Библиотека научного социализма под общей редакцией д. Рязанова г. В. Плеханов

84

нашелся только один, явно выказавший в известном смысле оппози­ционное настроение, и этот один сам не знал хорошенько, чего же соб­ственно он хочет. И всем до такой степени очевидна была его полней­шая духовная беспомощность, что и тот десяток уполномоченных, ко­торый как будто молчаливо сочувствовал ему в начале, скоро и беспо­воротно перешел на сторону большинства. Несчастный оратор «оппо­зиции» очутился в самом жалком положении. «Старым» ничего не сто­ило бы политически уничтожить его. Но они не хотели употребить во зло свою силу. Они поступили с Вернером по-товарище-ски. Назна­чена была комиссия для разбора как его жалоб, так и выставленных против него обвинений. Эта комиссия нашла, что Вернер действовал не по злой воле, а просто по недоразумению. Оставалось, значит, только пожелать, чтобы он лучше выяснил себе задачу и программу партии. Это мягкое решение поразило даже друзей Вернера. Шмидт (из Бургштэдта) заявил, что он, несмотря на свою дружбу с Вернером, пора­жен беспристрастием вынесенного комиссией приговора и просит кон­гресс единогласно принять его. Таким образом призрак оппозиции исчез, как исчезает туман от действия солнца. Важнейшие решения конгресса приняты были единогласно, т. е., следовательно, за них го­лосовал даже Вернер. Что же касается социал-демократического Бер­лина, сильно восстановленного, как говорили, против «старых», то его настроение достаточно ярко выразилось в следующем заявлении, про­чтенном на конгрессе берлинскими уполномоченными: «Так как вра­ждебная нам немецкая и иностранная печать распространяла слухи о том, что берлинские социал-демократы принципиально расходятся с партией и ее руководителями и стремятся вызвать в ней разделение, представители Берлина, Тельтов-Бессков-Шторкова и Нидер-Барнима заявляют: «мы никогда не имели даже тени подобного намерения и всегда будем самым решительным образом противиться всем попыткам этого рода. Мы стоим, как и прежде стояли, на почве основных положе­ний нашей партии... Правда, мы оставляем за собою право свободной критики и ради самой партии желаем, чтобы исчезло всякое личное раз­дражение как в нашей печати, так и на наших собраниях. Но мы упо­требим все свои силы на пользу единства, развития и усиления партии».

Итак, конгресс показал, что на разрушительное влияние «оппо­зиции» друзьям «порядка» рассчитывать невозможно. Он показал так-

85

же, что невозможно им утешать себя старым, избитым соображением о бараньей тупости социал-демократической массы, беспрекословно сле­дующей за своими вожаками. Какая там тупость, помилуйте! «Собрав­шиеся на конгрессе уполномоченные представляли собой такую сум­му ума, опытности, мужества и самоотвержения, какой вы не нашли бы ни в каком другом собрании», — справедливо говорит венская «Arbei­ter-Zeitung». Это, конечно, дружеский отзыв; враги этого не скажут; но ведь только не скажут, а сознают они это прекрасно. Если бы они раньше не знали, как неосновательны все рассуждения о тупой и бес­прекословной покорности рядовых социал-демократов своим вожакам, то они увидели бы это на конгрессе. Там происходили самые оживлен­ные прения, и каждый откровенно высказывал свои взгляды, нисколько не боясь постоять за них, если было нужно, против знаменитейших во­жаков партии. Подчас раздавалось резкое, даже, если угодно, слишком резкое слово. Но дело происходило не в модной гостиной, а на дело­вом собрании; споры велись не между дипломатами, а между товари­щами, соединенными общностью великой цели, взаимным уважением и, иногда, долголетней совместной деятельностью. Поэтому никто не обна­руживал неуместной обидчивости, и горячие, резкие споры очень ча­сто заканчивались единогласными решениями. Воображаем неприятное удивление буржуазии! Социал-демократическая дисциплина давно уже стала для нее совершенно непонятным явлением. Немецкая буржуазия так уже воспитана, что, когда при ней произносят слово дисциплина, она немедленно вспоминает о капральской палке. А у социал-демократов палка-то и отсутствует, хотя их дисциплине завидуют даже прусские фронтовики. Вот и пойми тут, откуда берется эта ужасная дисциплина и чем заменяется у социал-демократов та боязнь наказания, которая издавна принималась всеми почтенными филистерами за самое несо­мненное «начало премудрости». Правду говорил Гамлет на счет множе­ства вещей, даже не снившихся «нашим мудрецам».

86

это полезно для истинных целей партии; 3) если любая программа имеет что-либо общее с какой-нибудь наукой, то разве лишь с тою, которая в известном слое русских людей называется иногда «химией», а иногда «механикой», но всегда сводился к умению обмануть ближнего. Соглас­ны вы с этим? Конечно, согласны, если только вы трезвый политик, не зараженный социал-демократическими бреднями. Социал-демократы, — те, в качестве закоренелых доктринеров, рассуждают иначе. Их про­грамма написана не для того, чтобы обманывать публику, а для того, чтобы развивать сознание народа, указывая ему цель современного общественного движения. Они думают, что изменять своей программе по­зорно, а изменять свою программу партия может только тогда, когда это подсказывается успехами науки, а не преходящим настроением из­бирателей. И к довершению всего, та наука, на которую опирается их программа, отличается каким-то странным характером. Нечего и гово­рить, что она не имеет ничего общего с «химией» российских плутов. Но кроме того они вносят страшные ереси в излюбленный ими отдел знаний, — в политическую экономию. Ни один добрый филистер — хоть убей его! — ровно ничего не понимает в их политической экономии. Их «библия», «Капитал», — это настоящий кастет, как отзывался о нем добрейший Эмиль де Лавеле. Извольте рассуждать с такими чудаками! И как серьезно относятся они к своей программе! Как глубоко обдумывают каждое из ее положений! Как заботятся о том, чтобы она ни на волос не противоречила науке! «Наука идет вперед, — говорил на кон­грессе Либкнехт в своем докладе о пересмотре социал-демократической программы, — и наша партия, отрицающая все авторитеты и на земле и на небе, подчиняет свои принципы развитию науки». И это у него не фраза. Иначе, как с точки зрения науки, он просто не может смотреть на программные вопросы. Прочтите хоть эти заключительные слова его доклада: «Пока партия была еще очень молода, не опиралась на почву науки, относилась к современному движению, как химия относится к алхимии, она много занималась вопросом о будущем общественном устройстве, и тогда многие ломали голову, стараясь решить, кто будет чистить сапоги и мести улицы в будущем обществе. Теперь мы смеемся над этим. Действительность обгоняет теперь самую сильную фантазию... Пусть те господа, которые требуют от нас картины будущего общества, постараются прежде выяснить себе картину современного общества. Ка­кой вид примет оно через десять лет?.. Ответьте сначала на этот во­прос. Тогда мы, в свою очередь, скажем, какой вид будет иметь общество в результате длинного исторического развития. Только ненаучные го-

ловы могут требовать от нас подобных ответов». Голос Либкнехта не­сколько раз покрывался рукоплесканиями и криками «браво»!

Заметьте, что он говорил это представителям рабочего класса и притом таким представителям его, которые сами в огромнейшем боль­шинстве случаев — рабочие. Что же это такое? Когда, какая партия го­ворила с пролетариатом таким языком? Можно ли сравнить с подобными речами социал-демократов ту псевдонаучную, слащавую до тошноты, умышленно картавую (для «популярности»), полную всяческих благона­меренных умолчаний и всякой душеспасительной лжи болтовню, с кото­рой удостаивают иногда обратиться к рабочим «ученые» представители буржуазии? О чем свидетельствуют эти умные, эти мужественные речи? Они свидетельствуют о том, что осуществился благородный идеал, что состоялся, наконец, союз науки с работниками, что рабочие понимают науку, а наука имеет в рабочих самых понятливых учеников и самых бесстрашных последователей. Этот союз есть величайшее знамение на­шего времени. И прав был Лассаль, когда говорил, что плохо придется старому миру в железных объятиях нового союза.

При таком отношении социал-демократов к своей программе по­нятно, что они не могли решиться на необдуманную переделку ее. Окон­чательный пересмотр программы отложен до следующего конгресса. А в ожидании его социал-демократическая печать подвергнет ее всесто­роннему разбору. Впрочем, наперед можно сказать, что никаких суще­ственных перемен не сделает в ней и следующий конгресс. Она соста­влена с таким знанием дела, что выдержит не только придирчивые на­падки своих беззубых врагов, но — что гораздо труднее — также и бес­пристрастную, вдумчивую критику своих сторонников. Некоторым из ее положений придается более научная формулировка, прибавится, мо­жет быть, к ней несколько новых параграфов, касающихся современ­ной тактики партии, да выключены будут некоторые, унаследованные от лассальянцев и теперь уже по общему признанию социал-демократов неуместные требования, — вот все, чем ограничатся предстоящие изме­нения немецкой социал-демократической программы.

В прежнее время, до издания исключительного закона против со­циал-демократов, в их программе говорилось, что партия их будет до­биваться своих целей всеми законными средствами. Исключительный закон сделал невозможной социал-демократическую борь-бу на законной почве. Решено было, что партия будет добиваться своих целей всякими зависящими от нее средствами. Теперь, с отменой названного закона, возник вопрос, не следует ли опять вписать в программу, что партия

88

будет держаться законных средств. Но Либкнехт нашел это неуместным. В настоящую минуту нам дают возможность держаться законной почвы, но кто знает, что ожидает нас в будущем? Зачем же торопиться нам с заявлениями о своей готовности держаться законной почвы? Так рассуждал он, и конгресс без труда с ним согласился.

89

чиков; 6 органами, выходящими два раза в неделю с 14.850 подписчиков, и, наконец, 10 органами, выходящими раз в неделю с 60.850 подписчи­ков. Кроме того, в распоряжении партии находилось более 40 спе­циально-ремесленных органов с 201.000 подписчиков. Еженедельный литературно-политический журнал «Neue Zeit» с 2.500 подписчиков, еже-недельный гамбургский иллюстрированный журнал «Gesellschaftler» с 19.000 подписчиков и два юмористических листка с 107.000 под­писчиков. Недурно? Посмотрите теперь, какие средства составляются у партии из добровольных взносов. Со времени С.-Галлен-ского конгрес­са (конец августа 1887 г.) и до времени конгресса в Галле, в распоря­жение партии поступило 349.729 марок, из которых израсходовано 217.399 марок. Потрудитесь сами сосчитать, сколько оставалось в кассе. Замечательные свойства организации немецкой социальной демокра­тии доказаны выборами 20 февраля, так же, впрочем, как и всеми предыдущими выборами. Вы спросите, может быть, откуда же берется все это у партии, имеющей теперь лишь намек на организацию, а в течение последних 12-ти лет не имевшей даже и намека? Об этом «история умалчивает». И это остается для нас такою же тайной, как и для имперских «правящих сфер».

Исключительный закон беспощадно нарушал не только политиче­ские права рабочего класса, но также и гражданские права рабочих организаций. Произвольные административные «мероприятия» нанесли много материальных убытков этим организациям. Конгресс решил тре­бовать от союзных правительств возмещения таких убытков, ограни­чивая, однако, это требование исключительно областью гражданского права. Об амнистии же по политическим «преступлениям» не хотят и слышать немецкие социал-демо-краты. «Амнистия не желательна ни для нас, находящихся на свободе, ни для тех, которые сидят еще по тюрьмам», — сказал Бебель, когда поднялась было речь о ней на кон­грессе, и вопрос окончательно исчерпан был этим гордым заявлением.

90

Города и промышленные центры, вообще говоря, теперь уже за­воеваны немецкой социальной демократией. Поэтому ее конгресс ре­шил деятельно взяться за пропаганду между сельским населением. Кроме того, для привлечения рабочих польских провинций Пруссии по решению конгресса основан социал-демократический орган на поль­ском языке.

Торжественно начался, торжественно закончился немецкий со­циал-демократический конгресс. Из Франции, из Бельгии, из Голландии, из Англии, из Австрии, из Дании, из Швеции и из Швейцарии прибыли в Галле представители социалистических партий. Итальянские социал-демократы приветствовали германских в длинном красноречивом адресе. Число всех полученных конгрессом поздравительных адресов доходит до 55, а число телеграмм — до 251. Из речей уполномоченных от иностранных социал-демокра-тических партий наибольшее впечатление на многочисленную, присутствовавшую в зале конгресса (а затем и на всю читающую) публику произвела, конечно, речь французского упол­номоченного Ж. Гэда. «Я с радостью и с гордостью приношу доблест­ной немецкой социальной демократии братский привет и восторжен­ное сочувствие французских работников, — говорил он. — Душою и серд­цем мы не переставали быть с вами во время вашей геройской двенадца­тилетней борьбы против системы насилий, коварства и провокаторства... И вместе с вами мы торжествовали, когда, — ценою тысячи лет тюрь­мы *), высылок сотен ваших лучших товарищей и несмотря на запре­щение ваших органов печати и на распущение более чем 300 полити­ческих и рабочих союзов, — вы показали себя 20 февраля такими мно­гочисленными, такими дисциплинированными, такими непобедимыми, что вашим врагам, ради собственной безопасности, пришлось отказаться от исключительного закона. Эта победоносная борьба поставила вас во главе воинствующего пролетариата всего мира... Я горжусь своим присутствием среди немецких рабочих, которые прежде всех других

*) За время существования исключительного закона социал-демократы вынесли в общей сумме 1000 лет тюремного заключения.

91

организовались в классовую партию и задались целью завоевания по­литической власти для превращения капиталистического производства и капиталистической собственности в общественную собственность и в общественное производство. Программа представляемой мною здесь французской рабочей партии ничем не отличается от вашей. И точно так же, и вы и мы держимся одинаковой тактики. Как и вы, мы, — по выражению, употребленному одним из вас на Копенгагенском кон­грессе, — не парламентские политиканы и не революционных дел ма­стера. Но наша партия — революционная партия, потому что она стре­мится к установлению нового общественного порядка... Подобно вам, мы, теперь же добиваясь реформ, требуемых интересами рабочего клас­са, не обманываем себя ложными надеждами; в избирательной и парла­ментской борьбе мы видим лишь средство пропаганды, агитации и уве­личения своих сил... Что бы ни случилось, мы никогда не разойдемся с вами». Заклеймив затем позорный союз французской буржуазии с рус­ским царем и припомнив сочувственное отношение немецких социал-демократов к Парижской Коммуне, Гэд еще раз приветствовал герман­ский пролетариат от имени французской партии и закончил свою бле­стящую речь восклицанием: «да здравствует социалистическая и рабо­чая Германия!».

В глазах французских и немецких филистеров такие речи были, разумеется, государственной изменой. На Гэда напали даже некоторые из французских «непримиримых» (intransigeants). Но ведь это давно из­вестно, что международная солидарность революционного пролета­риата — совсем не буржуазного ума дело.

«Никакая сила в мире не справится с социальной демократией, — воскликнул Зингер, закрывая последнее заседание конгресса, — мы не остановимся, мы не успокоимся до тех пор, пока не достигнем своей цели. Мы останемся верны нашему дорогому, теперь снова свободно развевающемуся знамени; верны себе, верны партии. Приглашаю вас (членов конгресса) вместе со мной трижды воскликнуть: «да здрав­ствует немецкая, да здравствует интернациональная, освобождающая народы социальная демократия!». Три-жды раздался дружный крик, и

92

глубоко взволнованные члены конгресса, стоя, пропели немецкую ра­бочую марсельезу. Знаете ли вы ее припев?

Marsch, Marsch

Und wär's zum Tod,

Denn unsere Fahn' ist rot *).

Истекающий 1890 г. ознаменовался также сильным подъемом рабочего движения в Австралии. Читатели знают, конечно, из газет об упорной и долгой борьбе австралийских trades unions с капиталистами. Недавно в «Berliner Volksblatt» была напечатана программа образовав­шейся в Новом Южном Уэльсе «Австралийской Социалистической Лиги» (Australian Socialist League). Из этой программы видно, что Лига вполне, без всяких оговорок и недомолвок, держится социал-демократи­ческих взглядов. Это, кажется, первое проявление социал-демократи­ческого движения между рабочими английского языка в колониях.

Повторяем, на 1890 г. не могут пожаловаться социал-демократы. Он подарил их огромными, почти опьяняющими успехами **).

И если успехи эти производят сильное впечатление на нас, людей среднего возраста, политическая мысль которых разбужена была шу­мом уже значительно окрепшего движения пролетариата, то не трудно

*) Марш, марш, марш, марш, хотя бы на смерть, ведь не даром же у нас красное знамя!

**) Статья эта уже набиралась, когда мы прочли в газетах о рабочих конгрессах в Голландии, в Австрии и в Португалии. Конгресс голландских социал-демократов, который начался 25 декабря (н. ст.) в Гээренвеене и на котором было представлено 38 рабочих союзов, решил праздновать первое мая вместе с рабочими других стран. Такое же решение принято на Брюннском конгрессе австрийских рабочих железоделательных и машинострои­тельных заводов. На этот конгресс съехалось 124 уполномоченных из всех провинций Австрии, за исключением Галиции. Между другими решениями его заслуживает внимания широкий план организации австрийских рабо­чих железоделательных заводов по образцу английских тред-юнионов. По­становлено также требовать увеличения числа фабричных инспекторов и издавать особый журнал для рабочих названной отрасли промышленности. В то же время и в том же Брюнне состоялся конгресс гончаров и рабочих стеклянных заводов, на котором также решено требовать сокращения рабо­чего дня (но до восьми ли часов, — этого мы пока еще не знаем) и основать широкую ремесленную организацию. На обоих конгрессах постановлено всеми силами добиваться всеобщего избирательного права. Наконец, на лиссабонском конгрессе португальских ремесленных союзов единогласно решено — там было до 300 уполномоченных — не работать в день первого мая и устроить во всей стране митинги с требованием восьмичасового дня.

93

представить себе настроение ветеранов социализма, людей, видевших первые, слабые шаги рабочей партии. С каждым годом, почти с ка­ждым днем все роскошнее и роскошнее становятся плоды их трудной, многолетней деятельности; с каждым годом, почти с каждым днем все более и более становится очевидным, что не только окончательная по­беда совершенно обеспечена за пролетариатом, но что никакие удары врагов не могут теперь хотя бы задержать на сколько-нибудь продол­жительное время его победоносное шествие. Что может быть отраднее такого зрелища? Что может быть лучше такой награды за перенесен­ные невзгоды, бедствия и испытания?