Библиотека научного социализма под общей редакцией д. Рязанова
жүктеу/скачать 2.08 Mb.
|
|
Эти люди приписывают автору «Капитала» ту мысль, что в капиталистиче-ском обществе концентрация поземельной собственности неизбежна по самой природе процесса капиталистического развития. Но Маркс нигде не высказывал такой мысли. В своем качестве одного из самых замечательных диалектиков XIX столетия он превосходно знал, что в общественной экономии, как и повсюду, все зависит от обстоятельств времени и места. В 1850 году он, — в рецензии на книгу Э. де-Жирардэна: «Le Socialisme et l'impôt», — писал, что если во Франции уже началась концентрация мелкого землевладения, то в Англии крупное землевладе-ние гигантскими шагами идет к новому раздроблению. Это мало похоже на вульгарное представление об относящейся к землевладению и земледелию «догме» Маркса. Но к этому он, — как будто затем, чтобы не оставалось уже ровно никакого сомнения насчет его взгляда, — прибавлял, что пока существуют буржуазные производственные отношения, 267 земледелие должно постоянно переходить от концентрации к раздроблению и наоборот. Мы очень просим читателя запомнить это 1). Если бы теперь в какой-нибудь капиталистической стране в самом деле начался переход от крупной поземельной собственности к мелкой, то и в этом случае мы должны были бы сказать, что перед нами происходит одно из тех явлений, возможность которых в капиталистическом обществе была указана Марксом более пятидесяти лет тому назад. Вот только и всего. А отсюда до колебания его «догмы», как до звезды небесной, далеко. Таким образом, — и вопреки настойчивым уверениям догматиков буржуазного апологетизма и мелкобуржуазного «ревизионизма», — вопрос о том, происходит или не происходит в данной стране концентрация землевладения, есть для Маркса вопрос факта, а вовсе не вопрос «догмы». На основании того, что происходило в современном ему капиталистическом обществе, Маркс решал впоследствии этот вопрос в положительном смысле не только для Франции, но и для Англии 2). А нам, на основании того, что совершается в наше время, приходится говорить, — как мы и сделали это выше, — о замедлении или даже об остановке процесса концентрации поземельной собственности. Не желая противоречить истине, мы и не можем говорить иначе. Но читателю ясно теперь, что говоря так, мы ничуть не расходимся с Марксом: вывод получается у нас несколько другой, но метод остается тот же, — и тот же основной взгляд на развитие капиталистического общества. Необходимо помнить, кроме того, что факты указывают именно только на замедление или, в крайнем случае, только на остановку процесса концентрации землевладения. Так, даже в Германии, где мелкая крестьянская собственность обнаружила наибольшую живучесть и где 1  ) Запомнить это нужно. Тем более нужно, что этого по большей части не знают даже беспристрастные историки идей. Так, г. Мишель Ожэ-Лярибэ ничего не упоминает об этом в своей интересной книге: «Petite ou grande propriété? Histoire des doctrines en France sur la répartition du sol et la transformation industrielle de l'agriculture», Monpellier 1902. A между тем в ней целая глава посвящена Марксу.
2) См., например, написанный им первый манифест Международного товарищества рабочих, где указывается на то, что в Англии и Уэльсе, в промежуток от 1851 до 1861 г., число землевладельцев понизилось с 16. 934 до 15. 066, «так что концентрация землевладения за десять лет возросла на одиннадцать процентов». Маркс заметил, что если сосредоточение землевладения в немногих руках будет увеличиваться так же быстро, то решение поземельного вопроса будет очень упрощено. Как видим, он выражается осторожно и не дает неизменных схем. 268
разноцветные «критики Маркса» особенно громко поют, вопиют, взывают и глаголят о крушении «догмы», ими же самими приписанной Марксу, торжество мелкой крестьянской собственности и мелкого землевладения оказывается весьма и весьма сомнительным. В 1882 г. хозяйства, обнимающие от двух до пяти гектаров, — мелкие крестьянские хозяйства в собственном смысле, — составляли 18, 6% общего числа хозяйств; а в 1895 г. они составляют 18, 28%, В 1882 г. хозяйства этого разряда занимали 9, 64% общей земельной площади, а в 1895 г. им принадлежало 9, 57%. В 1882 г. на их долю приходилось 10, 01% сельскохозяйственной площади а 13 лет спустя —10, 11%. Итак, число хозяйств относительно уменьшилось на 0, 32%, но зато общая площадь стала больше (опять — относительно) на 0, 03%, а сельскохозяйственная площадь возросла на 0, 1%. Не ошибитесь, читатель: дело идет именно о десятых и сотых до лях процента. Изумительный «прогресс», в прах повергающий Маркса!!!, не забудьте, что этот поистине лилипутский «прогресс» сам в значительной степени объясняется (например, в Остэльбии) капиталистическими нуждами крупного хозяйства, между тем как в промышленно развитых частях империи (например, в рейнской и саксонской провинциях Пруссии) замечается даже регресс мелкого крестьянского хозяйства, сопровождаемый ростом средних и крупных крестьянских хозяйств 1). Уже один этот факт должен был бы вызвать у гг. «критиков» опасения насчет дальнейшей судьбы «прогрессирующего» мелкого хозяйства. Ведь промышленно развитые страны и округа очень часто указывают путь, предстоящий менее развитым странам. Но что прикажете? Гг. «критики ослеплены своей «догмой», и с ними ровнехонько ничего не поделаешь Франция считается классической страной мелкого землевладения Правда, без весьма существенных оговорок называют ее такой страною одни только наивные люди, люди же «себе на уме» знают, что в действительности мелкое землевладение играет в ней довольно жалкую роль. В этом отношении чрезвычайно характерно признание г. Эйнара в заседании палаты депутатов 21 мая 1891 г. «Существует предрассудок, — сказал он, — который я не намерен разбивать, потому что он никому не вредит и даже приносит пользу. Он состоит в том, что Франция — страна землевладельцев». Эйнар готов был признать правильность этого определения, но он утверждал, что мелким землевладельцам в этой счастли- 1  ) Приведенные данные о Германии заимствованы из официального издания: «Die Landwirtschaft im Deutschen Reich. Statistik des Deutschen Reiches», Neue Folge, Band 112.
269
вой стране принадлежит только четвертая часть земель, между тем как осталь-ные три четверти сосредоточены в руках средних и крупных собственников. И он был прав. По данным 1882 г. очень мелкие собственники, — участки которых не превышали одного гектара, — составляли во Франции 38, 2% всего числа землевладельцев; но им принадлежало не солее 2, 2% земельной площади. Мелкие собственники, — от одного до десяти гектаров, — по числу составляли 46, 5%, а имели только 22, 9% всех земель. Среднее землевладение доходило до 12, 8% числа собственников и 29, 9% площади. Наконец, крупная поземельная собственность, число обладателей которой не превышало 2, 5% числа собственников, составляла 45% всех земель «страны землевладельцев». Это, как видим, уже довольно почтенная концентрация. Говорят, что с 1882 г. положение дел изменилось к лучшему, так как мелкая собственность будто бы выиграла и по отношению к числу, и по отношению к площади. Но это просто-напросто не верно. В период 1882—1892 гг. число мелких собственников уменьшилось на 17. 472 (было — 2. 635. 030, оставалось — 2. 617. 558), а площадь принадлежащих им земель сократилась на 121. 520 гектаров. Ввиду огромного числа мелких собственников во Франции такое уменьшение надо признать незначительным; но при всей незначительности оно все-таки есть уменьшение, а совсем не увеличение. В указанный промежуток времени увеличение замечалось в разрядах крупного землевладения, с одной стороны, и очень мелкого, с другой. Число очень мелких собственников поднялось с 2. 167. 667 до 2. 235. 405, а пространство принадлежащей им земли с 1. 083. 833 до 1. 327. 253 гектаров. Но что это за «землевладельцы»? Если уже мелкий собственник, имеющий в среднем менее пяти гектаров, часто лишен возможности существовать обработкой собственного участка и вынужден продавать свою рабочую силу тому или другому предпринимателю, то очень мел-кий 1) собственник, на долю которого достается в среднем менее лолугектара, получает от своей земли лишь совсем малую часть дохода, а остальную, наибольшую часть должен побывать работой по найму, если только у него нет, — а это бывает крайне редко, — каких-нибудь побочных и более богатых источников дохода. Заметим еще, что так как число подобных «землевладельцев» простирается во Франции до необыкновенно внушительной цифры 2. 235. 405, то их, — вопреки 1  ) Разряды: очень мелкий, мелкий, средний и крупный собственник установлены официальной французской статистикой, из которой и заимствованы приведенные нами данные о движении поземельной собственности во Франции в 1882— 1892 гг.
270
очень полезному... для буржуазии предрассудку о том, что Франция есть страна землевладельцев, — приходится признать почти пролетариями, интересы которых в сущности совпадают с интересами полных пролетариев, занятых в промышленности и в сельском хозяйстве. Пролетарская программа, отстаивающая интересы наемного труда и стремящаяся к замене капиталистических отношений производства социалистическими, имеет для них несравненно больше значения, чем мелкобуржуазная программа, усиливающаяся, с помощью тех или иных заплат, огра-дить интересы телкой собственности. Но как бы там ни было, а неоспоримо то, что рост числа этих будто бы землевладельцев не имеет ничего общего с ростом землевладения крестьянского, в настоящем смысле этого слова. А если к этому прибавить, что с 1882 по 1892 г. крупная собственность увеличилась на 197. 300 гектаров, то сделается совершенно ясно, что данные французской статистики плохо способствуют ниспровержению «марксовой догмы». Во всех странах капиталистической Европы сельскохозяйственный кризис, вызванный ростом международного капитализма, привел к понижению доходности и, — как это само собою разумеется, — ценности земель. Вследствие этого капиталистам, — за немногими исключениями, — нет выгоды вырывать землю из рук крестьянина и приниматься за ее непосредственную эксплуатацию. Капитал, — опять таки, за некоторыми исключениями, — лучше обделывает свои дела, оставляя ее в руках мелкого производителя, но за то выжимая этого последнего, как губку. Отсюда происходит одно из двух. Или, — как мы сказали выше, — замедляется процесс экспроприации крестьянина, или крестьянин лишается своих прав собственности на землю в пользу капиталиста, но зато продолжает обрабатывать ее в качестве арендатора. Этот последний случай мы видим в Бельгии и, как кажется, в Голландии, где число мелких арендаторов чрезвычайно сильно растет по отношению к числу крестьян, обрабатывающих свои собственные участки 1). Мы можем, следовательно, сказать, что, задерживая процесс исчезновения мелкого производителя, сельскохозяйственный кризис в то же время увеличивает 1 ) В 1880 г. в Бельгии 65, 1% обрабатываемой площади обрабатывалась арендаторами; в 1895 г. в руках арендаторов было уже 68, 9% той же площади. (См. Em. Vandervelde, La propriété foncière en Belgique, p. 274). В Голландии в 1885 г. собственники обрабатывали только 59, 53% всей земли, приходящейся на хозяйства, обнимающие более одного гектара (для более мелких хозяйств данных нет); в 1895 — только 57, 41%. (См. четвертый отдел уже цитированного выше 112 тома статистики Германской империи, стр. 61).
271
косвенную зависимость этого производителя от капитала. Достаточно небольшого размышления для понимания того, что рост косвенной зависимости производите-лей от капитала не имеет того общественно-ревопоционного значения, какое свойственно увеличению прямой их зависимости от него в процессе производства. Стало быть, сельскохозяйственный кризис замедляет процесс революционизирования производственных отношений в земледелии. Впрочем, мы выражаемся не совсем точно. Надо говорить так: сельскохозяйственный кризис до сих пор замедлял этот процесс. А как будет дальше, это еще не известно, и есть некоторые основания думать, что со временем он не станет замедлять и начнет ускорять его. Думать так нам дает повод та же Бельгия, где не только происходит относительное увеличение числа арендаторов, но с 1880 г. замечается также уменьшение числа мелких хозяйств (до пяти гектаров) и увеличение более крупных (свыше десяти гектаров). «С 1880 г. произошло противоположное тому, что происходило от 1866 г. до 1880, когда число мелких хозяйств значительно увеличилось, между тем, как число крупных значительно уменьшилось. В настоящее время мелкая поземельная собственность исчезает перед крупной»1). Что, если и в других странах европейского материка начнется подобное же движение? Тогда ведь пропадет даже и тень возможности оспаривать «марксову догму». Но это все-таки дело будущего. А теперь мы заметим, что, хотя косвенная зависимость производителей от капитала далеко не так революционизирует их головы, как прямая, но от этого их экономическое положение не делается легче. Даже и оставляя землю в руках крестьянина, — собственника или арендатора, — капитал, из приносимого ею дохода, берет себе доли, соответствующие ренте и прибыли, оставляя производителю, своим трудом создающему этот доход, не более, а иногда даже и менее того, что соответствует заработной плате. Поэтому и «самостоятельный» мелкий крестьянин очень часто является таким же по существу, но только гораздо менее сознательным невольником капитала, как и фабричный рабочий 2). Гг. «критики Маркса» обнаруживают огромную наивность или неслыханный цинизм, когда умиляются устой- 1  ) Annuaire statistique de la Belgique, tome XXX, p. XL.
2) Относительно французского крестьянина Маркс указывал на это еще в начале пятидесятых годов! «Крестьянская парцелла стала лишь предлогом, позволяющим капиталисту извлекать из земли прибыль, проценты и ренту, не заботясь о том, останется ли на долю земледельца хотя бы одна заработная плата». («Восемнадцатое Брюмера Луи Бонапарта», перевод Б. Кричевского, стр. 113). 272 чивостыо мелких хозяйств. Устойчивость эта покупается страшно дорогой ценою. На этот счет английская комиссия, занимавшаяся изучением причин сельскохозяйственного кризиса, занесла в свои доклады много очень поучительных свидетельств. В Англии, в период 1885—1898 гг., несколько уменьшились, по числу и по занимаемой ими площади, крупные фермы (занимающие больше 300 акров, т. е. 120 гектаров) и мелкие (до 20 акров, т. е. 8 гектаров), средние же фермы, по размерам своим заключающиеся между указанными пределами, несколько увеличились и по числу и по площади. В низшем разряде этих средних ферм встречается, впрочем, немало таких, которые не прибегают к наемному труду, обходясь собственными силами фермерских семейств. Хозяйства такого рода — идеал консерваторов и ревизионистов. Каково же живется обладателям таких семейств? Некоторые свидетели, выслушанные сельскохозяйственной комиссией, говорили, что они меньше всех остальных пострадали от кризиса, но из показаний других свидетелей видно, что это не совсем верно. Так, мистер Раулэндсон заметил, что «на первый взгляд более мелкие фермеры, имеющие свои собственные фермы и обрабатывающие их без наемных рабочих, пострадали менее других; но если вы глубже вглядитесь в дело, то вы найдете, что их сыновья не получают заработной платы, довольствуясь одеждой и небольшими карманными деньгами, и я не думаю, что многие из них находятся в таком же хорошем положении, как годовые рабочие» 1). Ц. Е. Рид сказал, что «единственный способ, посредством которого мелкие фермеры удерживаются на своих позициях, состоит в том, чтобы работать за двоих рабочих, а тратить на себя не больше, чем тратит один». По его словам, дети таких фермеров хуже воспитаны и трудятся больше, чем дети наемных рабочих 2). М. Фокс находил, что в некоторых округах от кризиса «пострадала» не земля (sic), a сыновья и дочери фермеров, отдающие делу обработки лучшие свои силы, но не получающие никакого вознаграждения в настоящем и имеющие лишь слабую надежду на него в будущем». М. Фокс очень осмотрительно прибавил: «Будущее покажет, долго ли они при таких условиях сохранят желание оставаться у своих родителей» 3). М. Гоп, говоривший о положении крупных и мелких фермеров в Роксбурге и в девяти других шотландских графствах, показал, что мелкие фермеры обыкновенно платят за каждый акр нанимаемой 1 ) Royal Commission on Agriculture; Final Report, London 1897, p. 34.
2) Там же, та же страница. 3) Там же, стр. 35. 273
ими земли больше, чем крупные, и что, по собственным словам этих фермеров, при такой высокой ренте они не могли бы сводить концы с. концами, если бы обязаны были оплачивать по рыночной цене труд своих семейств. Многие фермеры этой местности утверждали, «что ни сами они, ни их семейства совсем не имеют какого-нибудь определенного времени для работы, а работают от рассвета до ночи, и что, даже поступая так, они лишь с величайшим трудом сводят концы с концами» 1). М. Белл заявил, что, по его мнению, материальное положение мелких фермеров хуже, чем положение рабочих, а М. Мак-Киннель «выразил сомнение в том, чтобы им жилось лучше, чем обыкновенным пахарям» 2). Словом, мы едва ли преувеличим, если сравним этих независимых хозяев с пролетариями, испытывающими на себе прелести «потогонной системы» (Sweating system). Недаром некоторые сведущие люди называют мелкое фермерство британским рабством (british slavery) 3). Теперь и решайте, прав ли был Энгельс, говоря, что при нынешнем положении всемирного хозяйства упрочивать положение мелких производителей значит укреплять ту цепь, на которой они сидят. Нам возразят, пожалуй, что положение мелкого английского фермера именно тем и худо, что они работают не на собственной земле, и потому обязаны платить ренту. Но, во-первых, в некоторых из вышеприведенных случаев речь шла именно о собственных фермах, а во-вторых, в том-то и дело, что крестьянин-«собственник» европейского материка редко свободен от платежа ренты, которая только носит иное имя, называясь процентами на денежный капитал, занятый им у частного лица или в гипотечном банке. Энгельс указывал на тяжелую зависимость этого крестьянина от ростовщика. Справедливость этого указания вполне подтверждается новыми исследованиями. Для примера укажем хоть на книгу Блонделя, который пишет: «Надо пожить в немецких деревнях, чтобы составить себе понятие о тирании ростовщиков в некоторых из них; нужно видеть ростовщика на деле, чтобы понять, до какой степени верно, что крестьянин стал его вещью. Его вполне позволительно сравнить с пауком, притаившимся в углу своей паутины и бросающимся на муху, сделавшую неосторожное движение! Средневековое крепостничество не было хуже гнусной зависимости, под игом которой стонет задолжавший крестьянин. По- 1  ) Там же, та же страница.
2) Там же, стр. 36. 3) Там же, та же страница. 274
стоянно тяготеющая над ним угроза разбивает всю его энергию»1). Конечно, развитие кредита подрывает тиранию ростовщика. Но один французский экономист давно уже и справедливо заметил, что кредит совсем не спасает, а, напротив, убивает поземельную собственность, и это особенно справедливо именно теперь, когда сельскохозяйственный кризис так сильно дает себя чувствовать землевладельцам. Достаточно вспомнить о росте гипотечных долгов. Было время, когда долги эти довольно легко переносились поземельной собственностью Западной Европы. То было тогда, когда росли цены на сельскохозяйственные произведения и когда вызванное этим увеличение доходности земель вело к улучшению хозяйства. Так продолжалось с тридцатых до конца семидесятых годов, когда началось падение хлебных цен. Чем ниже падали цены, тем более понижалась доходность земель и тем большую долю дохода составляли подлежащие уплате проценты по гипотечному займу. Вследствие этого положение землевладельцев делалось все более и более затруднительным, а затруднительность их положения побуждала их к новым займам. И вот мы видим, что гипотечные долги беспрерывно возрастают. В Пруссии в течение семи лет (1886/87— 1892/93) гипотечный долг увеличился на 1093, 05 миллионов марок 2). И замечательно, что, по крайней мере, в Германии в последнее время особенно быстро растет именно задолженность мелкого землевладения. Некоторые объясняют это тем, что крупное землевладение уже раньше дошло почти до последнего предела задолженности, так что ему очень трудно теперь двигаться дальше в этом направлении; но если бы это было и так, то судьба все более и более обременяемой теперь долгом мелкой поземельной собственности от этого не стала бы более обеспеченной. Неоспоримым остается тот факт, что в нынешнем обществе земледелие попадает все в большую и большую зависимость от промышленности, а мелкий сельский хозяин от капитала. И именно поэтому и в той же мере остается неоспоримой та мысль Энгельса, что только антисемиты и им подобные шарлатаны могут выставлять программу, сулящую золотые горы мелкому крестьянину, как таковому. Пока существует капиталистическое общество, не будет такой силы, которая смогла бы избавить мелкого производителя от бед, неизбежно вызываемых разви- 1  ) «Etudes sur les populations agraires de l'Allemagne et la crise agricole», Paris 1897, pp. 395 — 396.
2) См. статью фон-дер Гольца, Hypothekenschulden в первом томе «Wörterbuch der Volkswirtschaft, стр. 1076—77, и его же «Vorlesungen über Agrarwesen und Agrarpolitik», Jena 1899, S. 44. 275
тием этого же общества. Поэтому социал-демократы, не желающие покупать из-бирательные успехи ценою обмана избирателей, должны прямо поставить мелко-му крестьянину на вид, что избавление принесет ему только революция пролета-риата, которая положит конец господству капиталистических производственных отношений. Крестьянин, усвоивший себе это убеждение, всегда будет желанным товарищем рабочего. Но, усваивая себе это убеждение, крестьянин покидает точ-ку зрения своего собственного класса и становится на точку зрения пролетариа-та. Защитники существующего порядка вещей долго питали себя надеждой, что мелкий крестьянин совершенно не способен проникнуться этим убеждением. Действительность показывает, однако, что эта отрадная надежда была не вполне основательна. Немецкая социал-демократия не имеет, как это всем известно, особой программы «для крестьян»; тем не менее она начинает привлекать к себе внимание и сочувствие земледельческого населения, что ясно и хорошо обнаруживается статистикой прошлогодних выборов в рейхстаг 1). Ее приобретения здесь пока еще сравнительно не велики, но, — как говорит Энгельс в предлагаемой брошюре, — социал-демократии по самой сущности дела нельзя было ожидать здесь быстрых успехов. То, что удалось завоевать ей в чисто земледельческих округах, важно больше как симптом, ясно показывающий, что и немецкая деревня не застрахована от социализма. Энгельс говорит также, что самым надежным союзником промышленного рабочего является сельский пролетарий. Еще недавно в справедливости этой мысли сомневались довольно многие социал-демократы (особенно в Бельгии). Сельский пролетарий, едва ли не наиболее угнетаемый изо всех пролетариев и живущий в условиях наименее благоприятных для умственного развития, казался таким приниженным, таким забитым и покорным, что мысль о привлечении его под социалистическое знамя представлялась несбыточной. Но капиталистические отношения и здесь, — хотя, конечно, медленнее, чем в промышленных округах, — начинают обнаруживать свою революционную силу. В Италии, в Венгрии и во Франции сельский пролетарий и почти пролетарий, — т. е. мелкий крестьянин, живущий преимущественно продажей своей рабочей силы, — оказывается гораздо более восприимчивым к социалистической пропаганде, чем крестьянин, получающий средства к существованию пре-
жүктеу/скачать 2.08 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|