Выбор
Много говорят сейчас о потере обществом духовности, о безнравственности молодежи... Что вы вкладываете, Сергей, в понятие «нравственность»?
- На этот счет есть прекрасное высказывание у Василия Макаровича Шукшина: нравственность есть правда. Стало быть, нравственность — это когда говорят о том, о чем думают, и когда действуют в соответствии со своим образом мыслей. В брежневские времена мы говорили одно, а делали другое. Да и до сих пор нередко кривим душой. Возьмем, например, явление, получившее название «рашидовщина». Но ведь и в физкультурном движении было нечто похожее. Рашидов рапортовал Брежневу о липовых урожаях хлопка, а Павлов, бывший председатель Спорткомитета страны, докладывал о мертвых душах физкультурников, говоря о них, как о живых.
-
Но сейчас наконец стали строже относиться к спортивной отчетности. Так, если в середине 80-х годов во всех рапортах фигурировала липовая цифра легкоатлетов в нашей стране — 7 миллионов, то, как выяснилось, в начале 1988 года настоящих легкоатлетов (тех, кто тренируется в неделю не менее 6 часов) у нас чуть больше миллиона.
-
Выяснить-то выяснили, а вслух сказать побоялись. Во всяком случае, я впервые слышу эту цифру от вас. Мы говорим о безнравственности молодежи, а ведь это — продукт общества...
-
Но во всем ли виновато общество? А если, Сергей, поговорить о ваших сверстниках? Наверное, здесь тоже есть проблемы, которые не могут не волновать?
-
Более всего удивляет меня их инфантильность. Многие чуть ли не до 40 лет ходят в детках. А я стал взрослым в 15 лет, когда вслед за тренером уехал в Донецк...
Спустя много лет после первой встречи с Сергеем Виталий Афанасьевич назовет ее подарком судьбы. Но и Сергей вправе сказать то же самое и, повзрослев, приз-
36
ется что с тренером ему необыкновенно повезло. В отпив от сторонников ранней специализации в прыжках шестом, Петров не форсировал события, а медленно, но
н0 вел своих учеников по лестнице спортивного мастерства — от ступеньки к ступеньке.
Пока его ученики были маленькими, тренер занимал всевозможными играми, а когда ребята подросли, стал широко применять многоборную подготовку, при этом уделяя много внимания не только чисто легкоатлетическим упражнениям, но и гимнастике, и акробатике. Шестовики Петрова крутили такие сальто, рондаты, исполняли такие фляки, что зависть брала даже тренеров по гимнастике и акробатике. Но это не было самоцелью. Путеводной нитью для молодого тренера стали тогда слова Кеннета До-герти: «Самым великим, непревзойденным прыгуном мира будет высокий, чрезвычайно быстрый, замечательно скоординированный, с кошачьим равновесием и быстротой контроля за телом в воздухе и прирожденными способностями в других видах атлет».
К другому утверждению известного американского специалиста: «Но такой атлет появляется только один раз в 100 лет»,— Петров относился скептически. Зато разделял слова Догерти о том, что «...остальные тысячи прыгунов могут достичь первоклассных высот почти при любом сочетании и степени физического развития».
Выделявшийся среди учеников Петрова двигательными способностями, координированностью, быстротой, Бубка был по своим данным, пожалуй, близок к идеальному шестовику, да вот только росточком подкачал. Другие ребята в 15—16 лет, глядишь, за метр восемьдесят вымахали, а Сергей едва дорос до ста шестидесяти. После дебюта Бубки на Всесоюзной спартакиаде школьников один из ведущих специалистов, заметив, несомненно, способного паренька, посетовал, что при таком росте ждать от него рекордных результатов не приходится. Понимал это и Петров и иска': способы стимулирования роста. К счастью, в это время ему попалась на глаза книга Виктора Алексеевича Лонского «Что вам сказать про высоту?», в кото-Рои черным по белому было написано: «Я верю, что чело-к может все. Даже вырасти по собственному желанию...» первым, кому это стало по плечу, оказался ученик Лон-
37
ского Рустам Ахметов, ставший впоследствии одним из сильнейших прыгунов страны в высоту.
В его роду все были небольшого росточка. Но, вопреки генетической предрасположенности, Ахметов, рост которого, казалось, навсегда застыл на отметке 164 сантиметра, сумел стать значительно выше. О том, как это произошло, Виталий Афанасьевич узнал из рассказа самого Ахметова, опубликованного в журнале «Физкультура и спорт». По мнению спортсмена, защитившего после ухода из большого спорта кандидатскую диссертацию и теперь работающего тренером, главное в этом деле — психологическая настроенность.
— Доказано, что на вытягивание тела в длину прежде всего влияет деятельность эндокринных желез,— утверждал со страниц журнала Ахметов.— В свою очередь, функционирование этих желез напрямую зависит от нервной системы. Поэтому очень важен мощный психологический стимул для роста и глубокая вера в успех. Мне веру вселил мой тренер Виктор Алексеевич Лонский, авторитет которого всегда был для меня непоколебим. Виктор Алексеевич уверил меня в том, что я вырасту, и велел каждый год писать обязательства, которые я вывешивал в своей комнате на самом видном месте. Первый раз я написал, что обязуюсь за год вырасти на 5 сантиметров. После того как я действительно за год вырос ровно на 5 сантиметров, я снова написал, что и в течение следующего года обязуюсь вырасти еще на 5 сантиметров. И опять вырос. В третий раз (по совету Лонского) написал, что вырасту на 7 сантиметров, а на самом деле прибавил 8 сантиметров. Мой рост достиг 186 сантиметров.
И далее следовал рассказ о специальных тренировках, ускорявших вытягивание тела, и рациональной диете.
Наверное, большинство из нас на месте Петрова постарались бы скопировать методы Лонского. Однако Виталий Афанасьевич поступил иначе. Он не требовал записок-обязательств с Сергея и не стал подбирать для него индивидуальных упражнений, решив, что не стоит акцентировать внимание ребят на физическом недостатке — малом росте Бубки-младшего. Просто он, не особо афишируя, ввел в тренировку всей своей группы специальные упражнения, которые способствовали раздражению «зон роста»
38
тей. И исподволь внушал Сергею мысль: «Ты можешь
прасти!» Но пройдет еще два года, пока это случится,
может быть, самых трудных года в жизни Сергея
Бубки.
Весной 1979 года Петров, разочарованный невниманием местного спортивного начальства к нуждам тренеров, решает переехать в Донецк. Без долгих раздумий присоединились к нему подготовленные им мастера спорта Василий Бубка и Аркадий Шквира. Им по 18 лет, можно сказать, взрослые люди. И потому все решили сами, конечно предварительно заручившись поддержкой родителей. Ну а пятнадцатилетний Сергей остается дома.
«Тренируюсь по плану, расписанному Виталием Афанасьевичем,— записывает он в дневнике.— На душе кошки скребут. Чувствую какую-то раздвоенность: с одной стороны очень хочется уехать — в пятнадцать лет все новое манит властно, неудержимо, но с другой — маму жалко. У них с отцом как раз случился разлад, и потому ей особенно трудно было меня отпустить».
По признанию Сергея, он ходил как в воду опущенный, иногда по вечерам даже плакал от обиды. Видя, как он страдает, мама, человек милосердный (недаром работает санитаркой в больнице), решила отпустить в Донецк и младшего сына.
— Знаешь, сынок, ты все-таки поезжай. Ты без этого не сможешь. А я уж как-нибудь... Не хочу себя потом казнить, если у тебя в жизни что-то не так получится, как задумал,— сказала Сергею Валентина Михайловна.
Когда-то давно сама она пострадала из-за того, что ее не смогла понять собственная мать, одним махом перечеркнувшая планы дочери отправиться учиться на швею из Ворошиловграда в Харьков. 15-летней Вале мама сказала решительное «нет», о чем дочка, убежденная, что шитье — ее призвание, жалеет и по сей день. И когда настала пора решать судьбу младшего сына, Валентина Михайловна вспомнила о своем горьком опыте. Не последнюю роль здесь сыграли слова старшего сына, который заверил маму, что берет на себя заботу о брате.
И вот наступает время отъезда. Они идут по перрону — мама и ее сыновья. Василий тащит чемодан с учебниками и вещами младшего брата, а Валентина Михайловна с Сер-
39
геем чуть поотстали: мама дает последние наставления.
«Захожу в вагон и боюсь обернуться — так будет вспоминать Сергей потом об этих минутах.— Мама на перроне, наверное, плачет. Резкий скрежет створчатых дверей, будто в одно мгновение отрезавший меня от детства. Ехать недолго — всего четыре часа. Но и не близко — считай, в новую жизнь».
И началась для Сергея самостоятельная жизнь. Он поселился в заводском общежитии в одной комнате с Василием и Аркадием. Вставал раньше всех, разогревал на общей кухне завтрак и мчался в школу, где быстро стал своим, наверное, и потому, что 57-я донецкая средняя школа считалась школой спортивной — многие ребята и девочки занимались в различных секциях. Общие интересы и сблизили Сергея с одноклассниками.
Учился хорошо, хотя порой приходилось заниматься в троллейбусе по дороге из школы на стадион и со стадиона в общежитие. Особенно легко давались ему гуманитарные предметы — история и литература.
-
Зачем ты столько времени отдаешь прыжкам? — недоумевал директор школы Д. А. Вайнштейн, который вел в классе у Сергея историю и обществоведение.— Твоей голове, Бубка, можно найти более достойное применение. Тем более что спортсмен — это не профессия.
-
Да, но есть профессия — тренер, и я хочу им стать,— возражал Сергей.
-
Это хорошо, что ты уже выбрал дело своей жизни, тем более такое нелегкое, как педагогика. Но я глубоко убежден: из тебя вышел бы и прекрасный историк.
Поверим чутью старого педагога. Да, мог Сергей стать и историком, но все-таки ближе ему был спорт, жить без которого он уже не мог. Второй раз на небольшом отрезке времени младшему Бубке пришлось делать в жизни выбор, и он, не раздумывая, решил свою судьбу. Решил не разумом — сердцем.
Аркадий Шквира вскоре женился и переехал из общежития. И какой-то шутник прикрепил на двери комнаты, где остались братья, табличку: «2-Бубка-2». Они ее не стали снимать, хотя Сергей предложил другую формулу: «2 Бубка как 1».
Братья и в самом деле были как бы единым целым,
40
пним хорошо отлаженным механизмом. Вася, например, зял на себя приготовление еды, а Сережа приносил продукты.
— У Васи открылся истинный талант кулинара,— рассказывал мне Сергей.— Среди его фирменных блюд были знаменитый украинский борщ и творожная запеканка. Мастерски жарил он отбивные и бифштексы. По праздникам потчевал меня пирогами по рецептам жены Виталия Афанасьевича Галины Алексеевны. И однажды пригласил к себе все семейство Петровых. Кулинарное искусство Василия оценили они высшим баллом.
«Не могу, конечно, сказать, что питались мы по рекомендациям журнала «Здоровье» или «по Амосову»,— вспоминал Сергей в другой раз.— Но к одному совету знаменитого академика— «не бойтесь чувства голода» — относились и относимся по сей день со всей серьезностью. Потому что лишний вес для шестовика — не меньший бич, чем для гимнаста или, скажем, артиста балета.
С деньгами, конечно, было туговато, однако непривычные к излишествам, не говоря уже о роскоши, мы относились к этому спокойно. Старались придерживаться во всем принципа разумных потребностей.
Все самое необходимое покупали в той последовательности, которая диктовалась «оперативной обстановкой». Если надвигалась зима и Вася оставался без пальто,— шли в магазин подбирать ему что-нибудь теплое из одежды. А поистерлись брюки на мне — стало быть, наступила моя очередь получить обновку...
Самостоятельность наша, конечно же, была все-таки относительной. Потому что рядом всегда были Петровы. К ним мы могли прийти в любую минуту. Днем и ночью. С радостью или бедой... В отцы-матери мне, а Васе тем более Петровы вряд ли годятся: сами еще молоды. И все ^е чувство, которое мы к ним испытываем, вполне сравнимо с сыновьим».
Братья росли нравственно и физически. Василий, пожалуй, не такой одаренный от природы, как его младший "Рат, трудился на тренировках гораздо больше, чем другие Ученики Петрова. И это сказывалось на результатах — дол-°е время Василий был лидером «команды» Петрова,до тех °Р« пожалуй, пока Сергей в одно лето не вытянулся на
41
полголовы (сработала все-таки система его тренера!) и намного не поднял планку личного рекорда.
Летом олимпийского 1980 года он выполнил норму мастера спорта — 5,10, а затем впервые стал победителем первенства страны, правда, среди юношей. Те соревнования в Челябинске запомнились Сергею на всю жизнь, и не только потому, что он победил, но и необычной обстановкой на стадионе. Когда дело дошло до решающих высот, погас свет. Неизвестно, как долго длилась бы эта вынужденная пауза, если бы кто-то из судей не вспомнил о том, что легендарный Николай Озолин однажды в подобной ситуации не растерялся: он попросил водителя грузовика, обслуживающего стадион, осветить фарами сектор, и под свет фар Озолин установил свой очередной рекорд... Тут же родилась идея прибегнуть к помощи автомобилистов. Грузовика, правда, на челябинском стадионе не оказалось, но зато была машина «скорой помощи», которая и оказала скорую помощь. Норму мастера и победу Сергей праздновал при свете фар.
А вот следующий сезон сложился для него не слишком удачно. Перед чемпионатом Европы среди юниоров в голландском городе Утрехте у Сергея сломался шест, ну а другого подходящего по весу найти не удалось. Пришлось пойти Петрову в Утрехте на поклон к французам, у которых, как Сергей заметил на совместной тренировке, были нужные ему шесты.
— Вам нужен шест? — переспросил его тренер французской сборной.— Никаких проблем. Дадим вам его с удовольствием, но только после соревнований.
«Так, значит, они нас побаиваются»,— подумал Петров, но это было слабым утешением — выступать-то было не с чем. И в дело пошел тренировочный шест, чересчур мягкий для Сергея. В итоге, будучи прекрасно готов, он с трудом одолел 5 метров и не сумел попасть даже в шестерку. А чемпионом Европы стал чехословацкий атлет Франтишек Янса с результатом 5,35.
Не все знали про эту историю с шестом, а те, кто слышал о ней, считали, что Петров и Бубка лишь ищут оправданий. И когда в очередной раз Сергей был призван на тренировочный сбор главной юниорской команды страны, то после удачно сыгранного футбольного матча услышал
42
от одного из тренеров взрослой сборной, ставшего случайным очевидцем этой игры, такие слова: «Пока не поздно меняй шест на мяч. В прыжках тебе ничего не светит».
Он и виду не подал, что обиделся, но в груди у него все кипело, и вместе с тренером они решили доказать свою правоту. Уже на следующий год 18-летний Сергей Бубка завоевывает серебряную медаль на чемпионате страны среди взрослых и получает приглашение в первую команду страны, но один, без тренера. Видно, тогда авторитет у Петрова был еще недостаточный, к тому же все помнили о неудаче Сергея в Утрехте. И тут Виталий Афанасьевич проявил характер — не пустил ученика одного на сбор. Через месяц Петров получил письмо от Витольда Креера, руководившего тогда прыгунами сборной страны. Начиналось оно словами: «Или вы знаете секрет прыжков на 6 метров, или вы безответственные люди...» Но, как показала жизнь, они знали секреты космических прыжков и шли к ним через тяжелейшую работу. И когда на следующий год на глазах у Игоря Тер-Ованесяна, возглавившего группу прыгунов сборной страны, Сергей Бубка пробежал сто метров при сильном встречном ветре за 10,5 секунды и прыгнул в длину на 7 метров 80 сантиметров, ему стало ясно, что Сергея, не слишком удачно выступившего на отборочных соревнованиях перед чемпионатом мира, нужно все-таки взять в команду.
Спустя три года на вручении Сергею Бубке приза Национального олимпийского комитета СССР за выдающиеся достижения — приза имени первого космонавта Земли Юрия Гагарина летчик-космонавт СССР Виктор Савиных скажет:
— Ты наш космический человек, Сережа, наш космический прыгун. И потому все советские космонавты болеют за тебя... Смотри держись, Сережа, на высоте!
Но перед первенством мира 1983 года славу космического прыгуна Сергею никто, кроме Петрова, Тер-Оване-сяна и Никонова, не предрекал. А в том, что он выиграет Эти крупнейшие соревнования, похоже, сомневались и они. "то ж, спорт тем и прекрасен, что мало предсказуем, что Неожиданностей в нем сколько угодно. Благодаря телевидению миллионы людей во всем мире стали свидетелями триумфа нашего юного чемпиона. Там, в Хельсинки, На олимпийском стадионе взошла звезда Сергея Бубки.
43
Кто вы, будущие соперники!
■
-
Скажите, Сергей, какие качества в человеке ценились больше всего в вашей мальчишеской компании?
-
Честность, справедливость, сила, смелость, ловкость.
-
А у многих нынешних ребят совсем другие устремления: для них важнее лишь внешне соответствовать каким-то образцам...
-
Быть не хуже других — такой принцип распространен среди многих современных парней и девчат. Они и одежду, и способы проведения досуга, и даже профессию выбирают с точки зрения их престижности. Инфантилы с дискотечно-потребитель-ским отношением к жизни. Как же они резко отличаются от нас, тех, кто прошел школу большого спорта!
-
Судя по всему, вы, Сергей, не слишком жалуете увлечения нынешних молодых людей, балдеющих от оглушительной музыки?
-
Как-то в одной из телепередач известная исполнительница песен Елена Камбурова попыталась поставить себя на место инопланетянки, попавшей с корабля на бал — на бал рокеров. «Думаю, что я решила бы, что оказалась на планете сумасшедших»,— заметила певица. С этими словами нельзя не согласиться.
-
Не боитесь прослыть несовременным?
-
Чего не боюсь, того не боюсь.
-
Но в том, что отношения между людьми становятся все более жесткими, вероятно, виновата не только рок-музыка. Она скорее отражает процессы, происходящие в обществе.
-
Вы правы — люди стали более ожесточенными. И знаете почему? Потому что разочаровались в тех, кто долгие годы олицетворял собой Советскую власть. Где же обещанный в 80-м году коммунизм? Где развитой социализм? Где изобилие? Где забота о человеке?.. Пока все это лишь красивые слова. Мы их по-прежнему говорим с трибун, и хотя новое руководство страны предпринимает героические усилия, чтобы «сиять заставить заново» эти слова, иные относятся к перестройке как к кампании и потому занимают выжидательную позицию. Вот почему в нашей жизни пока не столь много зримых перемен, как хотелось бы.
44
. Хорошо уже то, что наконец наступило время прозрения...
Все ширится и ширится общественная деятельность. Каких только . 0ндов не создано за последнее время — детский, культуры, социальных инициатив, наконец, милосердия. А ведь еще совсем недавно подобного рода деятельность считалась проявлением буржуазного образа жизни.
!— Вы правы, да только вот в состоянии ли фонд милосердия снять проблему отсутствия оного в отношениях между людьми? Не уверен. Хотя думаю, что и создание этого фонда, и привлечение к духовному развитию личности церкви, и защита прав человека, которая, хочется верить, будет осуществляться не только на словах,— все это должно привести к ослаблению напряженности в отношениях между людьми.
Интересно, что и в отношениях между нами, прыгунами с шестом, тоже вижу какие-то изменения. Раньше наше сообщество было чем-то вроде клуба шестовиков. Во время соревнований, которые длятся по нескольку часов, мы обменивались новостями, подсказывали друг другу, как исправить ошибку. Ну а теперь общаемся между собой меньше.
-
Может быть, все дело в том, что предельно возросли высоты и теперь каждый стремится между попытками сохранить, что называется, порох сухим?
-
Пожалуй, так. Но дело не только в этом...
Давно завел Виталий Афанасьевич досье на сильнейших шестовиков страны и мира. Цель понятная — собрать по крупицам опыт подготовки чемпионов, проанализировать его и взять лучшее на вооружение. Ну а когда Сергей подрастет и сам войдет в мировую элиту прыгунов с шестом (во что Петров свято верил), это досье поможет ему составить представление о соперниках. Впрочем, присматриваться к ведущим мастерам своего вида Бубка начал еще в юности. И первым прыгуном, который привлек его внимание, был чемпион Европы 1978 года ленинградец Владимир Трофименко. За его выступлениями на том, пражском чемпионате Сережа следил по телевизору. Первое, что бросилось в глаза,— необычная система настройки спортсмена. Перед прыжком он обычно долго стоял на секторе, раскачиваясь взад-вперед, словно аккумулируя энергию. Сергей было решил попробовать делать то же самое, но тренер отговорил его.
" Слепо копировать действия даже больших мастеров
5 стоит,— сказал Виталий Афанасьевич.— Скажем, такая
Раскачка для импульсивного человека типа Трофименко —
45
благо, а тебе, на мой взгляд, целесообразнее настраиваться на прыжок, стоя на старте спокойно... Не убедил? Что же, попробуй все сделать, как Трофименко... Ну, теперь видишь, что я был прав?
А вот высокий хват шеста, то есть расстояние от нижнего конца шеста до места, где находится верхняя рука прыгуна, Петров решил позаимствовать как раз у Трофименко. О его эффективности тренер думал и раньше, но окончательно его убедил в целесообразности такого хвата именно Трофименко, ученик одного из самых именитых советских тренеров по прыжкам с шестом Ванадия Розен-фельда. Правда, как выяснилось, тот поначалу не очень жаловал своего ученика за проявляемую им самостоятельность, и в частности за предельно высокий хват. Трофименко, вопреки установке тренера, при прыжке хватался не как все прыгуны — на уровне 4,60, а норовил держаться чуть ли не за самый конец шеста — на уровне 5 метров. Вначале он даже не мог как следует согнуть шест, но со временем приноровился к предложенному им самим способу хвата шеста и через полгода на всесоюзных соревнованиях удивил многих, сразу превысив свой личный рекорд на полметра.
Узнав об этом из очерка о Трофименко, Петров задумался: «А что если и Сергею предложить такой предельно высокий хват? Скорость у него приличная, руки могучие — выдюжит». И Петров не ошибся. Для Сергея — атлета в полном смысле этого слова — такой способ держания шеста оказался наилучшим. Увидев это, и другие шестовики стали подражать Бубке, но, будучи слабее физически, особой пользы от такого подражания не извлекли.
Трофименко, увы, недолго царствовал в секторе. Любитель веселых пирушек, оглушительного джаза и ярких заграничных рубашек, как его характеризовала одна ленинградская журналистка, не смог долго держать себя в руках и в 1980 году распрощался с шестом. К этому моменту лидером сборной страны был уже иркутянин Константин Волков, начинавший, кстати, свою спортивную биографию в Донецке, где жили и верой служили спорту его родители. Но, по мнению Костиного папы Юрия Николаевича Волкова, настоящих условий для создания в угольном краю школы шестовиков, о которой он страстно мечтал, не было, и
46
потому в 1975 году он вместе с семьей перебрался к себе на родину — в Иркутск, где ему и удалось воплотить в жизнь свою мечту.
Несколько лет спустя, во время международных соревнований в Италии, тренер прыгунов с шестом национальной сборной этой страны Элли Фернанде пожаловался на трудную судьбу старейшине тренерского корпуса советских шестовиков Виктору Михайловичу Ягодину:
-
Представь себе, Виктор, после того как мой ученик ренато Диониси неудачно выступил в отборочных соревнованиях, руководители нашей команды пригрозили мне: если Ренато плохо выступит и в международных состязаниях, мы вас обоих сошлем в Сибирь.
-
А знаешь, это было бы совсем неплохо,— ответил Ягодин.— Такая ссылка оказалась бы для вас даже полезной. У нас в Сибири, в городе Иркутске, работает целая школа прыгунов с шестом.
-
В Сибири?.. Школа шестовиков?.. Ты меня разыгрываешь, Виктор?
Нет, Ягодин не разыгрывал коллегу. Такая школа была создана Юрием Николаевичем Волковым, а наибольшую известность ей принес сын тренера.
Константин рос в спортивной среде. И его родители, и их друзья буквально жили спортом. У мамы была репутация сильной прыгуньи в высоту, а папа был призером по прыжкам с шестом IV летней Спартакиады народов СССР — самого престижного у нас в стране соревнования в 60 — 70-е годы — и входил в сборную страны. Инженер по образованию, он нашел свое призвание в тренерском деле. Но спортивные руководители Донецка на все просьбы молодого тренера создать ему специализированную базу для подготовки шестовиков отвечали по шаблону: ты сначала результатов добейся, а тогда ставь условия.
Кстати, и Петрову в Донецке, когда его приглашали тУДа на работу, сказали примерно то же самое, но только в более мягких тонах: будут результаты — и не будет прочем. Пройдут годы. Сергей Бубка станет чемпионом и Рекордсменом мира. «Под Петрова» создадут в Донецке ПеЦиализированную школу по прыжкам с шестом. Но создадут увы, лишь на бумаге, не обеспечив материальной 'азой. Когда весной 1986 года я первый раз приехал в До-
47
нецк, чтобы посмотреть, как Сергей тренируется дома, то был потрясен увиденной картиной: после утренней тренировки в одном из городских манежей группа Петрова переезжала на троллейбусе в другой манеж, где должны были состояться занятия после обеда. Пару шестов с горем пополам удалось разместить в салоне троллейбуса, а другую пару всю дорогу держали в руках... за окном. В те годы, когда Виталий Афанасьевич завел досье на будущих соперников своего лучшего ученика, он еще не знал, что обещания местных спортивных функционеров — лишь пустые слова. А вот Волков это понял быстро... Однажды летом он поехал в Иркутск — отдохнуть, навестить родных и не захотел уезжать обратно. В городе его детства, правда, со спортивной базой было не лучше, чем в Донецке, но там все же обещали ему поддержку вплоть до строительства собственной школы — это и предопределило его согласие остаться. Он сам спроектировал манеж и лесной стадион, а потом вместе с другими тренерами и учениками возводил их своими руками. Так же горячо взялся Волков и за тренировки и за короткое время сумел подготовить четырех членов сборной команды страны по прыжкам с шестом, самым сильным из которых стал сын.
-
Семейственность разводите? — спрашивали его, бывало, местные спортивные руководители не строго, а так, с улыбкой, скорее всего, чтобы раззадорить.
-
Мне говорят, Костя выше других прыгает, потому что имеет привилегии,— отвечал он всерьез.— Нет, суть не в этом. Шест — взрывной вид, важно научиться управлять функцией суперкомпенсации: чем больше энергии отдаешь, тем больше ее прибудет. Костя лучше других умеет это делать. Конечно, требуются большие волевые усилия, а волю развивает труд. У Кости всегда была одна привилегия — тренироваться в полтора раза больше других.
Я уже в семьдесят третьем понял, что он в спорте скажет свое слово,— продолжал Юрий Николаевич,— хотя ему тогда легче было получить пятерку по физике или математике, чем 5 раз подтянуться. Случилось так, что Костя без меня остался в Донецке, и кто-то из тренеров (кому нужны бесперспективные?) попытался прогнать его из зала, а он сказал: «Я член спортивного общества»,— и продол-
48
ал тренироваться. Один целый год. Вот какой был у него, инадцатилетнего, характер. Однажды я рассказал ему 0 Боба Ричардсона — «летающего пастора», того, кто дважды побеждал на олимпиадах. Человек, я сказал, должен обладать таким характером, чтобы, несмотря на любые трудности, воплотить мечту. Я стремился разжечь в нем уверенность и кое-чего достиг на этом фронте.
Константин с детства усвоил простую истину: взялся за какое-нибудь серьезное дело — отдайся ему полностью.
— Занявшись всерьез прыжками с шестом, я вовсе не собирался довольствоваться ролью середнячка,— признается он.— Самолюбие не позволяло, да и семейный престиж нужно было поддерживать.
Дебютировав на всесоюзной арене в 18 лет, Волков-младший сразу же зарекомендовал себя бойцом. Такое мало кому удавалось в прыжках с шестом — с первого же раза стать чемпионом страны. «Пришел, увидел, победил!» — так прокомментировали в тренерских кругах его победу на зимнем чемпионате страны среди юниоров 1978 года. Летом того же года он повторил свой успех, установив личный рекорд 5,20. А на следующий год Константин уже не знал равных в соревнованиях среди взрослых ни в стране, ни в Европе. Раз за разом он улучшал юниорский мировой рекорд. Но главное — не давал никому опередить себя. Так было и на VIII летней Спартакиаде народов СССР в Москве, и на Кубке Европы в Турине. Попав во взрослую компанию мастеров, Константин не только не растерялся, но более того — стал диктовать им свои условия. Взлетев на высоту 5,60 (каков прогресс за один год!), Волков оказался недосягаемым для лучших шестовиков Европы. Теперь для него стала вполне реальной и мечта о победе на Московской олимпиаде, до кото-Рой оставался ровно год.
И Сережа, и его тренер с восхищением следили за прогрессом юного прыгуна из Иркутска. Когда же в олимпийском 1980-м Бубка вошел в символический клуб пяти-Ме"гровиков, Виталий Афанасьевич сказал ему: «Следующая Олимпиада — твоя, Серега!»
Урок, преподанный Волковым именитым шестовиком а Кубке Европы, не прошел для них даром. Они вовсю отовились к борьбе на Олимпиаде в Москве с юным
49
иркутянином, поочередно поднимая планку мирового рекорда. О своих олимпийских претензиях первым заявил поляк Владислав Козакевич, преодолевший в начале мая 1980 года в Милане планку на небывалой высоте — 5,72. Спустя три недели француз Тьерри Виньерон — один из главных будущих соперников Сергея — берет в Париже 5,75, а затем в Лилле повторяет этот же результат, как бы давая понять, что при такой стабильности именно он претендент номер один на олимпийское золото. Проходит без малого еще три недели и отличается другой французский шестовик — Филипп Увийон. Ему покоряется планка на высоте 5,77.
Пройдет три года, и Сергей сразится с этими мастерами. А пока он только болельщик. Естественно, болельщик Константина Волкова. И, как бы на время влезая в его шкуру, Бубка понимает, что лидера нашей сборной ждет на Олимпиаде-80 нелегкое испытание. Но по-настоящему Сергей сумеет ощутить, что значит быть фаворитом Олимпиады, только через восемь лет, когда сам выйдет на сектор олимпийского стадиона.
Юрий Николаевич, как мог, успокаивал сына. Говорил, что французы — не бойцы; стоит им попасть в сильную компанию, и они, что называется, поплывут. А вот поляки — те будут драться до последнего. И прогноз Волкова-старшего подтвердился. Главными действующими лицами соревнований прыгунов с шестом на Московской олимпиаде вместе с Волковым-младшим стали польские атлеты экс-рекордсмен мира Владислав Козакевич и победитель Игр в Монреале Тадеуш Слюсарский. По существу, все решилось на отметке 5,70. Эта высота покорилась лишь Козаке-вичу, который уже в ранге олимпийского чемпиона установил и мировой рекорд 5,78.
Константина никто особенно не ругал — ведь выступил он на своем уровне, взяв традиционные для него 5,65. Но для него — по натуре максималиста, лидера, бойца — это была драма. Пережить такое дано не каждому. У Хемингуэя где-то сказано, что жизнь ломает всех, но многие только крепче на изломе. Эти слова можно отнести и к Волкову. Следующим летом он замахнулся на мировой рекорд и выигрыш Кубка мира. И рекорд побил (правда, не на официальных соревнованиях, и его удивительный прыжок, на
50
— 5,84 как рекорд зарегистрирован не был), и в розыгрыше Кубка не оставил шансов соперникам (тут уже все было по правилам).
Да, с ним Сергею непременно придется считаться. А от то, что соперником Бубки вскоре станет другой иркутянин — Александр Крупский, они с Петровым поняли не сразу. Уж слишком долго тот держался в тени своего именитого товарища по школе. Да и внешне этот отнюдь не поражающий воображение мускулатурой скромный интеллигент в очках, которого друзья зовут по-домашнему Щурой, мало чем напоминал атлета. Правда, Юрий Николаевич, естественно лучше знавший своего ученика, как-то обмолвился, что Крупский по ряду физических качеств превосходит его сына, но посетовал на мягкий характер Александра. Но стоило Константину Волкову сделать зимой 1981 года передышку, как Крупский, до* этого, казалось, и не помышлявший о роли лидера наших шестовиков, заявил о себе во весь голос. От старта к старту росли его результаты. И неожиданно для многих — в том числе и для Бубки — на зимнем чемпионате Европы 1981 года, проходившем в Гренобле, Крупский предстал в роли лидера сборной страны. Правда, одолеть Тьери Виньерона, властвовавшего там в секторе, новобранцу сборной не удалось, но для дебютанта он выступил вполне достойно, заняв второе место с личным рекордом 5,65.
Прошло несколько месяцев, и все вроде бы стало на места — Константин Волков доказывает, что сильнейший У нас прыгун с шестом именно он. Но и Крупский проявляет наконец характер, дважды преодолевая планку на отметке 5,70. Однако ни в том, ни в другом случае не сумеет победить в состязаниях. Что ж, пока фортуна не на ег"о стороне, зато соперники стали с ним считаться. Да и Виталий Афанасьевич Петров пришел к выводу, что внешность этого добряка весьма обманчива.
Звездный час Крупского пробил в Афинах на чемпионате Европы 1982 года, когда он опередил всех самых сильных шестовиков Старого Света. По мнению заслуженного тренера СССР Виктора Михайловича Ягодина, это ему Удалось потому, что в сложных условиях афинской жары " многочасовой борьбы Крупский лучше других сохранил способность анализировать ход состязаний, оценивать си-
51
туацию и принимать верные решения. Потом, когда Бубка и Крупский познакомятся и сойдутся довольно близко, Сергей отметит аналитический ум своего товарища по сборной и подумает, что, наверное, из того выйдет хороший тренер или спортивный ученый.
Но все это будет потом. А пока Сергей и Виталий Афанасьевич наблюдают за выступлениями Волкова и Крупско-го в основном по телевизору и присматриваются к тем, с кем вскоре скрестит оружие Сергей. Опытным глазом оценивая подготовку иркутян, Петров довольно быстро осознает, что его лучший ученик в атлетической подготовке нисколько не отстает от именитых мастеров, хотя и моложе их. Значит, если поднакачать силу, поработать над развитием скоростных качеств, то удастся не только догнать асов, но и обойти их. Размышляя подобным образом, Петров стал готовить Сергея к соперничеству с иркутянами.
А тут вдруг на авансцену вышел московский спартаковец Владимир Поляков. Этому одаренному атлету долго не везло. Но вот и на его улицу пришел праздник. Выступая летом 1981 года на легкоатлетическом матче СССР — ГДР в Тбилиси, Поляков первым из советских шестовиков вписал свое имя в таблицу мировых рекордов, взлетев на высоту 5,81.
Читая о Полякове очерк в «Советском спорте», Сергей обратил внимание на одно совпадение в их биографии. Оказалось, что и Владимир настрадался в свое время из-за невысокого роста.
-
Данные, парень, у тебя есть,— сказал ему тренер,— но чтобы хорошо прыгать, нужен высокий рост, а ты метр с хвостиком... Вот подрастешь — тогда поговорим серьезно.
-
И подрасту! — заявил с вызовом Поляков.
На три года у него хватило упрямства вставать задолго до подъема в столичном спортинтернате, где он жил и воспитывался, и бежать в лес на зарядку, а в гимнастическом зале подолгу, до боли в плечах висеть на перекладине, пить морковный сок. Трудно сказать, что ему помогло больше, но Владимир вымахал ростом на 191 сантиметр!
Все складывалось как нельзя лучше, но нежданно-негаданно пришла беда — Владимира стали донимать боли
52
пояснице. Диагноз врачей был суров: смещение трех позвоночных дисков. Хирург, установивший это, решил сказать Владимиру сразу всю правду — о физкультуре ему надо забыть года на три, о прыжках с шестом — навсегда.
Но Поляков не смирился с этим приговором и потихоньку начал тренироваться. Конечно, поначалу было скучно без прыжков, однако надежды не терял. Чтобы избежать сильной боли во время прыжка, смастерил широкий пояс типа того, которым пользуются штангисты, но не такой жесткий, и начал прыгать. Сначала брал небольшие высоты, потом расхрабрился и стал поднимать планку все выше и выше. И на следующий год, прыгая с поясом своей конструкции, Поляков выиграл чемпионат Европы среди юниоров. «Волевой парень! — подумал о Полякове Сергей.— Такой, если захочет, горы свернет».
Такого же мнения были и тренеры сборной страны, и тренер Полякова Виктор Васильевич Осипов. Пока он был для своего лучшего ученика авторитетом, тот беспрекословно подчинялся ему и результаты росли. Но, став мировым рекордсменом, Поляков, кажется, всерьез поверил в свою исключительность. Распрощался сначала с тренером, потом и с московским «Спартаком», где вырос в прямом и в переносном смысле этого слова и стал, увы, середняком. Впрочем, то, что это случится в недалеком будущем, Сергей, конечно, не знал, и когда вскоре он попадет в сборную страны среди взрослых, то станет внимательно присматриваться к Полякову, считая того одним из главных своих конкурентов.
Достарыңызбен бөлісу: |