Глава 54 Летом следующего года

Посреди дороги стояли семеро мужчин. На головах у них были шляпы от солнца, а в руках ружья, рубашки их промокли от пота, а лица выражали решимость не отступать.

Кейт Пеппер затормозил так, что машина остановилась вплотную перед ними, и положил обе руки на руль, чтобы они были видны, в то время как один из мужчин подходил ближе. Боковое стекло из-за жары было опущено.

– Если вы мне тут начнёте вешать всякую юридическую лапшу, – прорычал мужчина, – я снесу вам башку, паломник.

– Не имею такого намерения, – спокойно заверил Кейт.

Мужчина ударил себя кулаком в измождённую грудь.

– Мы здесь всё это посадили, мы и будем снимать урожай. Мы не станем возвращаться в город и смотреть, как наши семьи голодают, только потому, что в каких-то там бумагах написаны какие-то там слова, понятно?

Кейт глянул на поля по обе стороны дороги; они расплывались в жарком мареве.

– Вы меня с кем-то путаете.

Глаза мужчины глубоко запали. Он давно уже не брился, но борода у него так и не выросла. Тусклые волосы свисали слипшимися прядями.

– Но вы же явились от тех?

– Я не уверен, что понимаю, что вы имеете в виду, – осторожно объяснил Кейт.

– От фирмы недвижимости? Ну, раз вы всё ещё ездите на машине.

– Нет. Уж точно не от них.

Мужчины, следовательно, были захватчиками земель. О таких сообщалось всё чаще. Люди уезжали из городов и захватывали землю, раньше принадлежавшую крупным компаниям недвижимости, которые когда-то замышляли построить на этих землях поселки. Вначале полиция в это вмешивалась, случались перестрелки, были даже убитые, но в последнее время город уже редко предпринимал что-нибудь против самозахватов. У мужчин были хорошие шансы.

– Я всего лишь что-то вроде торгового представителя, – объяснил Кейт. – Я ищу посёлок, который называется Пирсдейл. Это где-то здесь, мне сказали.

Безбородый оглянулся на остальных, крикнул:

– Он хочет всего лишь проехать в Пирсдейл!

Под палящим солнцем никто не сделал лишнего движения.

– Прямо, – сказал один. – Миль пятнадцать ещё.

– Спасибо! – крикнул Кейт.

– Странно пахнет от вашей машины, – усмехнулся мужчина.

Кейт кивнул.

– Я езжу на фритюрном жире. Когда случается раздобыть его, конечно.

Мужчина удивлённо поднял брови.

– И что, получается?

– Ещё как, если надо.

– Тут вы правы, – горько сказал мужчина. – Когда-то я вёл кафедру искусственного интеллекта в университете Чикаго. Доктор Роберт Курцман. Сейчас я сам уже в это не верю, настолько это нереально.

Кейт согласился:

– Я понимаю, что вы имеете в виду.

Они дали ему проехать.

До Пирсдейла оказалось всего четырнадцать миль, и хотя посёлок с виду был заброшенным, фирма «Edgar Miller & Son», которая вот уже несколько поколений производила непромокаемый текстиль, всё ещё существовала. Кейт Пеппер остановился возле большого, выкрашенного в тёмно-зелёный цвет здания и вошёл внутрь.

Он встретил скрюченного старика, Эдгара Миллера-младшего, шефа и владельца, и тот с астматической одышкой поведал ему о почтенных традициях дома и о ключевых моментах истории: они славились специальными тканями всех видов, делали поставки во все концы света и удовлетворяли самые высокие запросы.

– Мы были поставщиками НАСА, молодой человек, – гордо просипел он. – Для космических скафандров астронавтов. Наши ткани побывали на Луне!

– Здорово! – восхитился Кейт. Было, правда, заметно, что те великие времена давно миновали. В глубине цеха он насчитал трёх рабочих, а в маленькой застеклённой конторке секретарша печатала письма на механической пишущей машинке.

– Даже русские покупали у нас. Не много, но всё же. В наших папках есть счета «Роскосмосу»; у кого ещё такие есть? И, конечно, мы оснащали космическую станцию… – Он вздохнул. – Это вы уже застали, да? Которая рухнула.

– В январе, да, помню…

– Это трагедия, вы не находите?

Кейт поддакнул и воспользовался паузой, чтобы изложить своё дело. Почти обнадёженный – после того что он тут услышал.

– «KAPPELLING-SUPERTEX»? – повторил старик. – Да, был у нас такой. Хороший был прибор. Многие вещи вообще можно было сделать только на нём.

– Вы сказали, был?..

– Мы его продали в прошлом году. На металлолом. Мне очень жаль, но пришлось. – Он покачал головой. – Прежние ткани мы больше не выпускали. Только палаточный брезент. Водоотталкивающий. Сейчас большой спрос на палаточный брезент.

Вернувшись в машину, Кейт взял в руки свой список и вычеркнул из него строчку «Edgar Miller & Son», Пирсдейл. Оставалось ещё две строки.

Обратный путь он проделал другой дорогой. Он видел полицейские машины, едущие в сторону захватчиков земель, и пожелал захватчикам хорошего исхода.

В одной из таких поездок он, кстати, узнал, что Брюс, которому когда-то удалось перевести на керосиновый привод фольксваген-«жук», взорвался при попытке переоборудовать тойоту на водородный привод.

Эти поиски не были совсем уж безрезультатными. Хоть большинства фирм уже и не существовало, но они смогли побеседовать с прежними владельцами и выяснили многое о проблемах и технических возможностях производства нано-технологических продуктов. Они разыскали одного производителя в Портленде, который согласился им поставить подходящую матричную ткань – несколько тюков они сразу купили про запас – а в университете Сиэтла нашлась лаборатория с приборами, способными производить нано-частицы, необходимые для остракционной плёнки. Этот контакт они завязали через Берниче: по случаю семейной поездки в Сиэтл незадолго до первого дня рождения Джой Кэролайн выяснилось, что брат акушерки работает в университете и знает кого-то, кто занят в этой области.

Но нерешённой проблемой оставалось сведение всего этого воедино, то есть, собственно, изготовление плёнки. Из отрывочных записей и тех сведений по технике производства, которые они накопили, стало понятно, что имеющийся кусок плёнки был произведён на особой машине для пропитки текстиля. Эта машина, «KAPPELLING-SUPERTEX», была в своё время задумана для того, чтобы снабдить текстиль модным эффектом блеска или оснастить его определёнными свойствами – например, способностью отталкивать какую-нибудь особую грязь или пропускать пар или что-то в этом роде. Для производства остракционной плёнки требовалось дополнительное приспособление, прежде всего потому, что «молекулярная субстрата», то есть нано-частицы, в процессе закрепления распределялась магнитом. Конструкторские чертежи для этого дополнительного приспособления в документах были.

Единственное, чего не хватало, – самой машины.

Немецкой фирмы «KAPPELLING GmbH», как они быстро выяснили, давно уже не существовало. Уже в девяностые годы она была куплена конкурентами и вскоре ликвидирована. От бывшего американского торгового представителя они узнали, что он импортировал когда-то все четырнадцать машин этого типа; он передал им список, который Кейт теперь и отрабатывал. И из него не вычеркнутыми оставалось ещё два пункта.

А вот это здание, наверное, и есть школа. Типичное строение из красного кирпича, двухэтажное, с мачтой, откуда печально свисал звёздно-полосатый флаг.

Одна комната на втором этаже была выгоревшей. Её окна зияли прокопчённой чернотой, как две пустые глазницы. Лишь в одном классе сидели дети, и все они повернули головы в сторону машины Кейта, когда тот медленно проезжал мимо.

Он свернул направо. Дома на широкой, тенистой улице по большей части были брошенными. Выбитые стёкла, двери нараспашку, поломанная мебель на газонах.

Но некоторые дома не пустовали – и назло обстоятельствам даже «благоденствовали». В садиках паслись козы, привязанные к колышкам. На верёвках сушилось бельё, а под водосточными трубами стояли бочки, чтобы собирать дождевую воду. У одного дома стояла даже лошадь, а рядом телега, в которую её можно было впрячь.

Показалась бензоколонка, в точности по описанию. Закрылась она, должно быть, уже очень давно. Вокруг валялся мусор, сами колонки исчезли, а в распахнутых дверях конторки сидела чёрная кошка, словно карауля то, что осталось.

Может, остановиться в уединённом месте и дозаправиться из канистры, припасённой в багажнике? Лучше, чтоб никто не видел, сколько канистр он возит с собой. Это могло пробудить алчность, а от неё добра не жди. Достать бензин становилось всё труднее, даже за большие деньги. О причинах говорили разное. Значит, схлопнулось очередное нефтяное поле, которое перенапрягли в попытке компенсировать падение добычи. Кейту это было ясно; ведь всегда одно цепляется за другое, а беда не приходит одна, разве не так? Если в доме сломалась стиральная машина, можно держать пари, что в ближайшие две недели откажет холодильник, телевизор или другой прибор. Почему же с нефтяными полями должно быть по-другому?

К той нефти, которая ещё поступала, в первую очередь прикладывались военные, забирая столько, сколько им нужно. В последнее время всё чаще поговаривали, что атомное оружие представляет собой проблему; если ракеты не поддерживать должным образом, они перестают действовать. А даже подозрения об этом допустить нельзя, иначе исчезнет эффект устрашения, и снова станет мыслимой большая война. Так что приходилось, невзирая на цену и обескровливание остальных отраслей, пускать значительную долю нефти в инфраструктуру атомного вооружения.

«После бензоколонки вторая улица налево – и до конца». Кейт ещё раз перечитал записку и поднял глаза. М-да. Это здесь, но что касалось предприятия «Nu-Chem», поставщика полупроницаемой плёнки всех видов для нужд химической промышленности, то Бурт однозначно был не в курсе.

Кейт вышел из машины. Пахло дымом: должно быть, пожар, который сровнял с землёй здание фирмы, случился не так давно. Он перешагнул через расплющенную сетку ограждения. Должно быть, тут не обошлось без нескольких приличных взрывов, если судить по состоянию стальных несущих опор.

Он прошёлся по разрушенной территории, ища какую-нибудь фирменную табличку, которая подтвердила бы ему, что он не ошибся адресом.

Пожаров было на удивление много. Причиной часто были поджоги – попытка вытянуть из страховщиков хоть немного денег. Акция отчаяния, которая в большинстве случаев оканчивалась неудачей.

Кейт споткнулся о какую-то железяку, лежавшую в золе, нагнулся и поднял её. И опознал на ней логотип – красную букву «К» на синем фоне.

Адресом он не ошибся. Только опоздал.

Пропалывать капусту было просто, попутно можно было размышлять. А подумать есть о чём. Он был пока что недоволен конструкцией машины. Основные элементы были ясны, но целое требовало ещё столько работы, что в принципе машина могла считаться лишь лабораторным образцом. Требовался принцип, который годился бы на практике. Машина, которая работала бы надёжно, экономично, безотказно. Чтобы с ней мог управиться любой идиот. Сам по себе метод действовал. Если не считать того, что они ещё не нашли возможности производить плёнку. Вначале зелёная масса подавалась в измельчитель, который перемалывал её в пыль. Технически это было просто и ещё поддавалось оптимизации с точки зрения энергозатрат и срока службы.

Измельчённая масса смешивалась с горячей водой и бактериальной культурой. Что касалось бактериальных штаммов, их богатый выбор они нашли в архиве Farsight Instituts вместе с подробным описанием и результатами исследований. Здесь знали толк в бактериях и их возможностях. Не говоря о том, что такие микроорганизмы – по большей части дрожжевые – возникали и сами по себе: при брожении вин, например.

Полученный бульон, который через некоторое время приобретал запах браги, поступал в ёмкость, дно которой создавала плёнка. Требовалось поддерживать определённую температуру и постоянно перемешивать, чтобы вся брага приходила в соприкосновение с плёнкой, тогда на нижней стороне плёнки вскоре повисали капельки с острым запахом – пахло, конечно, не виски «Джек Дэниэлс», но чем-то не менее спиртосодержащим. Ёмкость стояла с лёгким наклоном на один угол, куда всё и стекало. Добыча была внушительной – временами достаточной, чтобы обеспечить собственным топливом поездки в город по делам, – однако не такой обильной, как ожидалось по расчётам. Слишком много алкоголя так и оставалось в браге.

Через определённое время, когда спирт уже почти не выделялся, эту брагу выливали и остаточный алкоголь сжигали. После чего оставались гранулы, пригодные в качестве удобрения. Отец Маркуса продумал и этот аспект, которому отводилась существенная роль: растительные отходы сельского хозяйства содержали минеральные вещества, которые полагалось снова вернуть земле, чтобы не высасывать из неё соки. Спирт, химическая формула которого С₂Н₅ОН, состоял только из углерода, кислорода и водорода; таким образом, остракция не вовлекала в свой круговорот никакие минеральные вещества.

Но всё было пока что далеко от совершенства. Метод действовал, а аппарата не было. Маркусу сильно мешало то, что измельчение, размешивание, а главным образом подогрев браги и плёнки до сорока градусов Цельсия расходовали энергию. Поддержание температуры массы плохо сказывалось на балансе.

– Папа! Папа! – услышал он звонкий голосок дочки.

Он выпрямился, оглянулся и с улыбкой смотрел, как Джой Кэролайн бежит к нему, как всегда, полная необузданной энергии.

В дверях террасы показалась Эми-Ли, издали показывая ему знаками телефон.

– Кейт! – крикнула она.

– Мне подойти? – Беспроводные телефоны к тому времени почти совсем исчезли из обихода, потому что необходимая для них электроника стала слишком дорогой.

Эми-Ли отрицательно помотала головой и показала большим пальцем вниз.

Значит, снова сорвалось. Оставался всего один, последний адрес. И маловероятно, чтобы с ним всё получилось.

– Чёрт! – пробормотал Маркус. Он поднял Джой Кэролайн на руки и пошёл с ней к дому. – Что, жарко сегодня, а?

– Жа-ко, – прокартавила она. – Очень жа-ко. – Она ещё плохо говорила, что уже вызывало тревогу Эми-Ли. – Сонце жа-ко.

– Да, – кивнул Маркус, – солнце жаркое.

Он вдруг резко остановился. Посмотрел в сторону теплицы, которую построил сам. Глянул вверх на безоблачное небо.

– Солнце жаркое, – повторил он. – Вот именно!

Кейт опять проезжал мимо одного из таких полей, что тянутся до горизонта, и снова видел людей, которые цепочкой двигались по полю, склоняясь к чахлым стеблям в бороздах. Среди них было много детей, – они работали, вместо того чтобы ходить в школу. Если так пойдёт дальше, следующее поколение уже позабудет всё на свете. Некоторые мужчины были одеты в рваные костюмы; они носили их когда-то в благословенные офисные времена, но эти костюмы больше им не понадобятся. А на спинах у некоторых женщин был привязан ребёнок, – раньше это можно было видеть только в Африке.

Всё это были горожане, которые могли заработать себе на хлеб, лишь трудясь в поле. Обитали они тут же, при дороге, самым везучим достались хижины из досок, жести и гофрированного картона, другие довольствовались брезентовым навесом и голой землёй. Рядом стояли две туалетные будки и бак с водой, но, несмотря на это, вонь стояла такая, что, даже проезжая мимо, приходилось зажимать нос.

А на обочине дороги, словно издеваясь, стоял древний рекламный щит с плакатом, потрёпанным ветрами и дождями, но надпись ещё гласила: «Ты будешь поражён!» Реклама некогда новой модели «Шевроле».

Немного погодя Кейт углядел сквозь молодые деревца, недавно посаженные, территорию фермы. Господский дом с террасой, розовыми клумбами и сверкающим фонтаном, обнесённый высокой железной решёткой. Дом охраняли вооружённые мужчины.

Позже он проезжал мимо большой стройки и видел, как лошади ворочают рельсы и шпалы, а рабочие орудуют баграми и лопатами. Две драги одиноко маневрировали по ландшафту. Тут по решению правительства строилась одна из новых железнодорожных линий.

Кейта обогнала большая машина, бронированный лимузин, сверкающий лаком и хромом, с тонированными стёклами. Богатые люди всё ещё водились, и для них не играло роли, сколько стоит галлон бензина, им было в удовольствие, что наконец-то они могут свободно разъезжать и не торчать в пробках.

Однако дороги во многих местах уже находились в плохом состоянии и лучше не станут. Ведь и асфальт – тоже продукт нефти. Пока это были просто неровности, лишь изредка встречались выбоины, которые возникли из-за мороза в минувшую зиму.

Но таких колдобин будет всё больше, и дороги станут непроезжими. Тогда богатым не помогут и их деньги.

И тогда страна станет ещё больше, гораздо больше.

Маркус подпер кулаком подбородок.

– Хм-м. Плохо дело.

Список имел удручающий вид. Четырнадцать адресов, все зачёркнуты. Четырнадцать пометок, гласивших: «опоздали», «опоздали», «опоздали».

Так многое начато слишком поздно. Если бы чуть раньше очутиться перед фактами, конец нефти не стал бы такой проблемой.

Теперь же дело обстояло так: спасительная соломинка есть, но до неё уже не дотянуться.

Эми-Ли подкладывала Кейту в тарелку еду и рассказывала, какие попытки заинтересовать проектом государственные структуры ей не удались. Все письма ушли в пустоту либо вернулись с отрицательным ответом. Она со вздохом добавила:

– А я-то думала, что у меня такие связи!

Маркус взял ломоть хлеба.

– Сейчас, наверное, все инстанции захлестнула волна безумных предложений. Может, мы затонули где-то между «Вакуумной энергией», «Холодным ядерным синтезом» и людьми, которые заново взялись за вечный двигатель.

Кейт заполнил рот изрядной порцией.

– А нет бы просто приехать и посмотреть? – сказал он, жуя.

Эми-Ли мелко нарезала картофелину для Джой Кэролайн.

– Они даже не задумываются. Отделываются отпиской на всё, что связано с энергетическими концептами.

Кейт покачал головой.

– И что будем делать?

– Будем продолжать, – сказал Маркус. Он уже автоматически вспоминал о записных книжках Блока всякий раз, как только возникали такого рода вопросы. В последнее время он часто заглядывал в них. Всё ещё пытаясь разгадать, что старик хотел сказать своими цифрами, набросками и диаграммами. И когда ему встречались заметки между строк, все эти его пассажи – «Я не сдамся, даже если все они встанут на голову», – в нём тоже просыпалось упрямство, которое ему приятно было ощущать. – Я тут, кстати, состряпал новую концепцию, – продолжал он, глядя на Кейта. – Мне бы хотелось знать, что ты на это скажешь.

Рыжеволосый и – после изнурительной поездки – уже не такой объёмистый мужчина поднял брови.

– Давай посмотрим.

Маркус достал свой эскиз. На нём был изображён вертикальный цилиндр, стоящий на короткой ножке. Сверху вставлялась неглубокая воронка, и такая же коническая надставка выступала из нижней плоскости.

– Сверху загружаем зелень. Измельчитель – под воронкой, видишь?

Кейт кивнул.

– О'кей. И дальше?

– Решающим моментом является то, что мы используем солнечный свет. Цилиндр из стекла, непосредственно за ним – чёрная поверхность. Этим мы достигаем парникового эффекта, который согревает всё внутри. Необходимые сорок градусов легко достижимы.

– Цельсия, – уточнил Кейт.

– Да.

– Плёнка натянута внутри цилиндра, причём так, чтобы приходить в соприкосновение с брагой возможно большей поверхностью и чтобы экстрагированный спирт мог хорошо стекать. Тут надо немного поэкспериментировать с формой, чтобы брага не оседала преждевременно. Мне видится такая вот винтовая рампа.

Кейт задумчиво разглядывал эскиз, как обычно, забыв про еду.

– Хорошо. А что это внизу?

– Здесь спирт стекает в ёмкость. По этой трубке можно выпускать брагу и в специальном отсеке автоматически выжигать остатки спирта…

Кейт указал на прямоугольник.

– Вот в этом ящичке?

– Правильно. Причём теплоту сгорания можно для чего-нибудь использовать, например, для привода измельчителя.

– Хорошо. Мне нравится. – Кейт вернул ему эскиз. – Не хватает только плёнки, ведь так?

– Да. Только этой крошечной мелочи.

– Здорово.

Маркус наколол на вилку кусочек лука.

– И как ты думаешь? Есть у них там в их военном опорном пункте «KAPPELLING» или нет?

– Судя по зданию, там всё исправно. В отличие от остальных фирм, где я побывал. Очень сильное отличие.

Эми-Ли взяла свёрнутый листок.

– А что тут?

Кейт пожал плечами.

– Список имён, вплоть до сенаторши, которая возглавляет компетентный комитет Конгресса.

– Может, я кого-нибудь здесь знаю, – сказала она и развернула листок.

Маркус смотрел через её плечо. Во всех этих чинах и названиях подразделений американских вооружённых сил он никогда не разбирался… Но что это?

– Дай-ка мне, – он взял у Эми-Ли листок и пошёл к телефону.

– Что такое? – обиделась Эми-Ли. – И кому ты звонишь?

– Сенаторше, – Маркус, набрав номер, вернул ей листок.

Она разглядывала его.

– Сенатор Мария Дамиано? Ты её знаешь?

– Нет, – ответил Маркус. Гудки пошли. Уже хорошо. Такое тоже стало теперь редкостью.

Кейт поднял голову.

– Уж не воображаешь ли ты, что можешь так запросто позвонить сенаторше?

Однако изрядный опыт Маркуса в преодолении приёмных ему тут даже не понадобился. Здесь, как и всюду, многое стало проще. Он сказал секретарю, что хочет поговорить с госпожой сенатором, и тот после недолгих встречных расспросов соединил его.

– Добрый день, госпожа сенатор, – сказал Маркус, – это говорит Маркус Вестерманн.

– Добрый день, мистер Вестерманн. Чем могу быть полезной?

Маркус набрал воздуха.

– Сперва один вопрос – вы, случайно, не родственница некоего Сильвио Дамиано?

Он услышал её удивлённый смех.

– Нет, не родственница, – ответила она. – Но я за ним замужем.


Глава 55
Сильвио встретил его на вокзале Вашингтона. Он почти не изменился, разве что осунулся, но это сейчас происходило почти со всеми.

– То, что меня тогда вышвырнули из «Lakeside & Rowe», было самым лучшим, что случилось со мной в жизни, – рассказывал он, когда они спускались по эскалатору в метро. – Сейчас бы я Мюррею в ножки поклонился. Ты случайно не знаешь, что он теперь поделывает?

Маркус улыбнулся.

– Я звонил ему около года назад. Он ещё держался молодцом.

Столичное метро по-прежнему работало – в отличие от большинства других городов.

– Они тогда зарезервировали мне место в «первом классе», других просто не было, а им же надо было избавиться от меня в тот же день, – весело рассказывал Сильвио. – Мне пришлось сесть рядом с женщиной, по виду итальянкой, и хоть мне тогда было ни до чего, я просто заговорил с ней. Я сам не знаю, как это получилось, мы тут же разговорились и проговорили весь полёт, все восемь часов. При том что она взяла с собой в дорогу важную работу.

– Давай я отгадаю, – сказал Маркус. – Её звали Мария.

Сильвио засмеялся.

– Мне было невдомёк, ты понимаешь? Она так хорошо говорила по-итальянски… Я даже не обратил внимания на её фамилию. Томпсон! Не самая типичная итальянская фамилия. Мы условились на следующий вечер встретиться в Риме, и только тут я сообразил, что она американка. Уже потом она мне рассказала, что баллотируется в сенат от Нью-Гемпшира! Но к тому моменту с нами уже всё произошло, я думаю, и было поздно.

Маркус с удивлением заметил, что уже отвык от оживления большого города. Так много людей, и все так спешат…

– А почему она летела в Италию?

– На похороны. Да ничего трагического, её бабушка, которая умерла в сто один год.

– И вы поженились?

– Через три недели, как раз успели до того, как началась горячая пора предвыборной борьбы. – Он смущённо улыбнулся. – Я всё время собирался тебе позвонить, но руки не дошли. Ты даже представить себе не можешь, что такое предвыборная борьба. – Он помолчал. – Была раньше. Я думаю, те времена прошли.

Они взошли по лестнице к Капитолию, который произвёл на Маркуса впечатление, хоть и оказался неожиданно маленьким. Мария, невысокая, пластичная женщина с умопомрачительной улыбкой, уже поджидала их и провела мимо охраны, так что Маркусу не пришлось показывать свой паспорт. Он всё ещё не знал, в каком он статусе, и сенаторша, выслушав его проблему, пообещала что-нибудь предпринять.

– И что, она правда работает, ваша машина? – спросила Мария, когда они сидели в её небольшом, выдержанном в жёлтых тонах кабинете.

– Из-за нехватки плёнки это очень маленький аппарат, но он работает, – подтвердил Маркус. – Вчера утром я ехал к нашему вокзалу, и мой автомобиль работал на спирту из этого аппарата.

Она кивнула.

– И у вас есть всё, что нужно для презентации?

– Да.

После того, как Маркус объяснил президенту принцип остракции, тот созвал министров, которым Маркусу пришлось ещё раз всё объяснять. Те призвали специалистов, дюжины, сотни, и Маркус прочитывал свой доклад снова и снова. В промежутке между докладами в Вашингтон привезли и опытный образец машины, его осматривали, испытывали, делали заключения. Анализировали проектную документацию, переводили описание на английский. И приняли решение.

Пришла в движение мощная машинерия.

В телевизионном обращении президент сказал:

– Падение нефтедобычи привело народное хозяйство во всём мире, и наше в том числе, в плачевное состояние. Теперь у нас в распоряжении есть метод, который, если внедрить его достаточно быстро, обещает развернуть роковой ход событий в другую сторону.

Он обрисовал суть дела и то, что сделают США: не больше и не меньше, как быстро обеспечат мир аппаратами для получения спирта по принципу остракции и тем самым заново создадут условия для транспортного сообщения и международной торговли.

Президент сознательно употребил при этом фразу, которую еще в июне 1947 года сказал госсекретарь Джордж К. Маршалл в своей речи в Гарвардском университете, очерчивая то, что впоследствии вошло в историю как «План Маршалла»:

«Очевидно, что Соединённые Штаты должны сделать всё, что в их власти, чтобы ускорить выздоровление мировой экономики, без которого не будет ни политической стабильности, ни долговременной прочности мира».

Несмотря на эту известную ассоциацию с планом Маршалла и сходными акциями прошлого – «воздушным мостом», связавшим Западный Берлин с ФРГ, и высадкой на Луну, – теперешние участники ощущали себя ближе к Манхэттенскому проекту, то есть к созданию атомной бомбы, поскольку практически с первого момента все только и говорили что о «Вестерман-проекте». Первоначальное, бесцветное название проекта (что-то наподобие «New Fuel», что ли) тут же было предано забвению.

Ассоциация имела свои основания. Это была операция огромного масштаба. С той же решимостью и теми же организационными средствами, с какими США выиграли материальную битву Второй мировой войны, а позднее запустили на Луну людей, было запущено перевооружение мира с бензина на спирт – намерение, тем более востребованное перед лицом хворой безнадёжности.

Первым делом следовало наладить промышленный выпуск остракционной плёнки, затем произвести в достаточном количестве аппараты и доставить их до потребителей. Надо было перестроить моторы с бензина на спирт, обучить крестьян обращению с новой техникой. И, наконец, создать инфраструктуру для накопления, хранения и распределения нового горючего.

Последний ещё уцелевший «KAPPELLING-SUPERTEX» разбирать не пришлось: одна из тайных служб сохранила чертежи. Немедленно запустили серию в десять тысяч машин.

Для некоторых деталей, которые уже нигде нельзя было достать, понадобилось построить фабрики. Построили.

Потребовалось усовершенствовать способ производства нано-порошка, чтобы иметь в распоряжении достаточное количество. Усовершенствовали.

Обязательным было согласование с правительствами, администрациями и союзами всех стран, которые будут участвовать в новой системе. Согласовали.

Недостатка в инженерах и конструкторах не было. Вскоре сотни их взялись за прибор, эскизы которого набросал Маркус, чтобы изучить его во всех мыслимых аспектах и, если возможно, усовершенствовать. Управленцы проводили учет сельскохозяйственных предприятий, их площадей и профиля, чтобы разместить аппараты оптимально. Надо было создать на всех языках инструкции по применению, учебные материалы и вспомогательные книги по проведению ремонта, напечатать их и распространить, организовать семинары, обучить специалистов. Люди из маркетинга снимали телевизионные ролики, давали объявления, планировали и проводили кампании, чтобы как можно скорее научить людей обращению с новыми технологиями.

Неправильное написание фамилии изобретателя (с одним «н»), впрочем, так и укоренилось. Цилиндрические приборы, которые вскоре наводнили США, а через некоторое время и весь мир, упорно именовались «вестерманами», и что бы Маркус ни предпринимал, ничто не помогало ввести в это название вторую букву «н». Когда это название вошло в словари, он окончательно сдался.

Впрочем, «вестерманы» захватили не весь мир: некоторые арабские страны, в первую очередь Саудовская Аравия, категорически запретили применение этих аппаратов. Ислам запрещал алкоголь – и точка.

Завоевал арабские страны другой Вестерманн…

Женщин среди присутствующих было очень мало. Премьер-министр Греции была единственной женщиной столь высокого ранга, и, судя по всему, она тоже маялась в ожидании, когда же праздник закончится.

Когда мусульмане удалялись в один просторный шатер на свою полуденную молитву, европейцы с журналистами из всех стран стояли в ожидании, сжимая в руках стаканы с соком. Вода с добавлением лимонного или яблочного сока, а также щепотки соли – за годы строительства это стало тайным оружием Фридера против жары.

После молитвы группы снова перемешались, арабские одеяния соседствовали с костюмами. Стулья были снабжены именными табличками, дипломаты тщательно продумали порядок рассадки.

Несмотря на смерть короля Фарука, вызвавшую глубокий траур, – он мирно почил несколько недель назад в преклонном возрасте – судьба, дарованная лишь немногим властелинам, – саудовский флаг не был приспущен. Как Фридер уже знал, он не приспускается никогда, ибо надпись на нём, белым по зелёному, есть мусульманский символ веры, а значит, Слово Божье, которое не склоняется ни перед одним смертным, в том числе и перед королём.

Исполняющий обязанности регент, Таталь Аль-Рашид, вышел к пульту, подождал, когда установится полная тишина, и затем приветствовал собравшихся на торжественное открытие Солярной электростанции имени короля Фарука.

Возможно, вскоре он станет следующим королём Саудовской Аравии. Правила престолонаследования в этой стране никогда не были простыми. На сей раз маджлис аль-Шура, совет старейшин, сходился на кандидате, которому передавался королевский сан. Ему же предоставлено было решать, просто ли так принять этот сан или поставить его на народное голосование. Уже было два кандидата: один из совета старейшин, другой – со стороны. Оба пожелали пройти через народное голосование – и оба потерпели поражение. Однако после короля Фарука взойти на престол без одобрения народа было уже неприемлемо, и Аль-Рашид тоже высказался за проведение народного голосования, которое должно было состояться через две недели. А до тех пор он оставался регентом с ограниченными полномочиями.

– …а теперь я хочу дать слово архитектору, конструктору и строителю установки, господину Фридеру Вестерманну, – закончил регент с жестом государственного деятеля. Говорили, он имел хорошие шансы быть избранным. Тогда он станет первым королём, происходящим не из семейства Саудов.

Фридер встал, под вежливые аплодисменты поднялся на сцену и подошёл к пульту. Он сосредоточился, глядя на море лиц, которые смотрели на него, а позади них он видел море песка, среди которого, словно остров из света, стояла электростанция. Сотни квадратных километров полированного солнечного отражения, сверкающего, словно жидкое серебро, и кажущееся отсюда миражом.

– Я с радостью принимаю звание архитектора, – начал Фридер. – Строитель я тоже, но всего лишь один из тридцати шести тысяч тех, кто работал на этом проекте, и каждый из них внёс свой вклад.

Аплодисменты, вежливые. Ну да. Видимо, он слишком начитался Брехта.

– Конструктором же я был бы никудышным без советов и помощи моего коллеги Ахмада Аль-Мансура, который научил меня строить в пустыне. – Кряжистый старый инженер-строитель сидел в третьем ряду и сиял, как масляный блин.

Фридер перешёл к техническим пояснениям – той части своего выступления, которая предназначалась в основном для журналистов. Присутствующие политики либо давно знали его аргументы наизусть, либо в очередной раз не хотели их слушать.

– Перед тем как разразился Peak нефтедобычи, потребление энергии в мире составляло шестнадцать терраватт – это шестнадцать тысяч гигаватт, или шестнадцать миллиардов киловатт. Производилось такое количество энергии по большей части из ископаемых носителей – таких, как нефть и уголь, затем из расщепления атома и частью из силы ветра, воды и так далее.

Вот, один уже задремал. Не султан ли Омана?

– Это было всё равно что перебиваться сухими крошками, – невозмутимо продолжал Фридер, – тогда как за спиной у нас стоял богато накрытый стол. Ибо что такое жалкие шестнадцать терраватт по сравнению со ста восемьюдесятью тысячами терраватт, которыми солнце облучает нашу планету? Эта энергия, более чем в десять тысяч раз превышающая ту, что мы с трудом отнимаем у земли, облучает нас постоянно, и дело даже не в том, что её много, она, по нашим масштабам, дана нам на все времена и никогда не иссякнет. Решением короля Фарука было принять этот дар небес.

Снова аплодисменты, достаточно громкие, чтобы задремавший султан встрепенулся.

– Тем самым Саудовская Аравия выбрала путь, который сделает эту страну и в будущем важнейшим в мире поставщиком энергии – даже когда запасы нефти будут исчерпаны полностью. Мы собрались здесь сегодня, поскольку проект, каким он был задуман, завершён. Но на этом ничего не кончается. Электростанция в любое время может быть расширена. Могут строиться и дополнительные электростанции этого типа – пустыня ещё велика.

Настало время передать слово регенту, чтобы тот торжественно включил рубильник. На самом же деле этот рубильник ни на что не влиял, если не считать лампочки, которую он зажигал. Электростанция давно уже действовала, обеспечивая электричеством весь регион Персидского залива и поставляя изрядный объём энергии в Европу. Несмотря на неизбежные потери в сетях. Несмотря на потери в гидроаккумулирующих электростанциях, которые были необходимы, чтобы обеспечить равномерное снабжение. Таких гидроаккумулирующих станций было две: в горах Асира они целыми днями качали огромные количества воды снизу в высокие водохранилища, а ночью эта вода через турбины стекала назад. К северу от электростанции примерно то же самое делали пневмоаккумуляторы, нагнетая воздух в подземные каверны.

Умнейшим шахматным ходом Фарука было то, что все союзы, все договоры об электроснабжении и участии он обсудил с окружающими государствами и закрепил ещё до начала строительных работ. Таким образом, он уменьшил вероятность нападений – так легко осуществимых – на станцию, ибо каждая такая атака была бы нападением на целое объединение государств.

Момент настал. После нескольких слов – судя по всему, религиозного содержания, на арабском языке – регент перекинул рубильник, и зажглось световое табло с логотипом нового государственного предприятия «Saudi SOLAR».
Маркус разом проснулся. Было ещё темно, за окном едва обозначились первые голубоватые сумерки. Эми-Ли крепко и глубоко спала, и Джой Кэролайн тоже.

Отчего он проснулся? От какого-то звука? Он прислушался. Нет, было тихо. Первые птицы, да, но это было нормально. Лёгкий свист ветра на террасе – тоже.

Но этот вопрос не давал ему покоя. Он выскользнул из кровати, босиком спустился по лестнице. Всё спокойно. Даже мебель и разбросанные по полу игрушки, казалось, ещё спали в тусклом свете наступающего дня.

Он открыл дверь на террасу, поёжившись от утренней прохлады. Напротив, у сарая, стоял его остракционный аппарат. Его привезли вчера вечером, с дружеским приветом и карточкой, подписанной самим президентом.

Наверное, в этом было дело. Когда рабочие сгружали этот аппарат и устанавливали на отведённое для него место, ему снова вспомнилась поездка в Вашингтон. Как закрутился этот вихрь.

Как-то быстро сумели устранить обвинения, выдвинутые против него. И без лишних церемоний дали ему гражданство: чтобы можно было сказать, что спасение разработано американцем, – так ему в шутку объяснил позднее один журналист.

Теперь он был американский гражданин. Жил здесь. Ведь этого он и хотел. Только не так, как он думал.

Он прошлёпал по холодным, влажным от росы плиткам террасы, пошёл по сырой траве к агрегату. Собственно, агрегат был слишком велик для их крошечной фермы. Но, наверное, решили, что недостойно давать изобретателю маленькую модель.

Агрегат был хорош. Совершенный по форме. В нём добавилось много деталей, начиная со способа крепежа наружной оболочки и кончая самоуравновешивающимся, устойчивым опорным приспособлением и продуманным механизмом загрузки зелени.

Его охватила тихая боль. Все это забрали у него из рук. Это больше не был его прибор. Что, наверно, было справедливо, поскольку он и так действовал на базе изобретения отца.

Ну ладно. Жизнь идёт своим чередом.

Он остановился, наслаждаясь свежестью утреннего воздуха, пропахшего смолой и сырой землёй. Как быстро рассвело! Он посмотрел, прищурившись, в сторону гор, над которыми разгоралась заря. Можно было видеть, как день разбегается по долине, как исчезают тени, как до всего дотрагивается тёплый свет – коснувшись сперва конька на крыше сарая, потом стекая по скату крыши, к верхушке его машины, скользя по её новенькому боку…

Внезапно Маркус понял, что он видит перед собой.

Его давнее видение!

Вот она стоит перед ним – Башня Вестерманна! Цилиндр, облицованный стеклом, возносится к небу, и в нём отражается восходящее солнце, – ведь это и есть та самая картина, которая постоянно вела его!

Озноб пробежал по его телу.

Потом он заметил наклейку – на одном из стеклянных элементов. Видимо, на том месте, куда обычно наклеивают адрес доставки. Но на этой наклейке было отпечатано жирным чёрным шрифтом лишь одно слово: «Вестерманн».

Когда вниз спустилась Эми-Ли, Маркус всё ещё сидел в траве и продолжал смеяться. Она спросила, что тут случилось такого смешного, а он обнял её и воскликнул:

– Я пришёл! Я пришёл! Я добрался до своего места…

Спортивный самолёт без предварительного оповещения появился в запретной части воздушного пространства над Вашингтоном и не отвечал на позывные надзора.

На сей раз – не так, как несколько лет назад, – сработало всё. Все предписанные процедуры были исполнены. После третьего обращения и ультимативного требования немедленно развернуться в воздух поднялись истребители-перехватчики и приблизились к самолёту, красному Piper Saratoga III, чтобы оттеснить его с курса. Орудия ПВО на крыше и в саду Белого дома взяли его на прицел, готовые выстрелить по достижении критической дистанции.

– Я вижу за штурвалом мужчину в чёрной лыжной шапочке, – передал один из пилотов.

– О'кей, это не тот, кто случайно сбился с курса, – прорычал дежурный в микрофон. – Сажайте его.

Всё внимание в этот момент было приковано к маленькой спортивной машине. И осталась незамеченной крылатая ракета типа «Cruise Missile», которая в эти минуты тоже приближалась к Вашингтону, только существенно ниже.

Маленький красный «Piper» тупо держался своего курса, хотя один из перехватчиков почти касался его своими крыльями. Пожав плечами, один из пилотов другого пристроился к «Piper» в хвост и откинул предохранитель с кнопки «огонь». Это была противная работа, но эту работу надо было делать. Он выждал, когда спортивный самолёт окажется над малонаселённым районом, нажал кнопку, и «Piper» разлетелся на куски в клубке огня, из которого на землю попадали лишь раскалённые куски металла.

– Дрянь такая! – сказал дежурный и подумал об отчёте, который ему придётся сейчас писать.

В следующее мгновение кто-то вскрикнул у экрана радиолокатора.

Но было уже поздно. «Cruise Missile», известная тем, что попадает в заданную цель в полёте ниже всех радарных систем и с точностью до нескольких метров, ударила в Белый дом и взорвалась. Президент, его семья, восемь членов правительства, равно как и большинство присутствовавших в этот час сотрудников и обслуживающего персонала, были убиты, когда полностью рухнуло западное крыло и Овальный зал, а в остатки здания попадали бетонные обломки перекрытий. Те, кто уцелел при взрыве, стали жертвами быстро распространившегося огня.

То был опустошительный удар, и никто так и не взял на себя ответственности за него. Крылатая ракета была американского производства, как показали исследования, но о чём это могло говорить? Оружие этого вида распространялось по всему миру, бывало, и похищалось, бывало, и продавалось.

Велись бесконечные обсуждения, восстанавливать ли Белый дом в его первоначальном виде или проектировать заново, но к единому мнению не приходили. Тем временем руины поросли бурьяном. Вице-президент когда-то устроил себе временную резиденцию в Филадельфии, у себя на родине, да так и остался там. Конгресс последовал за ним – тоже, ясное дело, лишь временно, но тоже остался.

Вашингтон же, федеральный округ Колумбия, стал городом-призраком. Правительство являлось важнейшим работодателем, и теперь, когда его здесь больше не было, многие потянулись отсюда прочь. Дома пустели, разрушались, после чего люди стали разбредаться ещё больше. Наконец остались только те, кто уехать не мог, и стали разводить скот в заброшенных садах.
Так в один прекрасный день Сильвио и Мария оказались перед воротами Маркуса – на машине с нагруженным остатками скарба прицепом. За кофе они рассказали, что собираются ехать в Ванкувер, где Мария нашла место доцента политики и истории.

– Больше не хочу баллотироваться в сенат, – объяснила она. – Постоянно мотаться в Филадельфию становится всё труднее: дороги с каждым морозом всё хуже, а получить место в самолёте теперь трудно даже для сенатора. Не говоря уже о том состоянии, в каком теперь находятся эти самолёты…

– И вот мы подумали, уж если уезжать из округа Колумбия, так по-настоящему, – добавил Сильвио. – Кроме того, пора и о детях подумать.

Они дали уговорить себя остаться ночевать и за ужином рассказали, что после нападения многие уезжают из Вашингтона. Это уже не тот город.

– Некоторые считают, что «Вестерман-проект» был ошибочным решением, – сказала Мария. – Они говорят, что США на этом только поистратились, а мировое хозяйство так и не спасли. Что вместо этого лучше было бы захватить нефтяные поля Венесуэлы. И что, в конечном счёте, замены нефти нет.

– Но Вашингтон ведь всё ещё столица, – воскликнула Эми-Ли. – Нельзя же так просто её бросить!

В камине потрескивали поленья. Что-то – возможно, еловая шишка – прокатилось вниз по крыше. То был год перед началом больших беспорядков.

Сильвио и Мария переглянулись. И тогда Сильвио сказал, водя пальцем по краю своего бокала и производя тем самым тихий, печальный скрип:

– Я не знаю. В истории случается много странных вещей. Взять, к примеру, Рим. Рим был столицей самой великой империи, какую к тому времени видел свет; империи, которая просуществовала дольше, чем любая другая до или после неё, и которую мир до сих пор помнит. В сотом году в Риме был миллион жителей – что при тогдашнем состоянии населения Земли соответствовало бы сегодняшнему сорокамиллионному городу. Это был невообразимо богатый и великолепный город. Он был центром универсума.

Он отнял палец от бокала, и скрип смолк.

– В тысяча сотом году, то есть спустя тысячу лет, в Риме осталось лишь пятнадцать тысяч жителей. А в восемнадцатом веке, когда где-то уже начиналась промышленная эра, в римском Форуме всё ещё паслись коровы.