Чирков Юрий Георгиевич. Дарвин в мире машин. Изд. 2-е, испр и доп. М.: Ленанд, 2012. 288с



бет9/56
Дата21.06.2016
өлшемі1.8 Mb.
#151060
түріКнига
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   56

Юрий Олёша


«Ни дня без строчки»

В прошлом талантливыми жестянщиками становились даже выдающиеся ученые. К примеру, Нобелевский лауреат (по химии) немецкий физик Вальтер Фридрих Герман нернст (1864-1941).

Нернст известен также как изобретатель: например, он сконструировал электрическое фортепьяно. Однако главное достижение Нернста-изобретателя — его лампа накаливания (1900). В ней нить была из тугоплавкой магнезии: она начинала действовать только после предварительного разогрева (стоило лишь подержать около нити зажженную спичку, и она начинала ярко светиться). Лампа Нернста (её зажигание длилось 30-45 секунд) была вытеснена лампой Эдисона. Однако в этой борьбе «моральная» победа осталась за Нернстом.

Эдисон твердо верил, что все профессора — непрактичные мечтатели, и вот, к его великому изумлению, профессор Нернст, продав патент своей лампы, получил за него миллион марок! Кстати, отметим, что Нернст вообще проповедовал практическое отношение к научным занятиям. По его мнению, Вильгельму Конраду Рентгену (1845-1923) следовало бы запатентовать свои знаменитые Х-лучи, 1895 год, чтобы позднее превратить это открытие в деньги, чего Рентген-физик, в то время профессор, ректор Вюрцбургского университета, конечно же, не сделал.

Раз уж мы начали разговор о конструировании лампы, то тут стоит помянуть ещё одного «жестянщика», нашего выдающегося соотечественника Павла Николаевича Яблочкова.

Яблочков (1847-1894), русский изобретатель, сын мелкопоместного дворянина, родился под Саратовом. «Муза изобретательства» — очень взбалмошная особа — вольно распоряжалась его судьбой: жизнь изобретателя была коротка (46 лет), но обильна событиями. Яблочков окончил Николаевское инженерное училище (1886), где получил образование военного инженера; затем — работа в техническом гальваническом заведении в Петербурге, служба в саперном батальоне в Киевской крепости. Тяга к изобретательству заставила его в возрасте 24 лет выйти в отставку. И вот он уже в Москве — начальником телеграфа Московско-Курской железной дороги (1873). На паровозе царского поезда, направлявшегося из Петербурга в Крым, Яблочков удачно поместил электрическую дугу русского

64

Глава 1, Scientia est potentia



электротехника и физика Василия Владимировича Петрова (1761-1834). Однако начальнику телеграфа самому пришлось на морозе целыми ночами напролет следить за исправностью лампы и таким образом убедиться в несовершенстве даже самих лучших устройств, регулировавших в то время непрерывную работу осветительной дуги. Основательно изобретательством Яблочков занялся, когда стал совладельцем мастерской физических приборов. Кульминация его жизни — создание электрической свечи, не нуждавшейся в регуляторе (1875). В 1876 году Яблочков уезжает в Париж, где получает французский патент № ] ] 2024 на это изобретение, имевшее необычайный успех: «русский свет» осветил улицы Парижа (1877) и ознаменовался триумфом на Всемирной выставке (1878). Во Франции, Англии, США было создано множество компаний для коммерческой эксплуатации системы освещения Яблочкова. В 1881 году он награждается орденом Почетного легиона. Изобретатель ещё молод, знаменит, богат, но вдруг всё рухнуло...

2.13. Задохнувшегося, с обожженной бородой

...В том же 1881 году на Электротехнической выставке (все в том же Париже) Эдисон впервые продемонстрировал свою долговечную лампу накаливания с угольной нитью. Звезда Яблочкова закатилась; он вернулся в Россию; начали сказываться годы неустанного труда над многочисленными изобретениями, которые, как и его знаменитая «свеча Яблочкова», не только прославили его имя, но и отняли здоровье... Последний год жизни он проводит в родном Саратове, где рос и гимназистом конструировал то счетчики для измерения пройденного повозкой пути, то землемерные инструменты, которыми крестьяне в имении его отца пользовались ещё долгие годы. Жил в Центральной гостинице; свой стол, за которым проводил долгие часы, он превратил в лабораторию и мастерскую, никакие уговоры жены и друзей прервать работу не помогали: Яблочков спешил, чувствуя, что больное сердце оставило ему мало дней. На улице его вообще редко можно было встретить: он не любил гулять; его очень большой рост (2 аршина 14 вершков, примерно 2 метра 5 сантиметров — рост Петра I) всегда привлекал внимание прохожих. По желанию Яблочкова, тело его погребено в родовом склепе в ограде церкви села Сапожок под Саратовом, примерно в тех же местах, где он родился.

Яблочков понимал, что лампа Эдисона нанесла его некогда счастливому детищу смертельный удар. ещё два-три года, и оно перестанет применяться. Что же делать? Заниматься усовершенствованием своей свечи? Мало толку! И Яблочков, чтобы не расставаться с милой его, уже тогда больному, сердцу, электротехникой, принимает неожиданное решение.

2.14. яУ того сердце становится машинным»

65

Раз проблема источника света решена (лампа Эдисона), следует переключиться на другую, не менее важную задачу —• на поиск хороших генераторов электрической энергии. И тут (Яблочков был образованнейший инженер) могли пойти в ход топливные элементы. Источники электричества, которые тогда казались очень перспективными. Они действуют — преобразовывают тепловую энергию в электричество — почти со стопроцентными КПД (коэффициентом полезного действия), сопровождали американских космонавтов при их полетах на Луну, имеют исключительно интересную историю, но так пока в земной практике и не вошли, из-за своей дороговизны, в широкий обиход.



В 80-х годах Яблочков создает и патентует несколько конструкций водородно-кислородных (соответственно, топливо и окислитель) топливных элементов. Все эти патенты, однако, не нашли применения на практике при жизни изобретателя. И не принесли ему ни дохода, ни славы.

Усилия Яблочкова по созданию сносных топливных элементов и условия, в которых эта работа велась, очень типичны. Об этом следует рассказать подробнее. Изобретатель поставил перед собой задачу, требующую деятельности целого научно-технического коллектива, планомерных и долгих усилий. А он трудился один в своей совершенно не приспособленной для этих работ квартире.

Часть его опытов была связана с применением чрезвычайно реакционно способного натрия. Во время одного из экспериментов (дело было ещё во Франции) произошел взрыв.

Жена Яблочкова вспоминала позднее:

«Окна были выбиты, вся комната наполнилась газом, ничего не стало видно и слышно. Яблочков не подавал голоса, когда его звали. Газы выходили через выбитые окна в большом количестве, и публика на улице решила, что в доме пожар. Был подан пожарный сигнал, и вот, когда приехали пожарные, — наступила страшная минута. Я выбежала на улицу, умоляя пожарных не заливать комнаты водой, иначе произошел бы новый взрыв (при соприкосновении с водой натрий взрывается. — Ю. Ч.), который мог бы разрушить весь дом. Хозяин дома, тоже инженер, также выбежал на улицу и, к счастью, сумел убедить пожарных не заливать „пожар". У нас был запас песку — две бочки, стали засыпать всё песком. Когда всё утихло, я увидела Павла Николаевича в углу лаборатории, почти задохнувшегося, с обожженной бородой...»

2.14. «У того сердце становится машинным»

Человека иногда называют «животным, изготавливающим вещи-орудия». Благодаря Большой Машине люди научились производить вещи в большом количестве. Что и обеспечило человеку досуг, свободное время — а это привело к прогрессу искусств, мышления, наук. Но машины несли

66

Глава 1. Scientia est potentia



человеку не только блага, рядом с ними неразлучно шли также вред, зло. Разрушительные орудия и машины для ведения варварских войн, для угнетения одних народов другими. Да и созданным машинами изобилием пользуются всё ещё не столь многие. И разница между богатством и бедностью с приходом машин неимоверно возросла.

К концу жизни Жюля Верна в его романах появляется и образ ученого-человеконенавистника, стремящегося к мировому господству («500 миллионов Бегумы», 1879; «Властелин мира», 1904), или ученого, ставшего орудием тиранов, использующих науку в преступных целях («Равнение на знамя», 1896, и другие произведения).

Уже в самом своем крошечном зародыше машины сулили немало бед, и это обстоятельство, оказывается, люди раскусили — удивительно? — ещё в глубокой древности. Два с половиной тысячелетия назад китайский философ Чжуан-Цзы (369-286 года до новой эры) говорил об опасностях, которыми чревато для человечества увлечение машинами. В его книге рассказывается, что когда один из учеников Конфуция повстречал старого садовника, несущего воду для поливки своих грядок (он каждый раз доставал воду из колодца, опускаясь в него вместе с сосудом), то между ними состоялся такой многозначительный разговор. Ученик Конфуция спросил старика, не хочет ли тот облегчить свою работу.

«Каким образом?» — спросил садовник.

«Надо взять деревянный рычаг, — объяснял ему ученик Конфуция, — передний конец которого легче, а другой конец тяжелее. Тогда можно легко черпать воду из колодца. Такое устройство называется журавль».

При этих словах, сообщает Чжуан-Цзы, гнев и негодование исказили лицо старика. Казалось бы, он должен был поблагодарить за подсказку, помощь, порадоваться новому средству. Вместо этого старик усмехнулся и сказал вот что:

«Я слышал от своего учителя: „Кто использует машины, тот делает все дела свои машинообразно; кто действует машинообразно, у того сердце становится машинным. У кого в груди машинное сердце, тот утрачивает чистую простоту, а без чистой простоты не может быть уверенности в побуждениях собственного духа. Неуверенность в побуждениях собственного духа не уживается с истинным смыслом"».

И ещё добавил старик:

«Вот что сказал мне мой учитель. Я не потому не пользуюсь этой машиной, что её не знаю, а потому, что стыжусь это делать...»

Как понять речения китайского старца? Техника глубоко вторгается в тонкие, интимные, деликатные взаимоотношения Природы и Человека. Она вбивает между ними клин, разъединяет их. Ставит человека по отношению к природе во враждебную, агрессивную позицию, а человек должен страшиться отъединения от природы, своей матери-кормилицы, надежды. всё это чувствовал Чжуан-Цзы, понимал умом и сердцем.

2.15. Характера аэропланно-машинно-автомобильного

\067\


2.15. Характера аэропланно-машинно-автомобильного

Для футуристов итало-французских фабрики, радиотелеграфы, небоскребы, вокзалы - главный нерв, главная суть. Они каждым атомом чувствуют, что настало новое, неслыханное, что, обмотав, как клубок, всю планету стальными нитками рельсов, одолев притяжение земли аэропланным пропеллером, победив пространство и время экспрессами, кинематографами, кабелями, они, американцы, европейцы, должны воспевать не звездную твердь, не Лауру, а керосино-калильную лампу, бензинный мотор, туннели, ночное дрожание арсеналов и верфей; мосты, перешагнувшие через реки, подобно гимнастам-гигантам; фабрики, привешенные к тучам на скрученных лентах своих дымов, автомобили с цилиндрическими ящиками...



Корней Чуковский

«Футуристы»

Мрачные предчувствия (типа пророчеств Чжуан-Цзы)? Невеселые прогнозы о машинном будущем? Они ещё совсем недавно тонули в криках «Виват!» и «Ура!», сопровождавших всё новые и новые победные реляции об успехах наук и техники.

Ну, разве не восторженный гимн грядущему техническому торжеству слышим мы в следующих стихах Валерия Яковлевича Брюсова (1873-1924)? Возглашая заодно и здравицу в честь творчества Жюля Верна, поэт пишет:

Я мальчиком мечтал, читая Жюля Верна,

Что тени вымысла плоть обретут для нас;

Что поплывет судно грамадней «Грейт Истерна»;

Что полюс покорит упрямый Гаттерас;

Что новых ламп лучи осветят тьму ночную,

Что по полям пройдет, влекомый парам, Слон;

Что «Наутилус» нырнет свободно в глубь морскую;

Что капитан Робюр прорежет небосклон.

Свершились все мечты.

Что были так далеки.

Победный ум прошел за годы сотни миль:

При электричестве пишу я эти строки,

И у ворот, гудя, стоит автомобиль...

В искусстве начала нашего века трубадурами машин решительно выступили футуристы. А главным глашатаем этого направления стал родившийся в Египте итальянский писатель, автор сборника стихов «Занг-тум-тум», 1914, где дан футуристический монтаж разбросанных печатных строк, математических и телеграфных знаков, «проповедник телеграфного стиля слов на свободе и беспроволочного воображения» — Филиппе Томмазо Маринетти {1876-19445- В будущем единомышленник Мусолини, породнивший,

\068\

в конце концов, футуризм — считал войну «лучшей гигиеной мира» — с фашизмом.



Начинался футуризм «Манифестами» (первый появился во французской газете «Фигаро», 20 февраля 1909 года). В тс теперь уже столь далекие времена, когда европейская цивилизация всё ещё справляла с техникой «медовый месяц». Вот как Маринетти (заметим, между прочим, что он дважды приезжал в Россию, в 1910 и 1914 годах) изображал будущее Италии и Европы через 200 лет.

К этому времени человечество будет жить в воздухе (почему не в космосе?), на земле останутся лишь динамо-машины (тогда это новое слово писалось через дефис), перерабатывающие силы приливов и отливов, стихии ураганов и ветров в миллионы киловатт электроэнергии. С высоты, на монопланах, пророчествовал Маринетти, при помощи беспроволочного телеграфа будет регулироваться быстрота поездов-сеяло к, которые два или три раза в год будут молнией носиться по равнинам.

Растения станут расти с невероятной скоростью, ускоряемые силой электричества, собираемого с облаков при помощи бесчисленных громоотводов и динамо-аккумуляторов. Благодаря вызываемым активным электричеством процессам электролиза (отнесем это заявление, увы, далекое от науки, на совесть Маринетти-поэта), ускоряется процесс питания растительных клеток, и леса выходят из земли, выпускают ветки с головокружительной быстротой.

Домов больше нет, писал Маринетти, люди живут в помещениях из железа и хрусталя. У них стальная мебель, в десятки раз легче и дешевле, чем наша. Они пишут на никелевых книжечках, не более 3 сантиметров толщины, и, однако, заключающих в себе 100 тысяч страниц.

Весь мир управляется, как огромная спираль Румкорфа! (Так, по имени немецкого механика Г Румкорфа, был назван прибор, «катушка», для преобразования прерывистого тока низкого напряжения в прерывистый ток высокого напряжения.) Социальный вопрос тоже, конечно, разрешен. Нет больше классов, голод и нищета прекратились. Исчезли и современные государства: Европа управляется несколькими мировыми синдикатами. Финансовый вопрос ограничивается лишь статистикой производства.

«Нет больше унизительных профессий, — продолжал Маринетти. — Разум царствует везде. Мускульная работа перестала быть рабской, она преследует только три цели: гигиену, удовольствие и борьбу...»

Такую утопическую картину, голое торжество машинно-технической цивилизации рисовал вождь футуризма. И искусство футуристов равнялось на такие предсказания, такое будущее (future, отсюда «футуризм»).

Футуризм являлся своего рода возвратом к романтизму, но, с учетом достижений техники, характера особого — АЭРОПЛЛННО-мдшинно-лвто-МОБИЛЬНОГО.

\069\

2.16. Бегущий по картечи

Он так больно и ревниво любил паровозы, что с ужасом глядел, когда они едут. Если б его воля была, он все паровозы поставил бы на вечный покой, чтоб они не увечились грубыми руками невежд. Он считал, что людей много, машин мало; люди - живые и сами за себя постоят, а машина - нежное, беззащитное, ломкое существо...



Андрей Платонов


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   56




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет