Размышления по национальному вопросу

Размышления по национальному вопросу

Идея национального государства в последнее время изменилась до неузнаваемости и находится в таком теоретическом тупике, по сравнению с которым пресловутый израильский "постсионизм" выглядят невинной детской шалостью. Это в славные времена молодости Бен-Гуриона и "Вопросов языкознания" Сталина считалось, что нация связана с историей, культурой, языком и государством. Были, конечно, споры, о первичности "курицы" или "яйца", то есть, считать ли народ - первичным, и образовывать из него государство (немецкая этническая модель), или считать первичным государство (то есть, землю и власть), и собирать живущие в нем этносы в единую нацию (французская гражданская модель). В идеале обе модели мечтали о культурно-этнической однородности внутри суверенного национального государства. А если в большинстве случаев этой однородности не существовало, то к ней следовало стремиться всеми способами - от ассимиляции меньшинств и до бегства из бывших колоний. Крайний случай нации, строящейся исходя из государственного принципа, но не имеющий в своем основании никакого общего этноса - это американцы. В этом случае проявился не этнос, а этос, культурно-моральная общность: протестанты всех мастей, евреи и некоторое количество не слишком усердных поклонников Папы Римского были готовы объединиться на принципах, провозглашенных первым либералом Джоном Локком: Бог создал всех равными, свободными и уважающими права собственности, и вы можете пользоваться своей свободой ровно до тех пор, пока выполняете Божественные заповеди. И действительно, Бог хранил Америку до тех пор, пока там пользовались уважением общие для американского большинства заповеди Танаха.

Европейцам с их религиозной эмансипацией пришлось пойти по другому пути. Там, где в одной стране оказывались разные языки, этносы и религии приемлемый практический выход нашелся в виде "сообщественной демократии" (термин принадлежит профессору Лейпхарду). Каждое сообщество пользуется относительно большой культурно-территориальной автономией, решая большинство вопросов, включая перераспределение денег, исключительно внутри общины. Количество проблем, решаемых на общегосударственном уровне, сводится к минимуму, что позволяет элитам различных общин договориться между собой. Такой плюрализм пышно расцветал на почве жирной швейцарской экономики: действительно, когда все хорошо работают и всего много, нечего ссориться - хватит на всех.

Европейская и американская экономики с тех пор не то чтобы стали менее жирными, но они стали глобальными. Плюрализм тоже. Это значит, что если пятьдесят лет назад его еле-еле хватало на то, чтобы дать избирательные права неграм и женщинам (в той же Швейцарии женщины стали голосовать только в 1971 году), то сегодня мультикультурализм доходит до принципиального отрицания общих ценностей, культуры и веры, на которых и держалось стройное здание либеральной демократии западных национальных государств. Сегодня плюрализм отрицает даже добровольное приглашение к культурной ассимиляции, а глобализация сталкивает лицом к лицу всех со всеми и делает далекое таким близким, что вызывает этим у простого обывателя тошноту и головокружение. Плюрализм уравнивает в правах и в моральной значимости не только все нации и культуры, но и все образы жизни. Дойдя до логического конца плюрализм отрицает сам себя. Классик писал: "Если Бога нет, то все позволено".

Если радикальный плюрализм провозглашает абсолютно все идеи и образы жизни равнодостойными, то не существует более такой общей мерки, по которой свобода и демократия предпочтительнее насилия и тирании. А что делать с теми, кому не нужна ни свобода, ни ответственность, кто вместо этого предпочитает добровольное рабство у семейного, общинного или государственного тирана? Или с теми, кто даже не пробуя выйти на трудовой рынок, готов довольствоваться социальным пособием и передает эту готовность своим детям, внукам и правнукам?

Невозможно ни в теории, ни на практике насильно насаждать свободу и демократию. Американцы завоевали Ирак, сменили там правящий режим и попытались установить новый порядок. Их действия можно назвать заслуженным наказанием агрессора, борьбой с тиранией или разгромом очагов международного террора, но только не освобождением и установлением демократии, как они пытаются всех уверить. Поэтому пока они не готовы хотя бы сами себе четко сформулировать цель своего вторжения, лучшим выходом будет служить нынешнее свертывание операции.

Идея о праве наций на самоопределение, так же как и доведенные до своего предела плюрализм и демократия, терпит в последнее время неудачу за неудачей. Требующие самоуправления нации пытаются обойти принцип Дирихле. то есть продолжаются упорные попытки рассадить 10 кроликов по 9 клеткам и чтобы при этом каждому досталась своя отдельная клетка. В мире насчитываются многие тысячи наций, народностей и этносов, и всего лишь менее 200 государств. Даже если бы каждая этническая группа завела бы свое государство, то и здесь проблема культурной однородности не была бы решена. В одном национальном государстве могут оказаться люди, исповедующие разные религии и изъясняющие на разных языках. Существующие моноэтнические государства в свою очередь, зачастую имеют значительную диаспору, проживающую временно или постоянно в другом месте. Сегодня право на самоопределение требуют не только исторически сложившиеся и крепко сплоченные этнические группы, вроде курдов или басков, но и новообразованные "воображаемые сообщества", вроде созданного и разрекламированного КГБ "палестинского народа". Такие требования в сегодняшнем мире поднимают статус местных вождей и обещают солидную финансовую поддержку. Поэтому все больше государств при ослаблении центральной власти начинают напоминать коммунальную кухню. Если последовательно распространять право наций на самоопределение или хотя бы право на автономию на любую группку авантюристов, которые именно под этой вывеской решили заработать шальные деньги или захватить власть, то тогда вам не хватит на всех ни природных, ни человеческих ресурсов и вы рискуете попасть под гнев недовольных как со стороны большинства, так и со стороны отделяющегося меньшинства, не могущего и не желающего самостоятельно себя обеспечивать и требующего постоянной подкормки.

В свою очередь западный плюрализм не дает возможности объединить граждан уже существующих государств единой национальной идеологией. Если в Африке племена вырезают друг друга как и раньше, но уже под лозунгом "национального строительства", то, например, на территории посткоммунистической Югославии такую негуманную процедуру установления границ постарались всячески ограничить по крайней мере для христианского большинства. Спору нет, война и насилие не лучший способ решения проблем, но и миротворцы НАТО не нашли лучшего способа, чем бомбардировки. В результате мусульманское меньшинство подкрепило свою демографическую экспансию территориальной, получив Косово в качестве приза за нелиберальное поведение.

В самих западных странах национальное большинство уже давно не чувствует себя уверенно. Плюрализм заменил теорию "плавильного котла", в который в свое время охотно ныряли иммигранты-европейцы (особенно евреи). Но нынешние меньшинства, состоящие из азиатов и африканцев, мусульман и идолопоклонников, не только не ассимилируются в западной культуре, но скорее способны навязать свои предпочтения остальным.

В плюралистском национальном государстве сегодня некому защитить права либерального национального большинства. Демократия устроена так, чтобы иметь дело с отдельными индивидуумами и помогать им сорганизоваться. Поэтому тем, кто активнее и организованнее и смог сплотится собственными средствами, демократия де-факто предоставляет больше прав и возможностей. К сожалению, в тот момент, когда провозглашается плюрализм ценностей, в выигрыше оказываются именно нелиберальные меньшинства: они сплоченнее, могут быстро организовать всех своих представителей и заставить их без лишних разговоров активно действовать в едином направлении. Такие нелиберальные группы способны обеспечить как внутреннее единогласие, так и последовательную пропагандистскую кампанию "вовне", получая возможность действенно испортить жизнь большинству и навязать ему исправляющую дискриминацию в свою пользу.

То, что существует множество таких групп, отнюдь не способствует созданию любимой либералами "системы сдержек и противовесов", а только приводит к радикализации требований каждой группы. Почему одно культурное сообщество может добиваться однополых браков, а другому запрещаются браки с животными или четыре жены в чадре? Растут и множатся общества защиты прав иммигрантских меньшинств, животных, инвалидов и гомосексуалистов. Не то, чтобы идея защиты прав была плоха, но в результате неуемных требований прав без соответствующих обязанностей все эти группы начинают меряться силами, чье меньшинство "равнее"… Ни о каком консенсусе речь уже не идет и в этой борьбе всех со всеми выигрывают отнюдь не умеренные либералы.

Так же и для экономики государства благосостояния нелиберальное меньшинство может представлять определенную опасность. У тех, кто не исповедует "протестантскую трудовую этику", рождается уже третье и четвертое поколение "вэлферистов". Пользуясь западными критериями три из четырех жен мусульманской семьи могут пользоваться льготами матерей-одиночек, а в многодетных семьях, где не приняты западные нормы образования и воспитания, пособия на детей могут стать источником постоянного дохода для родителей.

Абстрактное либеральное равенство перед законом не работает, когда с одной стороны большинство, но разрозненных индивидов, а с другой - хорошо организованная нелиберальная группа. Да и по каким меркам судья может рассудить спор, в котором обе стороны требуют прав на свой специфический образ жизни и обе не могут существовать, не ущемляя свободы друг друга (как, например, защитники и противники чадры, абортов, многоженства)? А уж если сплоченная группа нелибералов захочет обойти закон, то такая преступность автоматически становится организованной и крайне трудной для выявления и искоренения, не говоря уже об опасности пятой колонны...

Если в государстве нет консенсуса по поводу желательного образа жизни, нет согласия по поводу главных целей и свобод, если от нелиберального меньшинства можно защититься только прямым подавлением, то демократический механизм не работает, и мы снова возвращаемся к старому состоянию: либо государственное насилие, либо война всех против всех.

Где же выход из этой ситуации? И можно ли в новых глобальных условиях использовать старый национальный цемент, склеивающий в единое государство свободных и равных индивидуумов? Серьезные ученые и специалисты по исследованию наций, честно признаются, что на сегодняшний день нет удовлетворительных рациональных моделей для описания нации, и поэтому нет и не может быть готовых рецептов, кого называть нацией с полагающимся ему государством, а кого этнической группой с правами всего-навсего нацменьшинств. Мало того, даже в объяснениях природы национальных чувств у ученых существует полная разноголосица: рациональны они или инстинктивны, внушаются сверху или пробиваются снизу, существовали всегда, или появились только теперь, возрастают или отмирают. В общем, почти как у физиков: мы не знаем, частица это или поле, мы не понимаем природы этих сил, но бомбу построить можем. Только если физики кроме как для бомб, изредка используют еще и мирный атом, то у гуманитариев и с этим проблемы. Что-то я не припомню, чтобы им можно было поставить в заслугу удачное использование национальной энергии - она вырывается все больше стихийно, а зачастую еще и крайне разрушительно. Теоретики, изучающие национализм, смогли выдвинуть только два с половиной утверждения, под которыми большинство из них готово подписаться: Национальная идея (или сегодня более принято говорить о субъективной национальной идентификации) - это

1. вера индивида, в то, что существует феномен единственной и уникальной "избранной" в своем роде нации, к которой он принадлежит,

2. при этом члены одной нации оказывают друг другу предпочтение - некий вид нерациональной, но прочной связи, объединяющий всех в одну социальную сеть.И еще пол-утверждения: европейские христианские нации скопировали национальную идеологию с описания древних евреев в Библии, неевропейские нации - с европейских.На нашем святом языке пункт 1 называется "эмуна", то есть вера, аксиома существования и единственности Всевышнего и избранного им народа. А пункт 2 - "ахават Исраэль" - любовь к евреям, еврейскому народу, подразумевающий взаимопомощь и взаимную ответственность. Но кто же слушает собственных "средневековых мракобесов", избалованный привычкой получать точные научные истины из чужих рук? Только вот, что делать, когда у западной науки нет готового рецепта?