Антон Павлович Чехов Том Рассказы, юморески 1883-1884

Комик*

Комик Иван Акимович Воробьев-Соколов заложил руки в карманы своих широких панталон, повернулся к окну и устремил свои ленивые глаза на окно противоположного дома. Прошло минут пять в молчании…

– Ску-ка! – зевнула ingénue Марья Андреевна. – Что же вы молчите, Иван Акимыч? Коли пришли и помешали зубрить роль, то хоть разговаривайте! Несносный вы, право…

– Гм… Собираюсь сказать вам одну штуку, да как-то неловко… Скажешь вам спроста, без деликатесов… по-мужицки, а вы сейчас и осудите, на смех поднимете… Нет, не скажу лучше! Удержу язык мой от зла…

«О чем же это он собирается говорить? – подумала ingénue. – Возбужден, как-то странно смотрит, переминается с ноги на ногу… Уж не объясниться ли в любви хочет? Гм… Беда с этими сорванцами! Вчера первая скрипка объяснялась, сегодня всю репетицию резонер провздыхал… Перебесились все от скуки!»

Комик отошел от окна и, подойдя к комоду, стал рассматривать ножницы и баночку от губной помады.

– Тэк-ссс… Хочется сказать, а боюсь… неловко… Вам скажешь спроста, по-российски, а вы сейчас: невежа! мужик! то да се… Знаем вас… Лучше уж молчать…

«А что ему сказать, если он в самом деле начнет объясняться в любви? – продолжала думать ingénue. – Он добрый, славный такой, талантливый, но… мне не нравится. Некрасив уж больно… Сгорбившись ходит, и на лице какие-то волдыри… Голос хриплый… И к тому же эти манеры… Нет, никогда!»

Комик молча прошелся по комнате, тяжело опустился в кресло и с шумом потянул к себе со стола газету. Глаза его забегали по газете, словно ища чего-то, потом остановились на одной букве и задремали.

– Господи… хоть бы мухи были! – проворчал он. – Все-таки веселей…

«Впрочем, у него глаза недурны, – продолжала думать ingénue. – Но что у него лучше всего, так это характер, а у мужчины не так важна красота, как душа, ум… Замуж еще, пожалуй, можно пойти за него, но так жить с ним… ни за что! Как он, однако, сейчас на меня взглянул… Ожег! И чего он робеет, не понимаю!»

Комик тяжело вздохнул и крякнул. Видно было, что ему дорого стоило его молчание. Он стал красен, как рак, и покривил рот в сторону… На лице его выражалось страдание…

«Пожалуй, с ним и так жить можно, – не переставала думать ingénue. – Содержание он получает хорошее… Во всяком случае, с ним лучше жить, чем с каким-нибудь оборвышем капитаном. Право, возьму и скажу ему, что я согласна! Зачем обижать его, бедного, отказом? Ему и так горько живется!»

– Нет! Не могу! – закряхтел комик, поднимаясь и бросая газету. – Ведь этакая у меня разанафемская натура! Не могу себя побороть! Бейте, браните, а уж я скажу, Марья Андреевна!

– Да говорите, говорите. Будет вам юродствовать!

– Матушка! Голубушка! Простите великодушно… ручку целую коленопреклоненно…

На глазах комика выступили слезы с горошину величиной.

– Да говорите… противный! Что такое?

– Нет ли у вас, голубушка… рюмочки водочки? Душа горит! Такие во рту после вчерашнего перепоя окиси, закиси и перекиси, что никакой химик не разберет! Верите ли? Душу воротит! Жить не могу!

Ingénue покраснела, нахмурилась, но потом спохватилась и выдала комику рюмку водки… Тот выпил, ожил и принялся рассказывать анекдоты.

Нечистые трагики и прокаженные драматурги*

Ужасно-страшно-возмутительно-отчаянная трррагедия

Действий много, картин еще больше

Действующие лица :

Мих. Вал. Лентовский , мужчина и антрепренер*.

Тарновский , раздирательный мужчина*; с чертями, китами и крокодилами на «ты»; пульс 225, температура 42,8°.

Публика , дама приятная во всех отношениях; кушает всё, что подают.

Карл XII, король шведский; манеры пожарного*.

Баронесса , брюнетка не без таланта; не отказывается от пустяковых ролей.

Генерал Эренсверд , ужасно крупный мужчина с голосом мастодонта*.

Делагарди , обыкновенный мужчина; читает роль с развязностью… суфлера*.

Стелла . сестра антрепренера*.

Бурль , мужчина, вывезенный на плечах Свободина*.

Ганзен* .

Прочие .

Эпилог³²

Кратер вулкана. За письменным столом, покрытым кровью, сидит Тарновский; на его плечах вместо головы череп; во рту горит сера; из ноздрей выскакивают презрительно улыбающиеся зеленые чёртики. Перо макает он не в чернильницу, а в лаву, которую мешают ведьмы. Страшно. В воздухе летают бегающие по спине мурашки. В глубине сцены висят на раскаленных крючьях трясущиеся поджилки. Гром и молния. Календарь Алексея Суворина* (губернского секретаря) лежит тут же и с бесстрастностью судебного пристава предсказывает столкновение Земли с Солнцем, истребление вселенной и повышение цен на аптекарские товары*. Хаос, ужас, страх… Остальное дополнит фантазия читателя.

Тарновский (грызя перо) . Что бы такое написать, чёррт возьми? Никак не придумаю! «Путешествие на Луну» уже было… «Бродяга» тоже был…*(Пьет горящую нефть.) Надо придумать еще что-нибудь… этакое, чтоб замоскворецким купчихам три дня подряд черти снились… (Трет себе лобную кость.) Гм… Шевелитесь же вы, великие мозги! (Думает; гром и молния; слышен залп из тысячи пушек, исполненных по рисунку г. Шехтеля*; из щелей выползают драконы, вампиры и змеи; в кратер падает большой сундук, из которого выходит Лентовский, одетый в большую афишу.)

Лентовский . Здорово, Тарновский!

Тарновский, Ведьмы, Прочие (вместе) . Здравия желаем, ваше-ство!

Лентовский . Ну что? Готова пьеса, чёрррт возьми? (Машет дубинкой.)

Тарновский . Никак нет, Михаил Валентиныч… Думаю вот, сижу и никак не придумаю. Уж слишком трудную задачу задали вы мне! Вы хотите, чтобы от моей пьесы стыла у публики кровь, чтобы в сердцах замоскворецких купчих произошло землетрясение, чтобы лампы тухли от моих монологов… Но, согласитесь, это выше сил даже такого великого драматурга, как Тарновский! (Похвалив себя, конфузится.)

Лентовский . Ппустяки, чёррт возьми! Побольше пороху, бенгальского огня, трескучих монологов – вот и всё! В интересах костюмировки возьмите, чёрррт возьми, высший круг… Измена… Тюрьма… Возлюбленная заключенного насилием выдается замуж за злодея… Роль злодея дадим Писареву*…Далее – бегство из тюрьмы… выстрелы… Я не пожалею пороху… Далее – ребенок, знатное происхождение которого открывается только впоследствии… В конце концов опять выстрелы, опять пожар и торжество добродетели… Одним словом, стряпайте по шаблону, как стряпаются Рокамболи и графы Монте-Кристо*…(Гром, молния, иней, роса. Извержение вулкана. Лентовский выбрасывается наружу.)

Действие первое

Публика, капельдинеры, Ганзен и прочие.

Капельдинеры (стаскивая с публики шубы) . На чаек бы с вашей милости! (Не получив на чаек, хватают публику за фалды.) О, черная неблагодарность!!! (Стыдятся за человечество.)

Один из публики . Что, выздоровел Лентовский?

Капельдинер . Драться уж начал, значит выздоровел!*

Ганзен (одеваясь в уборной) . Удивлю же я их! Я покажу им! Во всех газетах заговорят!

Действие продолжается, но читатель нетерпелив: он жаждет 2-го действия, а посему – занавес!

Действие второе

Дворец Карла XII. За сценой Вальц глотает шпаги и раскаленные уголья*. Гром и молния. Карл XII и его царедворцы.

Карл (шагает по сцене и вращает белками) . Делагарди! Вы изменили отечеству! Отдайте вашу шпагу капитану и извольте шествовать в тюрьму!

Делагарди (говорит несколько прочувствованных слов и уходит) .

Карл . Тарновский! Вы в вашей раздирательной пьесе заставили меня прожить лишних десять лет! Извольте отправляться в тюрьму! (Баронессе.) Вы любите Делагарди и имеете от него ребенка. В интересах фабулы я не должен знать этого обстоятельства и должен отдать вас замуж за нелюбимого человека. Выходите за генерала Эренсверда.

Баронесса (выходя за генерала ). Ах!

Генерал Эренсверд . Я их допеку! (Назначается смотрителем тюрьмы, в которой заключены Делагарди и Тарновский. )

Карл . Ну, теперь я свободен вплоть до пятого действия. Пойду в уборную!

Действие третье и четвертое

Стелла (играет по обыкновению недурно ). Граф, я люблю вас!

Молодой граф . И я вас люблю, Стелла, но, заклинаю вас во имя любви, скажите мне, на кой чёрт припутал меня Тарновский к этой канители? На что я ему нужен? Какое отношение я имею к его фабуле?

Бурль . А всё это Спрут наделал! По его милости я попал в солдаты. Он бил меня, гнал, кусал… И не будь я Бурль, если это не он написал эту пьесу! Он на всё готов, чтобы только допечь меня!

Стелла (узнав свое происхождение ). Иду к отцу и освобожу его! (На дороге к тюрьме встречается с Ганзеном. Ганзен выкидывает антраша. )

Бурль . По милости Спрута я попал в солдаты и участвую в этой пьесе. Наверное, и Ганзена, чтобы допечь меня, заставил плясать этот Спрут! Ну подожди же! (Падают мосты. Сцена проваливается. Ганзен делает прыжок, от которого становится дурно всем присутствующим старым девам. )

Действие пятое и шестое

Стелла (знакомится в тюрьме с папашей и придумывает с ним план бегства). Я спасу тебя, отец… Но как бы сделать так, чтобы с нами не бежал и Тарновский? Убежав из тюрьмы, он напишет новую драму!

Генерал Эренсверд (терзает баронессу и заключенных ). Так как я злодей, то я не должен ничем походить на человека! (Ест сырое мясо. )

Делагарди иСтелла (бегут из тюрьмы ).

Все . Держи! Лови!

Делагарди . Как бы там ни было, а мы все-таки убежим и останемся целы! (Выстрел. ) Плевать! (Падает мертвый. ) И на это плевать! Автор убивает, он же и воскрешает! (Является из уборной Карл и повелевает добродетели торжествовать над пороком. Всеобщее ликование. Улыбается луна, улыбаются и звезды. )

Публика (указывая Бурлю на Тарновского ). Вот он, Спрут! Лови!

Бурль (душит Тарновского. Тарновский падает мертвый, но тотчас же вскакивает. Гром, молния, иней, убийство Коверлей*, великое переселение народов, кораблекрушение и сбор всех частей ).

Лентовский . А все-таки я не удовлетворен! (Проваливается.)

жүктеу/скачать 2.12 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: