Борис Нувахов доктор илизаров содержание

И все же скажите откровенно: почему вы в конце концов решились взять меня в свою клинику? — Шостакович смотрел на Гавриила Абрамовича пристально, строго. — Так долго отказывались браться за лечение я знаю, что вас уговаривали в министерстве... Мне то важно знать.

Что Илизаров мог ответить? Действительно, отказывался: он не занимался раньше лечением подобных ‚заболеваний, в этой области медицины был некомпетентен, А у композитора была тяжелая, с давними истоками (вероятно, еще с блокады Ленинграда) болезнь суставов, которая прогрессировала с каждым годом.

Г. А. Илизаров видел, каких титанических усилий стоит автору Ленинградской симфонии просто ходить, двигаться, и спрашивал себя: как помочь, в чем причина болезни, с чего начать лечение? Но ответа не находил.

Решение пришло неожиданно. Интуитивно Илизаров понял, что сможет помочь: он не разработал еще методики лечения, но уже знал, от каких недугов страдает организм композитора и как с ними бороться. И вот только тогда согласился на встречу с ним.

— Я совсем не могу играть на рояле, руки не повинуются мне, — сказал Шостакович. — Мне надо работать. У меня совсем мало времени.

— А мы попытаемся одновременно и работать, и лечиться, — ответил Гавриил Абрамович, осматривая руки композитора. Я знаю, что вы к кинофильму «Король Лир» должны написать музыку. А я должен вас за это время вылечить.

— Разве это возможно? — Шостакович улыбнулся одними глазами. — Это я о задаче, которую вы перед собой ставите.

— Эту задачу я ставлю перед нами обоими, — возразил Гавриил Абрамович — Один я — да, впрочем, полагаю, что и более искусный врач, чем я, — не в силах справиться с вашими заболеваниями. А вместе — победим. Еще древние утверждали, что жизнь коротка, искусство долговечно. В том числе, полагаю, и искусство врачевания. Вот таким образом, Дмитрий Дмитриевич!

К приезду Шостаковича в Курган в палате на четвертом этаже сделали по чертежам Гавриила Абрамовича различные приспособления для тренировок и укрепления мышц. Был разработан строгий режим: Часы для лечения, для работы, для отдыха и прогулок. По вечерам композитор спускался на первый этаж, в кабинет Илизарова, где было пианино, и играл. Лечение шло медленно, но успешно. И вдруг во время совместной прогулки по лесу возник этот вопрос: почему доктор после столь долгих сомнений взялся за лечение?

— Да, я считал, что шансов на успех почти нет, — признался Гавриил Абрамович — А взять на себя невозможное?.. Но я понял, что вы по натуре боец, поверил в вашу волю, силу духа. И вот тогда мы с вами встретились.

— Спасибо вам, — сказал Шостакович. — Здесь, в вашем институте, я как-то особенно уверенно стал себя чувствовать. Ощущаю в своем теле здоровье, мне хорошо работается, стали очень интересны люди, их судьбы. И это благодаря вам, благодаря вашим коллегам и вашим пациентам. Когда мы с кинорежиссером Григорием Козинцевым приступили к работе над «Королем Лиром», он высказал замечательную мысль: Чеховы и Шекспиры рождаются среди людей, от них в мире все становится еще более по-человечески, люди еще более «людеют». Вы задумывались над тем, как велико духовное обогащение личности за счет окружающих, какое счастье для любого из нас таит общение с людьми талантливыми, щедрыми, высоконравственными? Как много — чаще всего незаметно для самих себя — мы берем у них?

— И что-то сами отдаем, — продолжил Гавриил Абрамович. — Вот это очень важно: что в мире изменилось с нашим приходом, насколько он стал человечнее, добрее, что мы сами даем людям, «людеют» ли они от нас...

— От вас, Гавриил Абрамович, «людеют», — улыбнулся своей застенчивой улыбкой Шостакович. — Это я говорю вам с уверенностью. Но ответьте еще на один вопрос. Почему больные, попавшие в ваш институт, безоглядно верят в свое исцеление? Неужели, ваш метод настолько универсален и всемогущ?

— Метод универсален, — кивнул Гавриил Абрамович. — Мы еще далеко не полностью оценили его возможности. Чрескостный компрессионно-дистракционный остеосинтез позволяет не только излечивать многие ранее неизлечимые болезни, но и управлять восстановительными и формообразовательными процессами костной ткани. И не только костной! Врачи с его помощью смогут, к примеру, возместить недостающие после ампутации части голени и стопы ноги, исправить самые сложные деформации позвоночника. Но что касается доверия со стороны пациентов (я исключительно дорожу им, от него в значительной степени зависит успех лечения), то оно вызвано не каким-то чудесами — к примеру, «поколдовал» Илизаров и инвалид отбросил костыли, карлик обрел нормальный рост, — а человеческим участием, если хотите, милосердием. Долг врача — милосердие к страдающему от недуга. И больной должен обязательно верить в искренность этого милосердия, в то, что врач сделает все возможное, чтобы спасти его, избавить от боли, страданий физических и нравственных, что врач берет на себя всю полноту ответственности...

Лечение Д. Д. Шостаковича продвигалось все успешнее. Дмитрий Дмитриевич ощущал, как прибавлялись силы, совершенно исчезли жестокие приступы болей. Каждый вечер теперь уже по 2-3 часа он играл на пианино. Успешно шла к концу и его работа над музыкой к фильму «Король Лир».

«...Дудочку шута я сочинил заново. Я решил, что использовать его песни не нужно. Дудочка должна быть очень печальной...» — пишет д. д. Шостакович из Кургана в Ленинград режиссеру Г. М. Козинцеву. «Почему Лир — герой именно этой трагедии? — размышляет Козинцев. — Потому что он сам прошел долгий путь, выстрадал больше всех и пришел к самому простому». «Что же это — самое простое? — откликается Шостакович. — То, что возникает в душе, то, в чем волен человек: любовь к человеку. Ненависть и презрение ко всему, что обесчеловечивает человека».

В Курган, чтобы встретиться с Д. Д. Шостаковичем, приезжают известные музыканты, композиторы, певцы. По-прежнему к нему как члену Центрального Комитета КПСС и депутату Верховного Совета СССР обращаются за помощью люди. Он возглавляет юбилейную комиссию по подготовке и проведению празднования 200-летия со дня рождения Бетховена. Словом, множество встреч, писем, неотложных дел. И работа над нотными листами. Илизаров почти не ограничивает в этом своего пациента, он понимает: без этого нет жизни великого композитора. Строг Гавриил Абрамович лишь в неукоснительном соблюдении режима лечения, процедур, физических тренировок. В Ленинграде на киностудии «Ленфильм» завершилась работа над фильмом, Шостаковичу не терпится быть там. Но и здесь Гавриил Абрамович проявляет волю. Только на 171-й день пребывания в клинике он разрешил Шостаковичу покинуть Курган.

«...Я один из его пациентов, — напишет позднее Д. Д. Шостакович, — и знаю, что мое здоровье улучшилось, как и у многих других, кто имел возможность воспользоваться его помощью. Он часто добивается успеха там, где самые прославленные светила уже сказали свое «безнадежно!». Он прекрасный хирург, настойчивый исследователь и добрый, увлеченный своей работой человек».

И еще: «Мне дорог Гавриил Абрамович Илизаров, и я с большим уважением отношусь к его талантливым сотрудникам. Гавриил Абрамович обладает удивительным даром: возвращать людям здоровье, работоспособность, радость. Он не просто врачует болезни, он исцеляет человека».

Прекрасный хирург, настойчивый исследователь и добрый человек... Эти черты отметил в докторе Илизарове великий композитор нашего века. А что отметили современники в Шостаковиче? «...Качество, о котором и написать трудно. Добро, доброта. Милосердие... Это особая доброта: бесстрашная доброта, грозная Доброта», — написал Григорий Козинцев.

* *

*

К Г. А. Илизарову очень часто обращаются врачи за советами по различным вопросам, связанным с лечением больных, делятся с ним своими мыслями. Пишут ему и его избиратели.

г. Подольск

БРУМЕЛЬ ВОЗВРАЩАЕТСЯ В СПОРТ

— Илизаров? Это тот, что Брумеля вылечил?

Тот самый. Вот ведь какая удивительная судьба: полтора десятка лет Г. А. Илизаров лечил по своей методике, помогал людям вернуться к жизни, а мир узнал о нем только тогда, когда он вылечил олимпийского чемпиона по прыжкам в высоту Валерия Брумеля. Газеты всего мира опубликовали статьи и очерки о чудо-докторе из сибирского города. Причем с самыми смелыми заголовками: «Революция в травматологии», «Истинные чудеса профессора Илизарова», «Золотой век ортопедии». Рассказ самого Брумеля публиковался в журналах и еженедельниках на десятках языков...

«Два с половиной года я провел в клиниках, больницах и медицинских институтах — и все напрасно. Согласитесь, за такое время легко потерять надежду... Однажды я узнал, что в небольшом городе Кургане, в Западной Сибири, живет хирург-волшебник. Вопреки различным медицинским канонам и закоренелым взглядам он берется за спасение каждой кости, устранение врожденного вывиха тазобедренного сустава, замещение дефекта кости и удлинение ноги на 25 сантиметров.

Ранним утром я позвонил в Курган, трубку поднял ученик Илизарова (позднее я узнал, что это один из самых способных учеников) — Анатолий Каплунов. Я рассказал, что кость у меня не срастается уже два с половиной года, что слышал об Илизарове, и правда ли то, что мне можно как-то помочь. Каплунов ответил: «Да, правда, не понимаю, почему вы не обратились к нам раньше». В тот же день я вылетел в Курган, на следующий день состоялся консилиум. Я сидел на консилиуме совершенно оглушенный. Врачи — ученики Илизарова — передавали друг другу рентгеновский снимок моей ноги, о чем-то дискутировали, иногда улыбались, я ничего не понимал... Я очень волновался — блеснула надежда, и я боялся, что она не сбудется.

Через неделю мне сделали операцию, в двух местах мне перерезали кость: в месте перелома и под коленом. Затем пронзили голень спицами, на ногу наложили какие-то кольца со стержнями, все это соединили гайками и на каталке отвезли в палату.

На следующий день ко мне пришел Илизаров, спросил:

— Любишь телевизионные передачи?

— Да, иногда.

— Ну что ж, иди посмотри.

— Когда?

И он начал стаскивать с меня одеяло.

— Постойте, постойте. Как это я могу идти, меня только вчера прооперировали.

— Ну и что?

Как это «ну и что»! В гипсе после операции по два-три месяца лежат в кровати. А вы говорите: иди!

— А разве я тебе гипс наложил?

— Нет.

— Тогда иди. Так нужно. Чтобы кость быстрее срасталась, нужно ее понемножку нагружать понял?

Спустя две недели после операции Илизаров отнял у меня костыли и вручил палку. При этом сказал:

«Чем больше будешь ходить, тем раньше от нас уйдешь». Было больно, но я ходил. Мое лечение длилось четыре с половиной месяца. Через полтора месяца после возвращения из института я приступил к настоящим тренировкам. Спасибо вам, доктор Илизаров!»

Через два месяца после снятия аппарата с ноги Валерий Брумель прыгнул в высоту на два метра, вернулся в большой спорт. Вернулись в спорт и еще более двух тысяч — не столь знаменитых, но не менее страждущих, не менее нуждающихся в помощи. И сотни пациентов из Италии, Болгарии, Германии, Франции, Иордании, Монголии, многих других стран.

Встреча с Г. А. Илизаровым оставила неизгладимый след в жизни Брумеля — как, впрочем, и в жизни всех тех, кого судьба свела с курганским хирургом. Знаменитый советский легкоатлет, мировой рекордсмен и олимпийский чемпион написал роман «Не измени себе» (спустя некоторое время по мотивам этого романа был снят художественный кинофильм).

Илизаров выведен в романе в образе хирурга Калинникова. Это цельная, сильная натура, талантливый хирург и ученый. И еще — он не просто врач, исцеляющий физический недуг, он — человек, внушающий доверие, которому хочется открыть душу, от которого хочется услышать совет, как жить дальше, как действовать и бороться...

«Как-то Калинников пришел ко мне в палату. Он сразу подметил мое подавленное состояние.

— Что такой невеселый? — осторожно поинтересовался он. — Все у вас идет хорошо, скоро выпишем.

Я неопределенно отозвался:

Да так...

И вдруг ни с того ни с сего выложил ему историю своего развода. Про то, как удачно складывалась жизнь, и как все вдруг сломалось. Мне давно хотелось выговориться, и поэтому меня словно прорвало...

Доктор серьезно выслушал меня. Наконец сказал:

— У меня не легче было... Только не это главное.

— А что?

— Дело.

— Где же мне его теперь взять?

— А прыгать? — улыбнулся Калинников. — Или вы больше не собираетесь?

Я спросил:

— Зачем же вы меня так... жестоко успокаиваете? доктор нахмурился:

— Не понял?

— Допустим... допустим, я снова начну тренироваться. Затрачу массу воли, сил, нервов, энергии. Я это могу. Но, если смотреть правде в глаза, тем, кем я был до катастрофы, мне уже никогда не стать.

Калинников молчал, ждал, что я скажу дальше.

— Два метра... Пусть два десять, ну, максимум два пятнадцать! Больше мне не прыгнуть! После такой травмы — нет! А два пятнадцать на международной арене — результат ниже среднего, понимаете? Стоит ли из-за такой чепухи копья ломать?

Доктор спокойно сказал:

— Стоит.

Зачем? Надо уходить. И именно сейчас, когда еще жива в памяти людей моя прежняя слава и когда тебя все жалеют. Будут говорить: «Если бы не авария, он бы два сорок перепрыгнул!» А так выйду в сектор, и что — смех трибун, в лучшем случае сочувствие прежних болельщиков. Ведь так же?

Глядя в пол, Калинников сказал:

— Если бы я заботился о том, как выгляжу в глазах окружающих, наверняка бы ничего не добился. Вы меня понимаете?

— В смысле?

— Меньше надо думать о себе, больше о своем деле.

Я с горечью воскликнул:

— Да какое же это дело, если от него никакого проку не будет?

Доктор убежденно заверил:

— Будет.

— Если вы прыгнете хотя бы на два метра, я первым стану преклоняться перед вами. Первым!

— Почему? — удивился я.

Сейчас объясню.

Калинников замолчал, раздумывая, барабанил пальцами по столу.

— Когда я вижу таких упорных, целеустремленных людей, каким вы были до катастрофы, — наконец сказал он, — во мне возрастает психоэнергетический потенциал. «Значит, и я, — говорю я себе, — могу сделать еще больше, чем до этого». Казалось, наступил предел человеческих возможностей, а он его преодолел. Значит, и передо мной не должно существовать неразрешимых трудностей, И так все люди. Каждый проецирует ваши рекорды на свои собственные возможности, раздвигает их рамки. Иногда слышишь: чего в этом спорте мудреного? Ногами дрыгать? Скакать головой вниз? Не согласен. Это стимулятор. Большой стимулятор для миллионов людей. А вы говорите — не дело!

Я молчал. Мне было неловко. Я, который жил спортом, никогда так не думал о нем.

Калинников поднялся со стула, добавил:

— Люди более всего нуждаются не в здоровье — чаще всего оно у них есть, — а в духовной поддержке. Им нужно постоянно напоминать, что единственный выход из того или иного затруднения или несчастья — бороться с ним. Другого пути нам не дано. А вы, за судьбой которого следит масса людей, прыгнув на свои два метра, очень поможете им в этом. Не изменив себе, вы преодолеете определенный барьер в сознании многих людей. Всего хорошего!

Он направился к дверям, но перед тем, как выйти, улыбнулся мне и сказал:

Кстати, именно поэтому я вас и взял вне очереди! Я вдруг понял, зачем люди во все века искали и продолжают искать пресловутый смысл жизни. Не только ради истины. Нет.... для счастья. Человек, который только что исчез за дверьми, попросту подарил мне его».

Брумель вернулся в спорт зимой 1968 года, а через полтора года в Кургане по решению Коллегии Министерства здравоохранения СССР состоялся симпозиум врачей ортопедов-травматологов, в работе которого приняли участие около двухсот ведущих специалистов страны. После научных докладов, рассказов о методике лечения, о двухстах различных способах оперативного хирургического вмешательства при патологических состояниях опорно-двигательного аппарата произошла встреча, вызвавшая особое волнение в зале. На сцену вышли бывшие пациенты Илизарова. По-медицински скупо и точно рассказывал о них Гавриил Абрамович: диагноз, возраст, срок лечения. Некоторые из них прежде были прикованы к постели, у других были искалечены ноги или руки, все они долго не расставались с костылями. А здесь перед глазами специалистов предстали здоровые, бодрые, красивые люди. В последний день симпозиума гостей пригласили на показательные операции. Вместе с Гавриилом Абрамовичем их вели его ученики, первоклассные хирурги и исследователи. Симпозиум поставил точки над всеми «i». В. К. Калнберз, член-корреспондент Академии медицинских наук СССР, сказал так:

— У меня создалось впечатление, что больные, которым восстановлена нормальная длина ноги, стали красивее и одухотвореннее. То, что мы здесь видели, — это уже искусство. Многие говорили, что от искусства в Кургане перешли к науке, а в действительности тут и практика, и наука, и искусство. Гавриил Абрамович — настоящий художник. У него свой стиль. Но для этого нужны талант, вдохновение и краски. Краски — это ваш аппарат и все приспособления. Если передать всем остальным только краски, если у них не будет вдохновения и таланта, то еще большой вопрос — каковы от этого будут последствия?

КАВАЛЕР «ОРДЕНА УЛЫБКИ»

Профессор Г. А. Илизаров удостоен многих правительственных наград и званий. Он — Герой Социалистического Труда и почетный гражданин города Кургана, лауреат Ленинской премии и премии Ленинского комсомола, кавалер трех орденов Ленина и многих других орденов и медалей нашей страны, Италии, Франции, Иордании. Но об одной награде следует рассказать особо: речь идет об «Ордене Улыбки», которого Гавриил Абрамович удостоен по решению детей Польши.

Этот единственный в мире орден, которым дети награждают своих взрослых друзей, был учрежден в 1967 году. В конкурсе на проект ордена приняли участие десятки тысяч мальчишек и девчонок, а в итоге жюри выбрало рисунок девятилетней Эвы Хробак — смеющееся солнышко на голубом эмалевом кружочке. По статусу орденом награждаются самые популярные среди детей взрослые. Дети называют своих кандидатов, и в первый день весны Международное жюри объявляет кавалеров «Ордена Улыбки», а в последний день осени происходит вручение Награды.

Кавалерами «Ордена Улыбки» стали любимые детские писатели, поэты, художники, актеры. Но вот из разных стран в жюри посыпались письма с предложением наградить детским орденом доктора Илизарова — он возвращает детям здоровье и радость.

В марте 1978 года Международное жюри в Варшаве поддержало это предложение.

И вот торжественный церемониал в Центральном детском театре в Москве. По рассказам очевидцев, Гавриил Абрамович очень волновался. И хотя старался быть незаметным среди множества нарядных и счастливых людей, его сразу же узнали...

— Гавриил Абрамович!

Маленькая женщина с огромным букетом пунцовых роз быстро пересекает фойе. Рядом с ней девушка, тоненькая, стройная тростиночка. Женщина протягивает обе руки навстречу доктору, розы падают под ноги, и никто не бросается поднять их. Становится тихо-тихо. Женщина плачет.

— Спасибо вам за дочку. Спасибо.

Илизаров тоже взволнован. Как, каким образом узнают бывшие пациенты о его приезде в тот или иной город, он не знает. Но они приходят всегда, где бы ни был... Он помнит их всех, и сразу, как и положено доктору, беспокоится:

— Покажитесь-ка. Так, так, хорошо. Ну-ка, пройдитесь.

Девушка в модной джинсовой юбке, в сапожках на высоких каблуках проходит по фойе. Оглядывается, смотрит на доктора, на улыбающуюся, счастливую мать.

Звенит звонок. Поток детей и взрослых устремляется в зрительный зал. С третьим звонком в зале воцаряется тишина, и на сцену выходят председатель и члены капитула «Ордена Улыбки» — представители общественности Польши, юный герольд и девочка подносом в руках. На подносе — орден, роза и свидетельство о награждении. Начинается торжественный церемониал.

Герольд в белом шелковом костюме с золотыми позументами трижды ударяет о пол древком копья, на острие которого смеющееся солнышко.

— Слушайте! Слушайте! Слушайте!

— Прибыл ли сюда доктор Илизаров из Кургана? — спрашивает председатель капитула.

— Прибыл! — отвечает из зала Гавриил Абрамович.

Звучат фанфары. Зрители не жалеют ладоней, и под гром аплодисментов дети провожают героя торжества на сцену. Зал снова затихает.

— От имени детей Польши и других стран, — торжественно произносит председатель, — капитул «Ордена Улыбки» решил удостоить вас самой солнечной награды. Посвящаю вас, доктор Илизаров, в кавалеры «Ордена Улыбки», — продолжает председатель и прикасается красной розой к левому плечу посвящаемого, — и требую: Вопреки ветрам и бурям всегда будьте веселы и дарите радость детям!

Обещаю всегда быть веселым и дарить радость детям! — говорит доктор Илизаров.

Председатель прикалывает к его груди орден и вручает розу, которой только что был посвящен Гавриил Абрамович в кавалеры «Ордена Улыбки», Девочка с чашей в руках обращается к участникам церемониала.

В чаше лимонный сок, — предупреждает она. — Посмотрим, как выпьет его кавалер «Ордена Улыбки»!

Гавриил Абрамович решительно берет стеклянный кубок с лимонным соком и выпивает. А когда ставит пустой кубок, зал смеется вместе с ним и громко аплодирует...