Белорусское общественное объединение преподавателей русского языка и литературы

Спосабы ўкаранення аўтарскай свядомасці ў лірыцы, або інакш кажучы формы адлюстравання ў лірыцы асобы паэта, не з’яўляюцца паршапачаткова вызначанымі. Яны заўсёды абумоўлены эпохай і мастацкай свядомасцю паэта і залежаць ад задумы аўтара, ад літаратурнай сістэмы, у якую ўваходзіць творчасць асобнага аўтара, ад гістарычнага часу гэтай літаратурнай сістэмы. Менавіта паэты сілаю свайго таленту фарміруюць духоўнае аблічча cвайго краю, нацыі.

Моцнымі асабістымі перажываннямі прасякнута паэзія Яўгеніі Янішчыц. Сама паэтэса, як і яе лірычная гераіня, зведала шмат пакут ад кахання. Разважаючы пра сэнс чалавечага, а дакладней сказаць, жаночага жыцця, жаночага шчасця, яна прыйшла да высновы, што “толькі праз Мужчыну, гэта значыць, праз самаздзяйсненне сябе як маці, жонкі, гаспадыні яна знайшла б заспакаенне, выхад з крызісу адзіноты “ [2, с. 46].

Адчуванне адзіноты – крыж лірычнай гераіні Я. Янішчыц. З гэтым крыжам ёй жыць да канца. Лірычная гераіня паэтэсы – жанчына, якая стала ахвярай абставінаў, лёсу і прымае адзіноту як наканаванае:

На вышыні святла.

Таму і ноччу мне світае.

А так хацелася цяпла… [4, с. 53].

Але з лёну і жыта я словы складаю.

І калі углядаюся ў парасткі дзён –

Чую крокі твае і свае вымяраю.

Ты вучыла мяне сеяць жыта і лён… [3, с. 16].
Разам з такой формай выражэння аўтарскай свядомасці як лірычны герой у паэзіі могуць прысутнічаць іншыя формы: аўтарскі маналог і герой-маска або герой ролевай лірыкі. Лірычная гераіня Я. Янішчыц не хаваецца за маскай, што дае магчымасць сцвярджаць, што вобраз лірычнай гераіні ідэнтыфікуецца з вобразам самой паэтэсы.

Разглядаючы некаторыя вершы ранняй лірыкі Ганны Ахматавай, можна таксама зазначыць, што герой ролевай лірыкі ў творчасці Ахматавай з’ява рэдкая. Яго прысутнасцю пазначаны толькі першыя зборнікі паэтэсы, асабліва “Вечар”. Цыганка на Страшным судзе, канатная танцоўшчыца – гэта не столькі новыя ролі лірычнай гераіні ранняй лірыкі Г. Ахматавай, колькі сімвалы, якія выражаюць сэнсавы змест вобраза гэтай гераіні. Ахматава паказвае страшны шлях танцоўшчыцы на канаце, рэальны свет цыркавога прадстаўлення і разам з тым метафарычнае ўяўленне пра жанчыну, пакінутую каханым. У вершы прадстаўлены і атрыбуты цыркавога жыцця: аркестр, чырвоны кітайскі веер, нацёртыя мелам башмачкі, і тыповая ахматаўская стрыманасць у знешніх праяўленнях пачуцця: “И сердцу горько верить, // Что близок, близок срок, // Что всем он станет мерить // Мой белый башмачок” [1, т. 1, с. 53].

Лірычны герой, таксама як і герой ролевай лірыкі, часцей за ўсё знаходзяцца ў падобных псіхалагічных сітуацыях, але адносяцца да розных сацыяльных груп. Думаецца, не будзе памылкаю сцвярджэнне, што герой-маска ў ранняй лірыцы Ахматавай – з’ява часовая, эпізадычная. Важнейшымі формамі праяўлення аўтарскай свядомасці ў лірыцы Ахматавай з’яўляецца лірычны герой (форма, якая размяжоўвае лірычнае ”я“ і аўтарскае ”я“) і аўтарскі маналог (форма максімальнага збліжэння лірычнага і аўтарскага ”я“).

Лірычная гераіня Ахматавай – жыхарка горада. Дамы, вуліцы, плошчы ў паэзіі з’яўляюцца не проста фонам, на якім адбываецца лірычная падзея, а рэальныя ўдзельнікі гэтай падзеі. Горад як вынік чалавечай волі і чалавечай дзейнасці накладвае пэўны адбітак на душу чалавека, стварае асаблівы яе склад, пры якім душа шукае збавення ва ўспамінах пра родную вёску, родзічаў і набіраецца пэўных жыццёвых сіл, як у лірычнай гераіні Яўгеніі Янішчыц, або знаходзіць новыя ўмовы і шляхі захавання свайго “я”, як лірычная гераіня Ахматавай, каб жыць і тварыць далей. Відавочна, гераіня Г. Ахматавай адчувае і ўспрымае сябе гараджанкаю не толькі знаходзячыся ў вялікім горадзе, але і ў царскасельскіх парках, і на беразе мора.

Ад адчайнасці, безвыходнасці – да забыцця таго, адзінага, вядзе логіка пачуццяў лірычнай гераіні і Г. Ахматавай, і Я. Янішчыц. Не выпадкова з тэмай горада цесна пераплятаецца ў Ахматавай тэма адзіноты. Шэрыя будынкі, свінцовая вада, як адміранне пачуццяў. Ад настылай вады да схаладнелай душы, ад адзінокай вярбы да ўласнай адзіноты, ад восені да зімы – да адмірання пачуццяў. Горад з яго вуліцамі і плошчамі, ракой і каналамі пакінуў раны на сэрцы лірычнай гераіні Г. Ахматавай. Перад намі не столькі маналог, колькі адносіны да ўяўнага субяседніка (Яго). Не столькі час і месца лірычнага дзеяння, колькі зашыфраваны такім чынам напружаны стан жаночай душы гераіні:
Ива на небе пустом распластала

Веер сквозной.

Может быть лучше, что я не стала

Вашей женой.

Память о солнце в сердце слабеет.

Что это? Тьма?

Может быть!.. За ночь прийти успеет

Зима [1, с.28–29].

Творчасць Г. Ахматавай і Я. Янішчыц цесна спалучана з ХХ стагоддзем. Паэтэсы бачаць асобу як бы ў двух вымярэннях. З аднаго боку, гэта чалавек, які належыць да пэўнага часу, сацыяльнага кола, мае шэраг праблем, якія імкнецца вырашыць, з другога боку – гэта чалавек новага часу, новай эпохі.

Вобраз лірычнай гераіні Ахматавай і Янішчыц – гэта вобраз жанчыны, якая поўнасцю належыць да ХХ стагоддзя. У Ахматавай – да пачатку стагоддзя, у Янішчыц – канца стагоддзя. Але, як бачым, духоўны свет жанчыны абедзвюх паэтэс у многім падобны. Свет ахматаўскай гераіні не варожы ёй, ён вызначае свядомасць гераіні, дорыць сустрэчы з новымі людзьмі. Аднак той, адзіны, які сустракаецца на шляху жанчыны, як у Ахматавай, так і Янішчыц, пасланы ёй як на вялікае шчасце, так і на вялікія пакуты. Гераіня Янішчыц не жадае збавення ад сваіх пакутаў, не жадае “позняй лепшай любові”. Ёй яшчэ верыцца, што ўзаемнасцю, шчырасцю можна ўсё паправіць:
І ўсё, што знікла быццам дым,

Што ў цішыні наспела, —

Цяплом тваім, святлом тваім

Перапісаць набела! [3, с. 100].

Для Ахматавай і Янішчыц шчасце – гэта тая галоўная каштоўнасць чалавечага жыцця, да якой асоба імкнецца, у якую па-сапраўднаму верыць яе жаночае сэрца, але не дасягае. Пры гэтым асоба, як бачыць яе Ахматава, не дазваляе сабе страты надзеі, бязвер’я ці нават думкі пакінуць гэты свет (у прамым ці ў пераносным сэнсе слова).

Г. Ахматава здымае трагічны пафас з жыцця жанчыны. Яе лірычная гераіня імкнецца да таго, каб рэалізаваць сябе, знайсці выйсце сваім унутраным сілам. Чалавечае “я” лірычнай гераіні Ахматавай верыць у гарманічны пачатак існавання. Расчараванні, няўдачы – толькі адмеціны на жыццёвым шляху жанчыны, якія мінаюць, не з’яўляючыся воляю лёсу. Наадварот, лірычная гераіня Я. Янішчыц – жанчына, якая прымае адзіноту як наканаванне звыш. Тым не менш, непаразуменні ў адносінах мужчыны і жанчыны, нераздзеленасць пачуццяў ператвараюць жыццё жанчыны, у які перыяд часу яна ні жыла б, у пакуты.

Лірычны канфлікт у ранняй творчасці Г. Ахматавай не ёсць літаральнае адлюстраванне любоўнага канфлікта, тых любоўных калізій, якія характэрныя для ахматаўскай лірыкі ўвогуле. Сам па сабе любоўны канфлікт застаецца за межамі верша. На канфлікт толькі робіцца намёк, але не раскрываецца яго сутнасць. Галоўнае – перадача душэўнага стану жанчыны, якая стаіць перад выбарам свайго далейшага лёсу. Адказ на гэтае пытанне і ёсць адлюстраванне канцэпцыі свету і чалавека, што з’яўляецца асновай ранняй лірыкі Г. Ахматавай. Асоба жанчыны Ахматавай і Янішчыц – асоба мужная, моцная, якая тонка адчувае нюансы ў чалавечых адносінах і не дазваляе сабе ісці на кампраміс і схіляцца пад ударамі лёсу.

1. Ахматова, А. Сочинения: в 2 т. / А. Ахматова. – М., 1986. – Т. 1: Стихотворения и поэмы / вст. ст. М. Дудина; сост., подг. текста и коммент. В. Черных.

2. Калядка, С. “Любоў мая, ты песня і маркота…”: лірыка Яўгеніі Янішчыц / С. Калядка // Роднае слова. – 1998. – № 4. – С. 36–47.

3. Янішчыц, Я. Выбранае / Я. Янішчыц; прадм. М. Панковай. – Мінск, 1998. – 271 с.

4. Янішчыц, Я. На беразе пляча: лірыка / Я. Янішчыц. – Мінск, 1980.
В. Ю. Жибуль (Минск)
Современные стихотворные азбуки в детской литературе Беларуси и России
Стихотворные азбуки – исключительно популярный в наши дни литературный жанр. Его история в русской и белорусской литературах не раз попадала в круг внимания литературоведов: русские стихотворные азбуки подвергались исследованию в ряде обобщающих работ; белорусским стихотворным азбукам посвящена серия статей Т. Мархель [11]. Практически не исследованными остаются только стихотворные азбуки в русскоязычной литературе Беларуси. В наше время этот жанр активно развивается, преображаясь и расширяя свои возможности, что также требует дополнительного изучения.

Специфика жанра стихотворной азбуки, в отличие от обычных учебных азбук, состоит в его игровой природе. Во-первых, читатель-ребенок обучается в игре: в забавных или поучительных стихотворениях он увлеченно находит «новые» буквы; само содержание азбучных стихотворений часто соотносится с детскими играми. Во-вторых, игровая задача стоит перед взрослым автором, а степень ее сложности может варьироваться в очень широких рамках: от нехитрых «стишков» до сложных фонетических экспериментов и формальных игр.

В русской литературе жанр стихотворной азбуки стоит у истоков собственно детской поэзии и связан с искусством барокко («Букварь» Кариона Истомина, 1694). В белорусской литературе новейшего времени эта традиция находит продолжение в начале 1920-х годов, когда выходит «Абяцадла» Старого Власа (Владислава Сивого-Сивицкого), написанное в форме стихотворения-абецедария (азбучного акростиха) [9]. «Золотой век» стихотворных азбук в советской детской литературе приходится на послевоенные годы ХХ века – период всеобщего образования, время, когда художественная планка детской литературы была очень высокой («Веселая азбука» С. Маршака, «Научусь-ка я читать (Азбука в стихах)» Е. Благининой, «Мохнатая азбука» Б. Заходера). Не менее успешно развитие жанра в белорусской поэзии, где создаются его удачные образцы: «Азбука Васі Вясёлкіна» В. Витки (1965), «Жывыя літары» А. Вольского (1973) и др. В советское время произошло снижение возраста адресатов стихотворных азбук: большая их часть создается для младших школьников и для дошкольников.

В наши дни жанр стихотворной азбуки как в русской, так и в белорусской литературе развивается, опираясь на созданную в советские годы традицию. Однако это развитие получило два эстетических вектора – «элитарный» и «массовый». В первом случае создателей азбук захватывает творческая игра, разговор с «идеальным» читателем, чувствительным к эстетическим экспериментам в духе умеренного авангардизма. Характерна в этом отношении «Азбука» Г. Сапгира (1996) – игра в ней строится на соотношении реальности и книжного текста, в котором разные животные ищут «свои» буквы: «Буква «М» / Нужна мохнатым / Толстопятым / Медвежатам. / Буква «М» / Нашлась легко: / МЁД, / МАЛИНА, / МОЛОКО» [15, с. 26].

Впечатляет минималистический азбуковник М. Танка («Лемантар», 1993), каждая строка которого содержит несколько слов на определенную букву, объединенных ритмом, перекрестной рифмой и смыслом, в целом же образуется акростих. При видимой простоте эта форма относится к редким и экспериментальным, требует поэтической виртуозности.

«Вясёлы вулей» Р. Барадулина (1994) рассчитан прежде всего на слуховое восприятие и позволяет не только изучить буквы, но и ощутить переданные в художественной форме «звуковые особенности белорусского языка» [11, № 10, с. 61]. На «фонетическое» восприятие и звуковой эксперимент ориентирована и «Азбука» В. Лунина. «Звук – главное, что спрятано в слове» [10], – утверждает поэт и предается «игре со звуками». В его стихах очевидны отсылки к фольклорной и литературной поэзии нонсенса, что делает фонетическую игру еще более утонченной.

Однако такие азбуки относительно малочисленны. В гораздо больших количествах появляются и продолжают появляться коммерческие издания, успех которых обеспечивает бум развивающего воспитания. Издаются они и в «бумажном», и в электронном вариантах (различные издания в сети Internet). «Массовые» азбуки эксплуатируют те же традиции, что и «элитарные», но не развивая их, а тиражируя отдельные клише. Тем не менее, как отмечают исследователи, именно эта издательская продукция (обозначаемая также как «произведения прикладного характера» [7, с. 132]) заменила современному читателю угасший в городской культуре фольклор. При условии качественного исполнения эти тексты скорее полезны, чем вредны. Однако качество многих из них под вопросом. Азбуки в стихах создаются действительно в массовых масштабах и в кратчайшие сроки, в результате чего происходит возвращение к самым ранним формам бытования «азбучных» стихов. Их создателями, как и в 16 – 17 веках, становятся сотрудники издательств. Сами стихотворения непритязательны по форме и упрощенно-дидактичны по содержанию. Вновь получают распространение мотивирующие поучительные вступления: «Мы начнем учить английский – / Он для нас язык неблизкий, / Но когда его освоишь – / Мир далеких стран откроешь. / Будешь знать язык свободно – / Сможешь ездить где угодно / И пошлешь друзьям привет / Через почту – Интернет» [2, с. 1].

Примечательно, что «элитарные» и «массовые» азбуки различаются только в эстетическом плане. Но они выполняют одни и те же функции и, в конечном счете, выбор той или иной из них часто происходит по воле случая.

Жанр стихотворной азбуки в современной литературе внутренне усложняется, «ветвится», и в его рамках можно выделить несколько тенденций, каждая из которых уже может претендовать на статус поджанра со своей традицией. Во-первых, это тематические азбуки, которые в алфавитном порядке представляют читателю животных, сказочных героев и т.п. Примеры качественных «массовых» азбук этой разновидности – «Загадочная азбука для мальчиков» (2003) Ю. Энтина, в которой всё связано с дорогой и автомобилями, «Азбука Бабы-Яги» А. Усачева (2008) и др. Стихи в них грамотны, в меру забавны, соответствуют возрастной, а в первом случае и подчеркнутой гендерной ориентации книги, хотя и не претендуют на художественную новизну.

Азбуки еще одной разновидности могут быть обозначены как «индивидуализированные»: они имеют либо посвящение конкретному ребенку (так, Г. Турчак в кратком вступлении к своей азбуке признается: «Темы сын мне подсказал» [17, с. 2]) либо сквозного персонажа, который изучает буквы, переживает различные приключения и т.п. (например, «Мишуткина азбука» А. Русанова). Эта разновидность азбук имеет уже столетнюю историю: «Азбука в картинах» А. Бенуа открывается портретом стержневого персонажа – мальчика-Арапа, который изучает русские буквы. Образ центрального героя организует и структуру «Азбукі Васі Вясёлкіна» В. Витки. В наши дни этот поджанр показал себя как успешный не только в коммерческом плане: его «личностность», «уютность» психологически комфортна для ребенка и позволяет даже скрасить художественные недостатки.

Заслуживает внимания и идеологический компонент, который, начиная с советского времени, не покидает детские поэтические азбуки, «срастаясь» с их воспитательной функцией. В талантливых советских стихах он дается очень дозированно. Так, в азбуке «Научусь-ка я читать» Е. Благининой на букву «Р» воспроизводится фонетически обыгранный «парад у октябрят» [3], упоминаются звездолет, подъемный кран, свидетельствующие об мощи советской промышленности, но в ряду множества других впечатлений детства. Подобная ситуация и в «Азбуке» С. Маршака. Это позволяет обеим книгам оставаться популярными и читаемыми и в наши дни. Идеологический компонент, увы, имеет свойство устаревать, и поэт, активно задействующий его в стихотворной азбуке, рискует создать однодневку. Показателен пример азбуки «Вясёлы вулей» Р. Барадулина. Создавалась она в 1994 году, когда вопрос о национальном самоопределении белорусов был одним из острейших. Однако сегодня некоторые пассажи из этой книги выглядят слишком тенденциозными, отражающими скорее воображаемую «идеальную» реальность, чем знакомую «среднему» ребенку воочию: «Будзь беларусам, беларус, / І помні, / Што казаў Ісус» [1, с. 10], – для многонациональной и поликонфессиональной Беларуси строки, пожалуй, излишне прямолинейные. Когда же идеологическая составляющая становится основной, детская азбука начинает выглядеть пугающе (в качестве примера приведем «Новейшую азбуку», в которой воспеваются «адронный коллайдер, блог, газ, дистанционное обучение, ЖКХ, кризис, образование, инновации, приоритетные национальные проекты, Россия, Сочи-2014...» [5]).

Еще одна тенденция современности, также возвращающая нас к уже пройденному, казалось бы, этапу, – дилетантизм многих детских авторов, обращающихся к популярному и «простому» жанру азбуки в стихах. Невольно вспоминаются слова К. Чуковского, в начале ХХ века бившего тревогу в отношении качества детской поэзии: «детских поэтов у нас нет, а есть бедные жертвы общественного темперамента... для которых размер – проклятье, а рифма – Каинова печать» [19, с. 31]. Тексты, вполне отвечающие этой характеристике, составляют основную часть русскоязычных белорусских стихотворных азбук, немало их и в России. Даже при самых благих намерениях авторам часто не хватает таланта и вкуса, такта и чувства меры. Их произведения не соответствуют даже критериям массовой литературы, которая предполагает профессионализм авторов [18, с. 11], их умение пользоваться готовыми жанровыми «формулами». В результате ребенку на самых ранних этапах знакомства с поэзией предлагаются стихи неуклюжие, лишенные элементарной логики: «Самолет летит в Нью-Йорк, / Йо-хо-хо! / В нём сидит йоркширский кот, / Йо-хо-хо! / Йогурт кушает пилот, / Йо-хо-хо! / Потому что кот наш – йог, / Йо-хо-хо!» [14, с. 11]; «Эму – птицу-казуарку, / Что в Австралии живет, / Можем мы и в зоопарке / Встретить, / Дивную, ее» [13, с. 29].

Нередки в «познавательных» азбуках ляпсусы, вскрывающие нежелание авторов вдуматься в смысл собственных произведений. Например: «Шубу теплую пошила / Серебристая Шиншилла. / Не страшны теперь ей горы, / Снега вечного просторы» [17, с. 17]. Возникает вопрос: а до этого зверек ходил по горам без шубы? Или: «Пингвин на севере живет. / Он любит холод, любит лед. / Там не бывает вовсе лета, / И все пингвины знают это» [6]: в первой же строке вопиющая дезинформация.

В некоторых строках просто сквозит усталость «взрослого» воображения – при том, что детское готово работать круглосуточно: «Хохоталось петуху / Он кричал ху-ха-ре-ху!» [12]. Иногда из-под пера авторов выходят и совершенно не детские картинки: «Мастер драк и нежных игр / Полосатый ловкий ... (Тигр)» [8, с. 11].

Нормой являются нарушения формы стиха – ритма, метра, рифмы. Особенно показательный пример – загадка на букву А, следующая сразу после сообщения о том, что «В рифме прячется ответ» [8, с. 1]: «Белый, с красными ногами. / Ходит крупными шагами. / Он часами на болоте / Пропадает на охоте. / Без конца лягушек ест. / Что за птица? Это... (Аист)» [8, с. 2].

Происходит тиражирование тем и образов, заимствованных из классических советских азбук (особенно это заметно в «сложных» буквах, на которые мало слов: йог постоянно мажется йодом, дятел неизменно долбит дуб, цапля выступает в цирке и т.п.). Иногда «заимствуются» целые строки. Так, в «Веселой азбуке» (2005), которая издана без указания автора, но с угрозой судебного разбирательства за несанкционированное цитирование, находим слегка «подправленные» строки С. Маршака: «Ежик и елочка чем-то похожи: / У елки – иголки, у ежика – тоже» [4, с. 8].

Отдельного внимания заслуживают иллюстрации, совершенно не соответствующие тексту.

Печально, что все эти недочеты «не замечаются» ни авторами, ни родителями, и дети, вынужденные считать, что это и есть стихи, вступают в жизнь с искалеченным художественным вкусом.

Популярность детских азбук породила неожиданный эффект: начали активно создаваться азбуки «для взрослых», имеющие пародийный характер (в наши дни они особенно распространены среди пользователей Internet-блогов и форумов). При этом пародируется сам жанр («детская» форма азбуки наполняется подчеркнуто «недетским» содержанием) или недобросовестно выполненные детские книги (и это касается не только азбук). Так, пародийную азбуку «молодого гениального автора» [16] блогер под псевдонимом Егор Трубников, эсквайр, «посвящает» В. Степанову – популярному автору массовой детской поэзии. Такое широкое распространение жанра и формы стихотворных азбук среди взрослых пользователей Internet позволяет сделать некоторые предположения. К примеру, о кризисном состоянии сознания, заставляющем обращаться к опыту детства, пересматривать его, а иногда и пытаться отвергнуть путем грубого осмеяния (здесь можно предположить и девальвацию системы воспитания, использовавшейся предыдущим поколением). Но можно рассматривать эти опыты и как реакцию на низкое качество огромной массы современных детских азбук.

Таким образом, жанр стихотворных азбук можно признать одним из популярнейших в современной детской поэзии как в Беларуси, так и в России. Он переживает трансформацию в сторону расширения границ вплоть до выхода за пределы детской литературы, однако его развивающая и воспитательная роль остается доминирующей. Серьезной проблемой является качество современных «массовых» азбук, и остается надеяться только на время и «естественный отбор», благодаря которым детям останется только самое лучшее.

1. Аз+Букі: вершаваныя азбукі. – Мінск, 2004.

2. Английская азбука / Стихи и сост. С. Кузьмина. – Минск, 2008.

3. Благинина, Е. Научусь-ка я читать / Е. Благина // Почемучка: [Электронный ресурс]. – 2009. – Режим доступа: http://pochemu4ka.ru/publ/112-1-0-1305. – Дата доступа: 28.03.2010.

4. Веселая азбука. – Минск, 2005.

5. Ганиева, А. Как российский премьер всем ребятам в пример / А. Ганиева /Рец. на: Новейшая азбука / Текст Е. Камболиной. – М., 2010 // Независимая газета Ex libris: [Электронный ресурс]. – 2010. – Режим доступа: http://exlibris.ng.ru/kids/2010-03-18/5_azbuka.html. Дата доступа: 12.04.2010.

6. Горюнова, И. Азбука в стихах / И. Горюнова // Виртуальный детский журнал «Солнышко»: [Электронный ресурс]. – 2004. – Режим доступа: http://www.solnet.ee/sol/019/a_011.html. – Дата доступа: 28.03.2010.

7. Гриценко, З. А. Детская литература. Методика приобщения детей к чтению / З. А. Гриценко. – М., 2004.

8. Живая азбука / Стихи М. Юрахно. – Минск, 2008.

9. Жыбуль, В. В. Тыпалягічныя асаблівасьці беларускага акравершу / В. В. Жыбуль// Беларускі калегіюм: [Электронны рэсурс]. – 2007. – Рэжым доступа: http://baj.by/belkalehium/lekcyji/litaratura/zhybul07.htm. – Дата доступа: 12.04.2010.

10. Лунин, В. Азбука в стихах / В. Лунин // Красота в подарок: [Электронный ресурс]. – 2009. – Режим доступа: http://beautydar.cc/index.php?topic=5901.0. – Дата доступа: 28.03.2010.

11. Мархель, Т. Ад А да Я. Мастацкі вобраз у беларускіх вершаваных азбуках / Т. Мархель // Роднае слова. – 1996. – № 8. – С. 30 – 37; № 10. – С. 54 – 62; № 11. – С. 36 – 41.

12. Митлина, М. Азбука в стихах / М. Митлина // Журнал «Самиздат»: [Электронный ресурс]. – 2008. – Режим доступа: http://zhurnal.lib.ru/m/mitlina_m/azbuka.shtml. – Дата доступа: 28.03.2010.

13. Поздняков, М. Забавная азбука / М. Поздняков. – Минск: Минская фабрика цветной печати, 2007.

14. Русанов, А. Мишуткина азбука / А. Русанов. – Минск, 2005.

15. Сапгир, Г. Азбука / Г. Сапгир. – М., 1999.

16. Трубников Егор, эсквайр. Веселая азбука для малолетних вивисекторов // Livejournal: [Электронный ресурс]. – 2009. – Режим доступа: http://mcdowns.livejournal.com/253921.html. – Дата доступа: 28.03.2010.

17. Турчак, Г. Азбука. Загадки / Г. Турчак. – Минск, 2008.

18. Черняк, М. А. Массовая литература ХХ века / М. А. Черняк. – М., 2007.

19. Чуковский, К. И. Матерям о детских журналах. / К. И. Чуковский – СПб.: Русская скоропечатня, 1911.