Чирков Юрий Георгиевич. Дарвин в мире машин. Изд. 2-е, испр и доп. М.: Ленанд, 2012. 288с

Жак Эллюль «Другая революция»

Философствовать о технике — захватывающее занятие, историки отчасти занимаются и этим. Кто возится с паровыми машинами, тот выбрал для себя авиацию, но, удивительно, что обычно мало кто берется, ПОДОБНО дарвину, изучать всю Техносферу в целом, стараясь найти главные законы её развития.

Отчего-то так получается (необъятен объект исследований? — но ведь живая природа тоже не клубок ниток! — руки не дошли до этого? — потому что техника неимоверно разрослась лишь недавно: в последние два столетия?), что, сталкиваясь с искусственными конструкциями буквально на каждом шагу, подчиняясь многим требованиям и ограничениям, навязанным нам Второй природой (пример? температура среды, где мы проводим большую часть своей жизни, искусственно поддерживается где-то в районе 20 градусов по Цельсию), окруженные ею и с фронта, и с флангов, и с тыла, мы, уподобляясь своеобразным слепцам, словно бы и не замечаем этой технической реальности, наших технических будней, вес же мало задумываемся о ней.

\189\

И статей, брошюр, книг об искусственном что-то не видно. Приятным исключением стала тут книга американского специалиста по теории организации, теории управления Герберта Саймона «Наука об искусственном». Где автор излагает свой курс лекций, прочитанный в свое время в Масса-чусстском технологическом институте, курс, посвященный сравнению методологии изучения естественных и искусственных миров.

По мнению Саймона, главная цель любой естественной науки в том, чтобы свести удивительное к обычному. Чтобы умело показать, как любая СЛОЖНОСТЬ, если смотреть на нее под верным углом зрения, оказывается на поверку всего лишь замаскированной, закамуфлированной множеством привходящих, второстепенных обстоятельств простотой. Что в кажущемся хаосе природных явлений скрыты довольно простые закономерности, которые удается обнаружить и познать.

Задача наук о естественном — делать сложное простым?.. Похоже, при изучении систем искусственных перед человеком — ученым? его учениками? — стоит прямо противоположное: здесь требуется увидеть в простом, обыденном — телевизор, компьютер, любой прибор, устройство, вещь — увидеть СЛОЖНОЕ!

...Саймон сомневается, будто бы самым сложным для изучения объектом мироздания, как это обычно принято считать, является человек. Ученый убежден: человек по своей конструкции — существо довольно ПРОСТОЕ, и кажущаяся сложность его поведения обусловлена, в основном, сложностью внешней среды (второй природы), в которой он живет.

В известной мере, писал в книге Саймон, человек не сложнее муравья. Взгляните на траекторию пути этого маленького труженика. Вот, допустим, вы наблюдаете, как эта кроха совершает утомительный маршрут по песчаному берегу. Сколько преград! Наносы песка, россыпь гальки, ракушки, маленькие лужицы-озера... Извилиста, замысловата оказывается муравьиная тропа, но всё это — не результат выполнения муравьем каких-то «задач», которые, якобы, муравей перед собой «ставит», а просто следствие особенностей рельефа той территории, где насекомое находится. Из подобных рассуждений Саймон делает вывод: чтобы познать человечество, необходимо не заниматься самокопанием (пресловутое сократовское «познай самого себя»), а изучить «науку конструирования», узнать законы Второй природы, которые-то в основном и формируют, лепят то, что и носит пока ещё гордое имя — ЧЕЛОВЕК.

\190\

6.10. Помог несчастный случай

Но, вспомнив Дарвина (хоть и не решившего многих спорных вопросов, но поставившего — в этом-то и состоят истинное его величие — ряд проблем, завещавшего их решение нам и нашим потомкам) и его учение, вновь спросим себя, по каким же законам развивается Вторая природа? Действует ли тут нечто подобное естественному отбору? Как, собственно, тех коэволюция творит всё более сложные формы?

Первым попытался приложить дарвинизм к миру техники английский писатель и большой оригинал Самюэль Батлср (1835-1902). В свое время он поначалу был одним из активнейших пропагандистов дарвинизма. Впрочем, не в природе Батлера было с чем-то безоговорочно соглашаться. И уже в статье «Дарвин среди машин», 1863 год, писатель не только захотел повенчать машинный мир с идеей биоэволюции, но и принялся критиковать Дарвина,

Склонный к парадоксам, Батлер в романе «Путь всякой плоти» развивает собственную теорию наследетве ниости, утверждая, что она — вид бессознательной памяти. Исходя из подобных посылок, писатель приходит к удивительным выводам, к примеру, он уверял, что юноша знает о жизни гораздо больше, чем старик. Не столь, настаивал Батлер, важны знания, приобретаемые в краткой человеческой жизни (память особи?), сколько важно то, что человек невольно наследует от предшествующих поколений (память вида?).

Уже в наши дни в известной мере начинание Батлера («скрещивание» дарвинизма с техникой) продолжил живущий в России, в Москве, профессор Борис Иванович Куприн.

Кудрин родился в 1934 году в городе Гурьсвске, а через пару лет оказался на Турксибе, где тогда работал его отец. Далее случилась обычная в ту пору история: в 1937 году отца незаконно репрессировали. Во время войны вместе с матерью, работала врачом-фтизиатром, бабушкой и младшим братом жил в Алма-Ате... Учился (жилось трудно — сын врага народа!) в городе Новокузнецке, тогда назывался Сталинск, в Сибирском металлургическом институте имени Серго Орджоникидзе, на горном факультете. В ту пору у студентов-горняков была самая большая в стране стипендия — 525 рубликов, в летние месяцы подрабатывал ещё электрослесарем на шахте, эта сезонная работа очень прилично оплачивалась: получал 2-3 тысячи в месяц. После окончания учебы в институте, 1958 год, два года работал преподавателем техникума, потом трудился в Кузнецком филиале Восточного углсхимического института (ВУХИНа). В это время начали строить Запсиб, крупнейший металлургический комбинат страны, и вот уже, с 1963 года, Борис Иванович трудится в Сибирском отделении ГИПРОМЕЗа (Государственного института по проектированию металлургических заводов, если распшфровать), занят проектированием строящегося

\191\

Запсиба... Если излагать биографию Кудрина «пунктирно», то у него, в общем-то, всё шло, как у людей: в 1971 году был зачислен в аспирантуру, в 1973 защитил кандидатскую (предлагали доделать на докторскую). В конце 1975 как хорошего специалиста по ремонту электрооборудования пригласили в Москву, где он, работа ему понравилась, и остался. Многое связанное с техникой перепробовал Кудрин — крепла техническая память, интуиция, пытливая мысль прирожденного исследователя ставила вопросы и пыталась найти на них ответы. В кажущемся хаосе вещей, машин, агрегатов, различных устройств, аппаратов, приборов, сооружений — Кудрин давно уже подозревал это — должен был быть свой порядок. Изделия человеческих рук появляются и исчезают из обихода не просто так, а следуя каким-то вполне определенным закономерностям. КАКИМ? Этот вопрос преследовал доктора технических наук, профессора Бориса Ивановича Кудрина долгие годы. Давно занялся ученый поиском параллелей, которые прощупываются, если начать сравнивать мир промышленных изделий с иными «сообществами» — с миром животных, растений, сообществом слов. А начать эту увлекательную работу помог несчастный случай.

Да, как это часто бывает, главную мысль родила случайность. К сожалению, имевшая и печальные исходы. Живший тогда ещё в Новокузнецке, Кудрин собирался с друзьями в очередной байдарочный поход. Думали на плотах по равнинным речкам дойти до Оби, плыть намеревались целый месяц. Однако до плотов Кудрин так и не добрался: попал в тяжелую автомобильную аварию — переломы ребер, ног, рук. Хирурги собирались даже отнять правую почку, она долго не работала. 9 месяцев лежал без движения, стал инвалидом 2 группы, чтоб спасти почку, травили его антибиотиками, в какие-то моменты Борис Иванович думал, что ему уже не выкарабкаться... Жить хочется, как помочь организму? Стал читать всякие лечебники, особенно про лекарственные травы (позже каждое лето уезжал в Саяны на Алтай собирать травы, почку вылечил сам, и ныне продолжает собирать старые травники, разные прописи, связанные с лечением растениями). В те мучительные месяцы врачи запретили многое: двигаться, разговаривать, читать, однако больной уговорил медсестру, и она однажды принесла из больничной библиотеки «Происхождение видов» Чарлза Дарвина. Кудрин, скуки ради, принялся за труд великого естествоиспытателя и чем дальше читал, тем больше увлекался... В ту же пору столь же случайно на прикроватную тумбочку лег и справочник по лекарственным растениям. Склонный по натуре к игре с цифрами, находясь под впечатлением дарвиновских идей, Борис Иванович начал, а время позволяло, систематизировать по разным признакам все перечисленные в справочнике растения. Один из построенных графиков получился до удивления знакомым.

\192\

Никак не выходила эта кривая из головы. Только выписавшись из больницы, придя на работу, Кудрин сообразил, наконец, что график лекарственных растений точно совпадал с распределением электродвигателей по видам на Запсибе! Случайность? В это трудно было поверить... Кудрин рассказывал мне. Когда мысли о биолого-технических аналогиях более или менее оформились в голове, захотел он поделиться ими — Борис Иванович очень активно пропагандирует свои новые взгляды, часто, не боясь никакой даже самой жестокой критики, выступает в самых различных — чуть ли от ЖЭКа до Госплана — аудиториях. Так вот собрал раз, был он тогда уже, 1972 год, начальником электротехнического отдела, своих и чужих подчиненных, человек 40 собралось, и сделал для них небольшой популярный доклад. Слушали внимательно, доброжелательно, но вопросов никаких. молчание. Настойчивый Кудрин собирает тогда профессорско-преподавательский состав, дело было ещё в Новокузнецке, местного Педагогического института, потом и Сибирского металлургического, который когда-то сам кончал. И опять явное непонимание. СТЕНА. Видимо, непробиваемая. А как раз в то время вышла у нас книга поляка Станислава Лема «Сумма технологии». И решил обескураженный непониманием Кудрин написать письмо писателю, фантасту и большому техноведу. И только тут его идеи об ЭВОЛЮЦИИ МАШИН были наконец-то услышаны — с иностранцами порой легче договориться, чем с соотечественниками. Лем, прекрасно владеющий русским языком, прислал из Кракова ободряющий и одобряющий ответ...

Интересно тут вот ещё что. Гиперболическому закону распределения объектов самой разной природы подчиняются не только слова, но и виды животных, растений, машин. Да, занимаясь статистическими подсчетами, Кудрин быстро обнаружил: турбогенераторы, электрические агрегаты, теплофикационные кабели и котлы, автотранспорт, металлургические агрегаты — практически любые представители царства Техники повинуются вездесущей гиперболе. Она —- норма, закон правильного положения вещей.

В настоящее время среди биологов становится общепринятой та точка зрения, что чем выше РАЗНООБРАЗИЕ видов в природе, тем выше стабильность, жизнестойкость сообществ растений или животных. Снижение

\193\

И к технике применимы те же общие соображения. И потому столь нелепа была прошумевшая ещё не так давно у нас в стране мода-волна строительства самых-самых (вот им капиталистам!) гигантских домен, колоссальных химических реакторов, словом, агрегатов огромной единичной мощности (домны-гиганты по 2700, 5000 кубов). Ибо курс, ставка только на них, убежден Кудрин и пытается убедить других, — линия в технике тупиковая. И самое большое вовсе не значит, как прежде многие считали, самое эффективное...

Один из важных выводов, к которому пришел профессор Борис Иванович Кудрин, он формулирует так:

«Между уникальными объектами и всей остальной массой техники существует определенная пропорция, которая и создает устойчивость и наивысшую эффективность всей системы. Эта закономерность, грубо говоря, утверждает, что на одну электростанцию мощностью 10 тысяч мегаватт (МВт) должно быть 10 станций по тысяче МВт, 100 по 100 МВт и 10 миллионов станций-малышей мошностью по 1 киловатту каждая».

Я завел себе американскую печку, потому что она требует к себе столько внимания и постоянного личного контакта, будто держишь дома индийского слона или австралийского кенгуру.

В биологии есть понятие биоценоза — сообщества живых организмов. По аналогии можно говорить и о ТЕХНОЦЕНОЗЕ — взглянуть на промышленное предприятие или даже отрасль как на систему сосуществующих разнообразных изделий техники. Кудрин занялся изучение техноце-нозов и всё более убеждался, что развитие технических систем, техники в целом (Кудрин, перепробовав слова — техникознание, техниковедение, техникология, — пользуется здесь термином «технетика», который, по его мнению, включает технику, технологию, материалы, готовые изделия, т. с. сырье, продукцию и отходы) идет по определенным законам, во многом напоминающим законы Дарвина. Тут можно видеть и борьбу видов, и тупиковые ветви технической эволюции, и экологические ниши и многие другие схожести.

Новые виды (Кудрин сетует в одной из своих статей, что понятие «вид» не определено, что технетика, как эквивалент биологии, ещё не преодолела времен Линнея и Ламарка) редко осваивают совершенно новую «экологи-

\194\

Имеются в технике (нам проше пользоваться, а читателю понимать это слово, хотя, по сути, тут уже речь идет о тсхнетике) и вымирающие виды. Потерпели поражение дирижабль, «Ту-144». На наших глазах уходит мотороллер, слабо приспособленным оказался он к нашим условиям, его вытеснили мотоциклы и мопеды. Побежденный вид исчезает, но порой за счет специализации ниша, когда-то единая, делится. Многоламповые приемники — «Мир», «Балтика» — были вытеснены телевизором, однако специализация сохранила их подобие — приемники карманные, промышленную связь. «В борьбе за существование, — пишет Кудрин, — могут быть любопытные случаи: побежденный мотороллер, кажется, всё же нашел для себя жизненную лазейку. Его, видимо, будут использовать в больших городах при транспортировке малых грузов на небольшие расстояния».

Еще параллели с Дарвиным. В мире живого более простые особи оставляют после себя больше семян, потомства, более сложные организмы (млекопитающие) менее плодовиты. И в технике сходное: болтов одинаковых — миллионы, ЭВМ, если их сравнивать с болтами, — единицы.

В технике, как и в биологии, простейшие изделия, те же болты, сразу же становятся «взрослыми» — готовы к функционированию после изготовления. Иное для сложных изделий — машин. Им ещё надо «взрослеть», они требую «воспитания» — доводки. Каждое такое изделие имеет обычно свою индивидуальность (болты же все на одно «лицо»). И чем машина сложнее, тем более отличается она от предусмотренного первоначальным «документом» (генотипом?). всё это хорошо известно наладчикам. Поэтому сложному изделию техники часто присваивают особый заводской номер-«имя».

Как и в биологической жизни, в технике приобретенные организмом-изделием признаки — в процессе эксплуатации установки на предприятии в нее вносятся разные усовершенствования, доделки — не наследуются. Ну, как здесь не вспомнить знаменитый опыт, его поставил немецкий ученый Август Вейсман (1834—1914), пожелавший опровергнуть взгляды француза Жана Батиста Ламарка (1744—1829), полагавшего, что виды приобретают новые признаки под влиянием внешней среды и передают их по наследству. В 22 поколениях отрубали хвосты у мышей, и всё же новые мышата рождались хвостатыми!

\195\

У природы столько дел в этом Мире, ей приходится создавать такую массу разнообразнейших творений, что, возможно, по временам она и сама не в силах разобраться во всей этой путанице.