифскому мудрецу. Вместе с ним будут захоронены двадцать слуг, сорок лошадей, оружие, утварь, все, необходимое покойнику для жизни в потустороннем мире.

1-Й ПОСОЛ. Нам остается, уважаемый царь, только выразить сожаления, что мы не можем на земле Эллады воздать должные почести покойному Анахарсису. А сейчас позвольте коснуться еще одной деликатной темы. У Анахарсиса, как известно, не было потомства, когда его спрашивали, почему он не заводит детей, он отвечал, именно потому, что слишком люблю детей и не хочу, чтобы, появившись на свет, они, подобно нам, терпели страдания и муки. Однако, как известно, у вашего брата был приемный сын Тимн, которого он вывез вместе с собой сюда, в Скифию. Тимн - уроженец Эллады, он еще достаточно юн, можем ли мы, царь, рассчитывать, что он вернется вместе с нами на свою родину, где он мог бы жить и продолжать свое образование?

САВЛИЙ. Да, мне известно, что мой брат питал нежные, отцовские чувства к своему приемному сыну, уроженцу Эллады. Сейчас, когда Анахарсиса не стало, Тимн осиротел, он не находит себе места, он переживает, страдает, его по-человечески жаль.

1-й ПОСОЛ. Уверяем вас, царь, Эллада станет для Тимна родным домом, здесь он найдет всеобщее уважение, ласку и любовь.

САВЛИЙ (после продолжительного раздумья). Я вынужден отказать вам и в этой просьбе, послы Эллады. Анахарсис и Тимн питали друг к другу самые нежные чувства, они и дня не могли прожить друг без друга. Это была поистине лебединая преданность. Теперь, когда одного из них не стало, другой на свете не жилец. Мне тяжело принимать это решение, но мой рассудок скифа, брата, царя подсказывает мне, что выход здесь только один: бездумная, бесстрастная смерть не может служить причиной разлуки двух любящих сердец. Уверен, что мое решение поддержал бы и сам Анахарсис: ведь ему будет приятно, если его любящий сын навсегда останется с ним.

1-й ПОСОЛ (с волнением в голосе). Если я вас верно понял, царь, то…

САВЛИЙ. Да, верно! Тимну будет оказана великая честь: он будет умерщвлен и захоронен вместе со своим любимым отцом. Повторю еще раз. Я вижу высшую справедливость в том, чтобы любящие отец и сын не расставались друг с другом и после смерти. К тому же это согласуется с нашими скифскими обычаями.

Слова Савлия приводят послов в шоковое состояние.

ПОСЛЫ (в один голос). Как, разве такое возможно?! Насильно умертвить юное создание, которое только начинает жить? Прости нас за дерзость, царь, но просим тебя отказаться от этого жестокого деяния. Умоляем, отдайте Тимна нам!

САВЛИЙ. Отдать его вам, оторвав сына от отца и навсегда их разлучив?! Как раз в этом я вижу высшую жестокость. Нет, Тимн будет захоронен с отцом, такова воля моя и народа Скифии. (Встает с места, давая понять об окончании встречи.) Если послы Эллады пожелают, то они могут присутствовать на церемонии погребения Анахарсиса. Она состоится через два дня.

Эвандр подходит к послам, они откланиваются и в сопровождении Эвандра

покидают зал. Савлий провожает их уход стоя на возвышении.

Появляются Цилла и Рея.

ЦИЛЛА. Мы с Реей стояли в соседнем зале у приоткрытой двери и все слышали, муж мой. Ты проявил себя настоящим царем, и мы гордились тобой. Ты был умен и ловок, когда рассказывал о несчастном случае с Анахарсисом. Стоило тебе самую малость изменить смысл слов умирающего и вместо слов: «если уж мне суждено умереть, так лучше умереть от руки брата», сказать: «если уж мне суждено умереть, так лучше умереть на руках у брата», как вся картина несчастного случая предстала совсем в ином свете! Это было замечательно! И о Тимне ты побеспокоился, лучше некуда.

САВЛИЙ. И все же жаль юношу.

ЦИЛЛА. Тебе жаль сына воссоединить с отцом, а отца с сыном?! К тому же, жалости не должно быть места в царском сердце.

РЕЯ. Не надо стыдиться жалости, жалость присуща даже богам.

ЦИЛЛА (к дочери). Тебе, дочь, не пристало в твоем возрасте указывать родителям, чего пристало стыдиться, а чего нет.

РЕЯ. Но Тимн славный юноша, он не заслуживает смерти. Еще вчера мы говорили с ним, я рассказывала ему о Скифии, о наших обычаях, а он мне говорил об Элладе, приглашал меня посетить его родину.

САВЛИЙ. Когда мы хотим захоронить любимого сына с любимым отцом, то действуем как раз по нашим скифским обычаям.

РЕЯ. Отец, разве может быть хорошим обычай, по которому убивают человека, пусть даже из чувства большой любви?

ЦИЛЛА (к дочери). Сокровище мое, ты еще мала, чтобы задаваться такими вопросами.

РЕЯ (падая на колени). Отец, прошу тебя, оставь Тимна в живых, Афродитой Уранией тебя заклинаю, даруй ему жизнь! Разве не довольно смерти Анахарсиса, зачем одной смертью порождать новую смерть?

САВЛИЙ. Дочь моя, я уже дал указание, и Тимн будет захоронен вместе с отцом. Поздно, я не могу отменить свой приказ. А ты, моя радость, прекрасная царевна, можешь попросить у меня что-нибудь другое, я выполню любую твою просьбу.

Рея поднимается с колен и с рыданиями убегает.

ЦИЛЛА (с улыбкой, глядя вслед дочери). Рея еще ребенок, а слезы ребенка высыхают быстрее, чем росинки на солнце. Кстати, мое материнское сердце подсказывает мне, что наша малышка не равнодушна к Тимну.

САВЛИЙ (встревожено). Не равнодушна к Тимну!? С чего ты взяла?

Ты никогда мне об этом не говорила.

ЦИЛЛА. Я заметила это с первого же дня приезда Анахарсиса. Тимн

и Рея быстро подружились. Думаю, нашу малышку особенно увлекло, что ее невесть откуда взявшийся братец, родом из далекой загадочной страны, из Эллады, из солнечных Афин.

САВЛИЙ. Сгинуть бы им с лица земли, этим солнечным Афинам, этот отвратный город как раз и сгубил моего брата, беднягу Анахарсиса. Выходит, теперь Афины манят к себе нашу маленькую принцессу?

ЦИЛЛА. Все-таки, думаю, не столько Афины, сколько Тимн. Она увлечена им, как ребенок, увлеченный новой игрушкой.

САВЛИЙ. Но Тимн, плохой или хороший, приходится нашей Рее братом.

ЦИЛЛА. Если Тимн и приходится ей братом, то, слава богам, этот брат не родных кровей. Муж мой, а хорошо ты придумал с этим новоявленным родственником – взять да и закопать его вместе с любящим отцом! Теперь остается самая малость – сделать все, как мы задумали. Думаю, у пифии мы узнаем, удастся нам или нет осуществить наш план.

Покои Савлия. Входят Цилла и пифия со связкой ивовых прутьев.

ЦИЛЛА. Как я и обещала, муж мой, я привела пифию. Эта женщина - лучшая в Скифии прорицательница. Она предсказывает человеку судьбу с помощью ивовых прутьев.

Пифия учтиво кланяется Савлию.

САВЛИЙ. Моя судьба в моих собственных руках, и ни в чьих больше. К тому же, ты знаешь, я не верю в предсказания.

ЦИЛЛА. Разве не интересно, муж мой, знать, что нам готовит завтрашний день? Это знание позволит нам встретить его во всеоружии.

САВЛИЙ. «Предусматривай будущее», кажется, таково одно из изречений моего брата-мудреца, которыми он любил щеголять в общении с простолюдинами.

ЦИЛЛА. Так, почему бы нам ни последовать столь дельному совету твоего брата и моего деверя? Человека нет, так мы хотя бы его мудростью воспользуемся. Уж чего-чего, а ума твоему брату было не занимать.

САВЛИЙ. Ум его и сгубил. Излишний ум! Сократ, Пифагор, Фалес, Анахарсис… куда там, светила, высшие на свете мудрецы! А теперь спроси, где эта мудрость, что с нею сталось? Совсем скоро эта мудрость станет лакомой пищей для прожорливых червей.

ЦИЛЛА. И все же, так хочется знать, муж мой, какие сюрпризы готовит нам переменчивая судьба!

САВЛИЙ. Ну, что ж, раз так, пусть эта женщина гадает. К тому же у меня с твоей пифией есть кое-что общее.

ПИФИЯ. Смею ли я, простая смертная, хоть в чем-то походить на великого царя Скифии?

САВЛИЙ. Общее у нас вот что: ты предсказываешь судьбы людей,

а я людскими судьбами повелеваю. Это то, что нас роднит, но одновременно и то, что нас разъединяет: ты предсказываешь, а я повелеваю.

Пифия еще раз низко кланяется Савлию. Раскрыв чехол, она извлекает оттуда ивовые

прутья разной длины и, тщательно перемешав прутья в руках, бросает их под ноги, после

чего внимательно вглядывается в расположение прутьев. Эту манипуляцию с прутьями

она проделывает еще дважды. Савлий и Цилла молча наблюдают за действиями пифии.

ЦИЛЛА. Ну, что, вещунья, говорят твои прутья?

ПИФИЯ (к Савлию). Смею ли я говорить все, как есть, царь мой?

САВЛИЙ. Мы как раз этого и ждем от тебя. Если я почувствую, что ты говоришь правду, я тебя щедро вознагражу, если же нет – тебя ждет мой праведный гнев.

ЦИЛЛА. Скажи нам без утайки, что ты видишь?

ПИФИЯ (задумчиво перебирая лежащие на земле прутья, после паузы). Я вижу беду. Большая беда ожидает царский дом.

САВЛИЙ (гневно). Что ты такое плетешь, колдовка!?

ПИФИЯ. Мой царь, вы сами велели говорить мне правду. Я ничего не выдумываю, я лишь словами передаю то, что открывается перед моим взором.

ЦИЛЛА. Пусть говорит, выслушаем пифию до конца. О какой беде ты говоришь?

ПИФИЯ. Большая беда, которая грядет. И придет она очень-очень скоро. Я вижу смерть, не одну смерть, три смерти готовы обрушится на царский дом.

САВЛИЙ. Три смерти?! Что за вздор! Кто осмелится посягнуть на жизнь трех представителей царского двора?!

ПИФИЯ (продолжая перебирать прутья). Мне видятся три смерти… они приближаются… мрак… темные силы накрывают царский дом… но вот, благодарение богу, в последний момент в дело вступают силы добра… двух смертей удается избежать… но одна смерть… она остается… ее не избежать… эта смерть предназначается…

САВЛИЙ. Кому?! Говори!

ПИФИЯ. Тебе, царь.

ЦИЛЛА. Смерть!? Царю угрожает смерть!? Нет, нет, этого не может быть! Ты просто ошиблась, глупая женщина, твои прутья обманывают, ты лжешь!

САВЛИЙ. Как ты посмела сказать такое!.. Кто осмелится поднять руку на самого Савлия, царя Скифии? Ты можешь назвать имя моего убийцы?

ПИФИЯ. Имя пока скрыто от меня, но я сделаю все, чтобы его узнать… (Вновь принимается перекладывать прутья, закрывает глаза, что-то бормочет про себя.) Мой царь, небесные силы открыли мне имя твоего убийцы.

САВЛИЙ. Кто мой враг, говори! Клянусь Зевсом, кто бы он ни был, ему не дожить и до вечера.

ПИФИЯ. Твои угрозы, царь, этому человеку не страшны. Над ним не властны никакие земные силы, он теперь обитает на небесах.

САВЛИЙ. Не властны земные силы!?.. Обитает на небесах!?.. Он кто, этот убийца, сам господь бог!?

ПИФИЯ. Нет, царь, это не господь бог, это Анахарсис… Мой царь, тебя ждет смерть от рук Анахарсиса, твоего родного брата.

САВЛИЙ (какое-то время пребывает в шоке от услышанного, наконец приходит в себя и его охватывает приступ неудержимого смеха). Анахарсис!.. Ха-ха-ха!. Анахарсис!.. Довольно, лживая колдовка! Я больше не желаю тебя слушать. Да, как мой брат сподобится меня убить, если он сам давно убит и его ждет-недождется могила на необъятных просторах скифских степей! Я обещал тебе награду за правдивое гадание, но все что ты заслуживаешь, это … Впрочем, погадай себе сама, а мы послушаем, какая судьба уготована тебе.

ПИФИЯ. Это невозможно, царь, пифии на себя не гадают ни при каких обстоятельствах.

САВЛИЙ. Ах, не гадают!.. Они предпочитают гадать и лгать другим! Ну, что ж, тогда я сам возьму на себя роль оракула, я сам предскажу

твое будущее. Могу сказать, что оно безрадостное. Я вижу беду, большую беду, и она не заставит себя долго ждать. Эй, стража!

В покои вбегают двое вооруженных стражников.

Сейчас же хватайте эту мерзавку! Сбросьте ее с обрыва самой высокой горы, которую только найдете, сбросьте прямо в преисподнюю, чтоб она целиком сгорела в пламени адского огня. Как видишь, лживая колдовка, мое гадание не расходится с правдой, как у тебя. Ты лжешь, а я говорю правду. Ты предсказываешь, а я повелеваю. Каждому свое!

Стражники хватают пифию и силой волокут ее к выходу. Уходят.

Савлий подходит к лежащим на земле прутьям, поднимает несколько

прутьев, с любопытством разглядывает их.

Ивовые прутья… Смерть… Все мы смертны… Клянусь Зевсом, совсем не обязательно быть искусной пифией, чтобы предсказать мне смерть. Это как если предсказать, что завтра будет новый день. Смерть всегда рядом, если ты, конечно, не бессмертен, как боги. Я хотя и царь Скифии, но разве я бессмертен? (К Цилле). Бессмертен ли я, женщина? (К Эвандру.) Эвандр, что скажешь, твой царь бессмертен? Отвечайте же, бессмертен ли я?

Цилла и Эвандр молчат.

ЦИЛЛА (нарушая молчание). Муж мой, думаю, в твоем вопросе кроется и ответ.

САВЛИЙ. Поясни свою мысль, женщина.

ЦИЛЛА. Разве по настоящему бессмертных станут волновать вопросы смерти и бессмертия?

САВЛИЙ. Иными словами ты хочешь сказать, что царь Скифии смертен?

Цилла многозначительно молчит.

(Не дождавшись ответа от Циллы.) Что ж, приходится признать, что порой и женщина бывает права.

ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ

Покои Савлия. Появляется Эвандр, молча мнется у входа, не решаясь высказаться.

САВЛИЙ. Ну, что тебе, говори!

ЭВАНДР. Мой царь, хочу сказать, что работы по возведению могилы и кургана

Анахарсиса подошли к завершению, уже можно назначать день похорон.

САВЛИЙ. Слуги, лошади, которые будут захоронены вместе с покойником, оружие,

утварь для загробной жизни – все ли учтено, ничего не забыто?

ЭВАНДР. Мы все продумали, все предусмотрели, мой царь.

САВЛИЙ. А нашлись ли такие, кто пожелал умереть и быть

захороненным с моим братом?

ЭВАНДР. Таких смертников-добровольцев оказалось очень много, мой царь, пришлось

даже выбирать из них самых лучших. Анахарсис пользовался в народе большим почетом и

уважением. Желающих стало еще больше, когда люди узнали, что каждая семья смертника

в качестве вознаграждения получит по две скаковых лошади.

САВЛИЙ. Кто принял такое решение?

ЭВАНДР. Мой царь, это решение принимал я сам, без твоего совета, можешь казнить

меня за это.

САВЛИЙ. Возможно, ты и заслуживаешь казни, но на этот раз я прощаю тебя и хвалю за

сообразительность.

ЭВАНДР. Благодарю за милость, мой царь, готов служить тебе

и дальше.

САВЛИЙ. Что касается похорон, то они состоятся послезавтра до заката солнца. Объяви

траур во всей Скифии, и пусть все люди узнают об этом. Не забудь оповестить о нашем

горе и соседние племена.

ЭВАНДР. Я позабочусь обо всем, мой царь, тебе нет нужды беспокоиться.

САВЛИЙ. Что-нибудь еще?

ЭВАНДР (не решаясь говорить). Да, если позволишь, мой царь…

САВЛИЙ. О чем ты еще хочешь сказать?

ЭВАНДР. Мой царь, я надумал... я решил преподнести тебе подарок, вот только боюсь, как бы он не вызвал твой гнев.

САВЛИЙ. Подарок?! Что за подарок?! Ты знаешь, подарков я не люблю, они никогда не приводят к добру.

ЭВАНДР. Так, своего рода сюрприз, который поможет тебе, царь, обрести

уверенность и придаст новые силы.

САВЛИЙ. Уверенность?! Ты, смертный человек, осмелился считать, что мне, царю

Скифии, недостает уверенности?

ЭВАНДР. Царь, прошу великодушно простить меня. Не то, чтобы уверенности... я не

то сказал... Смею надеяться, что мой подарок, поможет тебе слегка отвлечься

развеяться.

САВЛИЙ. Где же твой подарок, где твой сюрприз?

ЭВАНДР. Он здесь, царь, за дверями.

САВЛИЙ. Ну, так покажи его!

ЭВАНДР. Сейчас, царь, я мигом.

ЭВАНДР уходит и вскоре возвращается с чучелом, который он катит впереди себя. Чучело изображает Анахарсиса в полный рост, закутанного в греческую тогу.

При виде этого зрелища САВЛИЙ застывает на месте в полном изумлении.

САВЛИЙ (в страхе и недоумении). Это кто?! Это что?!

ЭВАНДР. Это твой брат, царь. Вернее, это его изображение, чучело.

Я приказал мастеру сделать полное подобие живого Анахарсиса. Правда, в отличие от твоего живого брата, царь, этот робок, безмолвен и послушен. Что ни скажи, в ответ он никогда не скажет, нет. А еще при желании над ним можно куражиться, его можно пинать, бить, выкручивать ему руки, одним словом, вымещать на нем свой гнев. Думаю, общение с чучелом позволит тебе, царь, быстрее обрести душевный покой.

САВЛИЙ (сделав несколько кругов вокруг чучела). Мой бедный брат, вылитый

Анахарсис! И выражение лица, и рост, и одеяние, и седая борода, и даже родинка у виска –

все сходится, все, как у живого. А ты, Эвандер, не такой глупец, как кажешься, ума тебе не

занимать. Ты и в самом деле преподнес мне сюрприз, какого я не ожидал.

ЭВАНДР. Готов всегда служить тебе, царь.

Савлия внезапно охватывает приступ смеха. Он прямо корчится от смеха, Эвандр же

стоит рядом в растерянности.

САВЛИЙ. Меня разобрал смех, потому что я вдруг подумал, что моего брата убили только

ради того, чтобы потом сотворить его подобие, этот жупел, способный напугать кого

угодно. Живого Анахарсиса мы превратили в мертвого, чтобы потом из мертвого вновь

сделать живого. Однако если лишить человека жизни в наших силах, то дать

ему новую жизнь не в силах даже царь. Кстати, в тот день на охоте, кто стрелял в моего

брата, кому ты поручил это дело?

ЭВАНДР. Это Гнур, мой царь, очень храбрый, мужественный воин, настоящий скиф.

Ты должен помнить его по битве с гуннами, когда он спас тебе жизнь, сбив прямо на лету

летящее в тебя копье.

САВЛИЙ. Да, да, припоминаю, я еще обещал этому Гнуру за Анахарсиса золотой слиток.

(Прохаживаясь перед чучелом.) Теперь, когда мой брат снова среди нас, было бы интересно

свести их вместе, Гнура и Анахарсиса, убийцу и его жертву. Иди и приведи мне Гнура.

ЭВАНДР. Хорошо, мой царь, я мигом. (Уходит.)

САВЛИЙ (молча кружит вокруг чучела Анахарсиса, порой останавливается, не без опаски

приглядывается к нему, как к живому, в какой-то момент притрагивается к его руке). Брат

мой, так ты жив или мертв? После твоей смерти не прошло и нескольких дней, а мне

тебя уже не хватает. Если бы можно было вернуть прошлое!

Появляются Эвандр и Гнур.Савлий резко обрывает свой монолог.

ЭВАНДР. Мой царь, я привел тебе Гнура.

САВЛИЙ. А, Гнур, наш герой! Ты хороший воин и прекрасный

стрелок, Гнур, ты показал себя исключительным храбрецом в

недавней битве с гуннами. Хвалю тебя за это. Я обещал тебе

золотой слиток, если тебе удастся сразить Анахарсиса, и я свое царское слово держу. Получи свое золото, ты заслужил его, бери, бери, оно твое! А теперь расскажи мне, как погиб мой брат Анахарсис? Я хочу знать это прежде, чем мы придадим его земле.

ГНУР. Ты спрашиваешь меня, царь?

САВЛИЙ. А кого же еще? Мне передавали, что ты не раз хвастал, рассказывая, как твоя меткая пернатая стрела сразила наповал Анахарсиса.

ГНУР (горделиво). Так оно и было, царь, я у тебя один из лучших стрелков из лука.

ЭВАНДР. Могу напомнить, царь, как было дело. Накануне ты приказал организовать охоту на оленя...

САВЛИЙ. Я слушаю.

ЭВАНДР. Велел пригласить на эту охоту своего брата Анахарсиса...

САВЛИЙ. Что потом? Анахарсис не желал идти, отказывался?

ЭВАНДР. Анахарсис сказал, что он небольшой любитель охоты, но

если его приглашает царь...

САВЛИЙ. Он верил мне, как брату, верил до конца!

ГНУР. А потом... потом мы выследили белого оленя и пошли по его следу. Анахарсис был в числе преследователей, я притаился в зарослях кустарника, стал выжидать момент и, когда появился Анахарсис, спустил тетиву лука…

Я сделал вид, будто попал в него случайно. Когда Анахарсис упал с коня, он был еще жив. Я подбежал к нему, но тут на вороном подскакал ты, царь, и велел мне оставить тебя наедине с умирающим. Помню, ты обнял Анахарсиса за плечи, а он только и успел сказать, что для него нет большего счастья, чем умереть в объятиях брата.

САВЛИЙ. Он так и сказал?

ГНУР. Мне показалось, что так и сказал.

САВЛИЙ. Значит, Анахарсиса и впрямь сразила твоя меткая стрела?

ГНУР. Да, царь, я сделал все, как мы договаривались.

САВЛИЙ. Покажи, куда попала стрела?

ГНУР. Она попала в грудь, чуть выше сердца, я немного не рассчитал.

САВЛИЙ. И ты, ты посмел это сделать?!

ГНУР. Сделать, что, царь?

САВЛИЙ. Ты посмел поднять руку на моего родного брата, брата царя!?

ГНУР. Я сделал все, как ты велел, царь.

САВЛИЙ. Ты, ничтожное смертное создание, осмелился убить Анахарсиса, мудрейшего

из скифов, гордость всей Скифии и теперь бахвалишься своей меткостью!

ГНУР. Я только выполнял твой приказ, царь.

САВЛИЙ. Он выполнял мой приказ!.. (После некоторого раздумья.

В тот день, когда ты получил от меня приказ сразить Анахарсиса, ты вместе с этим приказом потерял шанс умереть героем. Да, я приказал тебе подстрелить Анахарсиса, но ты как доблестный и преданный мне воин должен был воспротивиться этому. (Гнур пытается что-то сказать.) Не смей возражать царю! Хочешь знать, что я сделал бы, если бы ты отказался выполнить мой приказ? Можешь не сомневаться, я велел бы убить тебя как ослушника, но в этом случае ты умер бы славной геройской смертью, достойной настоящего скифа. Сейчас ты тоже умрешь, но уже умрешь не как герой, а как убийца Анахарсиса, моего родного брата. Я не могу позволить, чтобы ты остался в живых, тогда как Анахарсис был предан земле. Умри же, убийца! (Выхватывает у Гнура из-за пояса