§ 30. С рассматриваемой проблемой передачи прагматических значений тесно  связан вопрос о передаче при переводе метафорических

английском языке есть устойчивые сравнения busy as a bee (beaver), bold as brass, dead as a 
doornail; в русском же языке соответствующие прилагательные занятой, наглый, мертвый 
в сравнительных оборотах не употребляются. 
В этих случаях могут возникнуть затруднения при переводе, особенно тогда, когда 
признак, по которому проводится сравнение, в современном языке уже не ощущается (то 
есть мотивированность сравнения потеряна). Напомним в этой связи известное место в 
«Рождественской песне» Ч. Диккенса: 
Old Marley was as dead as a doornail. Mind! I don't mean to say that I know, of my 
own knowledge, what there is particularly dead about a doornail. I might have been 
inclined, myself, to regard a coffin-nail as the deadest piece of ironmongery in the trade. 
В русском переводе (Т. Озерской) мы читаем: Старик Марли был мертв, как 
гвоздь в притолоке. Но такой поговорки в русском языке нет, и у читателя остается 
чувство непонимания. В данном случае такая потеря неизбежна. 
Следующим этапом метафоризации значения слова является употребление второго 
компонента сравнительного оборота (существительного) вне этого оборота для 
обозначения 
122 
самого лица или предмета, в котором усматривается сходство с данным компонентом. 
Так, хитрого человека можно назвать лисой, глупого — ослом, а трусливого — зайцем. В 
этом случае на основе эмоционально-оценочного значения слова происходит сдвиг в его 
референциальном значении — название переносится на другой предмет и у слова 
возникает метафорическое значение. 
Опять-таки не во всех языках такие метафорические значения слов совпадают. Так, 
английское rat означает 'труса', русское же крыса метафорически не употребляется. 
Русское жук означает нечестного человека, жулика; гусь — ненадежного, плутоватого 
человека; паук — кровопийцу-эксплуататора. В английском же языке соответствующие 
существительные beetle, goose, spider метафорических значений вообще не имеют 
(русское выражение Хорош гусь! переводится на английский как There's a good one!). В 
других языках те же самые существительные могут иметь иные метафорические значения; 
так, для узбеков паук — символ хитрости (в узбекском фольклоре паук выступает в роли 
хитреца). В русском языке свинья обозначает нечистоплотного, неопрятного человека (или 
же употребляется как бранное слово с общей отрицательной эмоциональной 
окрашенностью), в китайском же языке соответствующее слово обозначает порочного, 
похотливого человека
1
и т. д. Все эти моменты должны обязательно учитываться при 
переводе. 
§ 31. К прагматическому значению слова примыкает также то, что принято 
называть его коннотацией. Под коннотацией имеются в виду те дополнительные 
ассоциации, которые слово вызывает в сознании носителей данного языка. Коннотацию, 
видимо, не следует считать в собственном смысле компонентом семантической структуры 
слова (то есть частью его значения); тем не менее ее роль в эмоционально окрашенной 
речи, особенно в таком жанре, как лирическая поэзия, иногда весьма велика. 
Слова с одним и тем же референциальным значением нередко имеют 
неодинаковую коннотацию в разных языках, то есть вызывают у членов разных языковых 
коллективе различные ассоциации (или не вызывают никаких ассоциаций). Так, слово 
черемуха вызывает у русского человека воспоминание о весне, природе и пр., в то время 
как английское bird cherry, имеющее то же самое референциальное зна- 
1 
См. С. Д. Кацнельсон. Указ, соч., с. 73. 
123 
чсние, для англичанина или американца остается только названием малоизвестного 
растения и не вызывает никаких эмоций (черемуха, как известно, часто упоминается в 

русской поэзии, но не играет никакой роли в поэзии англоязычной). Напротив, для 
русского остролист и омела – всего лишь экзотические ботанические термины; для 
англичанина же их эквиваленты holly и mistletoe — символы рождества поскольку в этот 
день принято украшать комнаты ветвями этих растений (подобно тому, как для нас елка – 
символ новогоднего, а некогда — рождественского праздника). Поэтому для русского 
читателя остается непонятной аллюзия, содержащаяся в той же «Рождественской песне» 
Диккенса: 
"If I could work my will," said Scrooge indignantly, "every idiot who goes about 
with 'Merry Christmas' on his lips should be boiled with his own pudding, and buried with 
a stake of holly through his heart!" 
В русском переводе к словам я бы такого олуха… сварил бы живьем вместе с 
начинкой для святочного пудинга, а в могилу ему вогнал кол из остролиста пришлось дать 
сноску и разъяснить в комментарии, что остролист стал в Англии символом рождества. 
Обратим также внимание, что к слову пудинг пришлось добавить определение святочный, 
так как не всякому русскому читателю известно, что в Англии на рождество принято 
готовить пудинг. 
Не всегда коннотация носит эмоционально-образный характер. Часто она 
выражается в «причислении» одного и того же понятия к разным классам явлений в силу 
неодинаковой функции, которую данные понятия выполняют в жизни и быту разных 
народов. Так, для русского отруби – корм для скота, для англичанина же bran – блюдо, 
которое принято подавать на завтрак. Русское драчена – блюдо народной кухни и 
ассоциируется с крестьянским бытом, в то время как идентичное ему английское custard – 
широко распространенный вид десерта, столь же обычный, как и наш компот, или кисель 
(для этого последнего в английской кухне и, соответственно, в английском языке вообще 
нет эквивалента). Для нас сметана — повседневный продукт питания и почти 
обязательная добавка ко многим видам супов, для англичанина же sour cream — это 
скисшиеся сливки, то есть, по сути дела, испорченный продукт и т. п. 
Рассмотрение проблемы коннотации вплотную подводит нас к вопросу о 
прагматическом аспекте перевода в широком смысле слова, к которому мы и переходим. 
124 

жүктеу/скачать 1.3 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: