С одной стороны, он понимал, что
его усилия окажут большое
моральное влияние на культурный климат в компании и это
положительно скажется на ее будущем. С другой стороны, он знал,
что любая инициатива влечет за собой новые проблемы и риски.
Его мучили вопросы: сработают ли все эти изменения и как они
повлияют на общую культуру компании?
Он повторял: «Я понимаю, что мы должны идти именно этим
путем, но все же стоит ли мне двигаться в этом направлении?
Это требует огромных затрат труда и сил. Может,
мне лучше
придерживаться консервативного курса? Ведь в противном случае
со всеми сложными вопросами придется иметь дело тому, кто сменит
меня на посту!»
И тогда я спросил его: «А какое наследие вы хотели бы оставить
после себя?»
Он ответил: «Не знаю. Я об этом не думал».
А я сказал: «Перед вами два варианта: вы можете решиться
и перестроить компанию или продолжить придерживаться прежнего
курса и уйти в блеске славы, но не сделать того, что принесет пользу
следующему поколению».
Он подумал над моими словами, и
когда мы встретились
на следующий день, сказал: «Мне никто никогда не задавал столь
отрезвляющего вопроса: какое наследие я хочу оставить? Я покопался
в себе и вынужден был признать, что я не хотел платить высокую цену
за решительные инициативы, что на самом деле я втайне надеялся
уйти в лучах славы, рассчитывая, что моему последователю не удастся
добиться того, чего добился я. Я хотел,
чтобы мое пребывание
в должности завершилось на пике славы. Но чем больше я об этом
думал, тем лучше понимал, что мои мотивы неправильные и что
я должен приложить все усилия, чтобы
после моего ухода компания
работала еще лучше, чем при мне».
Этот человек понимал, что структурная перестройка потребует
от него огромных усилий. «Я рассчитывал на два года комфортного
существования и
хвалебных речей в свой адрес, – сказал он. –
А вместо этого мне предстоит жесточайшая борьба, с какой я никогда
раньше не сталкивался. Но я пришел к выводу, что не смогу жить
в мире с самим собой, если не постараюсь оставить после себя
непреходящее наследие».