глава семьи, получатель известного дохода

в десять раз богаче зажиточного, а зажиточный в среднем в десять раз богаче бедного. Ввиду этого мы не имеем никакого права говорить ни о «диффузии богатства» в нашем обществе, ни об «авто­матическом социализме», изменяющем распределение дохода в смысле притуп­ления противоречий между общественными классами. Запомнив этот вывод, пойдем далее.

Предположим, что в нашем обществе существует подоходный налог, который платится всеми лицами, получающими 100 и выше фунтов дохода. Предположим также, что в богатом и в зажиточном классе у нас нет ни одного лица, доход которого был бы ниже ста фунтов, но зато в бедном классе нет ни одного лица, доход кото­рого достигал бы этой цифры; стало быть никто из лиц этого послед­него класса не платил бы подоходного налога в 1875 году.

А как будет обстоять дело по прошествии 25 лет, когда удвоится доход каждого обще­ственного класса?

Если мы предположим, во-первых, что 25 лет тому назад в бед­ном классе было 250 лиц, ежегодно получавших от 50 до 100 фун., а во-вторых, что распределение дохода внутри ка­ждого класса ос­тается постоянным, то теперь в бедном классе у нас окажется 250 лиц, по­лучающих от ста до 200 фунтов, и, следовательно, обязан­ных платить подоходный налог. Таким образом число небогатых плательщиков подоходного налога увеличится, несмотря на то, что никакой «диффузии богатства» не произойдет, так как богатый по-прежнему будет в 10 раз богаче зажиточного, а зажиточный по-прежнему в 10 раз богаче бедного.

В какой же мере увеличится число небогатых плательщиков подоходного налога?

Это будет зависеть, конечно, от распределения богатства внутри зажиточного класса. Предположим, что 25 лет тому назад между членами этого класса было 25 лиц, получавших от 500 до 1000 ф. с. ежегодного дохода. В таком случае теперь, после удвоения дохода этого класса (при неизменном распределении этого дохода), эти 25 лиц будут получать уже от 1000 до 2000 фунтов. Предполагая, что лица, получающие более 1000 фунтов, называются круп­ными пла­тельщиками, мы увидим, что к разряду таких плательщиков отойдет теперь 25 че­ловек из лиц, принадлежащих к среднему классу. Значит общее число небогатых плательщи­ков (или, другими словами, общее число «moderate incomes») будет теперь равно 325 [75 че­ловек, ос­тавшихся от прежнего числа (100) и 250 новых, принадлежавших к рабочему классу], т. е. окажется увеличившимся на 225 процентов.

Будем считать дальше. Двадцать пять лиц торгового класса, по­лучающих от 1000 до 2000 ф. с, будут фигурировать теперь в списках крупных плательщиков, в одном разряде с лицами высшего класса, состоящего из фабрикантов и землевладельцев. Таких лиц у нас было десять. Присоединяя к ним 25 лиц из среднего класса, мы находим, что число крупных плательщиков равняется теперь 35: уве­личение на 250 процентов.

Число крупных плательщиков растет у нас несколько быстрее числа «умеренных». Но легко видеть, что при некотором изменении наших гипотетических данных у нас получится противоположный результат.

В самом деле, допустим, что в 1875 г. у нас было только 10 лиц, получавших от 500 до 1000 фунтов. По прошествии 25 лет и по удвоении дохода среднего класса эти 10 лиц будут получать от 1000 до 2000 фунтов и поэтому отойдут в разряд крупных пла­тельщиков подо­ходного налога. Складывая их число с числом преж­них плательщиков крупного разряда, ко­торое, как нам известно, равнялось тоже десяти, мы находим, что всех плательщиков этого разряда будет 20, а это значит, что число их увеличилось только на 100 процентов. Ввиду го­раздо более быстрого роста числа «умеренных» плательщиков мы получаем возможность кричать об «автоматическом социализме» и наводить некритических «критиков» на ту мысль, что марксова «догма» устарела, и т. д. А ведь на са­мом деле у нас никакой «диффузии богатства» не произошло, и каждый общественный класс получает свою прежнюю долю на­цио­нального дохода.

Совершенно такой же «отрадный» вывод,— в гошеновском смысле,— мы получим, предположив, что концентрация имущества в среде класса промышленников и землевла­дельцев совершается быстрее, чем в среде торгового класса, что вполне возможно,— и даже в высшей степени вероятно,— совершенно без всякого посрамления марксовой «догмы» ¹).

¹) «The retail trade is to day passing through an industrial revolution similar to that which manufacture experi­enced in the early years of this century and the small Keeper is the analogue of the handloom weaver, XV,— говорит Макрости в своей интересной «The Growth of Monopoly in English Industry» (Fabian Tract № 88, p. 3). Теперь, когда мелкого лавочника захватила «промышленная революция», концентрация пойдет быстрыми шагами в области мелочной торговли, что и доказывается в брошюре Макрости. Но пока мелочная торговля еще не была затронута «промышленной революцией», концентрация по необходимости должна была совершаться в ней го­раздо медленнее, чем в промышленности. Это обстоятельство тоже не могло не влиять на рост «умеренных» доходов.

До сих пор мы предполагали, что при росте национального до­хода доля каждого обще­ственного класса оставалась неизменной. Теперь посмотрим, как отразилось бы в списках плательщиков по­доходного налога неравномерное возрастание дохода различных клас­сов.

Положим, что общественный доход учетверился и распределяет­ся так: рабочий класс получает 2А; средний класс — 4А, а высший 6А. При удвоении дохода рабочего класса в его среде окажется,— как и при нашем прежнем предположении,— 250 лиц, получающих сто и больше фунтов дохода. Эти лица будут теперь обязаны платить подоходный налог и, следо­вательно, увеличат собою число «умерен­ных» плательщиков. Средний класс прежде цели­ком относился к числу плательщиков этого «умеренного» разряда, но теперь, после учетве­рения дохода среднего класса, значительное число его членов перейдет в разряд крупных плательщиков. Как велико будет это число? Если мы предположим, что прежде в среднем классе было 25 лиц, получавших от 250 до 500 фунтов, то теперь (при неизменном распреде­лении учетверенного дохода среднего класса между его членами) каждое из этих 25 лиц бу­дет получать от 1000 до 2000 фунтов, т. е. перешагнет за черту, отделяющую небогатых пла­тель­щиков от крупных. Но в том же классе было кроме того, согласно нашему прежнему предположению, 25 лиц, получавших от пятисот фунтов до тысячи. После учетверения до­хода среднего класса лица эти станут получать от 2000 до 4000 фунтов каждый, и потому с еще большим основанием будут причислены к крупным платель­щикам. Следовательно, из числа лиц среднего класса только 50 (100—25—25) лиц останется в разряде «умеренных» плательщиков. Присоединяя число этих лиц к числу (250) небогатых плательщиков из низ­шего класса, мы находим, что общее число небогатых пла­тельщиков равняется теперь 300 (50+250): увеличение на 200 про­центов.

Переходя к разряду крупных плательщиков, мы видим, что к к их прежнему числу, де­сяти, прибавится теперь еще 50 (25 лиц с до­ходом от 1000 до 2000 ф. и 25 лиц с доходом от 2000 до 4000). Общая их сумма дойдет значит до шестидесяти: увеличение на 500 процентов.

Если мы предположим, что концентрация уменьшит число не богатых плательщиков до 250, а число крупных — до 55, то выйдет, что общая сумма «умеренных» доходов возросла на 150 процентов, а число крупных — на 450 процентов.

Но мы рассуждаем, не принимая во внимание роста населения. Население может расти: 1) быстрее, чем общественный доход; 2) так же быстро, как он; 3) медленнее его. Для нас здесь интересен только третий случай, соответствующий капиталистической действитель­ности. Рассмотрим этот случай.

Положим, что число членов нашего общества удвоилось в тече­ние 50 лет, между тем как общественный доход учетверился и равняется теперь 12А, при чем рабочему классу дос­тается 2А, сред­нему — 4А, а высшему — 6А. Так как вдвое больший доход рабочею класса распределяется теперь между вдвое большим числом лиц, то (при неизменном распределе­нии дохода внутри этого класса) благо­состояние каждого отдельного рабочего не повысится, а потому ни один слой рабочих не попадет в число плательщиков подоход­ного налога.

Не то будет в среднем классе. Здесь доход учетверился, между тем как число лиц только удвоилось. Каждое лицо в отдельности будет стало быть вдвое богаче, чем было прежде. Число лиц, получающих от 1000 до 2000 фунтов дохода, дойдет теперь до 50. Эти 50 лиц бу­дут теперь занесены в разряд крупных плательщиков, а остальные 150 (200—50) останутся в разряде небогатых. Число «умеренных» доходов увеличится значит на 50 процентов.

В высшем классе прежде было 10 плательщиков, которые все и принадлежали, разуме­ется, к разряду крупных. Вследствие удвоения населения их стало 20. К этим 20 надо приба­вить еще 50 человек среднего класса, перешедших в разряд крупных плательщиков. Сумма — 70 (20+50); увеличение — 600 процентов.

Даже предположив, что концентрация имуществ понизила число крупных плательщи­ков до 55, мы все-таки имеем перед собою факт огромного увеличения числа крупных пла­тельщиков, доходящего до 450 процентов.

Что же доказывают все эти примеры, наверное, до смерти на­доевшие читателю?

Они доказывают, между прочим, вот что:

1. 
   Рост числа небогатых плательщиков, обусловливаемый ро­стом общественного до­хода, сам по себе вовсе еще не свидетельствует о «диффузии богатства» или об успехах «автоматического социа­лизма», потому что он вполне совместим с огромным ростом не­равенства в распределении общественного богатства.
   
2. 
   Чем сильнее концентрация имуществ в высшем классе общества, тем выпуклее высту­пает рост числа небогатых платель­-
   

3. В современных капиталистических обществах число умерен­ных доходов растет бы­стрее, чем общая цифра населения. Но умо­заключать отсюда к диффузии богатства и к уменьшению обще­ственного неравенства значит обнаруживать полнейшее и постыд­нейшее непонимание предмета. Для серьезного уяснения вопроса о распределении национального дохода в современных обществах надо прежде всего определить, в какой мере вырос этот доход за рас­сматриваемый период и как разделился его прирост между отдель­ными клас­сами. Лица же, толкующие о диффузии и сравнивающие рост населения с ростом числа уме­ренных доходов, ровно ничего не делают для указанного определения ¹).

Поэтому их аргументация не показывает ничего, кроме их собственной слабости.

Если мы с точки зрения этих выводов взглянем на данные, приведенные Мёльголлем в его «Dictionary of Statistics», то мы легко поймем, как и почему эти данные могут уживаться с другими дан­ными, имеющими, по-видимому, совершенно противоположное зна­чение.

Мёльголль говорит, что в Англии число лиц с имуществом выше 100 ф. ст. растет зна­чительно быстрее, чем население. И это верно. Но Мёльголль не спрашивает себя при этом, как же быстро растет национальный доход Англии. На самом деле этот доход растет гораздо быстрее числа лиц указанного Мёльголлем разряда, и потому увеличение этого числа идет рука об руку с гораздо более сильным увеличением общественного неравенства, о котором совершенно недвусмысленно говорят данные, сообщаемые тем же Мёльголлем в его книге «Industries and wealth of Nations». Правда, данные, приведен­ные им в «Dictionary of Statistics» как будто показывают, что «уме­ренные» доходы растут в Англии скорее крупных; но, во-первых, мы

¹) См., например, Бернштейна «Исторический материализм», стр. 87 и следующие. В прошлом году Лу­иджи Негри выпустил в свет работу, специально посвященную вопросу о концентрации в капиталистическом обществе (La centralizzazione capitalistica, Torino 1900). Он заботливо перечисляет там все причины, замедляю­щие концентрацию. Но странно, что он не упоминает о причинах, маскирующих ее. А между тем, такие при­чины существуют. Самой сильной из них является быстрое скопление богатства в верхних общественных слоях.

уже знаем теперь, что если бы это и было так, то отсюда еще было бы очень далеко до «диф­фузии богатства»; во-вторых, нам известно, что вторая половина семидесятых годов ознаме­новалась очень угнетенным состоянием промышленности, вызвавшим временное понижение крупных доходов, а, следовательно, и временное умень­шение их числа. Мы понимаем по­этому, как и почему сравнение чисел, относящихся к 1860 г., с одной стороны, и к 1880 г.— с дру­гой, указывает на более быстрый рост числа умеренных доходов, сравнительно с числом крупных. Но если мы сравним общие резуль­таты экономического развития за более продол­жительный период, то увидим, что, несмотря на временные задержки, число крупных дохо­дов росло гораздо скорее числа умеренных. В самом деле, та же таблица Мёльголля показы­вает, что в 1812 г. на один миллион жи­телей в Англии приходилось 3.314 лиц с доходом от 200 ф. ст. и выше, а в 1880 г. их было 6.313, т. е. число их даже не удвоилось; между тем число лиц с доходом выше 5.000 ф. ст. поднялось с 34 в 1812 г. до 88 в 1880 г.: увеличение на 163,6 процента.

Эти цифры совершенно опровергают Мёльголля, говорящего о диффузии обществен­ного богатства, и вполне подтверждают спра­ведливость слов Мёльголля, указывающего на то, что «состояния выше 5.000 ф. ст. умножились гораздо скорее, чем те, которые не дости­гали этой цифры» (см. выше стр. 44).

«Сами по себе цифры никогда не лгут,— заметил Гошен в своей речи, разобранной нами выше,— но всякий должен признать, что нет ничего легче, как злоупотребить ими для той или иной посто­ронней цели». В этом случае мы совершенно согласны с Гошеном. Дей­ствительно, цифры не лгут...

VI.

В нашем примере мы оперировали с гипотетическими данными. Теперь пора обра­титься к действительности.

В Саксонском королевстве в период времени 1879—1890 гг. чис­ло доходов выше 9.600 марок увеличилось на 100 процентов, а чис­ло доходов выше 100.000 марок — на 228 проц. ¹).

Для Пруссии у нас есть, кроме того, поразительная таблица Энгеля:

В промежуток времени 1845—1873 гг. число плательщиков раз­ных разрядов росло так:

Куда ни посмотрите, везде вы увидите одно и то же: дей­ствительное движение во всех странах капиталистического мира со­вершается в том самом направлении, в каком двигалось наше гипо-­

тетическое общество: число плательщиков высших разрядов везде ра­стет несравненно бы­стрее числа плательщиков небогатых. Результа­ты, добытые наблюдением действительно­сти, поразительно совпадают с результатами, получившимися у нас, когда мы предполо­жили, что увеличение общественного дохода не увеличивает благосостояния ра­бочего класса. Но во многих случаях действительность оставляет да­леко за собой наш гипотетиче­ский пример: в нашем примере разни­ца в росте чисел плательщиков различных категорий значительно меньше, чем в Пруссии (по таблице Энгеля) или хотя бы в Цюрих­ском кантоне. Вероятно, это объясняется тем, что в нашем примере не отводилось достаточно места для концентрации имущества в не­богатых слоях общества. Очень возможно, что в действитель­ности такая концентрация значительно замедляет рост числа «умеренных» доходов.

Одним словом, характер нашего примера вполне соответствует действительному поло­жению вещей в капиталистическом обществе. Но наш пример основывался на том предпо­ложении, что распределе­ние общественного дохода между различными классами общества де­лается все более и более неравномерным. Ясно, что то же самое про­исходит и на самом деле.

Но если это так, то разглагольствования на тему о притуплении общественных противо­речий, о диффузии богатства, об «обеднении» ка­питалистов и об «обогащении» работников являются горькой насмеш­кой над тем классом, которому с особенной силой дает себя чув­ствовать общественное неравенство. Учение Кэри-Бастиа и их потом­ства: Гошена, Шульце-Геверниц и проч., и проч., и проч., есть не более, как хитрая, но нимало не убедительная речь адвокатов дела, проигранного, по крайней мере, в принципе.

VII.

Убедившись в этом, мы можем обратиться, наконец, к г. П. Струве.

В его статье, напечатанной в «Архиве» Брауна, встречаются места, позволяющие со­вершенно определенно ответить, по крайней мере, на вопрос о том, что думает он о новей­шей разновидности это­го учения, т. е. «диффузии богатства», придуманной Гошеном, Шуль­цем-Геверницем и компанией. Вот одно из этих мест.

Маркс утверждал, как известно, что с развитием капитализма и с ростом производи­тельности труда уровень прибавочной стоимо­сти,— а, следовательно, и степень эксплуата­ции труда рабочего ка-

питалистом повышается. По поводу этой мысли Маркса г. П. Стру­ве замечает:

«Но именно это положение трудно согласить с фактами. Для начальной стадии развития крупного капитализма (первое торжество машинного производства) оно, вероятно, было в общем правильно. Но нельзя признать, что повышение степени эксплуатации имело ме­сто в дальнейших стадиях и продолжится на неопределенное время в будущем. Дело в том, что уровень прибавочной стоимости может по­вышаться только тогда, когда понижается по ка­ким-нибудь причи­нам заработная плата или растет прибавочная стоимость. Но пони­жение заработной платы вовсе не может быть названо характери­стическим признаком новейшего экономического развития в капита­листических странах. Помимо же понижения заработной платы при­бавочная стоимость может увеличиться или путем удлинения рабо­чего времени, или же путем увеличения напряженности труда. Но мы не можем констатировать и удлине­ния рабочего времени в капита­листических странах... Скорее приходится наблюдать обрат­ное явле­ние. Увеличение напряженности труда действительно имеет место, но это увеличе­ние, по физиологическим причинам, во-первых, часто свя­зывается с повышением заработной платы, а, во-вторых, наталкивает­ся на непереходимую границу. Поэтому учение о постоян­ном повы­шении уровня прибавочной стоимости или степени эксплуатации тру­да в разви­вающемся капиталистическом обществе кажется мне несо­стоятельным. С успехом можно защищать противоположную тезу, которая и в самом деле нисколько не противоречит об­щему хара­ктеру новейшего экономического развития».

«Противоположная теза» есть именно «теза» нынешних обно­вителей учения Кэри-Бас­тиа. Мы уже обнаружили полнейшую несо­стоятельность этой тезы. Доказав, что неравенство в распределении национального дохода возрастает, мы тем самым доказали, что до­стаю­щаяся рабочему классу доля этого дохода уменьшается. Покон­чив с «оригиналами», мы могли бы уже не останавливаться перед «списком», ограничившись простым констатирова­нием того более или менее утешительного и удивительного обстоятельства, что он сделан очень удачно и отличается большим сходством с подлинниками. Но так как нам все-таки нужно, хотя отчасти, следовать за нашим «крити­ком», то мы должны рассмотреть также и его аргументацию. Кроме того, нам следует признать, что до сих пор мысль Маркса об увели­чении степени эксплуатации рабочего капиталистом подтверждалась нами лишь кос­венно, лишь посредством указания на возрастающее

неравенство в распределении общественного богатства. Посмотрим теперь, можно ли при­вести какие-нибудь прямые доводы в пользу этой мысли.

Мы видели, что, по мнению г. П. Струве, это невозможно. Он говорит, что мысль Мар­кса может быть признана правильной только в применении к начальной стадии развития ка­питализма. Это совер­шенно не так.

Возьмем Соединенные Штаты Сев. Америки, где, по очень мно­гим причинам, условия продажи пролетариатом своей рабочей силы несравненно благоприятнее для него, чем в ка­кой бы то ни было из европейских стран. Как изменилась там доля рабочего класса в стои­мости, создаваемой его трудом?

В 1840 г. он получал 51 процент, а в 1890 г. ему доставалось только 45 процентов этой ценности, стало быть, его доля понизи­лась, а степень эксплуатации его капиталистом повы­силась.

Мы заимствовали только что приведенные нами цифры у Каро­ля Д. Райта, который, при всей своей добросовестности, все-таки ре­шительно предпочитает розовую краску черной ¹).

Кароль Д. Райт указывает также на причину, способствующую уменьшению доли рабо­чего класса. Он видит ее в развитии машин­ного производства или, как сказал бы Маркс, в изменении органиче­ского состава капитала ²).

Что скажет нам по этому поводу наш «критик»? Думает ли он, что Соединенные Штаты Сев. Америки до сих пор не вышли из на­чальной стадии капитализма?

Г. П. Струве цитирует книгу К. Д. Райта. Стало быть она ему известна. Но он, как видно, не расслышал того, что говорит амери­канский статистик о понижении доли рабочего класса. Ох, глухота — большой порок!

В Англии, в период 1861—1891 гг., национальный доход под­нялся с 832 миллионов ф. с. до 1.600 милл., между тем как зара­ботная плата повысилась от 388 до 693 милл. ф. с. Это значит, что

¹⁾