Биография и философия Огюста Конта
жүктеу/скачать 185 Kb.
|
|
терминами: биология, социология, сделались общеупотребительными у ученых. Некоторые возражения против классификации Конта вызваны недоразумением. Так, указывают на то, что астрономия есть наука конкретная, предполагающая более общие физические и химические познания, и что, следовательно, она должна занимать не второе, а разве только четвертое место в восходящем (от математики) ряду наук. Но Конт ограничивал предмет астрономии взаимодействующими движениями космических тел нашей солнечной системы, а эти движения определяются только законами математическими, с привнесением лишь одного общего фактора — мирового тяготения; особые физические и химические свойства и законы явлений здесь не принимаются в расчет и не предполагаются. То обстоятельство, что Конт отвергал все вопросы астрофизики, было, конечно, недостатком в его общем воззрении на пределы научного знания, но это не нарушало правильности его классификации, имевшей в ряду лишь ряд основных или первичных наук, а не составных и производных, каковы астрофизикастрофизика, геология, география, психофизика и т. п. Действительный пропуск в лестнице наук относится к минералогии, которая, несомненно, есть основная или первичная наука, так как она впервые вносит в изучение неорганического мира, сверх физической и химической, еще особую морфологическую точку зрения (формы кристаллов); эта морфологическая сторона явлений не может быть всецело сведена к геометрии, так как здесь дело не в очертаниях, отвлеченно взятых, а в том, что известные тела или вещества имеют свойство кристаллизоваться именно в таких, а не в иных формах. С этой поправкой классификация наук Конта может считаться лучшей из существующих. Но как бы превосходна ни была в своем роде подобная эмпирическая классификация наук, т. е. расположение их в известном правильном порядке по какому-нибудь внешнему признаку (каков у Конта признак возрастающей сложности и убывающей общности) — она ни в каком случае не может выражать действительную внутреннюю связь или органическое единство наук и изучаемых ими явлений, как воображал Конт. Органическое единство требует, чтобы каждая наука была необходима для всех других — и все для каждой, чтобы все они действительно определяли друг друга, находились между собой во внутреннем взаимодействии. Для этого им нужен некоторый общий принцип, или образующее начало их единства и связи. Такого принципа в эмпирической системе нет и быть не может, сами же по себе частные науки находятся лишь во внешнем, механическом отношении друг к другу. Те особые, специфические элементы, которые дают всем наукам их собственное содержание, ничем взаимно не связаны между собой и находятся лишь во внешней и случайной зависимости друг от друга. Возьмем, для примера, отношение биологии к химии и физике. Поскольку материя организмов состоит из различных простых веществ и их сочетаний, изучаемых химией, поскольку, далее, при различных функциях органической жизни происходят известные явления (теплота, электричество и т. п.), составляющие предмет ффизики, — постольку биология, очевидно, предполагает эти две науки и зависит от них. Но эта зависимость только внешняя, ее нельзя вывести из самой физики или химии. Взятые в своих общих свойствах и законах, явления, изучаемые этими двумя науками, составляют лишь безразличный возможный материал для явлений органических; чтобы составить действительные органические явления и через то получить биологическое значение, этот физический и химический материал должен подчиниться некоторому новому и самостоятельному порядку или плану отношений, представляемому тем сложным явлением, которое называется жизнью. Но для физики и химии это явление органической жизни не имеет даже того материального значения, какое физические и химические явления имеют для биологии. Химик и физик совсем не нуждаются для своих наук в предположении растительной и животной жизни; если бы ее совсем не существовало, физические и химические законы мироздания, объективно говоря, не потерпели бы никакого изменения: ведь они действовали на земном шаре, , когда на нем еще не появлялось никакой организации, и точно так же продолжали бы действовать, если бы всякая организация когда-нибудь исчезла. Таким образом, мы не можем сказать, чтобы между биологией и предшествующими ей науками была внутренняя необходимая связь и взаимодействие, ибо в своем собственном специфическом элементе, образующем ее как особую науку органической жизни, биология не вытекает из физики и химии и не зависит от них, а, с другой стороны, для этих наук она по своему собственному предмету является лишь чистой случайностью. Отдел науки, неточно обозначаемый как “органическая химия”, имеет дело с органическими веществами не в их биологическом качестве, не как с материей живого организма, а лишь как с одним ”из многих возможных родов сочетания химических элементов, и то обстоятельство, что этот род сочетаний образует, между прочим, ткани живых организмов, для химика, как такового, есть нечто совершенно безразличное. Между биологией и социологией система Конта также мало устанавливает органичеорганическую связь, как и между биологией и предшествующими ей науками. Хотя люди, составляющие общество, суть, между прочим, и животные, но свои социальные учреждения они созидают и совершенствуют не в этом своем зоологическом качестве, а в силу специфических особенностей разумной и социальной человеческой природы, что и дает основание для особой науки — социологии, собственные законы которой не вытекают из законов биологии. С точки зрения этой последней само существование человеческого общества, а, следовательно, и особых социологических законов, им управляющих, есть нечто безразличное и случайное: растения и животные существовали на земном шаре до появления человека и могут, конечно, пребывать и в случае его исчезновения. Вообще в той внешней системе наук, какую предлагает позитивизм, высшие, т. е. более сложные науки, хотя и опираются на низшие, как на свой общий материальный базис, но по своему собственному предмету или по тому специфическому элементу, который образует их как особые науки, они стоят внестоят вне всякой логической и органической зависимости от предыдущих, менее сложных наук, а для этих последних высшие науки, с их особенным предметом или в их специфическом элементе, представляют уже чистой случайность. Если мы обозначим специфически элемент первой, наиболее общей науки — математики через а, специфический элемент следующей науки, астрономии — через b, физики — через с и т. д., то система наук, установленная Контом, представится в виде следующего ряда: а; а + b: (а + b) +с; (а + b + с) + d; (а + b + c + d) + e; (a + b + c + d + e) + f. B этом ряду наук мы не видим того всеобщего принципа, который связывал бы все частные научные элементы. Таким принципом координации не может служить элемент а, образующий математику, так как он во всех прочих науках есть лишь одно из слагаемых и существует вместе с другими специфическими элементами (b, с, d и т. д.), но безо всякой общей одинаковой связи с их совокупностью; при том, чем сложнее известная наука, тем этот общий элемент имеет в ней меньше значения; так, даже в биологии, не говоря уже о социологии, участие математики в познании явлений и их законов совершенно ничтожно. Во всяком случае, это есть только один из многих научных элементов, самый бедный по содержанию, не обнимающий собой других элементов и, следовательно, не могущий соединять их в одну систему. Для такого соединения, даже по понятиям самой математики, необходима некоторая функция, общая всем частным элементам а, b, с, d и т. д. и потому образующая из них одно определенное целое. Система наук, чтобы быть действительно системой, хотя бы в смысле математическом, а не простой эмпирической классификацией, должна представляться не как а; а + b; (а + b) + с и т. д., а как φ (а, b, с, d, е, f). Чтобы из совокупности положительных наук сделать позитивной философию, необходимо было бы установить самостоятельную философскую точку зрения на все явления мира; но именно этого и недоставало Конту. Отрицая психологию, сводя логику к математике и совершенно обходя главный гносеологический вопрос о возможности для субъекта достоверно познавать то, что не есть он сам, — Конт полагал, что философия есть простое продолжение и расширение частных наук, как они сами суть продолжение и расширение обыкновенного житейского познания, управляемого “здравым смыслом” (le bon sens). Эта мысль ошибочна в своем основании. Уже частные науки не только продолжают и распространяют житейское наблюдение и повседневный опыт, но сверх того самостоятельно проверяют и в значительной мере отвергают его положения. Так, по житейскому наблюдению, земля есть неподвижная плоскость, над которой ходит солнце, а по науке она есть сфероидальное тело, вращающееся вокруг солнца; по житейскому наблюдению различные насекомые заводятся “сами собою” в сырой или грязной среде, а по науке они всегда происходят из органических семян или зародышей; непосредственный опыт утверждает, что гром обыкновенно следует за молнией с большим или меньшим промежутком времени, тогда как по науке эти два явления происходят всегда в один и тот же момент времени. Наука не тольтолько раздвигает во все стороны область житейского знания, но и выставляет такие вопросы, точки зрения и требования, которые вовсе не существуют для непосредственного сознания и сразу кажутся ему не только непонятными, но и прямо нелепыми. Подобное же отношение существует между положительными науками и философией: она не только общее и шире их, но ее понятия и вопросы принадлежат к области мышления, несоизмеримой с областью частных наук. Она выдвигает такие умственные задачи и требования, которые в отдельных науках вовсе не имеют места и с их исключительной точки зрения могут представляться неясными, ненужными и даже бессмысленными. Отделываться от философских задач простым утверждением, что мы можем познавать только явления, а не существо вещей, значило бы уподобляться невежде, который во имя чувственной очевидности отвергает астрономическую науку. Для того, чтобы позитивистический принцип, ограничивающий область познаваемого одними явлениями, имел какой-нибудь определенный смысл, нужно было бы разобрать спсперва понятие “явление” и дать ясный отчет в том, что собственно под ним разумеется. Но у Конта мы не находим и намека на такой анализ. Между тем, этот основной для позитивизма термин употребляется в двух совершенно различных смыслах. 1) Под явлением разумеется то, что дано или происходит в сознании субъекта. Согласно этому, положение, что “мы познаем только явления”, означает, что предметом нашего знания и изучения могут быть только состояния и изменения нашего собственного сознания, в силу чего и весь так называемый “внешний мир” должен быть признан лишь фактом чисто психологическим, и сама материя — только мыслимой возможностью ощущения. На такой точке зрения стоит, напр., столь близкий к позитивизму Милль, но на ней не мог стоять Конт, безусловно отрицавший внутреннее самонаблюдение и всецело заменявший психологию френологией. 2) В другом смысле, более соответствующем прямому значению слова, под “явлением” разумеется продукт взаимодействия между внешними вещами и нашим субъектом; явления, таким образом, выражают действительность не только внутреннего, но и внешнего бытия, служат понятными для нас показателями или знаками того, что существует вне нас; положение, что мы познаем только явления, означает, что вещи доступны нашему познанию, лишь поскольку они действуют на нас, а так как действие выражает в известной степени природу действующего, и явление обнаруживает сущность являемого, то этим не исключается, а, напротив, предполагается некоторое наше познание о сущности вещей. Конечно, то или другое действие не исчерпывает природы деятеля, и являющаяся сущность не переходит всецело в свое данное явление; поэтому наше познание о сущности вещей через явления имеет характер относительный и несовершенный. Однако, сама эта несовершенность бывает большей или меньшей; так, наблюдая постоянный и неизменный во всевозможных условиях способ действия данного фактора, мы получаем достаточное познание о его существенных свойствах. Но этот логически несомненный принцип познаваемости действительных сущностей в их явлениях ниснисколько не устраняет и не разрешает гносеологического вопроса о том, как возможны сами явления (в объективном смысле), т. е. каким образом то, что находится вне нашего субъекта, может воздействовать на этот субъект, давать ему знаки о своем существовании и о своей сущности. Если прямое и фактическое воздействие внешнего бытия на наш субъект ограничивать ощущениями так называемых внешних чувств, то вопрос о возможности и способе такого воздействия объективного бытия на субъективное сознание через это получает только большую определенность, но еще не находит своего решения. Спрашивается: каким образом внешнее бытие становится для нас ощутительно? Этот главнейший для всей теоретической философии вопрос оставался совершенно чуждым для Конта, который не соединял с термином “явление” никакого положительного смысла, употребляя его лишь как общую неопределенную антитезу отвергаемым им метафизическим “сущностям”. Но и эти последние не выражают у него никакой ясной и твердой мысли: то он видит в них только пустые абстракции, измышленные умом в его переходном состоянии от теологического к позитивному мировоззрению, то он говорит об этих “сущностях”, как о каком-то действительном, хотя безусловно для нас недоступном субстрате бытия, скрывающемся за явлениями. При всей смутности этих мыслей ясно, однако, что предмет безусловной непознаваемости, которым Конт характеризует “сущности”, ни в каком случае не может им принадлежать: как пустые абстракции и измышления, они всецело познаваемы для ума, их измыслившего, а как субстрат явлений они познаваемы настолько, насколько обнаруживаются в этих явлениях (так, сущность жизни познается в явлениях органических, или сущность человеческого общества открывается в явлениях социальных). Отрицать такую соотносительность сущности и явления логически возможно только отрицая объективный характер самих явлений, т. е. признавая в них только состояния нашего сознания, на что Конт никогда не решался. Вообще, вследствие отсутствия всякого анализа понятий, основные теоретические положения Контаимеют характер догматический, а не критический, и стоят ниже уровня новейшей философской мысли. Сам он, хотя с другой точки зрения, пришел к сознанию недостаточности своей положительной философии и дополнил ее положительной религией человечества. В самой этой идее человечества Конт уже возвысился над ограниченностью позитивной философии, допускающей только такие истины, которые так или иначе сводятся к восприятию внешних чувств и могут быть проверены их показаниями. Но человечество, как единый собирательный организм, — более реальный, чем отдельный человек, — никогда не было и не есть факт чувственного опыта и никакой проверке ощущениями внешних чувств подлежать не может: это есть идея умозрительная и метафизическая. Без сомнения, многие биологические и социологические факты наводят на эту идею, но определенное выражение и развитие можно ей дать только путем умозрительным. У Конта это было глубокое интуитивное убеждение, которое он ясно сознавал и решительно высказывал, но ничем не доказывал. Во всяком случае, в истории философии он первый придал этой идее центральное значение, и в этом его большая заслуга. Но как высшее начало религии и предмет культа, идея человечества, в смысле Конта, представляет внутреннее противоречие. Предметом религиозного поклонения может быть только то, что обладает действительным существованием и вместе с тем совершенством. “Великое Существо” Конта есть духовно физический организм, прогрессирующий или совершенствующийся; оно распадается на две части: живущее на земле человечество, объективно-действительное, но еще несовершенное, и человечество отошедшее, достигнувшее идеального совершенства, но зато лишенное, по учению Конта, реального бытия, существующее только субъективно, в памяти и воображении живых людей. Первая часть “Великого Существа” не может быть предметом религиозного почитания, как несовершенная, а вторая — как несуществующая. Культ, воздаваемый предмету заведомо лишь воображаемому, а не действительному, не может иметь серьезного значения. Вообще Конт безусловно ошибался, ддумая, что идея прогрессирующего человечества может заменить идею абсолютного существа. Понятие прогресса или совершенствования логически мыслимо только как постепенное усвоение несовершенным действительного объективного совершенства, которое в своей всецелости существует независимо от прогрессирующего субъекта и первее его, ибо иначе каждая новая степень усовершенствования этого субъекта была бы произведением из ничего — что нелепо; меньшее само по себе не есть достаточное основание для большего, и пустота не может быть единственным источником полноты бытия. Следовательно, истинное совершенство “Великого Существа” нельзя понимать как произведение исторического прогресса, а должно признать его первоначально существующим и определяющим сам прогресс, или, другими словами, настоящим “Великим Существом” может быть не человечество, отдельно взятое, а только богочеловечество. — Несмотря на несостоятельность основной точки зрения, “позитивная религия” Конта заключает в себе частные истины, которые имеют будущность; таковы, в особенности, его мысли о значении женского элемента, о необходимости независимого духовного авторитета в обществе, о почитании отошедших исторических деятелей. Вторая система Конта гораздо более, чем первая, заставляет признать в нем одного из самых значительных и оригинальных европейских мыслителей XIX столетия. Позитивизм после Конта распался на две враждебные школы. Во главе первой, решительно отвергавшей позитивную религию Конта, стоял Литтре, к которому присоединился Вырубов. Они вместе предприняли периодическое издание “Philosophie positive” (1867 — 1883). Полных единомышленников и приверженцев у них было немного, и журнал прекратился от недостатка подписчиков. Более распространения получила вторая школа позитивизма, всецело принимавшая религию и политику Конта. Ее вождем был Пьер Лафитт, усвоивший и звание первосвященника человечества. С 1878 г. он издает главный орган правоверного позитивизма “Revue Occidentale”. Позитивная религия скоро перешла и в Англию, где она представляется Конгривом иФ. Гаррисоном. Самой благоприятной почвой для “религии человечества” оказалась Южная Америка; Лагарриге утвердил новый культ в Чили, а Лемос — в Бразилии, где позитивизм в настоящее время сделался государственной религией. Его последователи, с ген. Фонсекой и Б. Констаном во главе, произвели переворот 1389 г., заменивший империю республикой. На государственном ее знамени изображен один из девизов Конта: Порядок и прогресс; в офицерские училища введено преподавание наук по курсу позитивной философии. Была даже речь об официальном введении в Бразилии позитивистского календаря, но это встретило препятствия. Основанное Лемосом в Рио-де-Жанейро учреждение, под именем Apostolado positivista da Brazil, издало множество книг и брошюр для распространения новой религии. Еще прежде революции 1889 г. позитивисты много способствовали уничтожению невольничества в Бразилии. В 1884 г. в религии человечества произошел раскол. Чилийско-бразильская группа Лагарриге и Лемоса, вместе с одним из старых французских учеников Конта, Одиффраном (Audiffrent), а также англичанином Конгривом, отделилась от Лафитта, которого эти ревнители находили недостаточно проникнутым религиозными принципами учителя. Главный пункт разногласия была идея Девы-Матери (Vierge-Mère), как высшего олицетворения человечества. В последний год своей жизни Конт, в письме к Одиффрану, предлагал ему представлять эту идею как окончательный свод всего позитивизма (á représenter le positivisme comme directement résumé par l'utopie de la Vierge-Mére). Преемник Конта в первосвященстве, Лафитт, держась буквы этих слов, видел в этой идее только предельное понятие субъективного синтеза; но Одиффран и южноамериканцы, стоявшие за дух последнего учения Конта, стали придавать Деве-Матери более реальное и первенствующее значение в религии человечества. См. Audiffrent, “La Vierge-Meré” (Париж, 1885); его же, “Circulaire exceptionnelle” (Пар., 1886); его же, “Lettre á Miguel Lemos et á tous ceux etc. ” (Пар., 1887); J. Lagan-igue, “Le positivisme et la Vierge-Meré” (Сант-Яго, 1885). Вместе с тем Одиффран настаивал на необходимости союза с иезуитами, согласно последним намерениям Конта. По его мнению, между католиками и позитивистами существует лишь то второстепенное различие, что первые верят в Бога. а вторые — нет, главное же дело — в организации человечества, к которой одинаково стремятся и те, и другие. На этом основании он приглашает всех неверующих в Бога стать позитивистами, а всех верующих — католиками, чтобы затем сообща начать борьбу дисциплинированных против недисциплинированных. Кроме названных стран, позитивная религия имеет ревностных последователей и во многих других — Испании, Северной Америке, Швеции, Венгрии и даже Турции. См. вторую книгу Грубера: “Der Positivismus vom Tode Aug. Comtes bis auf unsere Tage” (Фрейбург, 1891). Вне двух собственно позитивистических школ стоят писатели, причисляемые к позитивистам, но лишь некоторой частью своих воззрений примыкающие к философии Конта. Таковы в особенности русские: Де-Роберти, Лесевич и итальянцы: Ардиго (RoberteArdigo), автор “La psicologia come scienza positiva” (Мантуя, 1870) и “La morale dei positivisti” (Падуя, 1885), и Анджулли (Andrea Angiulli, 1837 — 1890 гг.), который в своем главном сочинении: “La filosofia e la scuola” (Неаполь, 1889) пытается, между прочим, дать позитивизму недостающее ему учение о познании. К “свободным позитивистам” причисляют иногда всех новейших мыслителей, держащихся в большей или меньшей степени скептического и агностического взгляда на метафизические и теологические вопросы. Но такое направление гораздо древнее Конта, оно всегда существовало в критические эпохи философии; его новейшие представители в Англии имеют своим прямым родоначальником Юма, в Германии — Канта, а потому нет причины ставить тех или других в исключительную зависимость от основателя французского позитивизма. Вообще, некоторые из идей Конта вошли в современный умственные обиход, и их влияние более или менее сказывается ныне во всяком философском и научном построении. жүктеу/скачать 185 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|