Глава 12. Братья Эдди и супруги Холмс

Глава 12. Братья Эдди и супруги Холмс

Невозможно описать в одной книге всех медиумов, во множестве появившихся в С.Ш.А., поэтому мы ограничимся изучением нескольких особо выдающихся случаев и надеемся, что дадим таким образом хотя бы общее представление о происходивших там событиях. 1874 и 1875 годы оказались чрезвычайно насыщенными для развития психических явлений: кто–то из медиумов получил признание, кто–то стал причиной скандала. Скандалов было, конечно же, больше, однако не всегда их можно считать обоснованными. В стане противников психических явлений находились и духовенство, и официальная наука, и косное общественное мнение, насквозь пропитанное материализмом. Послушная им пресса умалчивала обо всём, что говорило в пользу психических явлений, в то же время раздувая малейшие сомнения до невероятных размеров. До сих пор вся атмосфера, окружающая эти явления, заряжена предубеждением. В наше время, если какой–нибудь известный человек явится в редакцию лондонской газеты и заявит, что ему удалось разоблачить медиума, газета тут же ухватится за эту сенсацию и раструбит о ней по всей стране. Приди тот же самый человек в ту же газету и заяви он, что имеет неопровержимые доказательства истинности психических явлений, газета вряд ли опубликует по этому поводу хоть один абзац¹⁵³. Масштаб скандала может говорить о многом. В Америке, где нет закона о клевете и пресса груба и шумна, крупный скандал вокруг какого–нибудь случая может зачастую свидетельствовать в пользу истинности самого происшествия.

Чрезвычайно много шума было поднято вокруг братьев Эдди, бывших, возможно, самыми сильными медиумами способными к тому, что тогда называлось материализацией, а мы бы определили как создание эктоплазматических форм. В те времена казалось, что подобные явления идут вразрез со всеми законами природы и не имеют аналогов, что и вызывало сильное недоверие. Благодаря трудам Жэле, Кроуфорда, мадам Биссон, Шренк–Нотцинга и других исследователей в данный вопрос была внесена некоторая ясность, как минимум на уровне хорошо проработанной и подкреплённой тщательными исследованиями гипотезы, и мы теперь можем попытаться классифицировать данный случай. Всего этого не было в 1874 году, и нам вполне понятны сомнения, возникавшие даже у самых непредвзятых и осторожных в суждениях людей в те моменты, когда им предлагалось принять на веру, что парочка необразованных, грубоватых и невоспитанных фермеров способна воспроизвести нечто необъяснимое с точки зрения науки и идущее вразрез со всеми известными доселе представлениями.

Братья Эдди — Горацио и Уильям — были обыкновенными фермерами, они вели небольшое хозяйство в деревеньке Читтенден возле Рутланда в штате Вермонт. Очевидец описывает их как «чувствительных, независимых, неприветливых людей. Их наружность — скорее крестьянская, они совсем не похожи на пророков или провозвестников нового религиозного учения. Они смуглы, их глаза и волосы — тёмные, сложение — крепкое. Они неуклюжи, неразговорчивы и неохотно вступают в разговор с незнакомцами. Кое–кто из соседей с ними враждует, в округе их не любят…». Общественное мнение, не желающее ничего слышать о новых явлениях, указывающих, быть может, на новое научное открытие или несущих весть из потустороннего мира, наложило на них негласный запрет.

Слухи о странных происшествиях в жилище братьев Эдди просочились за пределы их округи и вызвали возбуждение, подобное тому, которое в своё время вызвала музыкальная комната Кунза. Со всех сторон стекались исследователи. Все посетители находили пристанище в доме братьев Эдди, хотя и не слишком притязательное: их селили в огромной комнате, где со стен сыпалась штукатурка, и кормили простой, грубой пищей. За предоставление жилья, они, понятное дело, взимали небольшую плату, однако за демонстрацию психических явлений, повидимому, не брали ничего.

Сообщения о происходящем вызвали огромный интерес в Бостоне и Нью–Йорке. Газета «Нью–Йорк дейли график» направила «на разведку» полковника Олкотта, чтобы тот разузнал что к чему. В те времена Олкотт не принадлежал ни к какому движению, связанному с психической наукой, по сути дела он был её противником, и взялся за дело с намерением «разоблачить». Он обладал ясным умом, выдающимися способностями и обострённым чувством чести. Прочтя его подробнейшие воспоминания, озаглавленные «Листки из старого дневника»¹⁵⁴, невозможно не проникнуться глубоким уважением к этому человеку, способному признавать свои ошибки, лишённому эгоизма и наделённому той редкой разновидностью смелости, которая готова принять правду даже в том случае, если она полностью противоречит его личным убеждениям и желаниям. Это был не мечтатель–мистик, а весьма практичный, деятельный человек, и его отчёты об исследованиях психических явлений заслуживают гораздо большего внимания, чем принято считать.

Десять недель прожил Олкотт в Вермонте, что само по себе — достаточно тяжёлое испытание, стоит лишь вспомнить о грубой пище, неуютном жилище и неприветливости хозяев. Покидая жилище этих суровых чародеев, полковник испытывал к ним чувство, весьма напоминающее личную неприязнь; в то же время он полностью удостоверился в их феноменальных психических способностях. Как и всякий мудрый исследователь, он не берёт на себя смелость гарантировать абсолютную достоверность фактов, свидетелем которых не был сам, и не пытается предсказать, что сотворят его испытуемые в будущем. Он лишь сообщает о том, что видел собственными глазами: пятнадцать замечательных статей, появившихся в «Дейли график» в октябре–ноябре 1874 года,¹⁵⁵ содержат подробное описание полученных им результатов и тех действий, которые он предпринял с целью их проверки. Читая эти статьи, проникаешься уверенностью, что он не упустил ни малейшей возможности уличить братьев в обмане.

Сначала он изучил прошлое братьев Эдди. Нелишне вспомнить, что медиум — не более чем инструмент, а его дар никак не связан с особенностями его личности. Это относится к физическим феноменам, но несправедливо для ментальных, ибо низкий канал не может служить проводником для высокого учения. В биографии братьев не было никаких тёмных пятен, однако известно, что однажды они устроили «шуточное медиумическое представление», назвав его именно так и сопроводив своё выступление разоблачением трюков. Это, возможно, было сделано с целью привлечь внимание и успокоить насторожённость соседей, относившихся к истинному медиумизму с крайней неприязнью. Каков бы ни был мотив их поступка, Олкотт счёл за благо удвоить бдительность, ибо понял, что братья хорошо знакомы с тем, как делаются трюки.

Их предки также вызвали пристальный интерес Олкотта, поскольку психические способности передавались из поколения в поколение непрерывно, а их пра–пра–прабабка была сожжена на костре как ведьма, или, по крайней мере, была приговорена к такой участи в ходе широко известного Салемского процесса 1692 года. Среди наших современников есть такие, кто желал бы поступить с нынешними медиумами столь же круто, впрочем, нынешние преследования со стороны полиции — не что иное, как современный аналог тогдашних методов. К сожалению, отец братьев Эдди относился именно к разновидности узколобых фанатиков. Олкотт сообщает, что шрамы от ударов, которые он наносил братьям в детстве, остались у них на всю жизнь. Такова была реакция на то, что он называл «проявлением дьявольских сил». Их мать, сама обладавшая большими психическими способностями, на себе испытала, как жесток был этот «верующий человек», превративший их жилище в настоящий ад на земле. Да и за пределами дома мальчики не могли найти убежища, потому что психические феномены происходили в их присутствии повсеместно, в том числе и в школе, делая их мишенью для оскорблений в среде окружавших их юных варваров. Однажды, когда юный Эдди впал в транс, отец, а с ним их сосед, облили его кипятком и положили ему на голову раскалённый уголь, от чего остался шрам на всю жизнь. К счастью, юноша не вышел в тот момент из транса. Могли ли братья Эдди, имея такое детство, не вырасти угрюмыми и скрытными?

Когда мальчики подросли, их скаредный отец попытался заработать деньги, используя те самые способности сыновей, за которые прежде он столь жестоко их наказывал. Он заставил их давать платные медиумические сеансы. Ещё не создана книга, подробно описывающая страдания медиумов, выступающих перед публикой и попадающих в руки исследователей–идиотов, садистов и скептиков. Олкотт свидетельствует, что как у братьев, так и у сестёр на руках имелись явственные следы, оставленные верёвками, которыми их опутывали, шрамы от ожогов, причинённых им во время заливки узлов расплавленным сургучом; на руках у обеих сестёр были вырваны куски мяса — так жестоко затягивали на них наручники. Их давили, били, в них стреляли, бросали камнями, их преследовали, а их «шкаф» был несколько раз разломан на куски. Им сдавливали артерии так, что из–под ногтей сочилась кровь. Так было на первых порах в Америке, однако и Великобритании нечем похвастаться, если вспомнить, как обрушилась на братьев Дэвенпорт невежественная ливерпульская толпа.

Повидимому, братья Эдди обладали всем диапазоном медиумических способностей. Вот перечень, составленный Олкоттом: стуки, перемещение предметов, живопись маслом и рисунки акварелью в состоянии транса, предсказание будущего, способность говорить на иностранных языках, целительство, левитация, запись посланий, психометрия, ясновидение и, наконец, воспроизведение материализованных форм. Сеансы проходили так: медиума усаживали в специальный «шкаф», а зрители занимали скамейки, расставленные рядами перед ним. Можно, конечно, задать вопрос: а зачем был нужен этот «шкаф»? Последующие опыты показали, что без него вполне можно обойтись во всех случаях, кроме случая материализации. Хоум никогда не пользовался «шкафом», и современные медиумы тоже применяют его крайне редко. Есть, однако, весьма важная причина, обусловившая использование этого предмета. Не впадая в менторский тон, хотя речь идёт о предмете малоизученном, отметим всё же, что согласно рабочей гипотезе, эктоплазматический поток, который затвердевая образует плотные формы, гораздо успешнее концентрируется в малом замкнутом пространстве. Обнаружено, кстати, что присутствие самого медиума в этом замкнутом объёме совершенно не обязательно. Автор этой книги лично присутствовал на самом выдающемся сеансе, где в течение одного вечера было создано около двадцати форм разного возраста и размера. Во время этого сеанса медиум находился снаружи «шкафа», в котором материализовались эти формы. Повидимому, если верить гипотезе, эктоплазматический поток мог быть направлен в замкнутый объём совершенно независимо от физического положения медиума. Во времена описываемых нами событий это ещё не было известно, поэтому медиумов и сажали в «шкаф».

Этот предмет, естественно, и давал массу возможностей для подлога или переодевания; вот почему его всегда тщательно осматривали. Он находился в помещении, расположенном на третьем этаже, и имел одно маленькое окошко. Олкотт занавешивал его сеткой от москитов, прикрепляя её с наружной стороны. В остальном «шкаф» состоял из сплошного дерева, и войти в него можно было лишь из той комнаты, где сидели зрители. Повидимому, никакого отверстия, которое могло бы послужить целям подлога, в «шкафу» не было. Олкотт прибег к помощи специалиста, чтобы убедиться в этом: данная им справка приводится в книге.

Таковы были условия, описанные Олкоттом в газетных публикациях, а потом и в книге, которую он назвал «Жители загробного мира»¹⁵⁶. В течение десяти недель он наблюдал не менее четырёхсот раз, как из «шкафа» появлялись разнообразные материализованные формы, отличавшиеся друг от друга и размерами, и полом, и цветом кожи, и одеждой. Среди них были и младенцы на руках, и воины–индейцы, джентльмены в парадных одеждах, курд с девятифутовой пикой, скво, курившие табак, и леди в изящных нарядах. Таковы свидетельства Олкотта, и все они подкреплены сообщениями зрителей, наполнявших комнату для представлений. В те времена его рассказ вызвал недоверие, не меньшее недоверие вызывает он и сейчас. Сам Олкотт — будучи основательно знаком с предметом и уверен в серьёзности принятых им самим мер защиты от обмана — посмеивался, слушая возражения со стороны тех, кто никогда не являлся очевидцем реальных событий и совершенно необоснованно считал доверчивыми простаками свидетелей, видевших всё своими глазами, пишет:

«Сколько ни рассказывай им о том, как из «шкафа» появляются женщины, несущие на руках младенцев, молодые, невысокие, соблазнительные девушки со светлыми кудрями, разговорчивые старички и старушки или двое подростков, а с ними вместе другие фигуры — в разнообразных костюмах, кто с лысой, кто с седой головой, или духи умерших друзей, которых мгновенно узнают зрители, или духи, громко говорящие на иностранных языках, неизвестных медиуму, — всё без толку… Легкомыслие учёной братии поистине безгранично: они скорее готовы поверить в то, что младенец способен перевернуть гору без помощи рычага, чем в то, что дух способен поднять хотя бы унцию».

Однако, помимо неисправимых скептиков, которые и в Судный день посчитают Архангела Гавриила оптическим обманом, есть ещё здравомыслящие люди, у коих возникают вполне естественные вопросы, на которые честный исследователь обязан ответить. Что это за костюмы? Откуда они появляются? Можно ли считать девятифутовое копьё предметом, принадлежащим духовному миру? Ответы кроются, насколько мы можем предположить, в удивительных свойствах эктоплазмы. Это поистине многоликая субстанция, способная принимать любые формы, а в качестве формирующей силы выступает духовная воля, которая может находиться как в теле, так и за его пределами. Из эктоплазмы можно создать всё что угодно, если такова будет воля разумной сущности. Повидимому, на всех этих сеансах присутвовало некое духовное существо, приводившее в движение фигуры и управлявшее ходом всей программы. Иногда оно говорило вслух, отдавая устные распоряжения, иногда молчало, проявляясь лишь через действие. Как уже сообщалось, такого рода руководителями зачастую бывают краснокожие индейцы, чья духовная жизнь имеет особое родство с материальными феноменами.

Здоровье Уильяма Эдди — ведущего медиума в данной области явлений, повидимому, нисколько не страдало от этих, обычно изматывающих и болезненных для других медиумов процедур. Крукс свидетельствовал, что Хоум во время сеансов «лежал на полу, бездыханный, бессловесный и бледный». Конечно, Хоум — не грубый фермер, привыкший к жизни на свежем воздухе: это был чувствительный, обладавший слабым здоровьем артист. Эдди же, повидимому, ел мало, зато курил без перерыва. Сеансы проходили в сопровождении музыки и пения, потому что давно замечена тесная связь музыкальных вибраций со спиритическими явлениями. Так же было замечено, что белый свет сводил на нет все результаты, и в наше время это объясняют разрушительным действием белого света на эктоплазму. Чтобы рассеять полную темноту, были испробованы все оттенки освещения, однако наилучшие результаты достижимы всё–таки в темноте — если, конечно, медиум пользуется вашим полным доверием. Мы имеем в виду эффекты мерцающих огней и вспышек — т.е. наиболее яркие феномены этого класса. Если освещение всё же используется, то самый безопасный цвет — красный. Сеансы братьев Эдди проходили в приглушённом свете завешенной лампы.

Не станем утомлять читателя описанием всех явлений, имевших место на этих сеансах. Мадам Блаватская¹⁵⁷, в то время никому не известная женщина, приехала из Нью–Йорка, чтобы посмотреть на них. Она ещё не разработала своей теории теософии¹⁵⁸ и была ревностной последовательницей Спиритизма. С полковником Олкоттом она впервые встретилась именно на этой ферме в Вермонте, где и началась их долгая дружба, столь причудливо развивавшаяся в течение последующих лет. В присутствии мадам Блаватской произошла материализация целой вереницы русских духов, обратившихся к ней на её родном языке. Чаще всего, однако, на этих сеансах появлялся гигант–индеец по имени Сантум и индейская скво, называвшая себя Хонто. Их материализация была исключительно полной: зрители порой забывали о том, что имеют дело с духами. Контакт с ними был столь близок, что Олкотту удалось измерить рост Хонто с помощью шкалы, нарисованной на дверном косяке. Её рост был пять футов три дюйма. Однажды она обнажила свою грудь и предложила кому–нибудь из женщин послушать, как бьётся её сердце. Хонто была полна веселья, она любила петь, танцевать, курить и демонстрировала всем свои роскошные чёрные волосы. Сантум, напротив, был суровый воин, ростом шесть футов три дюйма. Рост медиума был пять футов девять дюймов.

Индеец всегда носил с собой рог, набитый порохом, который подарил ему один из гостей. Этот рог висел внутри «шкафа», и индеец брал его в процессе материализации. Некоторые духи, вызванные Эдди, могли говорить, другие — не могли, да и беглость речи была у них разной. Эти сведения совпадают с тем, что наблюдал автор этой книги на подобных сеансах. Повидимому, воплощающаяся таким образом душа должна многому научиться для того, чтобы управлять своей материальной оболочкой, и в этом деле практика столь же важна, как и в обычном обучении. Когда эти фигуры говорят, их губы движутся так же, как губы обычных людей. Было установлено, что их выдох в кислую воду сопровождается характерной реакцией двуокиси углерода. Олкотт пишет: «Сами духи сообщают, что искусству материализации нужно учиться так же, как и всякому другому искусству». На первой стадии они способны лишь материализовать свои руки, как в случаях с Дэвенпортами, сёстрами Фокс и в ряде других. Большинство медиумов дальше этой стадии не идут.

Среди бесчисленных визитёров вермонтской фермы были люди, настроенные враждебно. Никто из них, однако, не выказал признаков большой осведомлённости в сути происходящего. Наибольшее внимание привлёк доктор Биэрд, врач из Нью–Йорка, заключивший после единственного сеанса, что все фигуры — не что иное, как результат переодевания самого Уильяма Эдди. В подтверждение своего мнения он не привёл ни одного аргумента, кроме убеждённости в том, что сам смог бы показать такое, «купив за три доллара набор театрального реквизита». К такому мнению вполне можно прийти после первого сеанса, особенно не слишком удачного. Однако его легко опровергнуть, пронаблюдав несколько других сеансов. Так, доктор Ходсон из Стоунхэма, штат Массачусетс, и ещё четверо свидетелей скрепили своими подписями следующее заявление:

«Мы подтверждаем, что Сантум уже находился на эстраде, когда появился другой индеец, такой же огромный, и они ходили друг возле друга. Одновременно внутри «шкафа» происходила беседа между Джорджем Диксом, Мэйфлауэром, старым мистером Морзе и миссис Итон. Мы узнали их голоса». Масса независимых от Олкотта свидетелей подтверждает, что предположение о переодевании несостоятельно. Следует добавить, что многие фигуры имели облик маленьких детей и даже грудных младенцев. Олкотт измерил рост одного ребёнка: два фута четыре дюйма. Справедливости ради следует отметить, что позиция самого Олкотта может вселить в читателя неуверенность. Олкотт впервые столкнулся с данным вопросом, поэтому волны страха и сомнений то и дело захлёстывали его рассудок. Ему начинало казаться, что он зашёл слишком далеко и требуется как–то подстраховаться на случай, если всё–таки выяснится, что он заблуждается. Так, он пишет: «Объяснить появление фигур, виденных мною в Читтендене, никакими причинами, кроме сверхчувственных, невозможно, однако как научный факт это не доказано.» Он постоянно упоминает о «неподходящих для опыта условиях».

Это выражение — «условия опыта» — стало неким штампом, начисто лишённым смысла. Так, если вы заявите, что абсолютно ясно видели лицо своей умершей матери, скептик обязательно спросит: «А условия для опыта были подходящие?». Само явление — это и есть опыт как таковой. Какие ещё условия требовались Олкотту, если ему в течение десяти недель было позволено обследовать маленький деревянный «шкаф», завесить окно, наблюдать за медиумом, обмерять и взвешивать эктоплазматические образования? На самом–то деле всё проще: пока Олкотт писал свой отчёт, произошло мнимое разоблачение миссис Холмс, стали известны некоторые признания мистера Дэйл–Оуэна — всё это и послужило причиной осторожной позиции Олкотта.

Если медиумические способности Уильяма Эдди были направлены на материализацию, то Горацио Эдди давал совершенно другие сеансы. При достаточном освещении он усаживался перед полотняным экраном, натянутым на сцене, а рядом с ним сидел один из зрителей и держал его за руку. За экраном располагалась гитара и другие инструменты, которые вдруг начинали играть сами по себе, причём из–за экрана показывались материализованные руки. Представление напоминало то, что показывали братья Дэвенпорт, однако оно было более впечатляющим, и медиум полностью обозревался всей публикой и находился под контролем одного из зрителей. Современная психическая наука, основываясь на многочисленных опытах, проведённых, в частности, доктором Кроуфордом из Белфаста, предполагает, что невидимые эктоплазматические нити — скорее проводники некоторой силы, чем активные объекты — выходят из тела медиума и протягиваются к управляемому предмету, чтобы либо поднять его, либо заставить его звучать, в зависимости от воли управляющей разумной сущности — самого медиума, как считает профессор Шарль Рише, или некоей посторонней разумной силы, как считают более поздние исследователи. Во времена братьев Эдди таких знаний не было, поэтому показанные ими феномены не могли найти абсолютно никакого объяснения. Что касается реальности самих фактов, то сообщения Олкотта не оставляют по этому поводу никаких сомнений. Движение удалённых от медиума объектов, называемое ныне телекинезом, в наше время редко происходит при полном освещении, однако автор этой книги однажды присутствовал на частном спиритическом сеансе, во время которого большой плоский кусок дерева приподнимался над столом в свете свечи и отстукивал закодированные ответы на вопросы, в то время как люди находились на расстоянии шести футов от него.

Когда Горацио Эдди давал сеансы в темноте, психическая сила разгуливалась на полную мощь: по сообщениям Олкотта, в зале начинались жуткие индейские военные танцы, раздавался топот дюжины ног, крики, вой, одновременно неистово играли все инструменты. Он пишет:

«Эти индейские танцы превзошли все известные доселе проявления потусторонних сил, став ярким выражением грубой и неуправляемой энергии». Когда зажигался свет, инструменты оказывались разбросанными по полу, а Горацио пребывал без сознания и сидел, развалившись в кресле, без малейших следов испарины. Олкотт уверяет, что он и ещё два джентльмена, имена которых он приводит, получили разрешение усесться на медиума, однако это не помешало инструментам вновь зазвучать через пару минут. После такого опыта все последующие — а их было немало — кажутся лишними. Если отбросить предположение, что Олкотт и все прочие свидетели лгали от начала до конца, что, конечно, вряд ли возможно, то следует сделать вывод: Горацио Эдди обладал силами, о которых тогдашняя, да и современная наука знает очень мало.

Некоторые опыты Олкотта столь скрупулёзны и так досконально описаны, что предвосхитили многие современные исследования и заслуживают тщательного рассмотрения. Например, он привёз из Нью–Йорка весы, тщательно проверенные и снабжённые сертификатом точности. Он потребовал, чтобы одна из материализованных форм — скво Хонто — встала на эти весы, а показания считывал третий человек — мистер Притчард, уважаемый гражданин и незаинтересованное лицо. Олкотт приводит результаты взвешивания, а также справку, заверенную Притчардом под присягой в городском собрании. Хонто взвесили четыре раза, при этом её ставили на эстраду так, чтобы она не могла, опершись на что–либо, изменить свой вес. Женщина ростом в пять футов и три дюйма должна весить около 135 фунтов. Четыре взвешивания показали соответственно 88, 58, 58 и 65 фунтов в течение одного вечера. Повидимому, её тело было не чем иным, как симулякром¹⁵⁹, способным менять свою плотность каждую минуту. Также выяснилось нечто, подтверждённое впоследствии Кроуфордом, а именно: вес симулякра не может быть целиком заимствован у медиума. Невозможно, чтобы Эдди, весивший 179 фунтов, мог бы потерять 88 из них. Все собравшиеся вносят свой посильный вклад в создание фигуры, хотя способности к этому у всех разные, а некоторые элементы, возможно, образуются непосредственно из атмосферы. Наибольшую потерю веса продемонстрировала мисс Голайер в опытах Кроуфорда: 52 фунта, однако стулья–весы, на которых сидели все присутствовавшие, показали, что каждый принял участие в создании эктоплазматической формы.

Полковник Олкотт также приготовил пружинные весы для измерения силы рук духа, в то время как медиума держали за руки зрители. Левая рука выжала сорок фунтов, а правая — пятьдесят. Освещение было хорошим, и Олкотт явственно увидел, что на правой руке духа не хватает пальца. Он уже знал, что один из духов был моряком и при жизни потерял палец. Подобные сообщения делают совершенно непонятными жалобы Олкотта на то, что он не имел подходящих условий для опытов. Его окончательный вывод всё же звучит так: «Сколько бы ни возражали скептики, сколько бы ни трубили «разоблачители» в свои жестяные Иерихонские трубы, гранитная стена фактов не может быть разрушена».

Олкотт обнаружил, что все эктоплазматические формы были послушны мысленным приказам ментально сильных зрителей, появляясь и исчезая по их требованию. Другие наблюдатели и на других сеансах пришли к аналогичному выводу, поэтому можно считать этот факт доказанным.

Есть ещё одна курьёзная подробность, ускользнувшая, должно быть, от внимания Олкотта. Медиумы и духи, весьма дружески расположенные к нему, вдруг стали язвительны и враждебны. Эта перемена, как нам кажется, была вызвана приездом мадам Блаватской, ставшей близким другом Олкотта. Как уже говорилось, мадам в то время являлась истовой спириткой, но духи, повидимому, обладали даром предвидения, а может быть, они просто ощущали, что от русской дамы исходит опасность. Её теософские теории, появившиеся через год с небольшим, признавая реальность самих феноменов, объявляли духов безжизненными астральными формами, лишёнными самостоятельной духовной жизни. Какова бы ни была причина, но изменение в настроении духов весьма характерно. «Несмотря на их стремление к тому, чтобы мои труды получили признание, несмотря на всяческую техническую поддержку, духи держали меня на расстоянии: со мной обращались скорее как с врагом, чем как с непредвзятым наблюдателем».

Полковник Олкотт приводит много случаев, когда зрители узнавали духов, однако не следует уделять этому много внимания, ибо тусклый свет и специфическая эмоциональная атмосфера могли ввести в заблуждение самого честного наблюдателя. Автор сам имел возможность пристально рассматривать сотни такого рода образов, и только в двух случаях он абсолютно уверен в том, что узнал тех, кого видел. В обоих случаях лица светились сами, и не было нужды полагаться на неверный свет красной лампы. Было ещё два случая, оба при свете красной лампы, за которые автор ручается. Однако в большинстве случаев разыгравшееся воображение способно представить смутные образы кем угодно. Согласно утверждению весьма компетентного человека — Ч.К.Массея, участвовавшего в сеансе в 1875 году, это и происходило на сеансах братьев Эдди.

Несомненно, отчёты об их сеансах, опубликованные в прессе, могли вызвать более серьёзное отношение к психической науке и послужить делу истины. К несчастью, в тот момент, когда этот предмет привлёк внимание публики, разразился действительный или мнимый скандал с семейством Холмс в Филадельфии. Это происшествие, а также откровения Роберта Дэйл–Оуэна были использованы материалистами для всяческих спекуляций. Дело было так.

В Филадельфии проходили сеансы двух медиумов — мистера и миссис Нельсон–Холмс. На этих сеансах являлся дух, называвший себя именем Кэти Кинг — той самой, что приходила к профессору Круксу в Лондоне. Это само по себе рождает подозрение, ибо первая Кэти Кинг ясно дала понять, что её миссия завершена. Однако все прочие обстоятельства указывали на истинность самого явления и отсутствие обмана, что полностью подтверждали мистер Дэйл–Оуэн, генерал Липпитт и некоторые другие наблюдатели, приводившие веские доказательства отсутствия какого бы то ни было шарлатанства.

В те времена в Филадельфии находился доктор Чайлд, который и сыграл весьма двусмысленную роль в разразившихся вскоре неприглядных событиях. Чайлд выразил полную уверенность в истинности происходивших явлений. Он даже сообщил в своей брошюре, опубликованной в 1874 году, что эти самые Джон и Кэти Кинг, которые появлялись во время сеансов, якобы появлялись и у него дома и диктовали ему подробности своей земной жизни. Такое заявление способно вызвать сильнейшие подозрения у любого знатока спиритической науки, ибо дух способен заявить о себе лишь через посредство медиума. Считать же Чайлда медиумом не было никаких оснований. Так или иначе, трудно вообразить, что, сделав такое заявление, он станет подвергать сомнению реальность происходившего на сеансах.

Статьи генерала Липпитта в «Гэлакси» в декабре 1874 года и Дэйл–Оуэна в январском «Атлантик мантли» за 1875 год вызвали большой интерес публики. Затем последовала внезапная катастрофа. О ней возвестило письмо Дэйл–Оуэна, датированное 5 января, в котором сообщалось, что ему было предъявлено доказательство, заставляющее его взять назад все свои заявления, подтверждавшие непогрешимость Холмсов. Аналогичное заявление опубликовал доктор Чайлд. Обращаясь к Олкотту, ставшему после обследования братьев Эдди признанным экспертом, Дэйл–Оуэн писал: «Я уверен, что в последнее время они нас обманывали, хотя, возможно, ложь и правда здесь перемешаны. Во всяком случае, теперь под сомнением оказываются и явления, которые я наблюдал летом, и я, пожалуй, не стану включать их описание в свою новую книгу по Спиритизму. Это потеря, но Вы и мистер Крукс с лихвой возместили её».

Позиция Дэйл–Оуэна вполне ясна: он обладал безупречной честностью и испугался, что его имя оказалось замешано в обмане. Его ошибка состояла в том, что он не стал ждать, когда дело прояснится, а при первом же намёке на подлог поспешил отмежеваться от этого случая. Позиция доктора Чайлда, однако, вызывает значительно больше вопросов, и главный из них — как он мог в своей собственной комнате общаться с духами, которые на поверку оказались фальшивкой?

Было объявлено, что некая женщина, чьё имя не сообщалось, изображала во время сеансов Кэти Кинг, что она может показать наряды, которые она надевала. Она готова подтвердить, что позировала для фотографии, которую потом продавали как фото Кэти Кинг. Более полного поражения невозможно себе представить. После этого Олкотт предпринял собственное расследование, будучи, повидимому, готовым к тому, чтобы подтвердить всеобщее мнение.

Его расследование вскоре обнаружило некоторые факты, бросившие свет на происходящее и заставившие понять, что для психической науки столь же важно досконально изучать так называемые «разоблачения», как и сами психические явления. Женщину, заявлявшую, что она изображала Кэти Кинг, звали Элиза Уайт. В анонимном отчёте она заявляла, что родилась в 1851 году, из чего следовало, что ей двадцать три года от роду. В пятнадцать лет она вышла замуж, её ребёнку было восемь лет. Муж умер в 1872 году, и заботы о самой себе и о ребёнке легли на её плечи. Холмсы познакомились с ней в марте 1874 года. В мае они–де предложили ей изображать духа. В «шкафу» якобы имелась фальшивая стенка с задней стороны, сквозь которую она могла проходить, одетая в муслиновую накидку. Мистер Дэйл–Оуэн был приглашён на сеансы и введён в заблуждение. Всё это вызвало серьёзные расстройства в её психике, не помешав, впрочем, пойти ещё дальше. Она обучилась тому, как надо исчезать и менять свой облик с помощью чёрной ткани, и, наконец, сфотографировалась в облике Кэти Кинг.

Согласно её показаниям, на один из сеансов пришёл некто по имени Лесли — железнодорожный подрядчик. Этот джентльмен высказал свои подозрения и во время откровенной беседы обвинил её в обмане, а затем предложил ей покаяться, обещав финансовую поддержку. Согласившись на это, она продемонстрировала Лесли, каким способом она изображала духа. 5 декабря состоялся сеанс–разоблачение, на котором она публично продемонстрировала то, что было обычно скрыто от взоров публики. Эта демонстрация произвела настолько сильное впечатление на Дэйл–Оуэна и доктора Чайлда, присутствовавших на представлении, что они опубликовали заметки, в которых отказывались от своих прежних утверждений. Все, кто принял на веру предшествующие заявления Дэйл–Оуэна, получили сокрушительный удар. Они стали корить его за то, что он не предпринял тщательного расследования прежде, чем публиковать столь серьёзный документ. Дэйл–Оуэн переживал это очень болезненно, поскольку ему было уже 73 года и он являлся наиболее искренним и ранимым последователем нового Учения.

Первой задачей Олкотта стала проверка уже имевшихся сведений и установление личности автора разоблачительных сообщений. Вскоре он установил, что им являлась, как мы уже сообщали, миссис Элиза Уайт и что она, находясь в Филадельфии, тем не менее отказывалась от встречи с ним. Зато Холмсы, наоборот, выказали полную готовность к сотрудничеству, позволив предпринять любые исследования с целью выяснения сути их способностей. Изучение прошлого Элизы Уайт показало, что её заявления, особенно в том, что касалось её биографии, были нагромождением лжи. Она оказалась гораздо старше, чем утверждала: ей было не менее тридцати пяти лет, да и факт её брака с Уайтом вызывал серьёзные сомнения. В течение многих лет она работала певицей в гастрольной труппе. Оказалось, что Уайт жив, поэтому о вдовстве не могло быть и речи. Всё это подтверждено справкой шефа полиции, которую опубликовал Олкотт.

Среди прочих документов, опубликованных Олкоттом, имелось свидетельство мистера Аллена, мирового судьи из Нью–Джерси, заверенное под присягой. Согласно этому свидетельству, Элиза Уайт была «столь лжива, что никто, общаясь с ней, никогда не мог понять, когда она говорит правду, а когда лжёт; что касается её репутации, то она — самая незавидная». Кроме того, Аллен смог сообщить сведения, имеющие более тесную связь с данным инцидентом. Он заявил, что лично помогал доктору Чайлду оборудовать «шкаф» для выступлений в доме Холмсов в Филадельфии. «Шкаф», сделанный чрезвычайно прочно, вопреки заявлению миссис Уайт, не имел никакой лазейки с противоположной стороны. Более того, мистер Аллен присутствовал на сеансе, где являлась Кэти Кинг, и этому сеансу очень мешало пение миссис Уайт, раздававшееся из соседней комнаты, что противоречит уверениям миссис Уайт о том, будто она изображала воплощённого духа. Такое заявление, сделанное представителем закона и заверенное под присягой, кажется нам серьёзным свидетельством.

Этот «шкаф», повидимому, изготовили в июне, ибо генерал Липпитт, весьма достойный свидетель, сообщает, что во время его экспериментов устройство «шкафа» было совершенно иным. Он говорит, что в то время роль «шкафа» выполняла обыкновенная ниша в стене, прикрытая сверху доской и снабжённая в передней своей части створчатыми дверцами. «В первые два или три вечера я проводил тщательное обследование, а однажды прибег к помощи профессионального фокусника, выразившего полную уверенность в том, что никакое жульничество тут невозможно». Это происходило в мае, поэтому два описания не вступают в противоречие, и только Элиза Уайт утверждала, что в «шкафу» имелся дополнительный вход.

Холмсы представили ещё одно доказательство, заставлявшее проявить осторожность при вынесении окончательного суждения: это письма миссис Уайт, датированные августом 1874 года. В них ничто не указывало на существование какой–либо предосудительной тайной договорённости. Кроме того, в одном из писем шла речь о том, что её хотят подкупить и заставить выступить с признанием, что она якобы изображала Кэти Кинг. В более поздних письмах тон миссис Уайт становится более угрожающим, и Холмсы письменно и под присягой подтвердили, что она заявила следующее: если ей не будет уплачена требуемая сумма, то она, чтобы не докучать Холмсам, воспользуется помощью неких богатых джентльменов, среди которых есть члены Христианской молодёжной ассоциации, готовые ей заплатить. Тысяча долларов — как раз такую сумму ей предложили за заявление о том, что она изображала Кэти Кинг. Следует признать, что данное сообщение, будучи сопоставленным с собственными высказываниями этой женщины, требует проверки всех прочих её показаний.

Однако самое главное доказательство ещё впереди. В то самое время, когда миссис Уайт проводила своё разоблачительное выступление, Холмсы проводили свой сеанс в другом месте, и дух появился на нём как ни в чём не бывало. Полковник Олкотт получил несколько официальных письменных показаний от тех, кто присутствовал на этом сеансе, и данный факт не вызывал сомнений. Показания доктора Адольфаса Феллджера весьма лаконичны и их можно привести почти целиком. Он под присягой заявил, что «видел духа, известного под именем Кэти Кинг, в общей сложности около восьмидесяти раз, прекрасно знает её облик и не может ошибиться, говоря, что 5 декабря также видел её, ибо, несмотря на то, что рост и облик упомянутого духа раз от раза менялись, его голос и выражение глаз, а также темы его разговоров не оставили сомнений в том, что это был именно он». Феллджер являлся уважаемым, хорошо известным в Филадельфии врачом, чьё слово, по утверждению Олкотта, перевешивало «целую пачку письменных показаний, данных вашей Элизой Уайт».

Было также точно доказано, что Кэти Кинг зачастую появлялась в те моменты, когда миссис Холмс находилась в Блиссфилде, миссис Уайт — в Филадельфии, и что миссис Холмс писала миссис Уайт об этих удачных опытах. Данное обстоятельство также указывает на то, что оне не состояли в сговоре.

Таким образом, признание миссис Уайт получило столько пробоин, что уже готово было итти ко дну. Но, по мнению автора, некая часть оставалась на плаву. Это — инцидент с фотографией. В своей беседе с генералом Липпиттом, чьё мнение во всём этом деле имело большой вес, Холмсы сообщили, что доктор Чайлд заплатил Элизе Уайт за позирование для фотографий в роли Кэти Кинг. Повидимому, Чайлд всё это время вёл двойную игру, давая в разное время противоречивые показания и преследуя корыстные цели. Следует, однако, отнестись к этому обстоятельству осторожно и признать, что Холмсы могли быть втянуты в махинацию. Уверенные в том, что им является истинная Кэти Кинг, причём она могла появляться лишь в полумраке, они почему–то не усомнились в подлинности её фотографий. С другой стороны, фотографии, продаваемые по полдоллара многочисленным зрителям, могли стать хорошим источником дохода. В своей книге полковник Олкотт воспроизводит фотографии миссис Уайт и Кэти Кинг, заявляя, что никакого сходства нет. Ясно, однако, что можно было попросить фотографа подретушировать негатив так, чтобы избежать полного сходства, иначе обман станет очевиден. У автора создалось ощущение, впрочем, не доказанное, что две фотографии изображают одно и то же лицо, подвергнутое, правда, некоторому искажению. Поэтому фотография вполне может оказаться фальшивкой, что, однако, не подтверждает истинности всех остальных показаний миссис Уайт, хотя и подрывает наше доверие к мистеру и миссис Холмс, равно как и к доктору Чайлду. Однако личные качества физических медиумов не имеют прямой связи с их способностями, которые следует мерить особой меркой, независимо от того, кто ими обладает — святой или грешник.

Полковник Олкотт пришёл к мудрому решению: он оставил в стороне противоречивые показания обеих сторон и начал собственное независимое исследование, проведя его весьма убедительно. Из его убедительного описания событий¹⁶⁰ видно, что он предпринял все возможные меры предосторожности, чтобы исключить обман. Весь «шкаф» затянули сеткой, чтобы никто не мог в него войти таким образом, как утверждала миссис Уайт. Саму миссис Холмс посадили в мешок, завязав его горловину вокруг её шеи, и, так как муж был в отъезде, она могла надеяться только на свои способности. Но и в таких условиях произошла материализация, иногда частичная, разнообразнейших голов, некоторые из которых имели весьма устрашающий вид. Возможно, это была проверка, а может быть, силы медиума оказались измотаны долгим разбирательством. Лица появлялись на такой высоте, до которой медиум при всём желании не мог бы дотянуться. Дэйл–Оуэн присутствовал на этом сеансе и, должно быть, начал раскаиваться в своём скоропалительном выступлении.

Дальнейшие сеансы, давшие аналогичные результаты, прошли в доме самого Олкотта, с тем, чтобы исключить действие какого–нибудь изощрённого механизма, управляемого медиумом. В одном из случаев, когда вдруг появилась голова Джона Кинга, Олкотт, памятуя об утверждении Элизы Уайт, что все эти лица изображались с помощью десятицентовых масок, попросил разрешения обвести вокруг этой головы палкой и, получив его, убедился в том, что голова ни на чём не держится. Этот опыт кажется нам вполне убедительным, а всех сомневающихся мы отсылаем к первоисточнику, где они смогут найти ещё много других доказательств. Стало совершенно ясно: какую бы роль ни играла Элиза Уайт в истории с фотографиями, миссис Холмс несомненно была сильным медиумом в области материализации. Следует добавить, что в ходе этих сеансов неоднократно появлялась голова Кэти Кинг, хотя целиком её фигура материализовалась лишь однажды. Генерал Липпитт лично присутствовал на этих сеансах и публично присоединился к выводам полковника.

Мы уделили довольно много внимания этому случаю, ибо он может служить примером того, как публика вводится в заблуждение относительно спиритических явлений. Газеты полны описаний «разоблачения». Далее следует расследование, доказывающее, что разоблачение — полностью или частично — было мнимым. Однако в прессе об этом не сообщается, и публика остаётся в заблуждении. Даже в наше время упоминание о Кэти Кинг способно вызвать реакцию следующего рода: «Ага, но в Филадельфии же доказали, что это фальшивка!». Этот инцидент даже приводится в качестве опровержения классических опытов профессора Крукса. В целом же случившееся — в особенности временное помрачение Дэйл–Оуэна — отбросило Спиритизм в Америке на многие годы назад.

Мы упомянули о Джоне Кинге — верховном духе сеансов, проводимых Холмсами. Эта странная сущность, возможно, управляла всеми физическими феноменами на ранней стадии развития Спиритизма, появляясь то здесь, то там. Это имя связано с музыкальным салоном Кунза, и с братьями Дэвенпорт, с Уильямсами в Лондоне, с миссис Холмс и со многими другими. Его материализованный облик таков: это высокий смуглый человек, с благородным лицом и большой чёрной бородой. Его голос глубок и громок, а стуки, вызываемые им, имеют совершенно особый тембр. Он владеет всеми языками: проверка показала, что даже на таком экзотическом для нас языке, как грузинский, он изъясняется совершенно свободно. Эта выдающаяся личность управляет целыми полчищами более примитивных духов, в частности, краснокожими индейцами, которые ассистируют ему. Он заявляет, что Кэти Кинг — его дочь, а сам он при жизни звался Генри Морганом, был пиратом, получившим помилование и посвящённым в рыцарское звание Карлом Вторым, который назначил его правителем Ямайки. Если это правда, то он был одним из самых жестоких негодяев, и ему требуется искупить очень многое. Автор вынужден заявить, что имеет портрет Генри Моргана, написанный современником пирата (его можно найти в книге Ховарда Пайла «Пираты»¹⁶¹), и что портрет этот, если он не фальшивка, не имеет ни малейшего сходства с Джоном Кингом. Все вопросы, связанные с земными воплощениями, очень сложны.

Раз уж автор привёл аргумент против идентичности Джона Кинга и Моргана, справедливости ради нужно привести аргумент, подтверждающий эту идентичность, тем более, что источник его весьма достоверен. На одном из недавних сеансов в Лондоне присутствовала дочь предпоследнего губернатора Ямайки и увидела там Джона Кинга. Дух сказал ей: «Ты привезла с Ямайки нечто, принадлежавшее мне». Она спросила: «Что же это?». Он ответил: «Моё завещание.» Никто из присутствовавших на сеансе не знал, что её отец действительно привёз с Ямайки такой документ.

Прежде, чем завершить описание данного этапа исследований Олкотта, следует уделить внимание так называемому случаю трансфигурации миссис Комптон, показывающему, с какими сложными проблемами приходится сталкиваться, исследуя психические явления. Мы не только не разобрались в этих трудностях, но даже ещё и не осознали их в полном объёме. Нет ничего яснее фактов и надёжнее свидетельства. Медиума миссис Комптон запирали в «шкафу», а через дырочки в её ушах пропускали нитку и привязывали к спинке стула. Немедленно из «шкафа» выходила тонкая белая фигура. Олкотт приготовил напольные весы, на которые и становился дух. Его взвесили дважды: весы показали 77 и 59 фунтов. Затем Олкотт, согласно предварительной договорённости, вошёл в «шкаф»: медиума там не было! Стул стоял на месте, но никаких следов женщины! Олкотт вернулся и снова взвесил фигуру, на этот раз её вес составил 52 фунта. Потом дух вернулся в «шкаф», откуда стали проявляться другие фигуры. Олкотт пишет:

«Я взял лампу и снова вошёл в «шкаф». Медиум сидела на месте, как перед началом сеанса, нити были целы, печати не сломаны! Она сидела, откинув голову к стене, бледная и холодная как мрамор, глаза закатились, лоб её покрывала испарина, напоминающая предсмертную. Она была бездыханна, пульс не прощупывался. Когда присутствующие осмотрели нити и печати, я перерезал эти путы и, взяв стул за сиденье и спинку, вынес женщину, находившуюся в каталепсии, на свежий воздух.

В течение восемнадцати минут жизнь постепенно возвращась в это тело; дыхание, пульс и температура пришли в норму… Я взвесил её… Весы показали сто двадцать один фунт!»

Что прикажете делать с такими результатами? Кроме Олкотта, это наблюдали ещё одиннадцать свидетелей. Истинность фактов не вызывает сомнений. Но какие могут быть выводы? Автор видел фотографию, сделанную во время сеанса медиума–любителя, на которой запечатлён момент, когда медиум бесследно исчезает из комнаты, в которой проводился сеанс. Можно ли считать эти случаи явлениями одного порядка? Если вес эктоплазматической фигуры составлял 77 фунтов, а вес медиума — 121, это значит, что фантом, выйдя из тела, оставил тому лишь 44 фунта. Может быть, некие охранительные силы, сознавая, что 44 фунта — явно недостаточный вес для поддержания жизни в теле медиума, дематериализовали его, применив свою изощрённую оккультную химию? И в таком состоянии медиум пребывал в безопасности до той поры, пока фантом не вернулся в его тело? Странное предположение, но оно, по крайней мере, способно как–то объяснить факты, чего трудно ждать от банального и неразумного скептицизма.