Генов, на которые эволюционисты так понадеялись сто лет назад, оказалось безнадежно мало, и уже по одному этому они очень мало дали для понимания эволюции. Кроме того, в генах оказалась весьма однобокая информация – о последовательности белковых цепей, о механизмах их синтеза и регуляции их активности. О том, как строится клетка и более крупные органы, гены молчат.
Уже сто лет назад проницательные умы, еще не зная, сколь мало генов в организме, поняли, что кроме генов есть еще какая-то наследственность (ее видели в плазме). Поняли, что материал эволюции – отнюдь не в изменчивости индивидов [Филипченко, 1929, гл. 8]. Показано это было в 1960-х гг. и позже (см. Ч-08, п. 6-4). Поэтому прежняя пара понятий «наследственность – изменчивость» стала недостаточной для понимания того, что же является базой механизмов эволюции, ее первичным фактором.
Первый шаг к пониманию (точнее, к постановке вопроса) о данной базе сделал генетик-эволюционист Ю.А. Филипченко, введя понятие микроэволюции (это – образование рас и видов). Ее одну только и можно, полагал он, изучать методами генетики:
«Однако кроме этой, так сказать, микроэволюции, существует эволюция более крупных систематических групп, своего рода макроэволюция, и она-то безусловно лежит вне поля зрения генетики, хотя и наиболее интересна для эволюционной теории». Теориям «придется разрешать вопросы о “происхождении видов” (и всех низших подразделений видов) иначе, чем вопросы “происхождения родов” (и всех высших систематических единиц)» [Филипченко, 1929, с. 260-261].
Данная дихотомия определила всю идеологию споров ХХ века, явственно отделив то, чем занимался Дарвин, от того, что является эволюцией в обыденном смысле, т.е. для большинства читающих.
В одном можно бы возразить. Филипченко был уверен, что «эволюционная теория была и будет только гипотезой, ибо превращение видов не относится к числу явлений, которые можно наблюдать воочию» (с. 250), однако оказался не вполне прав: позже микроэволюцию удалось воспроизвести, притом на различных объектах. Зато различие индивидов действительно оказалось ни при чем. См. Ч-08, гл. 5, пункты «Экспериментальная эволюция».
Относительно же макроэволюции довольно очевидно лишь одно: как самодовлеющий процесс она разворачивается преимущественно в почти не известном нам мире. Для одних это мир идей, для других – мир эдвантов, третьи просто не видят проблемы. Однако то, что уже известно, заставляет заново рассмотреть вопрос о факторах эволюции.
Даже в глуши материализма кое-где начинают понимать, что
«между частными эволюциями, помимо материальности и развития, есть некое общее, внутреннее, сущностное, происходящее из развития этих взаимосвязей и взаимообусловленностей, из связи и преемственности между стадиями всеобщей эволюции, из порождения одной стадии эволюции другой. Это сам механизм развития, эволюции…» [Конашев, 2011, 323].
Об этом «помимо материальности» и пойдет речь. В статье «Факторы эволюции» (LR, т. 13, с. 100) уже говорилось, что в качестве ведущего фактора эволюции сейчас постепенно выявляется самоорганизация, понемногу заменяющая отбор в его прежнем понимании.
Теперь следует добавить, что она заменяет также основную часть наследственности, поскольку оказалось, что в генетической памяти хранятся, в основном, лишь правила переключения режимов самоорганизации онтогенеза. Тем самым, дети похожи на родителей не потому, что все их наблюдаемые сходства записаны в их генах, а потому, что их онтогенез, одинаковый в целом у всех людей, шел у детей и родителей сходно также и в деталях, направляемых переключениями частных режимов. Изменение самих правил этих переключений определяет, видимо, макроэволюцию организмов, каковая выступает, тем самым, как эдвант их онтогенезов. К сожалению, эволюцию сообществ так просто не описать, хотя в ней тоже течет саморганизация, точнее – одна из ее форм.
* * *
Самоорганизация – странный, непривычный фактор эволюции: у нее нет программы, она нигде не записана в форме какой-либо наследственности, она реализует сама себя в ходе процесса развития каждого организма46, а записана лишь последовательность смены ее режимов.
И то – для организмов, но едва ли для сообществ. Материальна ли она? Идеалист скажет, что самоорганизация является объективно существующим нематериальным явлением, направляющим материальные процессы, каковые мы только и можем наблюдать. И мысль ведь нематериальна, но ежечасно направляет наши действия. Материалисту это будет непонятно, пока он не догадается признать ее саму материальным процессом47. Так не раз бывало, и это уже началось сейчас снова, когда самоорганизацию стали трактовать как форму естественного отбора. Это, конечно, не продвинуло науку ни на шаг, ибо отбор действует через отстранение от размножения, а самоорганизацией именуется нечто иное.
Для успеха науки бывает полезно не новое толкование прежних терминов (чем как раз известен дарвинизм), а выявление новой сути дела. Суть же такова: заведомо идеальные объекты заведомо существуют, они несомненно проявляют самоорганизацию и тем влияют на материальное. Ее следует изучить и понять, прежде чем отрицать или признать ее роль в развитии материальных объектов.
Всем известна самоорганизация мысли при размышлении, причем итогом может выступать действие мыслящего, направленное на материальный объект, в том числе на себя. Это никого не удивляет. Более того, самоорганизация группы мыслящих только через такой процесс и осуществляется – не важно, все при этом мыслят или не все. Если же мыслящего субъекта в группе не видно, это удивляет, но нельзя отрицать, что группа может вести себя разумно (таков миксомицет). То есть ряд поведений являет нечто общее, хотя в одних виден мыслящий субъект (или субъекты), а в других его нет заведомо, но разумность поведения нужно признать.
Первой приходит в голову мысль, что разумность поведения рождается в большом коллективе неразумных объектов как некое системное свойство. Простейший вариант данной мысли – что в каждом таком объекте, в каждой частице коллектива таится частица разума, что вместе они и порождают разум. Отсюда идея о «протопсихике» элементарных частиц – простейший нынешний вариант панпсихизма. Что-то вроде искр, вместе образующих пламя.
С позиции панпсихизма коллективное сознание столь же естественно, сколь и индивидуальное (хоть они и неравноценны) – запомним это. Но как отсюда перейти к эволюции, мне непонятно, и интереснее видится другая аналогия – самоорганизация фрактала, конструкции математической, а значит, чисто идеальной. На рис. 5 книги Ч-16 приведен изумительно самосогласованный фрактал (его изображение называют «долиной морских коньков»), и показано, как он качественно (притом самосогласованно) меняется при малом изменении хотя бы одного параметра фрактального роста.
Кроме согласованности, на этом множестве фракталов удобно исследовать усложнение. При изменении параметра сперва это просто замкнутый контур, затем внутри его полость, затем две полости и т.д., так что каждая картина сложнее предыдущей, и некоторые – сложнее качественно. Следя за ними48, мы как бы видим эволюцию изображения, в том числе эмерджентную и прогрессивную, а ведь перед нами лишь одна математическая конструкция, раз и навсегда заданная. Это чистый платонизм.
Если понимать онтогенез, как уже не раз сказано, в виде совокупности ростов фракталов, то смена режимов их роста как раз и дает образование сложной формы. Плавное изменение параметра (параметров) даст то плавное изменение фрактала, то его качественный скачок. Разработка математического аппарата должна дать всё, что удалось смоделировать В.Г. Черданцеву (см. главу 2), и еще многое. Не только такой качественный переход, как от бластулы к гаструле, но можно надеяться, и органогенез. Притом настолько легче, насколько аппарат более подходит объекту, нежели уравнения Черданцева. Удивительно, что биоматематики еще, насколько знаю, за это не взялись.
Теперь об идеализме. Пока, при нынешнем уровне знаний, мы можем рассуждать только по аналогии. Самосогласованное преобразование фрактала – чисто идеальный процесс, а самосогласованное изменение хода онтогенеза – наблюдаемое явление. Изучать второе посредством первого в науке обычно, но заявлять о сущности второго лишь по свойствам первого биология не умеет.
Это умеет теорфизика. Век с лишним назад дискретность спектров излучения (при господстве понимания процесса излучения как непрерывного) побудила физиков искать дискретные решения непрерывного уравнения электромагнитной волны. Таковые были найдены, оказались в соответствии с линиями спектров (атома водорода) и были истолкованы как наличие в атоме дискретных энергетических уровней. Отсюда пошла квантовая теория, уже физическая. Споры о том, материалистична ли она, не затихли поныне. Затем похожее проделывалось в космологии, и с тем же итогом. При этом материализм удержался в физике (так и не вытеснив идеализм) за счет коренного расширения понятия материи.
Примерно то же самое предстоит в биологии, но едва ли тут удастся обойтись расширением понятия материи. Достаточно припомнить скрытую дюжину (см. главу 2), чтобы понять, что единое объяснение либо потребует непрактично широкого толкования материи, либо придется признать, наконец, что идея (активность) движет материю. Ведь сам факт движения человека под действием его собственной мысли есть демонстрация этого.
Вспомним модель В.А. Брынцева и cходные – они все про то же самое. Движение там понято в любом пространстве, а не только в наблюдаемом.
Достарыңызбен бөлісу: |