Человекиживотниев мифах и эволюции

БРАТ КОНЬ

ВВЕДЕНИЕ

Ставшее ныне расхожим представление об эволюции животных и человека тесно связано с понятием "эволюционного дерева". И какой бы род или семейство ни рассматривались, как только встает вопрос о его происхождении, представляют себе некую ветвь, очень давно отделившуюся от более крупной ветви и избравшую собственное развитие. Большие ветви предполагаемого дерева еще и сегодня в основном неизвестны, и если хотят остаться верными самой идее эволюционного дерева, о них приходится говорить гипотетически. Ствол же совершенно теряется в тумане неопределенных представлений.

Таким образам, результатом современной палеонтологии и истории Земли оказывается бесконечное множество веток и веточек, которые, подобно листьям и цветам, изображают живущие и вымершие виды животных. Многие сотни тысяч различных форм известны и описаны. Их можно объединить в различные классы и отряды, из этого возникла величественная и захватывающая систематика зоологии. Но в то мгновение, когда пытаются применить эти конечные результаты к примитивным формам, к простым первоначальным "ветвям" и "сучьям", возникают лишь неопределенные предположения и недоказанные гипотезы. И мы, во всяком случае, убеждены, что в будущем духовнооправданная классификация животных, учитывающая также и их эволюцию, будет возможна лишь на основе идей Лоренца Окена. Этот великий естествоиспытатель однажды следующим образом сформулировал свои взгляды:

"И впоследствии обнаружится, что, например, животное царство - это не что иное, как представление отдельных деятельностей или органов человека, как бы расчлененный человек".*/*Lorenz Oken: Lehrbuch der Naturphilosophie. Jena 1831./

Если действительно принять эту идею и начать проверять ее основательность, то очень скоро обнаружится, что она может помочь, осветив непонятное. Ибо то, что до этого казалось бессмысленным и как бы случайным, станет полным смысла и поэтому понятным.* /**См. Hermann Poppelbuum: Tier-Weseaskunde. Dornach, 1954./

Вместо эволюционного дерева возникают тогда большие или меньшие группы, круги форм, в которых проявляются сходные формирующие тенденции. Так, например, млекопитающие Австралии, несмотря на то что они развивались совершенно отдельно от других млекопитающих, образовали похожие облики. Рихард Гертвиг пишет об этом следующее:

"В своей теперешней сфере обитания, приспосабливаясь к аналогичным условиям жизни, сумчатые избрали совершенно такое же развитие, как и плацентарные млекопитающие на остальной Земле, так что каждому отряду (хищники, грызуны, насекомоядные, копытные) можно поставить в соответствие какую-то группу."* /*Richard Heitwig: Leintuch dеr Zoologie. Jena 1916./

Ни условия жизни в Австралии не были подобны тем, которые были на остальной Земле, ни сумчатые не должны были "приспосабливаться" к окружающей среде. С самого начала они уже были приспособлены и поэтому могли проявить формы, ставшие сумчатыми хищниками, грызунами и копытными. Эти образующие тенденции, присущие всему кругу форм млекопитающих, проявляются либо в нервной системе и системе органов чувств (грызуны), либо особенно раскрываются в ритмической системе (хищники), либо выступают в системе конечностей и обмена веществ (копытные). Здесь стволом-прообразом является трехчленный человек, и из него подобно ветвям раскрываются эти три отряда млекопитающих.

Вообще нужно перейти к тому, чтобы чаще заменять слово "развить" словом "раскрыть". Это гораздо вернее соответствовало бы самому ходу эволюции, и тогда постепенно освободились бы от представлений, приобретенных из дарвинизма и менделизма. Не существует одного-единственного эволюционного дерева, вдоль основных ветвей которого развивались все животные. Каждая земная эпоха образует свой особый круг форм, в центре которого, как формирующая тенденция, господствует прообраз - "человек".

Все большие круги форм - как, например, рыб, членистоногих, иглокожих, млекопитающих и других - расчленены на некоторое число меньших кругов форм, которые в рамках собственной сферы снова воспроизводят свой прообраз. Поэтому австралийские сумчатые раскрылись таким же образом, как и млекопитающие на остальных континентах - возникли копытные, грызуны, хищники, в каждой группе при раскрытии снова проявлялись подобные тенденции.

Так, с отрядом хищников связана целая группа животных, которые предназначили себя для жизни в воде: тюлени. Подобная же мемаморфоза произошла в отряде копытных - плавающими стали киты и дельфины. Та же самая тенденция проявляется среди грызунов у бобра.

Такие способы раскрытия-развития не имеют ничего общего с приспособлением. Они лишь показывают, что каждый круг форм представляет собой некий замкнутый в себе целостный облик, прислушивающийся в развитии к одним и тем же образующим тенденциям. Тюлени, дельфины, киты и бобры - это живущие в воде члены своего высшего порядка.

Даже птицы посылают часть своей сущностной общности в глубины мирового океана. В Антарктиду - пингвинов, а в Арктику вплоть до прошлого столетия бескрылых гагарок. Из совершенно разных семейств в максимально отдаленных друг от друга точках Земли образовались похожие виды.

Священная зебувидная корова

Это ядро открывается в каждом большом или малом круге форм так, что внутри имеется один особый вид, который с наибольшим совершенством старается как можно ближе подойти к задуманной тут форме. Все остальные виды и роды располагаются, как более или менее хорошие вариации, вокруг этой центральной фигуры. Восприятие прошлого называло такие совершенные формы "царями". Так, льва называют царем зверей, орла - царем птиц. Еще сегодня самых больших и красиво окрашенных пингвинов называют императорскими. А кто усомнится в том, что среди собак ближе всего к прообразу волк?

Правда, мы не можем положиться на эти питаемые ощущениями представления, ибо тогда слишком много симпатий и антипатий затуманит истинный образ явления. Но, несмотря на это, мы должны начать учиться мышлению в новых категориях, чтобы приблизиться к тем формирующим тенденциям, которые деятельны в природе.

КОПЫТНЫЕ ИЛИ ТРАВОЯДНЫЕ

Приведенное выше рассуждение было необходимо как основание для последующих рассмотрений. Ибо конь - это совершенно особый член большой группы копытных. Они, в свою очередь, принадлежат к еще большей группе плацентарных, то есть тех животных, чьи эмбрионы развиваются в материнском организме с помощью плаценты.

Сами копытные по гениальной концепции Рихарда Оуэна подразделяются на непарнокопытных и парнокопытных. Непарнокопытные - гораздо более малочисленный, а по родам и видам гораздо более ограниченный круг форм. Он охватывает, кроме лошадей, еще тапиров и носо рогов.

Горные коалы

Второй отряд, парнокопытные, несравненно обширней. Он делится на две основные группы: жвачные и нежвачные. К последним относятся гиппопотамы и многочисленные виды свиней. Жвачные же охватывают близкие к нам и известные с детства семейства, определившие наши представления о животном царстве: тут быки, ламы и жирафы, зубры и буйволы, козы, овцы и горные козлы, а также быстрые газели и антилопы, косули, олени, северные олени, лоси и многие другие. С большинством из них глубоко связано наше детство. В душевном пространстве нашей жизни они живут как близкие спутники.

Все они, и парнои непарнокопытные, имеют много общих черт, которые определяют их как травоядных. Никто из них не кажется ни чрезмерно великим, ни поразительно малым. Скорее они являют целую шкалу от неуклюжей тяжеловесности до тонкого изящества, от бесформенных носорога и бегемота - через зубра, быка и верблюда - к оленю, серне, антилопе и газели. Это выразительная картина последовательного ряда форм парнокопытных. В ней можно увидеть вариабельность, возникающую из телесного покрова и игры мускулов. Тело носорога, покрытое массивными роговыми пластинами, облекающими его подобно панцирю, который превращает ноги в колонны, способные нести такую тушу - это один полюс. Другой образован прелестными изящными газелями и антилопами, чьи стройные и подвижные конечности в воздушном прыжке несут легкое тело через степи и пустыни.

Лишь жирафы вытягивают длинную шею, доставая до самых крон и составляя как бы исключение из общего правила травоядных. А большинство других родов и видов придерживаются человеческих размеров, и лишь изредка преступают их. У больших жирафов тело тоже относительно маленькое, только шея и конечности превышают обычные размеры. Здесь проявляется неуклюжесть и грация, бесформенность и изящество.

Благородный олень

Нам нужно научиться познавать оба этих образования, морфологически соотносящиеся одно с другим: вверх - продолжение головы, вниз – копыта. Если рассматривать их е точки зрения полезности, то это уведет на ложный путь, поскольку ни рога нельзя рассматривать как оружие в борьбе за существование, ни копыта как помощь в беге. Когда удар копыта ошеломляет соперника, а рога отгоняют врага, то это то же самое, как в известном вартбургском анекдоте. Мастер швырнул чернильницу в наседавшего на него черта. И насколько можно в обычном смысле слова говорить о чернильнице как оружии, настолько и рога можно называть орудием защиты или нападения.

Рогам чуждо какое-либо рабочее применение. Это родственные либо коже (полые рога), либо скелету (рога оленей) образования*, несущие вверх и вовне то, что не может вполне раскрыться внизу или во внутреннем. Ноги завершены копытами и тем самым как бы запечатаны. А наверх распускается и раскрывается новый орган в удивительном многообразии и красоте. /*Рога оленей - они образуются на костных выростах лобных костей, это но сути окостеневающий отросток, не покрытый роговым чехлом - отличаются от рогов других животных. В немецком языке они называются Geweihe, а рога быков, козлов и др. Homer. (Прим. ред. рус. изд.)/

То, что копыта и головные наросты являются взаимно определяющими формами, становится сразу ясным и очевидным, если мы сравним в этом отношении парнои непарнокопытных, поскольку у парнокопытных парными являются также и рога. Они образуются как симметричный относительно основания орган. У носорога, как у непарнокопытного, напротив, рог в центре морды. А если появляются два рога, то они располагаются по средней линии носа друг за другом, а не рядом. Это показывает, что "непарность" действует вплоть до образования рогов, равно как и "парность", образующая симметричные рога.

Зубр
Мы напали на след следующего основополагающего принципа, обуславливающего облик копытных. Неповоротливость и изящество определяют телесную форму. Сама же эта форма оказывается как бы в поле напряжений между головными отростками и копытами. Тут совместно действуют две формообразующие тенденции: одна вылепливает очертания тела, а другая завершает его снизу и открывает вверх.

Та формообразующая сила, которая придает телу очертания, внутренне связана с образованием волосяного покрова и тем самым с выработкой и сохранением тепла. Все травоядные, как и человек, теплокровные. Сила, определяющая телесные очертания, укоренена в шерсти и крови.

Другая формообразующая тенденция, формирующая рога и копыта, связана с кожей и костями. Здесь действуют кремний и известь, придающие головным отросткам бесчисленные формы.

Обычно рог сообщает голове определенную тяжесть - достаточно вспомнить о буйволах и зубрах, быках, гну и бонго. Только когда масса рогов как бы растворяется благодаря сильно витой форме (куду, антилопы, горные козы, стейнбеки), они уподобляются парящему облику олених рогов. Оленьи же рога словно приподымают голову. Подобно особому органу чувств, принюхиваясь и ощупывая, врастают они в окружение. Сила кремния определяет форму оленьих рогов, в других рогах действует образующая сила кальция.* /*См. также Georg Ritter. Hörn und Geweih. Kalender 1935-36, из-во математически-астрономической секции Гетеанума./

То, что в роге быков или козлов еще напоминает копыто, преодолено оленьми рогами. Попельбаум следующим образом характеризует эту полярность: "В обычном роге череп выпускает в окружение отросток, но из-за отмершего покрова снова замыкается в себе и замыкает образующие силы головы... Голова же оленя, несущего рога иного рода, все снова открывается вовне. Поэтому и темперамент этих животных более живой, бодрственный и сильный, в их глазах больше выражения, а в движениях гибкости. "

Только одна группа, кажется, уклоняется от этого общего описанного нами только что правила: лошади. У них очень сильные и вполне сформировавшиеся копыта. А лоб не увенчан никакими выростами.

На это можно было бы возразить, что свиньи и тапиры тоже обходятся без рогов. Но вместо этого у них - у каждого на свой лад - развился хобот, удлинившийся нос, заменивший то, что иначе как рога или отростки венчает лобную кость. Кроме того, у свиней часто вырастают мощные клыки; здесь в челюсти развивается то, что не раскрылось на голове.

Одни только лошади, в компании своих ближайших родственников, осла и зебры, поднимают голову принюхиваясь, ощупывая, раздувая большие ноздри, не будучи отягощенными рогами или выростами. Это ставит их на особое место во всем круге форм копытных.

"Историческое прошлое Земли... доказывает..., что время расцвета непарнокопытных прошло. Тройессарт насчитывает 131 ископаемый род и подрод с 517 видами и подвидами".*/* См. Брем "Жизнь животных"./

Напротив, парнокопытные сегодня находятся еще в периоде своего расцвета и раскрытия, насчитывая очень большое число родов и видов и населяя все континенты, кроме Австралии и Новой Зеландии.

Косули
Итак, конь как бы восходит из прошедших времен земного развития в современность, и все же он один из ближайших друзей человека. Или он всегда был его братом?

Немного существует родов, палеонтологическое развитие которых мы можем проследить так же хорошо, как развитие лошади.

Ее ранняя история может быть прослежена по остаткам, найденным почти исключительно в Америке. Самая примитивная форма происходит из эоцена, первой эпохи третичного периода, который мы можем отождествить с раннеатлантическим развитием. Лошадь тогда выступает как эогиппус и развивается в течение этого периода в орогиппуса и эпигиппуса. Эти три лошадиных предка проявляют явное сходство в своем строении с современной лошадью, они только значительно меньше. Эои орогиппус по величине были приблизительно как домашняя кошка. Нога была еще построена не на одном среднем пальце, но ясно присутствовали также второй и четвертый. Челюсть была не так специализирована, как у сегодняшней лошади.

Мы можем предполагать, что первые родственники лошади были ма-ленькими и расторопными животными. Такой хороший знаток, как Абель, считает:

"Древнейшие лошади не были жителями степей, это были маленькие зверьки, по всему виду и облику их следует поставить гораздо ближе к маленькому чилийскому оленю пуду или к яванскому малому канчилю (Tragulus), чем к маленькой лошади."* /*Othenio Abel: Paleobiologie und Stammesgeschichte. Jena 1929./

Оба, малый канчиль и олень-пуду, принадлежат к самым маленьким из ныне живущих копытных. Они не выше 20-30 см, а длиной, включая хвост, 40-50 см. Малый канчиль - это скорее карликовая кабарга, пуду - настоящий олень.

Затем Абель продолжает: "Маттье обратил внимание на то, что древнейшие лошади были, видимо, жителями лесных чащ, питавшимися в основном мягкой листвой и нежными травами".

Затем развитие продолжалось дальше. Во время омиоцена, миоцена и плиоцена, эпох третичного периода, число лошадиных предков постепенно увеличивается. Образуются формы мезогиппус, меригиппус и плиогиппус, и в конце концов почти достигают величины ныне живущих лошадей. Одновременно исчезают боковые пальцы, и единственным носителем все возрастающего веса лошадиного тела становятся средние пальцы на передних и задних ногах. Челюсть унифицируется, уменьшаются клыки, предкоренные зубы и превращаются в коренные. Рисунок 1 отчетливо показывает различия по форме и размерам в строении головы некоторых видов атлантических лошадей.

Из многочисленных остатков можно вывести еще много частностей, нет нужды входить в них подробнее. Существенным же является следующее: едва появившись, тип плиогиппус вымирает на американском континенте. В отложениях плейстоцена не встречается больше лошади, и так продолжается "до тех пор, пока они снова не были привезены в Америку человеком."* /*J. Z. Young: The life of Vertebrates, Оксфорд, 1950./

Зоологи и палеонтологи чрезвычайно удивлены неожиданным исчезновением живших в Америке древних лошадей; некоторые предполагают, что какая-то эпидемия почти полностью искоренила весь род, и только маленькие группы спаслись через Аляску и существовавшие тогда перешейки в районе Алеут и перебрались на Камчатку и в Восточную Азию.

Фактически случилось так, что только в 16-17-м столетиях, после повторного открытия Северной и Южной Америк, европейцы снова завезли туда лошадей. Никто из живших тогда индейцев и ацтеков не знал раньше этих животных. И все же прародина лошадей и копытных - американский континент.

Рис. 1.
Из многочисленных остатков можно вывести еще много частностей, нет нужды входить в них подробнее. Существенным же является следующее: едва появившись, тип плиогиппус вымирает на американском континенте. В отложениях плейстоцена не встречается больше лошади, и так продолжается "до тех пор, пока они снова не были привезены в Америку человеком."* /*J. Z. Young: The life of Vertebrates, Оксфорд, 1950./

Зоологи и палеонтологи чрезвычайно удивлены неожиданным исчезновением живших в Америке древних лошадей; некоторые предполагают, что какая-то эпидемия почти полностью искоренила весь род, и только маленькие группы спаслись через Аляску и существовавшие тогда перешейки в районе Алеут и перебрались на Камчатку и в Восточную Азию.

Фактически случилось так, что только в 16-17-м столетиях, после повторного открытия Северной и Южной Америк, европейцы снова завезли туда лошадей. Никто из живших тогда индейцев и ацтеков не знал раньше этих животных. И все же прародина лошадей и копытных - американский континент.

Загадка начала разъясняться, когда появились духовнонаучные сообщения Рудольфа Штайнера о древней Атлантиде, подобно ключу отомкнувшие историю эволюции лошадей. Этот огромный континент разрушался в результате водных катастроф при переходе к плейстоцену (делювий или ледниковый период). Наступили эпохи ледникового периода, и часть за частью Атлантида погружалась в увеличивающийся Атлантический океан. С ней погибло и большинство живших тогда животных, исчез и плиогиппус.

А из уцелевших остатков в Европе и Азии развились среди совершенно новых условий живущие сегодня лошадиные расы. Только теперь они превратились в жителей широких степей и пастбищ.

Дикий кабан

С помощью схематично намеченных здесь феноменов мы можем составить себе самую первую картину развития лошадиного типа. Из маленьких, почти незаметных, населяющих густые мелкие заросли млекопитающих развились животные, которые становились все больше и больше и в конце атлантического периода приняли облик и достигли размеров современной лошади.

Одновременно раскрылись все остальные млекопитающие, особенно копытные травоядные. Наряду с лошадями появились тапиры и свиньи, образовались жирафы и носороги, приняли свой теперешний облик буйволы и бизоны, овцы и козы, антилопы и серны. Раньше всего на заре Атлантиды появляются нежвачные: свиньи, гиппопотамы и маленький вид бабирусса. Позже, в олигоцене, выступают мозоленогие, как, например, лама, двугорбый и одногорбый верблюды. Одновременно проявились карликовые кабарги (мы уже упоминали малого канчиля). Начиная с миоцена - что соответствует приблизительно середине атлантической эпохи - вступили в развитие жирафы, быки и все виды антилоп. Незадолго перед этим появились многочисленные виды оленей.* /*Это описание примыкает к указаниям, содержащимся в упомянутой уже выше книге Янга./

Здесь наблюдается бесконечное множество форм, обликов и видов. Все они - копытные, у всех есть рога или отростки на голове, кроме того, они обладают еще не рассмотренной характеристикой, сильно влияющей на их существо и темперамент: все они преимущественно травоядные, постепенно они развивались в жителей лесов и травянистых равнин. Появившиеся в это же время хищные звери являются настоящими охотниками. А копытные пасутся на лугах и в степях. Они разрежали густые леса Атлантиды и преодолевали слишком пышно разросшуюся растительность. Благодаря их образу жизни Нифльхейм древнего мира - страна холода, царство мертвых в германской мифологии - начал просвечиваться светом солнца. Появлявшиеся копытные расчищали слишком густую атмосферу, просветляли пар и туман атлантического мира, противопоставив слишком пышной вегетации переваривающе-усваивающие силы.

Корова
Здесь мы касаемся одной из тайн, которая выступает перед нами в пастбищных животных. Они, прежде всего жвачные, преобразуют зеленую растительную субстанцию в белое молоко. Это метаморфоза, которая относится к просветлению земного мира. Некогда, в глубокой древности, вся атмосфера была пронизана мировым молоком. Тогда еще дыхание и питание были единым процессом. Затем это разделилось, прием пищи и вбирание воздуха стали независимыми друг от друга процессами.* /*См. следующие указания Рудольфа Штайнера: "Так, например, в то время, когда лемурийское развитие были в самом расцвете, не существовало еще такого, как сегодня, дыхания и питания. Субстанции были совсем иными, и оба процесса были в определенном смысле едины, и только потом разделились. Человек принимал в себя водянистую, напоминающую молоко субстанцию, и это давало ему одновременно то, что сегодня он имеет раздельно в дыхании и питании". ("Мир, Земля и человек", GA 105, 7 доклад, август 1908)./

Копытные ускорили это развитие. Они не только странствовали по Земле; они выедали луга и леса и превращали съеденную зелень в питательную белизну молока. Они проделали подготовительную работу для тех из людей, кто позже стали крестьянами. Теперь уже нетрудно понять, почему быки и свиньи, козы и овцы снова "были найдены" людьми. Они изначально подготовили почву, на которой человек смог затем пахать и боронить, сеять и собирать урожай.


Африканский буйвол
Чем же были при этом заняты лошади? Не прошли ли они мимо, как бы незатронутые этим? Разве они - не старейшие среди копытных, восходящие к самому началу атлантической эпохи? Они не увенчивали себя рогами, но придерживались в развитии середины пути, с тем чтобы остальные смогли отклониться в ту или иную сторону для выполнения своих специфических задач.

П
одобно королю и властелину, развивался конь всю атлантическую эпоху. Он был предназначен к тому, чтобы противопоставить Земле на задних и передних ногах единственный средний палец, и тем самым создать совершенное равновесие между силой тяжести и легкостью.

Как человек - мера всех вещей, так конь может быть назван мерой всех копытных. Он неуклонно развивался к своей земной цели: носить на спине человека, везти его повозку, крутить колеса его телеги. Конь развивался к человеку! Все копытные служат Земле. Так конь становится нашим братом, а копытные - дальними и ближними родственниками.

КОПЫТА И КОНЕЧНОСТИ ЛОШАДЕЙ

Ни у какой другой группы травоядных копыта не достигли той степени совершенства, как у лошади. Конь, зебра и осел развили эти органы столь четко и законченно, что едва ли что-то может напомнить об их происхождении. А ведь все копыта образовались из ногтей пальцев. У большинства парнокопытных это еще можно ясно увидеть, поскольку роговая часть, копыто, одевает только переднюю сторону стопы. У лошади же, напротив, она образует почти замкнутое кольцо, охватывающее огромный средний палец. Анатомическое строение этого органа сложно. Оно таково, что одновременно обеспечивает крепость, эластичность и непрерывное обновление. Копыто состоит не из простых загнутых пластин, а из многочисленных маленьких роговых трубочек, которые, тесно пригнанные друг к другу, придают ему прочность и эластичность. В центр копыта входит последняя фаланга, ножка копыта, заканчивающаяся подушечкой из игл - маленькой, образованной из хряща, жира и связующих тканей. Она образует в ороговевшем копыте эластичный слой, собирающий давление ножки копыта и переносящий его на внутреннюю поверхность копыта. На нижней стороне копыта игольчатую подушечку покрывает роговая подошва и задубевшая кожа, и защищает его от непосредственного соприкосновения с почвой.

В копыте существует своего рода сустав. Его головкой является конец пальца, он входит в собственно копыто, а промежуточной опорой служит игольчатая подушечка. Все суставы - чрезвычайно чувствительные органы, их и описывать нужно почти как орган чувств, в котором совместно действуют чувства осязания, жизни и собственного движения, и тем самым передают постоянное смутное сознание места и положения тела. Копыта - это подсознательные органы чувств, позволяющие лошади так ощупывать и касаться земли, что каждый удар копыта является чувственным переживанием. Как чутка лошадь к любому заболеванию копыта или к плохо сидящей подкове! Раньше об этом мог бы рассказать любой кузнец. Таким образом, копыто - это не только средство опоры, как чаще всего полагают, скорее это орган чувств, который можно сравнить с неким искусно образованным и увеличенным "осязающим глазом", или "осязающим ухом". У лошади этот орган, по-видимому, развит особенно хорошо.

Если принять во внимание этот факт, то тотчас возникает вопрос: в чем причина этого развития; почему копыта развились у всех травоядных, но особым образом - у лошади? Можно ли это понять из того, что мы изложили выше? Попытаемся отыскать причину того, что у копытных есть копыта.

Еще раз вернемся к эволюции лошади и рассмотрим истинное формирование конечностей, которое можно проследить на рисунке 2.

Рис. 2.
Боковые проекции скелетов левых нередких конечностей шести североамериканских лошадей третичного периода. Выполнено с одинаковым уменьшением:

Рудольф Штайнер часто говорил о выпрямляющей силе, пронизывающей человека и придающей ему вертикальное положение. Подобная же сила - правда, в меньшей степени и в иной форме - действует и в животном царстве. У травоядных, особенно у лошади, о ней можно заключить по эволюции конечностей. Что мы можем вывести из этого?

Все копытные во время атлантической эпохи были захвачены процессом выпрямления. Не таким, который пронизал и сформировал человека, но все же подобным. Только у копытных выпрямляющая сила действовала так, что их конечности вытягивались, они становились на пальцы и благодаря этому приподнимались в поле земного тяготения.

Так же, как маленький ребенок, когда его спрашивают, каким он будет, поднимается на носки и вытягивает руки, поступили некогда все копытные. Вытянув конечности, они чуть-чуть выпрямились, поднялись из поля тяготения Земли. Некоторые звери пытались даже подражать человеку и пробовали выпрямить позвоночник, но, как у медведя и кенгуру, это осталось лишь жалкой попыткой.

Таким образом, здесь дело вовсе не в каком-то процессе приспособления, якобы приведшем у лошади к особому развитию одного пальца. Разве в этой так называемой "борьбе за существование" на одном пальце крепче стоять, чем на пяти? Ведь и парнокопытные удачно пережили последние тысячелетия, хотя все это время они предпочли пройти и пропрыгать на двух пальцах вместо одного. И четырех и пятипалые животные двигаются также быстро, как и одно и двухпалые. Здесь совершенно ни причем какое-то приспособление!

Это скорее процесс выпрямления, пронизывающий копытных. У лошадей было мужество и внутренняя сила встать только на средний палец и жить как бы танцуя, освободясь от силы тяжести. Парнокопытные предпочли выбрать более надежное равновесие, балансируя на третьем и четвертом пальце.

Но и парно и непарнокопытные получили копыта; должно было явиться как бы некое противодействие силе выпрямления, пронизывающей конечности. Этой столь сильно стремящейся вверх тенденции снизу было дано некое завершение: интенсивное ороговение создало копыто. Это ни с чем не сравнимое приобретение в царстве животных.

Но подобный процесс выпрямления и вытягивания действует не только в конечностях, он пронизывает все животное, и в верхнем полюсе, в области лба и носа, приводит к появлению рогов. Это как бы поднятые руки вытягивающегося ребенка. Поскольку копытные становятся на пальцы и изменяют свое отношение к силе тяжести, они сильнее выступают в "поле" легкости земной периферии. Они "чуют" эту новую сферу, балансирующему и танцующему животному открывается пространство света. Эта световая эфирная область тоже творит свои органы: рога.

Лишь лошади - с ослом и зеброй - это не коснулось. Ее копыта столь совершенны и так действуют внизу, в поле тяжести, что вверху образующим силам как бы ничего не достается.

Далеко не все рогатые звери поднимают голову в эту световую сферу. Гну и бизон, буйвол и многие бараны наклоняют рог ближе к земле, чтобы он вырос над головой. Этот процесс поднятия и просветления полностью совершается только у оленей. Сила легкости пронизывает скелет и позволяет подняться из него вверх этому творению. Каждый год оно сбрасывается, заново обновляется, появляясь во все более прекрасном и величественном виде. Олень и вапити, косуля, лось и северный олень - это вершина в отряде копытных.

Теперь становится понятным, что же скрывается в том, что прежде могло предстать перед нами как феномен.

В царстве обликов копытных вверх и вниз действует выпрямляющая сила. На полюсе тяжести она образует копыта, на противоположном, полюсе легкости, она становится творцом рогов.

Рога - как и копыта - скрытые органы чувств. Ибо ониирасширяют способность восприятия своих обладателей.

Оленьи рога вслушиваются - видящим осязанием и осязающим видением - во внешний мир. Они воспринимают дыхание ветра, приносящего животному запахи и цвета. Рог других животных вслушивается больше в пространство собственного тела и смутно ощущает шум крови и течение жизненных соков.

Эта полярность обнаруживается и в различии субстанций, составляющих те и другие рога. Ведь костная ткань - это нечто иное, чем кожа и ороговевшая ткань. Полый рог стремится всегда к округлению, а оленьи рога - костные отростки - создают аксильные образования. Костный отросток выявляет силу устремления, полый же рог - тенденцию к завершению, осуществляемую тангенциальными, касательными, силами. Олений рог растет от центра к периферии, бычий же рог, наоборот, образован концентрически от периферии к центру. Олений рог несет в себе лучистую силу видения, другие рога - покой слушания и вслушивания. А копыто?

Однажды в двух связанных друг с другом докладах Рудольф Штайнер показал, как в облике и организации трех находящихся в среднем ухе косточек можно узнать метаморфозу скелета руки и ноги. Молоточек, наковальня и стремечко, растянутые между барабанной перепонкой и ухом, представляют три превращения стопы, голени, коленной чашечки и бедра. Там говорится: "И так же, как обеими ногами они ощущают Землю, так головками маленьких косточек уха они ощущают барабанную перепонку. Только земная стопа образована слишком грубо. Поэтому подошвами они едва ощущают почву под ногами, тогда как такой преобразованной рукой или ногой, находящейся в ухе, они постоянно воспринимают тончайшие колебания барабанной перепонки."* /*Рудольф Штайнер, "Образование человеческого уха", доклад от 29. 11. 1922, и GA 348 (Über Gesundheit und Krankheit). Это указание Р. Штайнера касается человека и метаморфозы его образующих сил от одной инкарнации к другой, и тем самым изначально не связано с совершающимся в ходе эволюции превращением первоначальных челюстных костей у нижних позвоночных в косточки млекопитающих/

Также и все копытные, а особенно лошади, чувствуют под ногами колебание почвы. Поскольку они касаются земли только одним или двумя пальцами, то это касание куда больше является процессом переживания, чем механическим действием. Тот, кто видел, как прыгают и скачут газели и олени, косули и горные козы, тот не мог не пережить этого ощущения парения. Горная коза, поднимаясь, едва касается гребня; а антилопа летит над широкой степью так, как будто се несет стремящаяся вверх сила легкости. Копыто, вслушиваясь, касается земли; оно ощущает вибрацию дрожащей под его легким ударом опоры и дает прислушивающемуся животному чувство надежности в преодолении тяжести.

Кто наблюдал лошадь, когда она бегает на свободном выпасе, бывал поражен ее пронизанной силой грацией. И возникает впечатление, что ритм ее движения, сопровождаемый глухим звучанием как бы трамбующей мелодии удара, является необходимой частью этой единственной в своем роде моторики. Прислушиваясь, лошадь воспринимает ритмичный цокот ударов и, пользуясь этим, задает такт совершающемуся движению. Подобно дирижеру, руководят чуткие копыта каждым изменением и всем ходом движения.

Олени открываются своими рогами эфирному полю света. Коровы и быки смутно ощущают внутри себя переливы звонов. А лошади в шаге и в беге создают свой собственный мир звуков, безотчетно воспринимаемый копытами. Все это: оба вида рогов и копыта - представляют собой органы чувств.

АЛЛЮРЫ ЛОШАДЕЙ

Хотя конь и относится к самым большим копытным, обладает массивным телом и мощными ногами, его движения удивительно разнообразны. Грациозный, огненный, изящный, гневный, сильный, плавный, свободный - вот лишь некоторые из множества регистров, из которых возникает его моторика. Конь объединяет в себе то, что у других травоядных - вспомним газель, быка, стенбека, жирафа и бизона - превратилось в специализированные двигательные способности. Потому он является единственным животным, которое может научиться двигаться в такт музыке: его можно учить различным, ему от природы не свойственным аллюрам и походкам. Венская "высшая школа" достигает здесь удивительных результатов. Одно только зрелище искусства верховой езды может стать незабываемым музыкальным переживанием.

Многообразие моторики подтверждает центральное место лошадей в круге форм копытных. В них соединяется то, что разделено по остальным видам.

Тело лошади, даже будучи мощным, тяжелым и массивным, как бы пронизано живой гармонией. Несмотря на непропорционально тонкие лодыжки, сильно расширяющиеся в бедре задние конечности, как бы подвешенное между четырьмя ногами-столбами туловище, несмотря на чрезмерно длинную голову и кряжистую шею, все же всегда в той или иной мере присутствуют грация и благородство. Выступающие тут перед нами прелесть и гармония куда меньше связаны с формой тела, чем с грациозностью движения. Весь род и способ того, как поднимается и ставится нога, как поворачивается шея, как легко колеблется в беге туловище, обуславливает это впечатление. Не сам облик, но движения животного - вот причина царящей здесь гармонии.

Прибавьте к этому еще внутреннюю подвижность и чувствительность лошади. Через тело постоянно проходит легкий трепет; под кожей то появляются, то исчезают жилки. Сама же кожа легко морщится, создает складки и тут же снова разглаживается. Кажется, тело постоянно охвачено возникающими ощущениями. Лишь близость человека, его дружеское слово и поглаживание вносят покой в это море волнения.

Не подобно ли тело лошади музыкальному инструменту, на котором моторика непрерывно разыгрывает свои ритмы и мелодии? Не напоминает ли оно, если смотреть сверху, корпус гигантской виолончели? Голова и шея соответствуют грифу, а сам корпус инструмента с двойным расширением - очертаниями лошадиного тела.

Там, где должна была бы находиться перекладина, у лошади седловина, и как раз под ней центр тяжести. Он расположен в туловище, в области сердца, приблизительно вдвое дальше от спины, чем от живота. Вместо струн - ноги, которые и осуществляют движение. Оно играет на инструменте лошадиного тела, которое вибрирует в его ритмах, а копыта являются органами для приглушенного восприятия возникающих моторно-сенсорных вибраций, дальше от спины, чем от живота. Вместо струн - ноги, которые и осуществляют движение. Оно играет на инструменте лошадиного тела, которое вибрирует в его ритмах,. а копыта являются органами для приглушенного восприятия возникающих моторно-сенсорных вибраций.

Только в этой связи могут быть понятны три или четыре естественных аллюра.* С точки зрения автора иноходь можно как относить, так и не относить к врожденным аллюрам. Отвлечемся пока от нее и рассмотрим три повсеместно встречающихся аллюра: шаг, рысь и галоп. /*В этом описании я использую работу Рене Дюбуа-Реймона (Rene du Bois-Reymond: Ortsbewegung der Saugetiere, Vogel, Reptilien und Amphibien, в т. 15 руководства по нормальной и патологической физиологии, Берлин, 1930 )./

Шаг характеризуется тем, что две ноги никогда не движутся одновременно. Как и при всяком другом аллюре, инициатива исходит от одной из задних ног, при шаге за ней следует противоположная передняя нога, затем вторая задняя нога и за ней опять противоположная передняя.

Возникает быстро чередующееся движение "крест-накрест", благодаря чему становится возможным постоянное движение вперед. Шаг никогда не переходит в бег, в отличие от двух следующих аллюров.

У рыси совсем иной характер. Хоть и существуют различные вариации этой походки, все же суть всюду одна и та же. Пары "диагональных" ног движутся одновременно; правая задняя и левая передняя. Движения, совершающиеся в шаге одно за другим, связываются здесь попарно, и в одном "цикле" слышно только два удара копыт.Галоп - это довольно сложное движение. Начинает опять задняя нога, за ней движется диагонально расположенная пара ног, и замыкает все оставшаяся передняя нога. Если мы представим себе, как мчится лошадь, то сначала земли касается одна задняя нога, затем одновременно пара и, наконец, оставшаяся передняя нога.

Поскольку иноходь свойственна не всем лошадям, ради полноты опишем ее вкратце. Здесь одновременно движутся то правая, то левая сторона, одновременно обе правых, за ними обе левых ноги и т.д.

Если попытаться нарисовать картину возникающих ритмов, то получится приблизительно следующее (1 и 2 означает число одновременно ставящихся ног):

Шаг 1-1-1-1 1-1-1-1 1-1-1-1

рысь 22 2 – 2 2 - 2

галоп 1-2-1 1-2-1 1-2-1

Непосредственно видно, что при рассмотрении трех различных аллюров - иноходь представляет собой лишь другую форму рыси - речь идет о трех различных тактах, лежащих в основе ритма каждого аллюра. Шаг протекает в 4/4 такта, галоп в 3/4 такте, а рысь в 2/4 такте. Что может лучше показать музыкальную природу лошади?

Тут снова появляются три рода тактов, образующих основные ритмы и во всех народных танцах. Лендлер, двухшаговый, чардаш и многие другие танцы построены на этих тактах и совершенно пронизаны ими. В моторику лошади они вписаны как врожденные ритмы. Так эти животные становятся природными, носителями такта и ритма. Здесь находят свое выражение четыре крайности, и открывается природа лошади. Шаг, рысь и галоп - три праритма всей музыкальной жизни; лошадь - это ее тело. Но это тело - образ струнных инструментов, которые первоначально выражали только такт и ритм.

Только под воздействием непрерывного воспитания и дрессировки лошадь способна выучиться искусственному танцевальному шагу. От природы ей присущи только три описанные ритмические походки. Здесь тотчас проявляется относительная ограниченность ее моторики, какой бы многосторонней она ни была. Ведь для лошади возможно только одно движение вперед; боковые движения появляются у нее очень редко. Движение ограничено также и в направлении вверх-вниз. Так как такт и ритм лишены всякой мелодии, лошадь может быть обучена ей только человеком.

Ее позвоночник расположен горизонтально; хотя ноги и приняли в себя силу выпрямления, позвоночный столб не охвачен ею. Поэтому основной плоскостью симметрии лошадиного тела является сагиттальная. Идя вдоль позвоночника, она делит тело на две симметричные половины. Четыре аллюра разыгрываются вокруг этой главной плоскости. В ней расположен и уже упомянутый центр тяжести.

Фронтальную плоскость можно представить себе только таким образом, что она, располагаясь перпендикулярно к сагиттальной плоскости, включает в себя передние ноги. Это та плоскость, которая во всех движениях следует вперед; в ней же происходит всякое движение верх и вниз.

А горизонтальной плоскостью является почва, которой касаются копыта. Ей перпендикулярны как фронтальная, так и сагиттальная плоскости; при всяком движении они перемещаются вдоль нее. Телесный инструмент и ритмическая моторика лошади вписаны в пространство этих трех плоскостей.

Для того чтобы из ритмического движения зазвучала мелодия, на лошадь должен сесть человек. Как только это случается, и походка и направление, подчиненные всаднику, становятся мелодичными. Тогда фронтальная плоскость захватывает человека и связывает воедино лошадь и всадника, теперь двое стали одним. Конь дает ритм, человек мелодию, и оба вместе превращаются в единую гармонически-музыкальную фигуру. Здесь скрыта одна из многочисленных тайн, придающих скачке радость и удовольствие. Оба, человек и животное, становятся переживаемой музыкой.

Свое завершение лошадь находит только в человеке, который седлает, правит и ведет ее. Какой бы прекрасной ни являлась лошадь на свободе, без человека она кажется незавершенной и как бы обнаженной. Благодаря ему она достигает естественного для нее совершенства и полноты.

Из небольших, почти незаметных копытных раскрылись наши лошади. Они остались рядом с человеком, но лишь много позже они стали нашими братьями. На тысячелетия они остались соединенными с нами, пока современная техника опять не сделала их чуждыми нашей жизни. Их собственный ритм был заменен двух и четырехтактными моторами, их сила больше не служит нам.

Какова же их судьба?

ЧЕЛОВЕК И КОНЬ

Тесная жизненная связь, образовавшаяся в ходе культурного развития между лошадью и человеком, находит свое отражение уже в разных языках. В немецком едва ли какое-нибудь другое животное носит такое количество имен. Мы говорим не только Pferd (лошадь, конь), но называем это животное также Gaul и Roß. Слово Gaul употребляется сегодня между Kaufbeuren, Birkenfeld и Paderborn*, на юге оно заменено словом Roß, а на севере и западе словом Pferd. Слово Gaul происходит из средне-верхне-немецкого и раньше означало животное мужского рода. Слово Pferd происходит от поздне-латинского veredus, почтовая лашадь. И, наконец, Roß - это старо-верхненемецкое ros, англосаксонское hors и английское horse - указывает на (заимствованную) германскую форму с изначальным значением "прыгать"./*области Германии. Подробнее см. Friedrich Kluge: Etymologisches Wörterbuch der deutschen Sprache. Berlin 1960./

Если попытаться вслушаться в интимное значение этих имен, то окажется что словом Gaul называют больше лошадь, используемую для перевозки чего-либо, словом Roß - скакуна, а словом Pferd - лошадь, которой управляют. Слова Roß и Reiter (наездник) как названия тесно связаны друг с другом, слово Gaul указывает на непрерывную работу запряженного в повозку животного, слово Pferd несет в себе нечто, указующее направление.

Рабочая лошадь

Существуют также имена, указующие род: Stute - кобыла, Hengst - жеребец и Wallach - мерин, Fohlen и Füllen - жеребенок. Место, где держат и воспитывают лошадей, называется Gestüt (конезавод).

В соответствии с расцветкой лошадей называют Fuchs - рыжая, Falben - буланая, Rappen - вороная, Schimmel - сивая, Schecken - пегая. Мы говорим о старой лошади: Mahre, Klepper, Hummelsziege, Kracke (кляча, одер и т.д.). Говоря о племени, употребляют слова "кровная" и "полукровка", холодная и горячая кровь, Pony и Panjepferd.

А некоторые знаменитые лошади носят собственные имена, еще и сегодня известные нам; часть из них стали нарицательными. Например, Россинант Дон Кихота и Буцефал Александра Великого. Юцитатус Калигулы заседал в сенате и был соответственно почитаем. Это явные знаки братства, образовавшегося между человеком и лошадью.

Так, совершенно естественным считался обычай хоронить германских воинов вместе с лошадьми. Со своим конем был похоронен Атилла. В Дании в древности "при строительстве церкви в фундамент замуровывали живую лошадь."*/*Eliah-J. Finbert: Pferde. Цюрих-Штутгарт 1963 г/

Однако если судить по найденным останкам, то предположение, будто лошадь была спутником человека с седой древности, окажется неверным. Лишь относительно поздно - приблизительно 3000 лет до Р.Х. - лошадь стала домашним и полезным животным. А до этого она долгое время была предметом охоты. Множество рисунков из каменного века, найденных в ныне известных пещерах Испании, Южной Франции и Средней Европы, изображают дикую лошадь рядом с бизоном, мамонтом, слоном и горным козлом.

В различных эпохах ледникового периода наряду с бизоном дикая лошадь составляла важнейшее средство пропитания человека, ее останки громоздятся огромными кучами на стоянках древнего человека, относящихся к четвертичному периоду". */*Ludwig Reinhardt: Kulturgeschichte der Nutztiere. Мюнхен 1912./

Осел
Те дикие лошади обладали большей головой, более сильными зубами и челюстями, чем ныне живущие лошади. Если судить по останкам, они должны были жить огромными табунами в Южной Европе. Оттуда они постепенно исчезли и вернулись в леса Северной Европы. Там они и оставались, дикие, вплоть до средневековья, совершенно исчезнув только в последние два столетия. Плиний Старший пишет: "На севере встречаются табуны диких лошадей. " Столетия спустя - в 732 году - папа Григорий III пишет Бонифацию: "Ты позволяешь некоторым есть мясо диких лошадей, а большинству к тому же мясо домашних. Отныне, святой брат, не разрешай этого больше ни в коем случае. "

И Хелисойс Росслин - nomen est omen - еще в 1593 году пишет о диких лошадях в вогезских лесах: "Дикие лошади в своем роде гораздо более дики и пугливы, чем во многих странах олень, их гораздо труднее и хлопотливее изловить". Он полагает, что если их приручить, то они станут "прекрасными лошадьми, подобными испанским и арабским. "

Сегодня в лесах и степях восточной России, видимо, еще живут дикие лошади - тарпаны, это маленькие животные с тонкими сильными ногами и длинной шеей. С виду они напоминают осла, как и открытые лишь в 1879 году в сердце Азии лошади Пржевальского.

Эта лошадь живет небольшими, всегда ведомыми жеребцом табунами. Там, в земле киргизов и татар, может быть, и нужно искать родину всех послеатлантических лошадей и их потомков. Это только предположение. Но во всяком случае можно заметить, что живущие в Северной и Центральной Азии монголы уже очень давно использовали лошадь для верховой езды. Лишь много позже это перешло к культурным народам.

"Лошадь, как домашнее животное, отсутствует у шумеров и вавилонян древности, поскольку Хаммурапи не ввел ее в свой закон наряду с другими домашними животными. В Египте она не появляется вплоть до междуцарствия гиксосов, ее нет и в древней истории Израиля, поскольку нет среди всех домашних животных, перечисленных во владении праотца Иакова".*/*F. P. Stegmann von Pritzwald: Die Rassengeschichte der Wirtschaftstiere, Йена, 1924./

В другой работе сказано: "В древнем Египте лошадь была совершенно неизвестна, для работы и перевозки грузов использовали исключительно осла... По-видимому, только в XVII веке гиксосы привели лошадь из Западной Азии... в долину Нила. Здесь она быстро прижилась, и как высокоценимое домашнее животное появилась с 18-й династии (1580-1350 до Р. Х. ) при Тутмосе и Аменофисе, а затем при 19-й династии (1350-1205) между Рамзесой и Сетом.* /* См. упомянутую книгу Людвига Рейнхардта./

Уже тогда лошадь возила боевые колесницы воинов, но ее запрягали и в двухколесную охотничью колесницу. Приблизительно в это же время она использовалась на войне и охоте в Ассирии и Вавилоне. Только спустя столетия она стала использоваться в качестве скакуна. Ни один африканский народ - за исключением египтян - не обладал тогда лошадьми. Геродот пишет, что арабы, сражавшиеся в войске Ксеркса, ездили на верблюдах, "не уступавшим в быстроте коням".

Лишь в древней Греции и Риме лошадь стали не только запрягать в колесницу, но и использовать для верховой езды. Теперь на коня вскакивает человек и превращается в его господина и хозяина. Великолепный рельеф на Парфеноне, изображающий скачущих во Всеафинском праздничном шествии юношей, показывает полное покорение лошади человеком.

Еще перед Илионом греки и троянцы сражались не верхом, а на колесницах. */* Прекрасное, еще и сегодня в высшей степени не потерявшее цену изображение постепенного одомашнивания лошади можно найти в появившейся в 1870 г. и ставшей широко известной книге Виктора Хена (Victor Hehn: Kulturpflanzen und Haustiere in ihrem Übergang aus Asien nach Griechenland und Italien sowie in das übrige Europa). Там сказано: "Кроме как на войне, лошадь у Гомера нигде не используется для верховой езды. Это видно, например, из третьей песни "Одиссеи", где Телемах и сын Нестора Писистрат переезжают горный Пелопоннес, стоя на колеснице./

Сопоставленные только что факты доказывают позднее включение лошади в культурную историю послеатлантического человечества. Не раньше середины второго тысячелетия до н. э. ее запрягли в военную и охотничью колесницу. И только еще через тысячелетия человек оседлал ее и стал всадником.

А в это самое время монголы на своих небольших лошадях охотились на просторах Азии, и очень вероятно, что живущие гораздо дальше на западе германцы переняли от них использование коня для верховой езды. Странствуя по северу Европы, они встретили и приручили живущую там дикую лошадь. А то, что они воспринимали своих богов наездниками, явно исходит из северной мифологии. Вотан и его свита охотились на небесных лошадей. И в культе жертвой на алтаре чаще всего были лошади. В южной Швеции был найден конский череп, в который еще был воткнут остаток кинжала.

Можно предположить, наверное, что существуют два противоположных направления, по которым лошадь вчленялась в историю человечества. С Востока жившие в азиатских степях дикие лошади через Туркестан и Персию, а также нынешний Афганистан пришли в Вавилон и Ассирию. Из них позже получились легконогие боевые и верховые лошади. Это и есть "кони" в собственном смысле. А на севере Европы, в Скандинавии и северной России была приручена жившая там дикая лошадь; там она использовалась в жертвоприношениях и постепенно стала любимым "Gaul" (сивкой), составлявшем у немцев неотъемлемую часть семьи.

Рейнхардт приходит к тому же предположению: "В то время как восточная или горячих кровей лошадь, по строению черепа приближающая к ослу - это предок всех быстроногих коней, неуклюжая, но могучая западная, или холодных кровей лошадь - родоначальник немецких ломовых, чьи потомки несли закованных в тяжелые латы средневековых рыцарей. "Но почему же человек так поздно оседлал лошадь? На это можно дать несколько ответов. Уже в седой древности лошадь была священным животным. В Индии и Персии ее причисляли к богам. Индра едет на ней по небу; именно кони ведут солнечную колесницу, они же несут по небу Луну. Мог ли человек взнуздать и сесть на земное отражение этого священного существа? Их можно лишь приносить в священную жертву тем, кто в царстве высших миров пользовался ими.

Но когда постепенно исчезло сверхчувственное созерцание, и вместо этого в человеке как процесс познания проснулось мышление, лошадь была приручена, взнуздана и запряжена в колесницу. Ее сила стала служить людям. А еще позже, когда храмы мистерий постепенно закрывали свои врата и загорался свет логики Платона, Сократа и Аристотеля, для людей наступило время сесть на лошадь и стать ее господином и хозяином.

Рудольф Штайнер постоянно указывал на этот путь душевного развития человечества. Во введении к работе "Загадки философии"* говорится: "В Греции родилось стремление познать мировые взаимосвязи посредством того, что сегодня можно назвать мыслями." /* Die Rätsel der Philosophie, GA 18./

А в другом месте он говорит: "Мы видели, что небольшая группа людей (это были прасемиты, выведенные под предводительством Ману из Древней Атлантиды) в области современной Ирландии... имели именно те способности, которые постепенно выступали в следовавших друг за другом культурных периодах... Эта способность состояла в склонности к логическому взвешиванию, к силе суждения. Раньше ничего этого не было - если мысль возникла, она была уже доказана. Этот небольшой народ был склонен к оценивающему мышлению, и они пронесли зародыши этой способности с запада на восток в колонизаторских странствиях, одно из которых ушло на юг, к Индии, тут в персидскую культуру влилось комбинирующее мышление, и в третьем халдейском периоде это мышление стало еще интенсивнее; греки продвинули его так далеко, что оставили после себя величественный памятник аристотелевой философии."* /*Рудольф Штайнер, "Мир, земля и человек", GA 105, август 1908, 11-й доклад./

В этом описании раскрытия мышления в ходе человеческого развития мы можем узнать внутреннюю сторону того, что внешне воплотилось в постепенной встрече человека и лошади.

"Небольшая кучка" прасемитов, неприметно образовавшаяся в позднейшие эпохи Атлантиды, возникла тогда же, когда выступили эогиппус, мезогиппус и орогиппус. Оба - прасемитский народ и гиппарион – двинулись на Восток и покинули погружающийся атлантический континент.

Люди стали основателями послеатлантических культур; а лошади окружили их и ждали более тесного сближения. Невидимо они несли в себе те мыслительные силы, которые должны были постепенно пробудиться в человеке. Это были тени тех мировых мыслей, на которых видящие видели скачущими Индру, Вотана и Посейдона.

Постепенно голова человека становилась носительницей мыслей. В Греции это развитие закончилось; лошадь стала скакуном, а человек наездником и рыцарем. Вооруженный аристотелевой логикой, он выступил как повелитель божественных основ земли. Александр, как ученик Аристотеля, смог приручить Буцефала. Обе, лошадь и логика, стали послушны ему. Он стал первым рыцарем человечества.

КОНИ МИФОВ

Небо греческих богов и героев густо заселено лошадьми. В самых различных обликах они появляются как спутники смертных людей и бессмертных существ. Они наполняют многоликий мир земных и сверхчувственных событий и деяний от земных глубин и до небесных высей. Но всегда случалось так,. что дикая природа лошади и ее могучая сила преодолевались человеческой хитростью и могуществом. Борьба между человеком и конем - от стремительных превращений Посейдона до коварной мудрости Одиссея - стоит в центре греческой мифологии, связанной с лошадью. Уже у Бахофена читаем:

"Конь - это образ распутной, дикой, оплодотворяющей землю силы воды и, стало быть, нечестивой жизни. Обуздывание этой дикой лошади - дело женщины."* /*Joh. Jacob Bachofen: Das Mutterrecht. T. lb Базель 1861/1958./

Эта характеристика, однако, подходит лишь для одного из многих мифологических обликов лошади, дошедших до нас.

Эта необузданно-дикая сущность, топчущая копытами -основание земли и возмущающая море огнем своей страсти, подчинена Посейдону. Он сам принимает облик жеребца и соединяется с матерью-Землей, Деметрой, зачавшей от него. Она родила ему дочь, имя которой нельзя было называть вне мистерий. Одновременно из ее утробы вышел черногривый конь Арион, быстрый как ветер.

Посейдон столь же близко стоял к лошадям, как мать, Земля-Деметра, к зерну. И после свадьбы с Амфитритой, когда он стал уже властелином моря, появились "и те чудовища, наполовину кони, наполовину змеевидные рыбы - морские кентавры, звериная часть которых соединяла в себе коня и рыбу, океаниды и нереиды, которые изменили лошадиной природе, как Гиппо, Гиппоной, Гиппотоя и Маниппо."* /* Karl Kerenyi: Die Mythologie der Griechen. Цюрих 1951./

В самом Посейдоне и его свите открывается та буйная лошадиная сущность, о которой Бахофен пишет, как о "дико оплодотворяющей Землю силе воды". Это действующие в окружении Земли, не ведающие, кажется, никаких законов метеорологические силы, во внутреннем человека проявляющиеся там, где нас пронизывает желание и страсть.

Однажды Рудольф Штайнер описал царство Посейдона так, как оно ощущалось греком: "Он (грек) чувствовал, что в накатывающемся и отступающем море, в буре, в урагане, бушующем над землей, действуют те же силы, что живут и в нас, когда через память проносится. Пульсируя, аффект, страсть, привычка... Это те силы в нас, которые мы собираем в понятии эфирное тело... И древний грек, имевший еще, в сущности, сознание о достижимом через ясновидение облике, о правителе, властвующем над средоточением этих сил в макрокосме, называл это именем Посейдон."* /*Рудольф Штайнер "Weltenwunder, Seelenprufungen, Geistesoffenbarungen" GA 129, 3-й доклад./

Смутные, дикие и неочищенные образующие силы - вот что представлено в образе нереид и океанид. Они стремятся к возвышению и превращению. Греческая мифология указывает на это.

Сын Посейдона, Беллерофонт - внук Сисифа - пожелал себе крылатого коня. Отец дал ему бессмертного Пегаса. Но и тот был также сыном Посейдона и, значит, братом Беллеро-фонта. В древности, когда горгоны еще были прекрасны, Посейдон полюбил одну из них, Медузу. Долго носила она плод. Только когда Тезей отсек ей голову, из истекающей кровью шеи вылетел Пегас. Так из форкиадических глубин на дневной свет вышла лошадь. Сначала Беллерофонт, смертный герой, не мог приручить брата Пегаса. Но Афина даровала ему чары золота, когда он просил ее у алтаря о помощи.

"И герой оседлал божественного коня и танцевал на нем, закованный в доспехи, боевой танец в честь богини."* /*Karl Kerenyi: Die Heroen der Griechen. Цюрих 1958./Тут человек приручил и взнуздал с помощью богини мудрости, давшей ему "золотые" горы, поднявшегося из глубин коня. Беллерофонт стал рыцарем.

Дарованной богиней силой он совершает деяния, напоминающие подвиги Геракла. Его победы - он бился и против амазонок - были столь величественны, что он добыл себе в жены дочь ликийского царя.

Но затем сила пробужденной крылатой мысли мстит за себя. Дважды возникает в нем вопрос: "А есть ли вообще боги?" Он захотел сам узнать это и сел на Пегаса, который должен был отнести его на Олимп; он хотел вступить в совет богов. Но это было уже слишком. Небесный конь сбросил отчаянного наездника. Он упал на Землю и влачил там жалкое существование. Так сомнение и разлад в мышлении низвергают нас с высот познания в глубины незнания.

Но истинным, настоящим покорителем лошади стал Геракл. Он укротил коней Диомеда; это был седьмой из двенадцати возложенных на него подвигов. Так же, как и Пегас, эти звери были крылаты; они были родственны гарпиям, горгонам и эринниям и питались человеческим мясом. Их повелитель, Диомед, был сыном Ареса. Геракл убил его и бросил коням его мясо. Так они стали ручными, и герой смог увести их в Микены. Рассказывают, что из их рода произошел конь Александра, Буцефал.

Другой взгляд на мифических коней открывается в рассказах о кентаврах. Их происхождение восходит к самой Гере, которая некогда, когда она еще не принадлежала Зевсу, зачала от гигантов - а может быть, от других первобытных сил - и родила кентавров. Эти создания, полукони-полулюди, являются существами, находящимися на пути превращения своего животного в человеческое. Один из них, Хирон, обладая еще божественной мудростью, стал учителем Асклепия. Он знал чары и исцеляющие силы трав. Часто его изображали играющим на лире. Не был ли он учеником Орфея?

Рудольф Штайнер говорил об образе кентавра в связи с Гильгамешем. Он описывает эту индивидуальность, как исполненную и ведомую Архангелом,

и говорит затем: "Такая сущность действовала через Гильгамеша... так мы вправе представить его в образе, который нам мог бы дать символ кентавра... Кентавр... должен был всегда изображать, как в сильнейших людях древности разделилась высшая спиритуальная человечность и то, что связывало отдельную личность с животной организацией. Подобно кентавру, действовал Гильгамеш на тех, кто мог о нем судить."* /*Рудольф Штайнер, "Das zehnblattiige Buch", доклад от 3 апреля 1905 г., неопубликован, т.к. существует лишь в заметках./

Так выступает нам навстречу из мира эллинизма многоликий образ мифического существа лошади. Он пронизывает угасающий образный мир той эпохи и как бы требует от человека разобраться в его природе. Афина, Геракл, Беллерофонт, кентавры и Посейдон: все они появлялись в трагедиях и драмах, которые, как экзотерические знаки, указывали путь к мистериям.

А там учили, что в древности конская природа была выделена из человеческой, чтобы ему могла быть дарована сила мудрого рассудка. Эта тайна изображена как пятая страница десятилистной книги.* /*Рудольф Штайнер, "Оккультная история" (Okkulte Geschichte. GA 126), декабрь 1910 r, 2-й доклад)./

Открытие этой пятой страницы описано в шестой главе "Откровения Иоанна". Там Агнец снимает первые четыре печати с книги жизни. "Я взглянул, и вот, конь белый... И вышел другой конь, рыжий;.. и вот, конь вороной,.. и вот, конь бледный". Каждый конь имеет всадника, несущего особое качество. Сидящий на белом коне несет венец, он победоносный, он вышел, чтоб "победить". Сидящему на коне рыжем был дан большой меч, чтобы "взять мир с земли". Всадник на вороном коне "имел меру в руке своей". А на бледном коне сидел всадник, "которому имя смерть; и ад следовал за ним". Подробно рассматривая эти могущественные образы, Рудольф Штайнер проясняет их смысл. Здесь описано победоносное шествие становящегося все более сильным человеческого интеллекта. В облике четырех коней и всадников появляются четыре послеатлантические эпохи.

"В индийскую эпоху человек отказывался от физического мира и направлял свой взор в мир духовный, поэтому в первую эпоху войны всех против всех он победит все чувственно-физическое. Человек победит, поскольку он воспринял то, что было вписано в его душу в первую эпоху. "

И далее: то, что проявилось во вторую культурную эпоху - преодоление материи в древней Персии - явится нам во вторую эпоху после войны всех против всех как меч, как орудие победы над внешним миром. То, что человек приобрел в вавилоно-египетскую культурную эпоху, когда он учился все верно мерить, все это предстает перед нами в следующей эпохе после великой войны всех против всех в образе весов.

Четвертая эпоха указывает нам на важнейшее, на то, что в четвертую эпоху нашего цикла развития человек приобрел через Христа Иисуса и Его явление: на духовную жизнь и бессмертие "Я". В эту четвертую эпоху должно проявиться все непригодное для бессмертия, должно отпасть все, обреченное на смерть."*/*Рудольф Штайнер, "Апокалипсис Иоанна", GA 104, июнь 1908 г, 4-й доклад./

Тут еще яснее становится истинная миссия лошади в человеческой истории. Благодаря жертве, которую она принесла, мы, люди, приобрели свой интеллект. В природной силе и мощи осталось в лошади то, что превратилось в человеке в жизнь мышления.

В связи с этим говорит Рудольф Штайнер, подготовляя приведенное выше описание: "Это может показаться странным, гротескным, но это так: если бы вокруг нас не было животных лошадиной породы, то человек никогда не смог бы приобрести рассудок. Люди в древние времена еще чувствовали это. Все близкие отношения, существовавшие между расами людей и лошадью, происходят от некоего чувства, которое можно сравнить с таинственным чувством любви между полами; от определенного чувства, что человек обязан лошади. Поэтому когда началась древнеиндийская культура, то лошадь играла таинственную роль в культе, в богослужении. И все, что связано с использованием лошади, восходит к этому факту. У древних народов, стоявших еще близко к древнему ясновидению, например, у древних германцев, были перед домами лошадиные черепа: это возвращает к сознанию того, что человек возвысился над безинтеллектным состоянием, выделив эту форму. Глубоко в сознании человека живет чувство того, как была приобретена им мудрость."

Молодой орангутанг Горилла

жүктеу/скачать 1.55 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: