ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
[Раскрытие софистических опровержений,
основанных на неправильном соединении
или разъединении слов]
Очевидно также, каким именно образом следует раскрывать [софистические] опровержения от разъединения и соединения [слов]. Если речь в разъединенном и соединенном виде имеет разный смысл, то следует говорить противоположное заключению [софиста]. А все доводы от соединения или разъединения таковы: тем ли человек был избит, чем избитым его видишь? Или: тем ли ты его видел, чем он был избит? Подобные [доводы] имеют что-то от вопросов, содержащих двусмысленность, но они основаны на [неправильном] соединении. Ибо основанное на разъединении не содержит двоякого смысла, так как при разъединении получается не одна и та же речь, если только, [например], pos и pos своим произношением не означают разное. Но в письменном виде они одно и то же имя, поскольку они состоят из одних и тех же: букв и написаны одинаковым образом, хотя уже проставлены отличительные знаки. В устной же речи они не одно и то же. Так что основанное на разъединении не содержит двоякого смысла. Очевидно, однако, и то, что не все [софистические] опровержения основываются на двояком смысле, вопреки утверждению некоторых.
Итак, отвечающему следует разъединять [слова, содержащиеся в вопросе]. Ведь не одно и то же сказать, [например], «видеть глазами избиваемого» и «видеть избиваемого глазами». Таково и рассуждение Эвтидема: «Видишь ли ныне находящиеся в Пирее триеры, будучи в Сицилии?» Или еще: «Может ли хороший, будучи кожевником, быть плохим? [Нет]. Но кто-то, будучи хорошим кожевником, может быть плохим. Стало быть, хороший кожевник — плохой [кожевник]. Или: «Хорошо ли изучение того, что знать хорошо? [Да]. Но знание плохого хорошо; стало быть, плохое есть хороший предмет изучения». Однако плохое есть и плохое, и предмет изучения, так что плохое есть плохой предмет изучения, (но знание плохого хорошо). Или: «Истинно ли теперь то, что ты родился? [Да]. Значит, ты родился теперь». А не означает ли это другое, когда разъединяют [эти слова]? Ведь правильно теперь говорить, что ты родился, а не то, что ты теперь родился. Или: «Можешь ли ты делать так и то, как ты можешь и что ты можешь? [Да]. Но, не играя на кифаре, ты имеешь возможность играть на кифаре. Значит, ты мог бы играть на кифаре, не играя на кифаре». А не обстоит ли дело так, что ты не имеешь возможности играть на кифаре, когда не играешь на кифаре, а когда ты этого не делаешь, ты можешь это делать?
Некоторые раскрывают этот [софизм] и иначе. А именно, если [отвечающий] признал, что человек делает так, как он может делать, то, утверждают они, отсюда не следует, что играют на кифаре, не играя на ней, ибо этим не признали, что сделают всяким способом, каким можно делать. Ведь не одно и то же делать так, как можно, и делать всяким способом, каким можно. Однако очевидно, что они это раскрывают
ненадлежащим образом. В самом деле, раскрытие доводов, основанных на одном и том же, также одно и то же, а это раскрытие подходит не для всех такого рода доводов и не для любого способа задавать вопросы, а направлено лишь против вопрошающего, а не против его довода.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
[Раскрытие софистических опровержений,
основанных на неправильном произношении]
[Софистических] доводов, основанных на произношении или ударении, нет ни в письменном виде, ни в устной речи, разве что в немногих случаях; например такой довод: «Есть ли то, где ты останавливаешься (hoy katalyeis), дом? Да. А разве «не останавливаешься» (оу katalyeis) не есть отрицание [глагола] «останавливаешься»? Да, есть. Но ты сказал, что то, где ты останавливаешься (hoy katalyeis), есть дом. Значит, дом есть отрицание». Как надо раскрыть такие [уловки], — это, конечно, ясно. Ведь не одно и то же означает сказанное с тонким придыханием и сказанное с густым придыханием.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
[Раскрытие уловок, основанных на неправильном
отождествлении нетождественного]
Ясно также, как надо выступать против [доводов], основанных на том, что о нетождественном говорится одинаково, ведь мы знаем [все] роды категорий. А именно, [предположим, что] спрошенный согласился, что нечто обозначающее суть вещи ей не присуще. Другой же показал, что присуще нечто соотнесенное или количественное, но что по способу выражения кажется обозначающим суть; например в следующем доводе: «Может ли одно и то же в одно и то же время делать и быть сделавшим? Нет. Но ведь может в одно и то же время видеть и быть увидевшим одно и то же в отношении одного и того же». Или: «Есть ли некоторое претерпевание некоторое действие? Нет, но [по-гречески] «режется» (temnetai), «горит» (kaietai) и «воспринимает» (aisthanetai) выражены одинаково, и все они обозначают некоторое претерпевание. С другой стороны, «говорить», «бегать», «видеть» выражены одинаково друг с другом. Но ведь видеть (to horan) — значит воспринимать (aisthanesthai) что-то, так что «видеть» есть в одно и то же время и некоторое претерпевание, и некоторое действие». Если же в том примере кто-то согласился, что не может одно и то же в одно и то же время делать и быть сделавшим, и при этом утверждает, что можно [в одно и то же время] видеть и быть увиденным, то он еще не опровергнут, если говорит, что видеть — это не какое-то действие, а претерпевание. Ибо [для опровержения] требуется еще вопрос относительно этого. Между тем слушатель считает, что [спрошенный] признал это, поскольку он признал, что «разрезать» означает некоторое действие, а «быть разрезавшим» означает «быть сделавшим», и так же все другое, о чем говорится одинаково с этим, ибо остальное сам слушатель присовокупляет как то, что говорится одинаково с этим. Однако кое-что говорится, конечно, не одинаково, а только кажется так из-за способа выражения. Здесь происходит то же, что в случаях одноименности. В самом деле, при одноименности [отвечающий], который не знает [всех значений] слов, полагает, что [вопрошающий] отрицает суть дела, которую он утверждал, а не имя. Поэтому [для опровержения] требуется еще вопрос: говорят ли одноименное, имея в виду лишь одно [значение]? Если это признают, то опровержение будет иметь место.
С этими доводами сходны следующие. Потеряли ли то, что, [однажды] имея, затем уже не имеют? Ведь кто потерял лишь одну игральную кость, уже не будет иметь десять игральных костей. А не обстоит ли дело так, что потеряли то, что не имеют, но имели раньше? Но не обязательно, чтобы было потеряно столько же, сколько или сколь много [имели, но теперь] не имеют. Поэтому, после того как спросили, что имели, заключение делается о количестве, ибо десять есть количество. Если бы, таким образом, с самого начала спросили, столько ли потеряли, сколько имели раньше, а теперь не имеют, то никто бы не согласился, а ответили бы, что потеряли они столько же, или часть этого. Или [утверждают], что можно дать то, чего не имеют, ведь не имеют одну только игральную кость. А не обстоит ли дело так, что [тот, кто дал одну только кость], дал не то, чего он не имел, а как он не имел, а именно одну [игральную кость]? Ведь ото «только» означает не «вот это», не «такое», не «столько», а лишь отношение к чему-то другому, например «не вместе с другим». Это точно так же, как если бы спросили, можно ли дать то, чего не имеют, и после того, как получили бы отрицательный ответ, спросили бы, можно ли скоро что-то дать, не имея скоро, и после того, как получили бы утвердительный ответ, заключили бы, что можно дать то, чего не имеют. Впрочем, очевидно, что здесь сделали не[правильное] умозаключение. В самом деле, «скоро» означает дать не это, а вот так-то, и можно нечто дать таким образом, каким его не имеют, например можно, имея что-то с удовольствием, дать его без удовольствия.
Сходны [с этими уловками] и все такого рода [уловки]: можно ли ударить рукой, которой не имеют, или видеть глазом, которого не имеют? Ведь имеют не одну только [руку и не один только глаз]. Так вот, некоторые раскрывают [такие уловки], говоря, что тот, кто имеет больше чем один глаз или что бы то ни было другое одно, имеет и один только глаз. Другие [раскрывают эти уловки], говоря, что то, что имеют, имеют так, как его получили, а именно: один дал одну только костяшку, а другой, говорят они, имеет от него одну только костяшку. Другие сразу отклоняют этот вопрос, говоря, что можно иметь то, что не получили, например получать сладкое вино, а иметь кислое вино, поскольку оно при получении испортилось. Но во всех этих случаях, как мы сказали и раньше, раскрытие направлено не против довода, а против человека. Ведь если бы оно было [настоящим] раскрытием, то тот, кто соглашается с противолежащим, не мог бы раскрыть [софистический вывод], точно так же как и при других [уловках]; например, если раскрытие состоит в том, что спрошенное признается отчасти истинным, отчасти нет, то [вопрошающий] делает [правильное] заключение, если соглашаются [с вопросом] без оговорок. Если же заключение не сделано, то не будет и раскрытия. В несколько ранее указанных [уловках], говорим мы, не будет умозаключения и в том случае, если [отвечающий] соглашается со всем.
Далее, к таким доводам относятся и следующие: «Писал ли кто-то то, что написано? [Да]. Но то, что написано, что ты сидишь, — это теперь ложная речь. Однако она была истинна, когда это писали. Значит, в одно и то же время писали ложное и истинное». Ложность же или истинность речи или мнения указывает не «вот это», а «такое-то», ведь то же соображение относится и к мнению. Равным образом [такая уловка]: «Есть ли то, что учащийся учит, то, что он учит? [Да]... Но ведь медленное он учит быстро». Однако [вопрошающий] сказал не о том, что учащийся учит, а о том, как он учит. Или: «Топчут ли ногами то, что проходят? [Да]. Но кто-то проходит целый день; [значит, он топчет ногами день]. Однако [вопрошающий] сказал не о том, что проходят, а о том, когда проходят. Равным образом когда говорят: «Я пью чашу», то имеют в виду не то, что пьют, а то, из чего пьют. Или: «Разве не знают то, что знают или потому, что этому учились, или потому, что сами дошли до этого? Однако то из знаний, которое приобрели отчасти учением, отчасти самостоятельно, не есть ни и один из этих двух [видов знания]. Или быть может, имеют в виду каждое в отдельности, а не все вместе. Или: «Есть некий третий человек помимо само-по-себе-человека и отдельных людей» На самом же деле «человек» и все то, что обще [многим], означает не определенное нечто, а некоторое качество, или количество, или соотнесенное и тому подобное. Это точно так же, как в том случае, когда спрашивают, одно ли и то же или разное Кориск и образованный Кориск. Ведь одно означает определенное нечто, а другое — определенное качество. Так что нельзя отвлечь последнее [от первого]. Однако не отвлечение создает «третьего человека», а признание того, что он есть именно определенное нечто. Дело в том, что человек, как таковой, не есть определенное нечто, как Каллий, и будет ничуть не лучше, если скажут, что отвлеченное есть не определенное нечто, как таковое, а качество, как таковое. Ведь «то, что помимо многих» будет чем-то одним, например «человек». Таким образом, очевидно, что нельзя соглашаться с тем, что сказываемое как общее [многим] есть определенное нечто, а следует утверждать, что оно означает или качество, или соотнесенное, или количество и тому подобное.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
[Общие замечания о раскрытии софистических опровержений,
основанных на неправильном употреблении оборотов речи]
Вообще же раскрытие [софистических] доводов от оборотов речи всегда должно опираться на противолежащее тому, на чем основывается довод. Например, если довод основывается на соединении, то раскрытие состоит в разъединении, а если он основывается на разъединении, то раскрытие состоит в соединении. Далее, если довод основывается на произношении [слога] с тонким придыханием, то раскрытие — на густом придыхании; если довод — на густом придыхании, то раскрытие — на тонком придыхании. Если же довод основывается на одноименности, то раскрывать надо, указывая противолежащее имя; например, если случается так, что утверждают, что нечто неодушевленно, после того как это отрицали, то следует показать, что оно одушевленное. Если же [отвечающий] сказал «неодушевленное», а [вопрошающий] умозаключил, что оно одушевленное, то следует сказать, что оно неодушевленное. И точно так же в случаях двусмысленности. Если же [довод] основывается на сходстве [выражений], то раскрытием будет противолежащее. [Например, на вопрос], можно ли дать то, чего не имеют, следует ответить, что дать можно не то, чего не имеют, а как его не имеют, например одну только игральную кость. Или [на вопрос], разве не знают то, что знают или потому, что этому учились, или потому, что сами дошли до этого, [следует ответить: да], но не все, что знают, [приобретено или только учением, или только самостоятельно]. Или [на вопрос], топчут ли ногами то, что проходят, [следует ответить: да], но это не относится ко времени [прохождения]. И точно так же в других случаях.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
[Раскрытие паралогизмов, основанных
на неправильном употреблении привходящего]
Раскрытие всех [паралогизмов] от привходящего — одно и то же. А именно, так как неопределенно, когда надо говорить о вещи то, что присуще привходящему, и в одних случаях это кажется правильным и утверждается, а в других случаях необходимость этого отрицают, то, когда заключение сделано, следует для всех случаев одинаково сказать, что это не необходимо. С другой стороны, следует [каждый раз] приводить примеры. Все следующие [паралогизмы] — от привходящего: «Знаешь ли ты, что я намерен тебя спросить?», «Узнаешь ли ты того, кто приближается или кто закутан?», «Есть ли изваяние твое произведение?», «Есть ли этот пес твой отец?», «Есть ли немногое, умноженное немного раз, немногое?» В самом доле, во всех этих [примерах] очевидно, что то, что правильно для привходящего, не обязательно правильно и для самой вещи. Только тому, надо полагать, что неразличимо и едино по сущности, все [сказуемые] присущи одинаково. Для блага же не одно и то же быть благом и намереваться спросить о нем. И для приближающегося или закутанного не одно и то же быть приближающимся или быть Кориском. Так что если я знаю Кориска, но не узнаю приближающегося, то это не значит, что я одного и того же и знаю и не знаю. И если нечто — мое и оно произведение, то это не значит, что оно мое произведение, а значит лишь, что оно мое имущество, моя вещь или еще что-то в этом роде. И точно так же в других случаях.
Некоторые же раскрывают [эти уловки], разделяя вопрос. Они утверждают, что одну и ту же вещь можно знать и не знать, но не в одном и том же отношении. Поэтому, не узнавая приближающегося и зная Кориска, знают и не знают, говорят они, одно и то же, но не в одном и том же отношении. Но, во-первых, как мы уже сказали, для доводов, исходящих из одного и того же, способ исправления должен быть одним и тем же. А этого не будет, если одно и то же положение берется не относительно [глагола] «узнать», а относительно [глаголов] «быть» или «находиться в каком-то состоянии», как [в примере]: «Есть ли этот [пес] отец? [Да]. Но он твой. [Значит, он твой отец. Если же в некоторых случаях это правильно и одно и то же можно знать и не знать, то все равно названное [раскрытие] нисколько здесь не подходит. Ничто ведь не мешает, чтобы один и тот же довод имел много пороков, однако выявление не всякой порочности есть раскрытие. Ведь можно показать, что умозаключение неправильно, но в силу чего — не показать, например довод Зенона о том, что ничто не может быть приведено в движение. Поэтому если пытаются заключать, что это возможно, то не попадают в цель хотя бы и строили тысячу умозаключений. Ибо это не раскрытие. Дело в том, что, как было сказано, раскрытие есть выявление ложного умозаключения, показывающее, в силу чего оно ложно. Поэтому если [собеседник] не сделал умозаключения или же пытался [ложным путем] заключать к чему-то — истинному ли или
ложному, то обнаружение этого [недостатка] и есть раскрытие. Конечно, вполне возможно, чтобы в некоторых случаях и такое раскрытие, [о каком говорят некоторые], оказалось удачным, но по крайней мере в указанных [уловках] это, надо полагать, не так. Ведь о Кориске знают, что он Кориск, и о приближающемся — что он приближается. Но может казаться правильным, что об одном и том же знают и не знают; например, можно знать, что Кориск бледный, но не знать, что он образованный. Так, конечно, можно об одном и том же знать и не знать, однако не в одном и том же отношении. А о приближающемся и Кориске знают, что [первый] есть приближающийся и что [второй] — Кориск.
Таким же образом, как те, о которых мы говорили, не попадают в цель и те, кто раскрывает, утверждая, что всякое число мало. Ибо если, несмотря на то что умозаключения не делают, утверждают, что правильно умозаключили (так как всякое [число] велико и мало), то в цель не попадают.
Некоторые же раскрывают такие умозаключения, как, например, что отец, или сын, или раб — твой, указывая на двоякий смысл этих умозаключений. Однако очевидно, что если опровержение кажется основанным на многозначности [слов], то имя или речь должны употребляться в прямом смысле в отношении многого. Кто, однако, говорит, что этот [мальчик] есть ребенок этого [человека], употребляет эти слова не в прямом смысле, если [последний] есть хозяин ребенка, а соединение [слов] основывается на [неправильном использовании] привходящего. «Твое ли это? Да. Но это ребенок. [Да]. Значит, этот ребенок твой». Однако он не твой ребенок: то, что он твой и ребенок — это нечто привходящее.
И [точно так же в уловке, при помощи которой заключают, что] есть некоторое благо [среди] зла (ton kakOn), так как рассудительность есть знание зла (ton kakon). Но [выражение] «это этого» (toyto toyton) не многозначно, а означает [лишь] принадлежность [одного другому]. Однако даже если это выражение было бы многозначным (ведь говорят же «человек есть [в числе] живых существ (ton dzQon)», хотя он не есть их принадлежность) и даже если нечто так относили бы к злу, как «нечто чего-то» (hos tinos), потому что оно есть [среди] зла (ton kakon), а [в действительности] оно не есть [среди] зла, то [все равно] это [софистическое опровержение] основывается, видимо, на [смешении] [присущего] каким-то образом и [присущего] вообще. Впрочем, благо может, пожалуй, быть благом [среди] зла в двояком смысле, но не в указанном доводе, а скорее в таком, как: «Есть ли хороший раб плохого [господина]?» А может быть, и в этом [примере] нет двоякого смысла. Ведь если он хороший и есть его [раб], то это не значит, что он вместе «его хороший». Равным образом и утверждение, что человек есть ton dzoon, не многозначно. Ведь если мы порою обозначаем что-то, отсекая [какую-то часть], то от этого многозначность не возникает. Ведь и произнося половину стиха (например, «воспевай, о богиня, гнев»), мы указываем — «дай мне Илиаду».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
[Раскрытие софистических опровержений, основанных
на смешении, безотносительного и относительного]
[Софистические доводы], основанные на том, что о чем-то [присущем] в собственном смысле утверждают как [о присущем] в каком-то отношении, или где-то, или каким-то образом, или в отношении чего-то, но не вообще, должно раскрывать, исследуя заключение в сопоставлении с противоречащим ему и выясняя, может ли его касаться что-то из перечисленного, ибо противоположности и противолежащие друг другу [вещи], утверждение и отрицание не могут быть присущи одному и тому же вообще, однако ничто не мешает, чтобы каждое из них было присуще ему в каком-то отношении, или в отношении чего-то, или некоторым образом или же одно из них — в каком-то отношении, а другое — вообще. Поэтому если одно [присуще] вообще, а другое — лишь в каком-то отношении, то нет еще опровержения. И это должно исследовать в заключении, сопоставляя его с тем, что ему противоречит.
Все такого рода доводы таковы: «Может ли не-сущее быть? [Нет]. Но ведь не-сущее есть что-то». Точно так же и сущего не будет, ведь оно не будет чем-то из существующего. [Или]: «Можно ли в одно и то же время клясться верно и ложно?», «Может ли одни и тот же в одно и то же время верить и не верить одному и тому же?» Но разве быть чем-то и быть [вообще] одно и то же? Ведь если не-сущее что-то есть, то это не значит, что оно есть вообще. И если кто-то верно клянется вот этим или вот таким-то образом, то не обязательно, чтобы он вообще клялся верно. Ведь кто, например, клялся, что он даст ложную клятву, верно клялся только в отношении ложной клятвы, но не клялся верно [вообще]. И тот, кто не верит, не верит не вообще, а во что-то. Таково же соображение относительно [высказывания], что один и тот же в одно и то же время говорит неправду и правду. Но из-за того, что нелегко заметить, прилагается ли «вообще» к [выражению] «говорить правду» или к [выражению] «говорить неправду», [раскрыть софизм] кажется трудным. Однако ничто не мешает, чтобы один и тот же вообще-то говорил неправду, а в каком-то отношении и о чем-то говорил правду или чтобы в чем-то он был правдив, а вообще-то неправдив. Точно так же обстоит дело и с [присущим] в отношении чего-то, где-то и когда-то. А именно, все такого рода доводы основываются на этом: [например], «есть ли здоровье или богатство благо? Но для безрассудного и неправильно пользующегося ими они не благо. Значит, они и благо и не благо». Или: «Лучше ли быть здоровым, чем быть могущественным в полисе? [Да]. Но иногда это не лучше. Значит, для одного и того же одно и то же и благо и не благо». Но что же мешает, чтобы нечто, будучи вообще благом, для того-то и того-то не было благом или хотя и для него благом, но не теперь и не здесь. Или: «То, чего не желает рассудительный, — зло ли это? [Да]. Но он не желает терять благо; значит, благо есть зло». Однако сказать, что благо есть зло и что терять благо есть зло, — это не одно и то же. Точно так же [следует раскрывать] довод относительно вора. А именно, если вор есть зло, то это не значит, что брать [его] — зло. Ведь [тот, кто желает взять вора], желает не зла, а блага. Ибо брать [вора] есть благо. Так же и болезнь — зло, но не избавляться от болезни. Или: «Разве не более предпочитаемо справедливое, чем несправедливое, и [поступать] справедливо, чем [поступать] несправедливо? [Да]. Однако быть несправедливо осужденным на смерть предпочтительнее, [чем быть осужденным на смерть] справедливо». [Или]: «Справедливо ли каждому иметь что-то свое? [Да]. Но ведь то, что [судья] судит согласно своему мнению, хотя бы оно и было ложным, имеет законную силу. Значит, одно и то же справедливо и несправедливо». Или: «Кого следует осуждать: того, кто говорит справедливое, или того, кто говорит несправедливое? Но ведь справедливо, чтобы тот, с кем поступили несправедливо, имел возможность говорить о том, что он претерпел; а это как раз и было несправедливое». Дело, однако, в том, что если предпочтительно претерпевать что-то несправедливо, то это не значит, что [поступать] несправедливо более предпочитаемо, чем [поступать] справедливо, а вообще [поступать] справедливо более предпочитаемо, хотя ничто не мешает, чтобы в определенном случае [поступать] несправедливо было более предпочитаемо, чем [поступать] справедливо. И иметь свое справедливо, а иметь чужое несправедливо. Однако никто не мешает, чтобы этот приговор был справедливым, например если он был вынесен согласно мнению судьи. Ведь если нечто справедливо в определенном случае и вот таким образом, то это не значит, что оно вообще справедливо. Точно так же ничто не мешает говорить о несправедливом справедливо. Ведь если говорить [о том-то и том-то] справедливо, то не обязательно, чтобы оно было справедливо, точно так же как если о чем-то говорить полезно, то это не значит, что оно полезно. И то же можно сказать и о справедливом. Так что если сказанное несправедливо, то это не значит, что тем самым одерживает верх тот, кто говорит несправедливое. Ибо он говорит то, что говорить справедливо, но что вообще несправедливо и что претерпевать несправедливо.
Достарыңызбен бөлісу: |