Блок М. Апология истории



бет2/11
Дата28.06.2016
өлшемі0.85 Mb.
#164151
түріБиография
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

Мы сказали: старой историографии. Но эта старая историография не принадлежит лишь прошлому. Блоку приходилось бороться с живым и все еще влиятельным противником. Почти одновременно с «Апологией истории» была написана книга известного французского историка Луи Альфана «Введение в историю». Альфан выступил с обоснованием того метода исторического исследования, которым он, как и многие другие историки, пользовался на протяжении всей своей жизни. Принципы этого метода становятся ясными уже из оглавления книги: «Оценка исторического свидетельства», «Критика свидетельств и установление фактов», «Координация фактов», «Изложение фактов». Факт для него — это сообщение источника. Цель истории — «спасти от забвения факты прошлого», поэтому первая и основная задача ученого—установление подлинности документа, в котором, по убеждению Альфана, непосредственно и целиком запечатлена историческая правда. Историк полностью зависит от исторических свидетельств и только от них. «Там, где молчат источники, нема и история; где они упрощают, упрощает и она; где они искажают, искажает и историческая наука. В любом случае — и это, по-видимому, главное — она не импровизирует» 9.

7 Langlois Ch.-V., Seignobos Ch. Introduction aux etudes historiques. Paris, 1899. P. 1.

8 Ibid. P. 275.

' Halphen L. Introduction a 1'Histoire. Paris, 1946. P. 61,

192


Разумеется, ученый-историк не «импровизирует» и ничего не выдумывает. Но значит ли это, что он и в самом деле, как со всей ясностью вытекает из приведенного утверждения Альфана, — раб исторических свидетельств и принужден следовать им даже в тех случаях, когда подозревает или знает, что они упрощают и искажают действительность?! Неужели у него нет никаких средств, при помощи которых он мог бы заставить прошлое выдать ему свои тайны, рассказать о себе то, о чем прямо не сообщают сохранившиеся документы? Многое ли вообще может поведать источник ученому, обращающему все внимание на его букву и считающему свою задачу выполненной после установления его подлинности? Подобный метод не предполагает постановки проблем и научного объяснения. Такую историю Коллингвуд с основанием заклеймил как «историю, сделанную с помощью ножниц и клея» 10.

Конечно, деятельность историка практически никогда не исчерпывалась «критикой текстов», о которой рассуждали Ланглуа и Сеньобос, Альфан и многие другие историки, повторявшие как своего рода заклятье слова Фюстель де Куланжа: «Тексты, одни только тексты, ничего кроме текстов!»

Это иллюзия, но все же важнейшие методологические проблемы исторического знания не могли быть должным образом осознаны.

А то, что их можно было довольно долго не осмысливать, вызывалось рядом причин. Укажем одну. Традиционная историография со времен античности сосредоточивала внимание на res gestae, на рассказе о событиях политической жизни. Потому-то главной задачей историка и считался сбор сведений о всякого рода событиях и восстановление их связи и последовательности. Этим установкам удовлетворяла методика распознавания фактов; с ее помощью были выявлены основные факты — события политической, дипломатической, военной истории.

Разумеется, и в XVIII, и в XIX в. существовали умы, которые более глубоко осмысливали исторический процесс. Если ограничиться одними французами, вспомним Вольтера, Гизо, Тьерри и Токвиля или «великих предшественников», на которых охотно ссылается Блок,—Мишле, Фюстель де Куланжа. Переход к исторической науке нового типа был подготовлен открытием Маркса — в основе исторического процесса лежит развитие и изменение социально-экономического строя. Историки, стоявшие на философских позициях исторического материализма, внесли огромный вклад в разработку проблем истории, понимаемой как последовательная смена способов производства материальных благ и соответствующих им форм общения людей. По вполне понятным причинам освоение этих истин западной историографией, даже наиболее крупными и прогрессивными ее представителями, весьма затруднено. Многие из них вообще неспособны их принять. Заслу-

l" Collingwood R. The Idea of History. New York. 1956. P. 257.

193

гой Блока является прежде всего то, что, не будучи марксистом и недостаточно зная Маркса п, он тем не менее осознал первостепенную важность исследования именно экономических и социальных структур и, соответственно, необходимость полного обновления исторической науки.



Наука история, которая исследует глубинные процессы экономической, социальной и духовной жизни, нуждается в новом понятийном аппарате и в качественно иной методике анализа источников. Здесь потребны более разнообразные и сложные, изощренные способы изучения материала. Во главу угла становится проблема обобщения, синтеза частных результатов, получаемых отдельными, специализированными отраслями знания об обществе и человеке 12.

Блок отчетливо понимал, что настало время заменить «Введение» Ланглуа и Сеньобоса принципиально новым изложением основ исторической науки, что необходимо сформулировать более \ глубокий взгляд на историю и отразить сдвиги в понимании ремесла историка, происходившие в первой половине нашего века 13. Ибо, «состарившись, прозябая в эмбриональной форме повествования, долго перегруженная вымыслами, еще дольше прикованная к событиям, наиболее непосредственно доступным, как серьезное аналитическое занятие история еще совсем молода. Она силится теперь проникнуть глубже лежащих на поверхности фактов; отдав в прошлом дань соблазнам легенды или риторики, она хочет отказаться от отравы, ныне особенно опасной, от рутины учености и от эмпиризма в обличье здравого смысла. В некоторых важных , проблемах своего метода она пока еще только начинает что-то нащупывать» 14. В «Апологии истории» Блок не успел полностью осуществить свой замысел, хотя и выразил многие выношенные им мысли. Но если изучать эту книгу вместе с остальными трудами Блока, а также его друга и—во многом и главном—единомышленника Люсьена Февра, известного специалиста по истории куль-

11 Однако он всегда с уважением упоминал Маркса и проявлял интерес к его S трудам. В разгар работы над «Апологией истории» Блок писал Л. Феару: д «Вы, верно, не знаете „Капитала"? Для историка это поучительный опыт».. (Honimages a Marc Bloch, //Annales d'Histoire sociale, 1945. Р. 25— письмо от 25 августа 1941 г.). Из ученых, оказавших на него большое влияние, следует упомянуть, наряду с известным историком-медиевистом Анри Пиренном, главу французской социологической школы Эмиля Дюркгейма и социолога-экономиста Франсуа Симиана.

12 На важности подобного синтеза особенно настаивал французский историк Анри Берр, с 1900 г. издававший «Журнал исторического синтеза» («Revue de Synthese Historique», ныне «Revue de Synthese»), который сыграл большую роль в переориентации исторической науки во Франции.

13 Блок писал Февру (17 августа 1942 г.): Ни Сеньобс, ни Ланглуа—не глупцы. «Как, однако, далеки мы от обоих! Не в наших решениях или попытках решений. Но в самих наших проблемах! (Hommages a Marc Bloch. Р. 31).

14 Bloch М. Apologie pour 1'Histoire. P. XIV.

194

туры, то идеи представляемого ими направления в западной историографии будут достаточно ясны.



Констатируя устарелость традиционной историографии и открыто заявляя о разрыве с наивным и бездумным подходом к задачам исторический науки, Блок отнюдь не был склонен примкнуть к тем западным ученым, которые впали в противоположную крайность — крайность иррационализма и субъективизма или вообще отрицания возможности исторического познания, к тем, кто вслед за В. Дильтеем провозглашал, что единственный способ постижения прошлого — это «симпатизирующее понимание» или «воображение», достигаемое в результате внутренних процессов мысленного «вживания», психологического «проникновения» в «дух эпохи», равно как и к тем, кто утверждал, что все исторические реконструкции релятивны и произвольны, поскольку отражают не столько прошлую действительность, сколько состояние мысли современного историка. «Любая история есть современная история» (Б. Кроче), «Писаная история—акт веры» (Ч. Бирд), «Всяк сам себе историк» (К. Беккер)—к таким неутешительным заключениям пришли виднейшие представители идеалистической историографии периода ее острого кризиса, столкнувшись с реальными проблемами познания.

Сопоставим с этими пессимистическими выводами ход рассуждений Блока, и мы убедимся, с какой спокойной уверенностью смотрит он на возможности исторического познания. Для него критика традиционной историографии означает не отказ от изучения исторической действительности, а более углубленное проникновение в прошлое и расширение перспективы, в которой оно исследуется. История познаваема, но, чтобы вскрыть развитие, осмыслить особенности каждого из ее периодов и преодолеть односторонность взгляда на нее, необходимо усовершенствовать научную методику, сделать более тонкими и эффективными орудия, с помощью которых это познание только и мыслимо.

Нужно и нечто большее—изменение самих умственных установок историков. Конфликт между старым и новым направлениями в историографии, отраженный в «Апологии истории»,—это кон фликт двух стилей мышления: мышления фактографа, копирующего документ, исторический текст, старающегося описывать события, не углубляясь в порождавший их скрытый механизм (Блок цитирует «поразительные слова» Сеньобоса, в которых усматривает девиз последователей Сильвестра Боннара: «Задавать себе вопросы очень полезно, но отвечать на них очень опасно»15), и мышления синтетического, проблемного, социологического. «Мыслить проблемами!»—девиз Блока.

15 Block M. Apologie pour 1'Histoire. P. XVI.

Нет нужды пересказывать взгляды Блока, четко и пластично изложенные в его книге. Однако научные принципы историка трудно уяснить, если рассматривать их изолированно от его исследований. Общее не существует для Блока вне теснейшей связи с конкретно-историческим, помимо анализа источников и синтеза полученных результатов. Для того чтобы смысл «Апологии истории» выявился более выпукло, попытаемся наметить характерные черты метода Блока.

Нельзя не заметить, что в обширном списке трудов французского медиевиста нет работ, посвященных политической истории и\и отдельным историческим персонажам. Блока, очевидно, мало занимал тот план истории, в котором движутся герои и совершаются события, иначе говоря, — план неповторимого В этом отношении он отличался от своего друга Февра, пристально изучавшего взгляды и жизнь Лютера, Рабле и Эразма. Правда, и для Февра эти центральные фигуры Ренессанса и Реформации представляли интерес прежде всего с точки зрения проявления в их индивидуальных деяниях «духа времени», общественного сознания выдвинувшей их эпохи. Но Февр шел к общему от единичного, уникального, Блок же и в тех случаях, когда он, подобно Февру, обращается к истории культуры, общественной психологии, изучает ее, исходя не из анализа мысли отдельных индивидиуумов, а в непосредственно массовых проявлениях16. Например, в книге «Короли-чудотворцы» на основе данных о распространенной в средние века вере в способность французских и английских королей исцелять золотушных больных изучается политическая психология масс, роль коллективных представлений в политической жизни и формирование этих представлений в недрах социальных групп.

Чем бы Блок ни занимался — историей техники, поземельными отношениями, феодализмом в Западной Европе, культурно-психологическим складом людей в средние века, — он оставался исследователем социальных структур. Поэтому квалифицировать его как экономического историка по преимуществу означало бы

10 В отзыве на II том «Феодального общества» Блока Февр выражает удивление, что во всей обширной книге, утверждающей, что в феодальную эпоху «абстрактная идея власти была слабо отделена от конкретного облика властителя», нет ни одной характеристики личности какого-либо сеньора или государя (Febvre L. Pour une Histoire a part entiere. Paris, 1962 P 424). He будем спорить о том, недостаток это или нет, важнее другое — таков метод Блока. И нужно признать, что, несмотря на отсутствие в книге индивидуальных портретов представителей феодального общества, последнее выступает под пером Блока не в виде социологической абстракции, но именно как человеческое общество, как система связей, отношений между людьми.

196

серьезно сузить подлинный диапазон его исследовательских интересов. Заявив, что в центре внимания историка должен стоять (человек. Блок спешит уточнить: не человек, но люди—люди, организованные в классы, общественные группы. Коллективная психология привлекает его преимущественно именно потому, что в ней выражается социально детерминированное поведение людей. Пристально исследуя средневековое право, Блок, вразрез с господствующей в западной историографии традицией, не видит в нем самостоятельной и саморазвивающейся стихии. В право отливается социальная практика, значит, «предмет исследования должен быть перенесен из области юридических схем в социальный и человеческий план» 17. Первоочередная задача историка юридических институтов, по Блоку, — разглядеть за ними реальные общественные потребности и изменения социальных отношений, которые эти институты и нормы отражают далеко не адекватно. Классы (крестьян, феодалов), их формирование, состав, изменения в их структуре, отношения между ними, как и отношения их к другим классам общества, интересуют Блока, пожалуй, более всего.



Тем самым методология Блока далека от установок современных ему немецких историков: в центре их внимания было не столько общество, сколько государство. Но Блок-историк расходится и со своим коллегой и другом Февром, поскольку основной категорией, которой оперирует мысль последнего, была «цивилизация», тогда как такой стержневой, базовой категорией для Блока оставалось «общество».

В поле зрения Блока — типические, преимущественно массо-виднгле явления, в которых можно обнаружить опредёленную повторяемость. Поэтому существенным «параметром» методологии Блока был сравнительно-типологический подход к изучаемым обществам и институтам. Историку, мыслящему широко, было свойственно прибегать к сопоставлениям — вплоть до сопоставления феодализма на Западе с социальным строем старой Японии, ибо феодализм для Блока — не уникальное порождение европейского развития, но «социальный тип». Тем самым выявлялись некоторые закономерности, присущие разным обществам на сходных этапах их развития. Но сравнительно-типологический метод давал ему возможность более четко определить и индивидуально-специфическое в каждом из сопоставляемых рядов 18. Ибо в истории, в отличие от природы, регулярное проступает исключительно сквозь частное, и никакое обобщение невозможно без оговорок и ограничений («общество—не геометрическая фигура», и доказательства

17 Block М. Les caracteres originaux de 1'histoire rurale franyaise T. II. Supplement etabli d'apres les travaux de 1'auteur (1931—1944) par R. Dauvergne. Pans, 1956 P. XXVII. r-

18 Block М. Pour une histoire comparee des societes europeennes // Bloch М. Melanges historiques. Paris, 1963. T. I P 16—40; Ср.: Bloch М. La socicte feodale. Paris, 1968 P. 603—619.

197

в истории—это не доказательства теорем) 19, что обязывает историка выработать особую логическую процедуру, руководствуясь которой он организует и интерпретирует исследованный им материал. Не случайно многим своим работам Блок предпосылает «замечания о методе».



Историк естественно и неизбежно изучает генезис интересующих его социальных явлений. Однако Блока не удовлетворяет плоское генетическое объяснение, столь любезное сердцу многих ученых, которые еще до того как они поняли существо определенного института, прямо начинают с изучения его предпосылок, подменяя причины «истоками». Таков, например, был подход к исследованию феодализма ученых XIX в., принадлежавших к противоборствующим направлениям, известным под названиями «германистов» и «романистов». Они были заняты прежде всего разысканием родины феодализма. Римская империя с ее крупным землевладением, колонатом и частной властью сенаторов — вот где зародился общественный строй средневековья, утверждали романисты. Древнегерманские леса, в которых жили воинственные племена тевтонов с их боевыми дружинами, возглавляемыми королями, — был ответ на этот вопрос германистов. В обоих случаях обнаружение в римской или в германской древности отдельных черт общественных отношений, которые в средние века получили всеобщее распространение в Европе, рассматривалось представителями этих научных школ как решение вопроса о происхождении и существе феодализма. Не говоря уже о явной политической и националистической тенденциозности подобных взглядов (романизм не случайно процветал во французской историографии, а германизм в немецкой), ясно, что при таком подходе к проблеме развитие по сути дела элиминировалось: характерный для средневековья общественный строй, по мнению этих историков, существовал в том или ином виде еще на предшествующей стадии истории, и переход от древности к средним векам знаменовался лишь постепенным и медленным преобразованием или укреплением тех порядков, которые сложились намного раньше Качественные сдвиги в истории Европы, происшедшие на грани античности и средневековья и вызванные взаимодействием германских и других варварских народов с населением империи, которую они завоевали и заселили, игнорировались.

Блок сознавал опасности, которые несет с собой попытка объяснения сложных исторических феноменов посредством разыскания одних лишь их корней. «Идол истоков», «мания происхождения» — так называл он «наваждение», которому поддались авторы многих исторических исследований. Возможно ли объяснять социальные явления простой отсылкой к более ранним состояниям? «Из желудя рождается дуб. Но он становится и остается дубом

19 Block М La societe feodale. P 371, 469.

198


лишь тогда, когда попадает в условия благоприятной среды, а те уже от эмбриологии не зависят»20. Так и люди. Блок повторяет арабскую пословицу: «Люди больше походят на свое время, чем на своих отцов». Он с основанием предупреждает против смешения преемственной связи с объяснением. По поводу теорий германистов и романистов он выдвигает важное общее соображение «Европейский феодализм в своих характерных учреждениях не был архаическим сплетением пережитков. Он возник на определенном этапе развития и порожден всей социальной средой в целом»21.

Хотят узнать, как возникло данное явление? Но сперва необходимо вскрыть его природу, а это возможно лишь при знакомстве с ним в его зрелом, наиболее завершенном виде. «Можно по праву спросить, не лучше ли было бы, прежде чем погружаться в тайны происхождения, определить черты законченной картины?»22 Ведь, помимо всего прочего, наиболее удаленное от историка во времени обычно и хуже всего известно и слабо отражено в источниках. Поэтому нередко для истолкования далекого прошлого надо обратиться к более близким временам и «бросить на предмет общий взгляд, который один только способен подсказать главные линии исследования»23. Блок широко пользуется «регрессивным», или «ретроспективным», методом, методом восхождения от известного К неизвестному (или от лучше изученного к изученному слабее), «прокручивая фильм в обратном порядке», что дает ему возможность затем построить связную картину исторического развития социально-экономических отношений во французской деревне с древнейших эпох вплоть до нового времени.

Так поступает он и при исследовании столь противоречивого института, как французский серваж, личная зависимость крестьянина от сеньора (то, что весьма неточно обозначают словом «крепостничество», — неточно, потому что западный серваж очень далек от русского крепостного права): он характеризует важнейшие черты и признаки серважа в период наибольшего его развития, в XI— XIII вв., а затем уже обращается к его корням и предпосылкам.

Подобно этому и книгу «Феодальное общество» Блок не начинает с «эмбриологического» исследования генезиса феодальных отношений или с выяснения обстоятельств, их породивших. От описания «среды», в которой функционировали «связи зависимости человека от человека», т. е. обстановки, созданной нашествиями арабов, венгров и норманнов24, а также объективных и

20 Block M. Apologie pour 1'Histoire. P. 7.

21 Ibid. P. 8.

22 Блок. М. Характерные черты французской аграрной истории. M., 1957 С. 34—35.

23 Там же. С. 32.

и Обратим внимание: не более ранними нашествиями германцев, покончивших с Римской империей и заложивших основу новой демографической

199


субъективных условий жизни средневекового общества он непосредственно переходит к анализу сложившейся феодальной системы, как он ее истолковывает, — системы вассалитета и фьефов. Изучение фьефа, рыцарского держания, с момента его возникновения—невозможно; сперва нужно рассмотреть его в эпоху развитого феодализма, ибо «вы не можете изучать эмбриологию, если не знаете взрослого животного» 25.

Однако, если Блок приступает к исследованию не с истоков, а с классической формы, которую приобретает определенный феодальный институт, то это не означает, что он вообще не интересуется его происхождением. Но он обращается к проблеме генезиса лишь тогда, когда чувствует себя достаточно для этого вооруженным знанием существа этого института.

Задолго до Блока был сформулирован научный принцип: для того чтобы понять сущность социально-исторического явления, необходимо исследовать его на той стадии развития, на которой с максимальной полнотой развернулись его основные признаки. Плодотворность этого принципа была продемонстрирована в «Капитале» при анализе капиталистического способа производства. Блок применил к исследованию общественного строя средневековья именно такой подход, и при обсуждении темы «Блок и марксизм» 26 необходимо учитывать, помимо конкретных его высказываний, применяемый им метод исследования социальных и экономических отношений. Вот не лишенное интереса свидетельство: как пишет один из наиболее авторитетных современных французских медиевистов, «молодые историки после 1945 г., внимательные читатели „Капитала", без колебаний или почти без них, приняли все методологические рекомендации Марка Блока»27. Не показательно ли в этом отношении и то, что в Англии плодотворность подходов школы Блока к проблемам истории марксисты (X. Хилл, Р. Хилтон, Э. Хобсбоум и другие) осознали скорее, нежели историки иных философских ориентации?

Итак, объяснение природы социального организма заключается не в одних только поисках предшествующих состояний, но— прежде всего—в изучении его в той фазе, когда в наибольшей степени раскрываются содержащиеся в нем возможности. Исторической науке пришлось пройти длительный и мучительный путь, пока она усвоила эту истину. Правда, следует признать, что и ныне проблема сочетания этих двух подходов, которые можно обозна-

карты Европы, а именно последним натиском варварской периферии на очаги раннесредневековой цивилизации в VIII—XI вв.

23 Cambridge Economic History of Europe. Cambridge, 1941. Vol. 1. P. 224. 9 См. Афанасьев Ю. Н. Историзм против эклектики. Французская историческая школа «Анналов» в современной буржуазной историографии. M., 1980. С. 70 след.; Далш В. М. Историки Франции XIX—XX веков. М„

1981. С. 189 след.

27 Block M. Apologie pour 1'histoire ou Metier d'historien. Preface de Georges Duby. Paris, 1974. P 13.

200

чить как генетический и структурный, порождает немалые трудности я продолжает возбуждать ожесточенные споры в науке.



Одной из характерных сторон Блока-историка было то, что он мыслил историческими структурами: представляя себе социальное образование в его целостности, на зрелой стадии развития, он вместе с тем стремился увидеть его в широких генетических связях. Специально изученное Блоком феодальное общество IX— XIII вв. было поставлено им в историческую перспективу, включавшую позднюю античность, с одной стороны, и новое время (вплоть до революции XVIII в.), с другой.

Блок не считает свою задачу выполненной, после того как он предложил истолкование существа социального строя и набросал историю его становления. Всякий раз, дав картину того или иного общественного института средних веков в его «законченной редакции», он стремится показать многообразие этого института в различных странах или областях одной страны. Не только для того, чтобы созданная им первоначальная картина не производила впечатления всеобщей распространенности и единообразия, но и по другой важной причине Генерализация сопряжена с упрощением, выпрямлением, живая ткань истории куда сложнее и противоречивее. «Вне сомнения, участь всех систем человеческих институтов — никогда не реализовываться иначе, как в несовершенной форме»28. Последовательно сопоставляя обобщенную характеристику исторического явления с его вариантами. Блок обогащает ее, делает более гибкой и насыщенной конкретным содержанием. Вслед за главами о вассалитете и фьефе в книге «Феодальное общество» идет глава «Обзор европейского горизонта», в которой показана гетерогенность развития разных областей Франции и выявлена специфика вассально-феодальных связей в Италии, Германии, Англии, Испании и других странах. Выяснив существо французского серважа. Блок обращается к сопоставлению (и противопоставлению) его с формами крестьянской зависимости в Германии и в Англии.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет