Ф
Нарушение принципа справедливости ради любви или солидарности. Когда это возможно? Когда любовь носит узкий характер, солидарность частична, а то и другое противостоит всеобщей справедливости. Далеко не все прощается любовью, как, впрочем, и солидарностью. Об этом нам и напоминает слово «фаворитизм», в самом общем смысле имеющее предосудительное значение.
Факт (Fait)
Какое-либо событие, если оно установлено или зафиксировано, чего не может быть без опыта. Когда говорят о «научном факте», являющемся объектом эксперимента или по меньшей мере строгого наблюдения, почти всегда подразумевают предварительно сформулированную теорию или определенную технологию. Как говорит Башлар, научный факт это «самый фактический из фактов».
В философии понятие факта (quid facti) традиционно противостоит понятию права (quid juris) , так же как то, что есть, противостоит тому, что должно быть. Например, есть богатые и бедные, и это неоспоримый факт, но ничего о том, насколько подобное положение законно, этот факт нам не говорит. «Имущественное равенство было бы справедливо, но…» – писал Паскаль. Что стоит за этим «но»? То, что фактом оно не является, и это, кстати сказать, отражено в праве. Ведь и само право в юридическом смысле слова – такой же факт, как и все прочие.
Точно так же обстоит дело, если посмотреть на вопрос с гносеологической или практической точки зрения. Тот факт, что у нас есть науки и мораль, ничего не говорит о том, чего они стоят и какой ценой нам достались. Остается, конечно, возможность подвергнуть то и другое критике. Это вполне законный путь, однако и критика станет всего лишь очередным фактом среди множества других, нисколько не способствуя их обоснованию.
Таким образом, не существует ничего, кроме фактов. Именно это мы и называем нашим миром.
Фальсифицируемость (Принцип Фальсификации) (Falsifiabilité)
Неологизм, предложенный Карлом Поппером для проведения демаркационной линии между эмпирическими науками, с одной стороны, и метафизическими, псевдонаучными или относящимися исключительно к области формальной логики высказываниями. Высказывание фальсифицируемо только в том случае, если может быть хотя бы в принципе опровергнуто опытом, иными словами, если можно представить себе хотя бы один факт, с помощью которого оно может быть опровергнуто. Например, такие высказывания, как «Здесь завтра будет дождь» и «Все лебеди белы», фальсифицируемы, т. к. можно представить себе факт, опровергающий их (то, что никакого дождя здесь завтра не будет; то, что нам встретится какой-нибудь лебедь, который будет не белого цвета). Это эмпирические высказывания. Напротив, высказывания типа «Завтра здесь или будет дождь, или не будет дождя», «Бог существует» или «Коммунизм есть будущее человечества» не фальсифицируемы: мы не в состоянии представить себе ни одного факта, который доказал бы нам их ложность. Следовательно, эти высказывания не являются эмпирическими. Вместе с тем необходимо отметить, что все три приведенных высказывания имеют определенный смысл, поскольку мы можем их понять, согласиться с ними или подвергнуть их критике и что первое высказывание очевидно истинно (ибо это тавтология). Принцип фальсификации не является ни критерием осмысленности, ни критерием истинности; это лишь критерий принадлежности к эмпирическому знанию и, следовательно, в приложении к экспериментальным наукам критерий возможной научности. Я признаю «некоторую систему эмпирической или научной только в том случае, если имеется возможность ее опытной проверки», заявлял Поппер, и это его заявление считается классическим. Однако ни одной проверки, добавляет он же, не достаточно для доказательства истинности той или иной теории: даже если я увижу сто тысяч белых лебедей или сто тысяч раз сравню скорость свободного падения тел, это не может служить достаточным доказательством того, что все лебеди белы, а все тела в пустоте падают с одинаковой скоростью. «Теории никогда эмпирически не верифицируемы», – делает вывод Поппер; проверка может быть только негативной. «Не верифицируемость, а фальсифицируемость системы следует рассматривать в качестве критерия демаркации» («Логика научного исследования», часть I, главы 4 и 6).
Меня нередко посещали сожаления в связи с тем, что переводчики Поппера смирились с использованием неологизма «фальсифицируемость» (слово «фальсификация» имеет совсем другой смысл, а в их распоряжении оставалось и такое слово, как «опровержимость»). Однако, учитывая, что у Поппера фигурируют оба эти слова, а значит, использование при переводе двух разных слов было вполне законным, нужно иметь в виду еще и то, что, как отмечает Ален Буайе (237), они не полностью синонимичны. Теория может быть опровергнута при помощи простого логического аргумента (например, в математике); но фальсифицируема она может быть только с помощью эмпирического факта. Таким образом, опровержимость есть ближайшее родовое понятие, тогда как фальсифицируемость есть особый вид опровержимости, специфической чертой которой является эмпирический подход. Благодаря этому мы можем дать упрощенное определение: фальсифицируемо всякое высказывание, которое может быть опровергнуто опытом.
Фанатизм (Fanatisme)
«Фанатизм, – писал Ален, – это опасная любовь к истине». Фанатик любит только свою истину. Фанатизм есть исполненный ненависти и готовый к насилию догматизм, слишком уверенный в себе и своей вере, чтобы проявить терпимость к убеждениям других. Логическим завершением фанатизма является терроризм.
Следует отметить, что фанатизм не может существовать в областях, где возможна доказательность (не бывает фанатизма в математике и физике и почти не бывает в истории, если речь идет о давно минувших и достаточно твердо установленных фактах). Именно это так раздражает фанатиков: они не могут ни заставить других разделить уверенность в своей правоте, ни признать, что она таковой не является. Фанатизм смыкается с верой, однако доводит ее до крайней, болезненной степени. Смыкается он и с энтузиазмом, но извращая его суть. Вольтер говорил, что фанатизм так относится к суеверию, как «занесение инфекции к лихорадке, как бешенство к гневу. Тот, кто впадает в экстаз, кому являются видения, кто принимает свои мечты за реальность, а плоды своего воображения за пророчества, – энтузиаст. Тот, кто ради своих безумных идей готов на убийство, – фанатик». Фанатик до такой степени идет на поводу у своей слабости, что готов принять ее за силу.
Фантазия (Fantasie)
То же, что воображение, но скорее радостное, чем провидческое, скорее приятное, чем завораживающее, и, конечно, не в такой степени обольщающееся на собственный счет. Самое свободное и самое симпатичное из воображений; воображение, не обманывающееся ни в своих мечтах, ни в себе самом.
Фантастический Образ (Fantasme)
Отдельный образ (или целая картина), вызываемый желанием при ясном осознании его воображаемой природы (чем и отличается от иллюзии), а иногда и осознанием того, что фантастический образ должен таковым и оставаться.
Фатализм (Fatalisme)
Вера в неизбежность всего происходящего. Фатализм отбивает охоту к действию, и всякий фаталист прежде всего ленив или должен быть ленивым.
Феномен (Phénoméne)
То же, что явление, т. е. то, что является перед нами. От видимости, в частности в трактовке Канта и его последователей, отличается своим реальным «весом». Явление – не иллюзия, а воспринимаемая реальность (в отличие от ноумена, постигаемого разумом), реальность для нас (в противоположность вещи в себе) и единственно познаваемая реальность.
Современная философия, в частности феноменология, отказалась от противопоставления феномена ноумену, или вещи в себе. Феномен, пишет Сартр, больше не указывает свысока «на истинное бытие абсолюта. Тем, что он есть, он есть абсолютно, ибо он себя разоблачает как есть, в абсолютном выражении, поскольку раскрывается в своей сущности». Феномен «относительно абсолютен» и может быть «изучен и описан как таковой, ибо он абсолютно изъявляет самого себя» («Бытие и ничто», Введение). Это недалеко отстоит от того, что Марсель Конш назвал чистой видимостью, а Клеман Россе, значительно проще, – реальностью.
Феноменология (Phénoménologie)
Изучение феноменов, иначе говоря, того, что явлено сознанию. А что, скажите на милость, можно еще изучать? Значит, феноменология – всего лишь иносказание мышления? Не совсем. Описывая то, что явлено сознанию (феномены), Сартр стремился тем самым открыть «нечто прочное, нечто такое, что наконец-то не будет духом». Следовательно, это попытка описать сознание или то, что явлено сознанию, с целью выйти за его рамки (поскольку «всякое сознание есть осознание чего-либо» (Интенциональность) . Мыслители этого направления называли такую попытку возвратом к самим вещам. Однако этот путь позволяет нам скорее лучше познать себя, чем мир. Феноменология, без тени шутливости пишет Мерло-Понти, есть «опись сознания как вселенской среды». Значит, это что-то обратное физике, но в то же время – не метафизика и не мораль. Это лишь начало мышления, и притом такое, которое выдыхается – неутомимое, но утомительное – в бесчисленных повторах первого сделанного шага. Феноменологии принадлежит несколько бесспорных шедевров, а также множество книг, заумнее и скучнее которых я не знаю ничего.
Фетишизм (Fétichisme)
Любовь не столько к субъекту, сколько к объекту, к символу, а не к тому, что он символизирует, скорее к части, чем к целому. Например, к статуэтке, а не к божеству. К деньгам как к меновой стоимости, а не к потребительской стоимости или труду (Маркс). К части тела или предмету одежды, а не ко всему телу, обладающему половыми признаками (Фрейд). Фетишизм означает одновременное признание и отрицание отсутствия: божества, живого труда, материнского фаллоса (по Фрейду).
В более широком смысле о фетишизме можно говорить как о любви, остающейся в плену своего объекта, от которого она, как ей представляется, зависит. Если я люблю кого-то потому, что он для меня самый приятный, как я могу наслаждаться в его отсутствие? Спиноза возражает на это: желание первично, и именно оно придает объекту ценность. Я люблю кого-то не потому, что он мне приятен; он приятен мне именно потому, что я его люблю. И таковым может оказаться кто и что угодно. Поэтому всякая любовь страдает фетишизмом, если только она не носит универсального характера. Она означает, что мы в одно и то же время признаем и отрицаем отсутствие любви ко всему остальному. Избежать этого удается только милосердию. Но способны ли мы на милосердие?
Фидеизм (Fidéisme)
Учение, особенно религиозное, основанное исключительно на вере (fides) и исключающее рациональное познание. В области религии противостоит рационализму. Церковь традиционно видит в фидеизме две ереси: ни одной веры, ни одного разума не достаточно; истинная религия нуждается в том и в другом. Возможно. Однако какой должна быть истинная религия? На этот вопрос способна ответить только вера, вот почему фидеизм, несмотря ни на что, оказывается прав – как и атеизм.
Физика (Physique)
Все, что относится к природе (от греческого physis ), в частности – наука, изучающая природу (ta physika) .
Если природа – все, как я полагаю, значит, физика призвана вместить в себя все прочие науки. Впрочем, это «призвание» не может быть реализовано с абсолютной полнотой. Например, представляется правдоподобным, что материя должна подчиняться одним и тем же законам как в живых, так и во всех прочих телах. Но чтобы понять, как действует тот или иной организм, нужна наука биология – ведь у жизни своя собственная разумность, без сомнения включенная в общую разумность неорганической материи (атомы везде одни и те же и подчиняются одним и тем же законам), однако отказать ей в собственном существовании мы можем только силой абстракции. Есть что-то такое, что не позволяет приравнять живое тело к простой сумме составляющих его элементов. То же самое относится и к мышлению. Когда мне грустно, это наверняка соответствует каким-то нейробиологическим процессам, протекающим в моем мозгу, следовательно, в конечном итоге объясняется физическими явлениями. Однако гораздо проще объяснить мою грусть психологическими причинами (узнал плохую новость, потерял дорогое существо, переживаю депрессию и т. п.), чем физикой. А возможно ли объяснить результаты выборов законами квантовой механики? Все в мире – физика, и потому физика – наука обо всем. Но разные явления имеют различную степень сложности, а значит, физика еще не все и не может быть наукой обо всем.
Философ (Philosophe)
Не помню, кто именно – Гиттон (238) или Тибон (239) – рассказал эту историю, якобы случившуюся с ним самим. Дело происходило в начале ХХ века, в более или менее отдаленной деревушке. Молодой преподаватель философии прогуливался с другом и встретил крестьянина, знакомого этого друга. Взаимные приветствия, знакомство, и между ними завязалась короткая беседа.
– А вы кем работаете? – спросил крестьянин.
– Я преподаю философию.
– Это что, работа такая?
– Конечно. Вас это удивляет?
– Вообще-то да.
– А почему?
– Ну, философ… это ведь такой человек, которому на все чихать. Не думал, что этому теперь учат в школе…
Крестьянин вкладывал в термин «философ» расхожий смысл. Согласно ему, философ – если и не тот, кому на все чихать, то во всяком случае тот, кто ко всему относится спокойно, безмятежно, на все поглядывает со стороны и ничем не огорчается. Выходит, это мудрец? Совсем не обязательно. Но в любом случае это тот, кто стремится к мудрости. Именно такова, кстати сказать, и этимология греческого слова «философ» (дословно: тот, кто любит мудрость), да и его собственно философский смысл. Иногда мне возражают: дескать, это справедливо только в отношении древних греков. Будь это так, было бы уже неплохо. Но все-таки нельзя же совсем забыть о Монтене, о Спинозе, о Канте («Философия есть учение и тренировка мудрости, – пишет он в своем посмертном труде, – а не просто наука; для человека философия – вечно длящееся усилие к достижению мудрости»). Как нельзя забыть и о Шопенгауэре, о Ницше, об Алене. Для всех них философ – это не тот, кто умнее или эрудированнее других, и необязательно автор новой философской системы; это тот, кто живет лучше, потому что лучше мыслит или хотя бы пытается лучше мыслить («Верно судить, чтобы правильно делать», – говорил Декарт; вот это и есть философия). Потому философ до сих пор остается тем самым влюбленным в мудрость учеником, образец которого задан этимологией слова и 25-вековой традицией. Но если вам самому философия не нравится, зачем отвращать от нее других?
Так кто же такой философ? Это человек, занимающийся философией, иначе говоря, тот, кто использует разум для осмысления мира и собственной жизни в надежде приблизиться к мудрости и счастью. Можно ли научить этому в школе? Этому нужно учить, потому что философом не рождаются, а философия это прежде всего труд. И если он начинается со школьной скамьи, что ж, тем лучше. Но главное – начать и не останавливаться. Чтобы заняться философией, никогда не бывает ни слишком рано, ни слишком поздно, примерно так говорил Эпикур, потому что не бывает слишком рано или слишком поздно, чтобы стать счастливым. Добавим лишь, что опоздать с философией можно лишь в том случае, если вовсе утратишь способность мыслить. Такое тоже случается. Лишний довод к тому, чтобы не откладывать с этим делом.
Философия (Philosophie)
Теоретическое (но не научное) занятие, когда объектом изучения является все, способом – разум, целью – мудрость. Философия учит тому, чтобы лучше мыслить, а следовательно, лучше жить.
Это не наука и даже не познание (философия – не дополнительное знание, а размышление над тем, что знаешь), и именно поэтому, как говорил Кант, научиться философии нельзя – можно лишь научиться философствовать. В том же ставшем знаменитым труде Кант ограничивает область философии четырьмя вопросами: что я могу знать? что я должен делать? на что я смею надеяться? что такое человек? Три первых вопроса, подчеркивает он, сводимы к последнему («Логика», Введение, III). Но, добавим мы, все четыре выводят нас к постановке пятого, главного вопроса философии, настолько важного, что на его основе можно дать само определение философии. Вопрос этот – как жить? Стоит попытаться дать на него внятный ответ, как мы, хотим того или нет, приступаем к философствованию, кто лучше, кто хуже. С другой стороны, избежать необходимости ставить перед собой этот вопрос нельзя, получается, что освободить от занятий философией нас может только глупость или обскурантизм.
Помнится, когда-то я предложил еще более простое определение философии, точнее, философствования. Осмысливать свою жизнь и жить своей мыслью – вот что значит философствовать. Это, разумеется, не означает призыва к эгоцентризму и замыканию в себе. Осмысливать свою жизнь значит размышлять над тем, что она такое – здесь и сейчас, но также и по отношению к обществу, к истории, к миру, для которого она не центр, но следствие. Жить мыслью значит действовать по мере возможности и в меру долга, потому что иначе нам не остается ничего, кроме мечтаний и подчинения другим. Таким образом, философия есть мыслительная деятельность, приводящая к более активной, более счастливой, более разумной, более свободной, а значит – более мудрой жизни.
Финализм (Finalisme)
Учение, приписывающее действенную роль конечным причинам. Довольно часто в качестве иллюстрации приводят немного утрированные примеры, предложенные Бернарденом де Сен-Пьером (240). Почему дыню режут на ломти? Чтобы ее удобнее было есть за семейным столом. Почему Бог снабдил нас ягодицами? Чтобы нам было удобнее сидеть и предаваться размышлениям о чудесах творения… Впрочем, не следует забывать, что большинство великих философов – от Платона и Аристотеля до Бергсона и Тейяра де Шардена (241) – были финалистами. Да и можно ли этого избежать, если продолжать веровать в Бога – творца и распорядителя? Даже Декарт, сделавший так много для того, чтобы ученые оставили поиск конечных причин, не отрицал их существования в Боге – он лишь говорил, что нам не дано их познать («Первоначала философии», часть III, 1–3). Со своей стороны, Лейбниц видел в конечной причине «принцип всех существований и законов природы, ибо Бог всегда ставит себе целью наилучшее и наиболее совершенное» («Рассуждение о метафизике», 19). Для чего нам даны глаза, если не для того, чтобы видеть ?
Из последнего примера, приводимого не только Лейбницем, но и многими другими, достаточно ясно выводится основное. Почему мы видим? Потому что у нас есть глаза. Для чего нам глаза? Чтобы видеть. Таким образом, глаза суть действующая причина зрения, а зрение – конечная причина глаз. Какая из этих причин первична? Функция создает орган (что было бы одной из форм финализма) или орган создает функцию? Почти все материалисты, и почти они одни, безоговорочно выбирают второй член альтернативы. Думать, что глаза нам даны для того, чтобы видеть, поясняет Спиноза, «означает делать вывод, опровергающий отношение вещей, повсеместно ставить причину после следствия». Но почему же тогда у нас есть глаза? Из чистой случайности? Отнюдь нет. В результате действующих причин, отсылающих нас к истории вида (наследственности и естественному отбору), т. е. к его прошлому, а не к будущему индивида.
Спиноза в этом вопросе, как и во многих других, стоит на стороне материалистов. Он тоже считает, что финализм «совершенно извращает природу. На то, что на самом деле составляет причину, он смотрит как на действие, и наоборот; далее, то, что по природе предшествует, он делает последующим» («Этика», часть I, Прибавление). В этом и заключается самый главный предрассудок, из которого вытекают все остальные: «Люди предполагают вообще, что все естественные вещи действуют так же, как они сами, ради какой-либо цели» (там же). Если речь идет о природе, то ясно, что это иллюзия. Но если речь идет о людях? Такая же точно иллюзия, во всяком случае, если говорить о причине действий, и называется эта иллюзия свободным выбором. Вот, например, я строю дом. Почему я это делаю? Если на этот вопрос ответить: «Для того, чтобы в нем жить», как, кстати сказать, не задумываясь ответят многие и многие, это будет означать, что то, чего пока нет (жилье), объясняет и производит то, что есть (строительные работы); что, как сказал бы Сартр, конечное «освещает бытующее». В этом и состоит парадокс свободы («Бытие и Ничто»). Но разве может то, чего еще нет, объяснять и продуцировать что бы то ни было? То, что люди всегда действуют «ввиду какой-то цели», как признавал Спиноза, еще не доказывает, что эта цель является причиной действия. То, что мы принимаем за конечную причину, есть не что иное, как определенное желание (в данном случае желание жить в этом доме), и это желание и есть в реальности действующая причина («Этика», часть IV, Предисловие). Люди заблуждаются, полагая себя свободными; эта их иллюзия на самом деле есть проявление финализма «от первого лица». В своем сознании они стремятся к какой-то цели, а не к действующим причинам, которые и определяют все их поступки (там же, часть I, Прибавление).
Таким образом, никакой целенаправленности не существует. Есть лишь слепая сила природы и сила желания, которая может быть и зрячей.
Флегматик (Lymphatique)
Один из четырех темпераментов, описание которых принадлежит традиции Гиппократа. Подразумевает вялость, медлительность, невнимательность.
Фобия (Phobie)
Патологический страх, вызываемый присутствием объекта или ситуации и не представляющий иной опасности, кроме самого этого страха. Фобия – не столько отсутствие смелости, сколько предмет медицинского исследования.
В более широком смысле фобией называют любую неконтролируемую антипатию, не столько страх, сколько отвращение или омерзение. Подобные фобии меньше связаны с медициной и больше – с такими явлениями, как избегание опасности, смелость или привычка.
Фонема (Phonéme)
Минимальная звуковая единица; элемент вторичной артикуляции (Членение двойное; Язык) .
Форма (Forme)
Допустим, перед нами статуя Аполлона. Вслед за Аристоте лем мы можем различить в ней материю (мрамор, из которого она сделана) и форму (ту, которую придал ей скульптор). Мы понимаем, что форма – это цель, к которой стремится труд скульптора (материя – всего лишь вещество, отправная точка) и достигнув которой он останавливается. Но форма является также сущностью, основным качеством. Что это такое? Статуя Аполлона. Из той же глыбы мрамора мы могли сделать совсем другую статую, а могли сделать такую же (в основных чертах) из другой глыбы мрамора, а то и из дерева или бронзы. Таким образом, форма есть одновременно и определяющее и определяемое: то, чем является именно эта статуя, как только она оказалась законченной. Но не потому, конечно, что статую нельзя разбить (определяемое не вечно), а потому, что она достигла своего совершенства или своей энтелехии. В материи она была потенцией; в форме она стала актом.
Может ли быть форма без материи? Это будет уже не форма , а идея (по-гречески eidos ) или Бог. Здесь от Аристотеля мы переходим к Платону, вернее, должны были бы перейти, будь форма чем-нибудь иным, а не абстракцией.
У Канта форма это то, что формирует, т. е. то, что, исходя из субъекта, организует материю ощущения. Таковы чувственные формы (пространство и время) или формы рассудка (категории). Остается выяснить, существуют ли эти формы независимо от материи, как полагал Кант, или они суть всего лишь следствие способности материи к самоорганизации, проявляющейся в нас. В этой точке берет начало выбор между идеализмом и материализмом, между трансцендентностью формы и имманентностью структуры.
Формализм (Formalisme)
Суждение не о материальном или чувственном содержании чего-либо, а о его форме. Так, в формальной логике и в математике рассуждают об «иксах» и «игреках», входящих в знаковую систему, подчиняющуюся собственной аксиоматике, не задумываясь над тем, что эти знаки могут означать. Формальный подход позволяет заменить изображение расчетом, и без этого не было бы науки. Что, разумеется, не означает, будто мир состоит из «иксов» и «игреков».
В философии нравственности, в частности у Канта, о формализме говорится для обозначения нравственного учения, в соответствии с которым сущностью морали становится «чистая форма закона» (т. е. требование возможной универсализации), независимо от участия аффектов как следствия действия. Проявлять формализм значит ставить долг выше чувства, а намерение – выше реальных достижений.
Формальная (Причина) (Formelle, Cause)
Одна из четырех причин, сформулированных Аристотелем; причина, отвечающая на вопрос «Почему?» указанием формы. Например, почему стоит этот дом? Потому что есть кирпичи (материальная причина), потому что кому-то нравится в нем жить (конечная причина), потому что каменщик, архитектор и прораб над ним поработали (действующие причины). Все это верно. Однако ни одна из этих причин не привела бы к появлению дома, если бы не было плана, благодаря которому его актуализация стала возможной, иными словами, если бы не было формы, или идеи (eidos) дома, но существующей не в качестве отдельной сущности, как полагал Платон, а в том виде, в каком она вначале существует в голове строителей, а потом и в самом доме (его имманентная форма). Тогда, скажут нам, получается, что причина дома это… и есть сам дом. А почему бы и нет? В этом смысле, как пишет Аристотель, мы подразумеваем «под причиной сущность, или суть бытия» (ousia ) вещи, в результате чего она есть то, что она есть («Метафизика», книга I (А), 3; в одном из переводов – «формальная субстанция или сущность»). Без этой причины ни одна из трех других никогда не смогла бы дать понятие о реальной действительности. Но и формальная причина ее лишь предполагает.
Фрустрация (Frustration)
Отсутствие чего-либо при неспособности его получить или отказаться от желания его иметь. Тем самым отличается от надежды (которая может быть удовлетворена), траура (отказа от бытия) и удовольствия (каковое и есть само удовлетворение).
Фрустрация почти всегда приводит к преувеличению значимости отсутствующих удовольствий (одержимости), особенно если другие люди этими удовольствиями пользуются (зависть). Чтобы преодолеть это чувство, следует помнить, что удовольствие есть первый шаг к мудрости.
Достарыңызбен бөлісу: |