Библиотека научного социализма

Читатель и сам видит, что очень приятно было бы доказать столь удивительный и уте­шительный закон, но, к своему сожалению, он должен признать, что Бастиа доказывает его очень неубедительно.

Вся его аргументация сводится к указанию на понижение нормы процента, идущее вместе с промышленным развитием цивилизованных стран. Всякий, кто хоть немного знаком с поли­тической экономией, понимает, что такое доказательство более чем слабо. Но «блестя­щему французскому экономисту» и некогда останавливаться на до­казательствах. Он торопится пе­рейти к удивительным и утешитель­ным выводам, вытекающим из его удивительного и уте­шительного закона. «Капиталисты и рабочие! — кричит он,— перестаньте же смо­треть друг на друга с недоверием и завистью. Сделайтесь глухи для нелепых декламаций, надменность которых равняется лишь их неве­жеству, и которые, открывая филантропические перспек­тивы для будущего, сеют раздор в настоящем. Признайте, что ваши интересы тождест­венны... что они сливаются, что они совместно тяготеют к осуществлению общего благопо­лучия» и т. д., и т. д. ¹). Эта чувстви­тельная тирада не оставляет ни малейшего сомнения на­счет того, зачем именно понадобился Бастиа, заимствованный им у Кэри (без указания ис­точника), необходимый и непоколебимый закон: ссылка на этот закон должна была прими­рить рабочих с капиталистами и подорвать влияние социализма.

Юлиан Кауц считает Бастиа одним из самых блестящих умов, которые в новейшее время посвящали себя занятию политической экономией ²). С этой характеристикой нельзя согласиться. Бастиа. несомненно, обладал способностью ясного и даже, пожалуй, блестя­щего изложения. Но его мысли всегда так поверхностны, а его доводы всегда так слабы, что бле­стящим деятелем науки его признать не­возможно. Он был не более, как блестящим адвока­том капиталисти­ческой эксплуатации. Но именно то обстоятельство, что он блестяще за­щищал капиталистическую эксплуатацию, обеспечило ему сильное и продолжительное влияние на многих и многих друзей «социального мира». В этом,— но только в этом,— смысле Ю. Кауц прав, когда называет деятельность Бастиа значительной и плодотворной ³). В самом деле, влияние Бастиа на экономистов более или менее охранительного направления было и остается гораздо сильнее, чем думают многие из тех, которых поражает его удиви­тельная и очень

мало утешительная, хотя по-своему и необходимая поверхност­ность. Луиджи Косса заме­тил, что влияние здоровой части идей Бастиа сказывается не столько в сочинениях его уче­ников, сколько в общей тенденции большинства современных нам французских и значитель­ной части немецких и итальянских экономистов ¹). Под «здоровой частью» Косса понимает «опровержение софистики протекционистов и социалистов». Мы уже видели, что опровержение социалистических «софизмов» покоится у Бастиа на совершенно негодном основании. Но дело не в этом. Косса все-таки прав, когда говорит, что общая тенденция Бас­тиа продолжает жить в сочинениях очень многих эко­номистов самых различных стран. Осо­бенно сильное и глубокое впе­чатление произвел «удивительный» и «необходимый» закон распре­деления продуктов между рабочими и капиталистами. При этом интересно отметить, что «открытие» этого закона приписывается Бастиа даже на родине Кэри, у которого фран­цузский экономист, несомненно, заимствовал как самый закон, так и его изложение. Вот, на­пример, известный статистик Эдуард Эткинсон прямо заявляет, что хотя он вообще имел мало времени для чтения книг и изучения теорий заработной платы (for the reading of books or the consideration of theories of wages), но что, по его мнению, Бастиа был первым основате­лем правильного учения об отношении интересов рабочих к интересам предпринимателей. «Много лет тому назад,— говорит он,— одна фраза из «Harmonies économiques» Бастиа вре­залась в моем уме, и благодаря ей я мог, в течение своей деловой жизни, с гораздо большею ясностью давать себе отчет в явлениях заработной платы. Вот эта фраза: «По мере того, как растут капиталы, абсолютная доля капиталистов в общей совокупности продуктов увеличи­вается, а их относительная доля уменьшается. Наоборот, доля работников увеличивается в обоих смыслах» ²). Эткинсон взял эту фразу за эпиграф в своем опыте: «What makes the rate of wages» и, вдохно­вляемый Бастиа, он, на основании некоторых данных, относящихся к американской металлургической промышленности, составил даже таблицу, которая, по его словам, может быть названа «указателем прогресса от бедности рабочего и прогресса к бедности капиталиста» (indicator of progress from poverty of the workman and progress toward poverty of the capitalist) ³). В этой своей новой формулировке удиви-

Г. Шульце-Геверниц тем более считает нужным обратить вни­мание своих читателей на свои утешительные выводы, что, по его

словам, факт увеличения расстояния между богатыми и бедными, понимаемый в том смысле, какой ему придавали Маркс и Энгельс, признается даже в таких кругах, которые вообще вы­ступают реши­тельными противниками марксизма ¹). Но здесь он едва ли не впа­дает в пре­увеличение. Круги, враждебные марксизму, насколько мы знаем, все более и более проника­ются утешительным сознанием не­оспоримости и «необходимости» закона Кэри-Бастиа. Почти каждый уважающий себя буржуазный ученый как нельзя более рад теперь, если ему представится возможность,— в «научном» исследовании,— распространиться на тему об уменьшении расстояния между бога­тыми и бедными. «Притупление» противоречия между капиталистами и рабочими составляет теперь одну из самых модных тем в бур­жуазной эко­номической литературе.

III.

По словам Шульце-Геверница, уменьшение расстояния между богатыми и бедными до­казано в Англии ее «первым статистиком», Р. Гиффеном, в речи: «The Increase of moderate Incomes», будто бы произнесенной им на собрании английского статистического обще­ства в декабре 1887 года. На эту речь Шульце-Геверниц ссылается как в своем сочинении «Zum so­zialen Frieden» (том II, стр. 490), так и в своей книге о крупном производстве (стр. 229 рус­ского пере­вода). Но он ошибается, приписывая ее Гиффену. Она была произне­сена — и именно в указанном Шульце-Геверницем месте — Гоше­ном ²). Это обстоятельство, конечно, нимало не изменяет достоинств самой речи; но не следует отнимать у Гошена заслуженные им лавры и передавать их,— хотя бы только по ошибке,— Гиффену. Suum cuique!

нельзя более полезно с ясностью и убедительностью показать, что то распределение богат­ства, к которому иные стремятся с такою горячностью, молчаливо, незаметно входит в жизнь, благодаря пра­вильному действию экономических законов» ¹). Но мнение мистера Коллета назовут, может быть, малоавторитетным. Иной скептик предположит, пожалуй, что директор английского банка, подобно Э. Эткинсону, не имел достаточно времени для изуче­ния экономиче­ской теории, знание которой все-таки необходимо для правильного понима­ния статистических данных. Поэтому мы укажем еще на известного немецкого экономиста Г. Шмоллера, который, не без скептицизма относясь к трудам «первого английского стати­стика», т. е. Гиффена, находит в то же время, что выводы Гошена основы­ваются на объек­тивном и убедительном исследовании действитель­ности ²). Не мешает поэтому поближе взглянуть на работу англий­ского министра финансов.

Гошен совершенно сходится с Коллетом во взгляде на великое социальное значение указанных им данных. «Я не знаю,— сказал он своим слушателям,— производят ли указы­ваемые мною статистиче­ские цифры такое же впечатление на вас, как и на меня. Мне ка­жется, что между тем как некоторые люди кричат об искусственном переустройстве обще­ства, происходит развитие чего-то вроде молча­ливого социализма. Совершается молчаливое движение в сторону но­вого распределения богатства на более широкой плоскости, и, с ка­кой бы точки зрения мы ни глядели на это движение, оно должно, я думаю, быть предметом ра­дости для нашего народа. Оно не вы­звано какими-нибудь насильственными приемами. Опи­санный мною результат произведен неуклонным действием экономических законов в обще­стве, основанном на торговой и промышленной свободе... И самая лучшая сторона этого ав­томатического социализма (automatic socialism) заключается в том, что он, по-видимому, действует даже во время промышленного застоя. Вопреки общим жалобам на убытки и пло­хие времена, несмотря на безработицу и на неправильность заработка даже у тех, которые имеют работу,— великий центр об­щества упрочивает свою экономическую позицию» ³).

¹) Journal of the Royal Statistical Society, 1887, December, Proceedings on the 6-th December, p. 613.

²) Was verstehen wir unter dem Mittelstande? Hat er im 19 Jahrhundert minder abgenommen? Göttingen 1897, S. 27. На речь Гошена указывает своим читателям также Роберт Мейер в Handwörterbuch der Staatswissen-
schaften, 2-е изд., 2 том, стр. 366.

³) Journal of the R. S. S., Dec., 1887, p. 604.

Читатель видит, что как сам Гошен, так и его слушатели на­ходились под впечатлением «криков об искусственном переустрой­стве общества». Такие крики в самом деле очень громко раздава­лись в Англии того времени, когда была произнесена речь Гошена. Это было время промышленного застоя и безработицы, вызвавших сильные волнения в рабочей среде. В Лондоне, Манчестере, в Бир­мингеме, в Лейстере, в Ярмуте и т. д. происходили собрания без­работных, где произносились самые зажигательные речи. Некоторые думали тогда, что Англия находится накануне социальной революции. Сидней Уэбб говорит, что иные точно обозначали даже время пред­стоявшего переворота: 1889 год, год столетия Великой Француз­ской Революции ¹). Это возбуждение умов не могло действовать успокои­тельно ни на мини­стров, ни вообще на лиц высших классов, и по­тому надо признать, что Гошен находился то­гда в условиях, мало благоприятных для «объективного исследования» экономических явле­ний. Но известно, что любовь к истине берет иногда верх над очень сильными внешними препятствиями. Хотя Гошену, наверное, очень трудно было сохранить нравственное спокой­ствие и научное беспристрастие, но это еще не значит, что он непременно должен был горя­читься и смотреть на ход экономического развития Англии через очки своих классовых предрассудков. Как знать, может быть, открытый им «автоматический социализм» и в самом деле все более и более прокладывает себе дорогу в английской общественной жизни! Весь вопрос в том, на каком фактическом основании покои­лась уверенность английского мини­стра в медленном, «молчаливом, но верном развитии этого социализма».

Фактическая основа его уверенности состоит вот в чем. Стати­стика показала ему, что в 1875 году число (физических и юридиче­ских) лиц, записанных под рубрикой Д ²) и полу­чивших дохода от 150 до 1000 фунтов, доходило до 317.839, а в 1886 году оно подня­лось до 379.004, т. е. увеличилось на 19,26 процента. Между тем за тот же период времени число лиц, получивших 1000 и больше фун­тов дохода, опустилось с 22.848 (1877 г.) до 22.298 (1886 г.), что означает уменьшение на 2,4 процента. Более подробный анализ ста­тистических цифр дал Гошену возможность составить такую таблицу:

¹) Socialism: True and False, Fabian, Tract. № 51, p. 3.

²) Под этой рубрикой записываются доходы, получаемые от промышлен­ных и торговых предприятий, от капиталов, помещенных в иностранных и колониальных предприятиях и от свободных профессий. Под той же рубрикой Д записываются непериодические денежные получения.

Но под рубрикой Д английская статистика подоходного налога записывает не всех тех лиц, которых можно отнести к среднему классу. Немало таких лиц записывается также под рубрикой Е, к которой принадлежат, кроме чиновников, состоящих на общественной службе, также служащие у частных лиц и у предпринимательских компаний. Число лиц под этой рубрикой возросло за рассматри­ваемое десятилетие с 78.224 до 115.964. Гошен думает, что возра­стание также свидетельствует об упрочении экономической позиции «великого центра общества», среднего класса.

Данные эти, несомненно, интересны в теоретическом отношении, но они совсем не име-ют того значения, которое им приписывает Гошен.

Во-первых, как уже заметил г. Исаев, десятилетие 1877—1886 гг. представляло все дан­ные для уменьшения числа крупных доходов. «Резкое падение цен всех товаров, понижение прибыли во всех пред­приятиях до половины среднего уровня и более, огромное число бан­кротств (до 1877 г. в среднем 8½ тысяч банкротств в год, а с 1877 до 1884 г.— более 12.000) — все повело к тому, что множество бога­тых лиц, имевших в половине 70-х годов 1000 — 2000 фунтов дохода, сохранили в 80 гг. едва 500—1000 фунтов, а имевшие дохода более 500 фунтов спустились в низшую группу, в группу плательщи­ков с доходом в 150—500 ф.» ¹).

Как отразилось угнетенное состояние промышленности на росте национального богат­ства Англии, показывают следующие цифры: в промежуток времени 1865—1875 гг. общая сумма капитала поднялась в этой стране с 6.113 миллионов ф. ст. до 8.548, т. е. увеличилась на 40 процентов, а в промежуток 1875—1885 гг. она возросла с

¹) А. А. Исаев — «Начала политической экономии», издание четвертое, стр. 619.

8.500 милл. ф. ст. до 10.037, т. е. увеличилась только на 17½ про­центов ¹).

Нетрудно понять, что замедленный ход накопления капитала вызван был понижением уровня прибыли в эпоху угнетенного состо­яния промышленности. Уже одного этого пони­жения уровня прибыли было бы достаточно для перехода плательщиков подоходного налога из высших разрядов в низшие. Но замечательно, что понижение уровня прибыли было да­леко не одинаково в различных родах пред­приятий. С особенною силой сказалось оно в про­мышленности: в предприятиях же, не имеющих прямого отношения к промышленному про­изводству, оно было гораздо слабее. Так, розничные торговцы жаловались на него очень мало. Также мало пострадали от него лица, поместившие свои капиталы за границей, напри­мер, в иностранных займах и т. п. Один из членов комиссии, назначенной для исследо­вания угнетенного состояния промышленности, указывает ²) на поме­щение английских капиталов за границей, как на одну из причин того, на первый взгляд странного, явления, чтобы общая сумма дохо­дов, подлежащих обложению, увеличилась, несмотря на застой в делах. Так как возрастание этой общей суммы все-таки сопрово­ждалось понижением крупных доходов, то остается предположить, что в торговых предприятиях внутри страны, равно как и за грани­цей, были помещены капиталы, имевшие сравнительно меньшие размеры. Именно так и ду­мает меньшинство комиссии. «Большое возрастание числа мелких доходов в рубрике Д, ве­роятно, произошло в значи­тельной степени оттого, что промышленность, к области которой принадлежат крупные предприятия, требующие больших капиталов, не приносила доходов, между тем как торговля, особенно розничная, бòльшая часть которой ведется с незначитель­ными капиталами, при­носила прибыль» ³).

Уже ввиду этих соображений «автоматический социализм» английского министра фи­нансов утрачивает весьма значительную до­лю своей «удивительности» и «утешительности». Но он сделается еще более жалким в наших глазах, если мы вспомним, что другою при­чиною роста общей суммы доходов, обложенных налогом (рубрика Д)

явилось просто-напросто более внимательное учитывание админи­страцией обывательских доходов. В указании на эту причину боль­шинство комиссии сходится с ее меньшинством. Но между тем как большинство, отметив эту причину, не спрашивает себя, как она повлияла на число занесенных в список «умеренных» доходов, мень­шинство совершенно справедливо замечает, что она должна была увеличить его благодаря привлечению к уплате подоходного налога множества новых небогатых плательщиков, прежде легко ускользав­ших от этой чести ¹).

Таким образом фактическое основание отрадных выводов Го­шена оказывается совер­шенно несостоятельным. Столь же несостоятельным оказывается, конечно, и приятное убе­ждение тех друзей социального мира», которые думают, что уменьшение расстояния между бедными и богатыми убедительно доказано Гошеном.

Просим читателя заметить еще следующее. Гошен с большой похвалой отзывается в ци­тированном нами заключительном докладе комиссии, изучавшей причины угнетенного со­стояния промышленности, и очень сожалеет о том, что выводы, к которым она пришла, не обратили на себя должного внимания читающей публики ²). Можно подумать, что сам он хо­рошо изучил эти выводы и передает их своим слушателям во всей их полноте и во всем их разнообразии. Но на самом деле мы видели совсем другое. Он так несерьезно от­несся к на­званному докладу, что нашел возможным, без всяких оговорок, пользоваться теми статисти­ческими данными, о которых меньшинство комиссии прямо заявило, что значение их вовсе не такое, каким оно представляется на первый взгляд, и какое им при­писал, вскоре по выходе заключительного доклада, сам Гошен. Об этом заявлении меньшинства «достопочтенный» оратор благоразумно умолчал в своей речи. Так тверда и непоколебима была его «объектив-ность».

Гошену захотелось ободрить своих слушателей, находившихся под сильным впечатле­нием рабочих волнений, и вот он, схватившись а первые попавшиеся цифры, стал излагать перед ними, в новом виде, ту самую теорию, которую раньше его излагали Кэри, Бастиа и другие, им подобные, апологеты капитализма. Слушатели пришли в восторг и поблагода­рили оратора в самых прочувствованных выра­жениях. А вслед за слушателями пришли в восторг и континенталь-

¹) Ibid., p. L.

²) Journal of the R. S. Society, Dec. 1887, p. 591.

ные ученые, вроде Шмоллера и Шульце-Геверница. Этим «объективным» мужам науки было не до критической проверки доводов англий­ского министра. Им тоже очень приятно было услышать, что удивительный и утешительный закон Бастиа может быть поддержан с помо­щью новых данных. Ну, а раз аргументация Гошена была почти­тельно встречена Шмолле­ром, Шульце-Геверницем и другими патен­тованными «учеными», то «критикам» марксизма, как говорится, уже сам бог велел кричать о притуплении общественных противоречий, вследствие «роста умеренных доходов». Наши «критики» вообще не критикуют буржуазных ученых. Их специальность заключается именно в «критике» Маркса.

Гошен и сам чувствовал, что цифры, положенные им в основу своей реляции об успехах «автоматического социализма», совсем не­доказательны. Поэтому он постарался подтвердить свои выводы с помощью косвенных соображений. С одним из этих соображений мы позна­комимся, когда будем говорить о положении рабочего класса в Англии, а некоторые другие нам нужно рассмотреть теперь.

«С каждым годом, — говорит Гошен, — все большее и большее число лиц принимает участие в акционерных компаниях и, таким образом, приобретает часть богатства, создавае­мого широкой про­мышленной и торговой деятельностью страны» ¹).

Это соображение, подхваченное Шульце-Геверницем и другими проповедниками «со­циального мира», произвело, как известно, силь­ное впечатление на некоторых социалистов. Так, г. Бернштейн при­шел к такому убеждению, что «форма акционерной компании зна­чи­тельно противодействует тенденции, заключающейся в централиза­ции капиталов путем цен­трализации производств». Он думает, что «если экономисты, противники социализма, ис­пользовали этот факт с целью прикрашивания нынешних общественных отношений, то от­сюда не следует, что социалисты должны скрывать или отрицать этот факт. Дело идет скорее о том, чтобы признать его действительное значение и его распространение» ²).

Скрывать факты или отрицать их существование, когда она доказано, разумеется, очень смешно и абсолютно нелепо. Но иное дело факты, а иное дело — их общественное значе­ние. Общественное

¹) Ibid, р. 597.

²) Э. Бернштейн — «Исторический материализм», перевод Л. Канцель, второе издание, стр. 84.

значение факта, указываемого г. Бернштейном вслед за Гошеном и Шульце-Геверницем, может быть понимаемо весьма различно. Бур­жуазные ученые и плетущийся за ними г. Бернштейн не обратили внимания на то, что распространение акционерных компаний может явиться — и действительно является — новым фактором централизации имущества и уве­личения расстояния между бедными и богатыми. Поясним нашу мысль примером, взятым из экономической истории той самой эпохи, о которой говорится в речи Гошена.

Известно, что умножение числа акционерных компаний в Англии было очень облегчено законодательством, разрешившим учреждение обществ с ограниченной ответственностью (Limited Liability Acts). К тому времени, когда приступила к своим трудам комиссия, назна­чен­ная для исследования причин угнетенного состояния промышленности, экономические последствия нового закона успели обнаружиться с достаточной ясностью. Что же говорит о них эта комиссия?

По словам ее большинства, «ограничение ответственности вызы­вает менее осторожное, или более спекуляторское ведение предприя­тий, чем то, к которому может быть склонен предприниматель, свя­занный полною ответственностью за свои операции. Вследствие этого, при ограниченной ответственности, производство часто ведется при такой пониженной при­были, при которой обыкновенный предприни­матель увидел бы себя вынужденным сократить его размеры. Даже потеря капитала, причиненная гибелью значительного числа этих ком­па­ний, не произвела всего того влияния, которого можно было ожи­дать в смысле сокращения их операций, так как убытки распростра­няются на большее число лиц и потому менее чувст­вительны. Более того, на развалинах потерпевших крушение предприятий постоянно возни­кают новые, которые, купив за бесценок имущество старых, получают возможность вести производство в прежних размерах» ¹).

Меньшинство комиссии вполне согласно в этом случае с боль­шинством. По ею мнению, ограничение ответственности вызвало по­явление особого класса «основателей» (promoters), которые, пользуясь неопытностью и беззащитностью обладателей мелких денежных сумм, заводят предприятия единственно для того, чтобы при первой воз­можности перепродать свои акции, нимало не заботясь о том, какая судьба ожидает начатое ими дело ²).

Мы не думаем, чтобы «автоматический социализм» этого рода был способен значи­тельно содействовать «притуплению» обществен-

ных противоречий. Перепроизводство и спекуляция всегда были и всегда останутся могуще­ственными деятелями разорения экономически слабых и обогащения горсти ловкачей, обла­дающих умением ловить в мутной воде рыбу.

Гошен указывает также на увеличение, в рассматриваемый им период времени, взносов в сберегательные кассы, как на одно из про­явлений медленного, но верного торжества доро­гого ему «молчаливого социализма» ¹). Но если бы он внимательно прочитал тот самый до­клад, который сам же он так настойчиво рекомендовал вниманию своих слушателей, то он должен был бы согласиться с тем, что ука­занный им факт допускает совершенно иное и при­том гораздо менее «утешительное» толкование. Как справедливо замечает оставшийся при особом мнении член комиссии А. О'Коннор, увеличение числа взносов в сберегательные кассы могло быть вызвано уменьшением (вследствие угнетенного состояния промышленно­сти) возможности помещения небольших денежных сумм в производительные пред­приятия ²). При таком более чем вероятном объяснении этого факта становится совершенно понят­ным то обстоятельство, что увеличение числа взносов в сберегательные кассы шло рука об руку с уменьше­нием спроса на рабочие руки.

Как бы ни был «молчалив» и «автоматичен» такой социализм, в нем всегда будет очень мало утешительного.

Теперь мы можем расстаться на время с Гошеном и обратиться к другому английскому авторитету, именно к статистику Мёльголлю.

В своем «Dictionary of Statistics» Мёльголль приводит следующие данные относительно

Число доходов выше 5000 ф. ст. росло следующим образом:

На 1 милл. населения.

Очень хорошо и весьма утешительно. Но, поговорив с тем же Мёльголлем в другой раз и при других обстоятельствах, мы узнаем от него гораздо менее хорошие и гораздо менее утешительные вещи.

На основании некоторых расчетов он принимает, что богатство Соединенного Королев­ства распределено так:

бочем классе Мёльголль уже и не говорит: так жалки, так ничтожны крохи, приходящиеся на его долю! Выходит, что «диффузия богат­ства» не так уже сильна, как нас только что уверял тот же Мёль­голль. Жаль! Очень жаль! Мы пришли было в очень приятное на­строение духа. Но послушаем дальше нашего статистика. Спросим его, как совершалась «диффузия богат­ства» в прежнее время ¹).

По его собственному расчету ²) оказывается, что если мы при­мем за 100 число крупных состояний, превышавших в 1840 году 5.000 ф. ст., то увидим, что в 1877 году оно дошло до 223, а в 1893 г. до 270. Между тем, принимая за 100 число состояний, простирав­шихся в 1840 году от 100 до 5.000 ф. ст., мы находим, что в 1877 г. оно дошло только до 203, а в 1893 году только до 249. А это озна­чает, что «состояния выше 5.000 ф. ст. умножались гораздо скорее, чем те, которые не достигли этой цифры,— явление как раз обратное тому, которое было бы желательно,— и этот прилив богатства (в высшие слои — Г. П.) становится, по-видимому, все более интенсивным» ³). Вот так «диффузия»! Мёльголль сам как будто смущается ею и по­тому спешит утешить нас следующей таблицей:

Ниже мы подробнее анализируем утешительность этого утеше­ния, а теперь пока обра­тим внимание читателя на следующий отзыв Мёльголля о положении рабочего класса в Анг­лии.

«Улучшение положения рабочего класса с очевидностью явствует из возрастания числа вкладчиков в сберегательные кассы. Оно со­ставляло менее 4 процентов населения Соеди­ненного Королевства в 1850 году, а теперь доходит до 19 процентов. Тем не менее, стра-

¹) Предыдущие выводы основаны на данных, относящихся к пятилетию, кончившемуся декабрем 1893 года.

²) Ниже мы увидим, что этот расчет лишь в слабой степени выражает действительный ход развития.

³) Ibid., р. 100—101.

⁴) Ibid., р. 101.

дания бедного класса в наших больших городах теперь значительнее, чем когда-либо пре­жде. О положении этого класса было справедливо сказано, что оно хуже положения готтен­тотов» ¹).

По-русски это называется начать за здравие, а кончить за упокой.

V.

Мы видим теперь, что, как «молчаливый социализм» Гошена, так и «диффузия богат­ства» Мёльголля представляют собой нечто весьма фантастическое. Мёльголль сам должен был признать, что богатство все более и более скопляется в высших слоях общества. Но если это так, то общественные противоречия, рассматриваемые с их экономической стороны, не только не «притупляются», а все более и более возрастают. Мёльголль старается «приту­пить» этот вывод указанием на то, что в Англии число лиц, обладающих иму­ществом выше 100 ф. с. растет значительно быстрее, чем население. Пора внимательнее присмотреться к этому мнимому утешению.

Представим себе общество, в состав которого входят три клас­са: богатый, зажиточный и бедный. Предположим для простоты, что бедный класс живет исключительно продажей своей рабочей силы, за­житочный занимается торговлей, а богатый состоит из капиталистов-предпринимателей и землевладельцев; число лиц в бедном классе рав­няется тысяче, в зажи­точном — ста, а в богатом — десяти ²). При распределении общественного дохода на долю каждого из этих клас­сов достается величина, которую мы обозначим через А. Стало быть, весь доход общества равняется 3А; член богатого класса в среднем в десять раз богаче члена зажиточного класса, а член зажиточного класса в среднем в десять раз богаче члена бедного класса. Таково относительное положение классов в данную эпоху, скажем в 1875 году.

Проходит 25 лет. Общественный доход удваивается, и на долю каждого обществен­ного класса достается теперь уже не одно, а два А ³). Мы можем поэтому сказать, что эконо­мическое благосостояние каждого общественного класса удвоилось. Но взаимное отношение этих классов осталось без перемены: по-прежнему богатый в среднем