Чукаш И. Ч-88 Как я стал киноактером: Веселые повести/Пер, с венг. Д. Мудровой, А. Старостина, С. Фадеева; Рис. Г. Алимова

Обратный путь

Последняя партия, проходившая при повышенных ставках, закончилась. Небо совсем посветлело; до игравших уже доно­сились удары кирки.

Ориза-Тризняк выломал из стенки трубы кирпич, на котором был нацарапан его выигрыш.

— Возьму с собой, — сказал он. — Был бы рад еще раз встре­титься с вами за картами. Похоже, я выиграл больше всех, — добавил он хвастливо.

Остальные почти не обращали на него внимания; глаза у всех были воспаленные, невыспавшиеся. Пал Пломба делал зарядку. Полосатый глубоко вздыхал:

— Больше никогда в жизни не возьму в лапы карт! Никогда в жизни! Это последний раз!

Но на него тоже никто не обращал внимания. Ориза-Тризняк взял кирпич под мышку, кивнул Мирр-Мур-ру, и они стали прощаться.

— Было очень приятно познакомиться! — сказал Ориза-Тризняк. — Ухожу от вас со здоровой радостью победителя. Между прочим, вам не мешало бы поупражняться в игре в карты самостоятельно. И попрошу запомнить: долгов я никогда и никому не прощаю! Пока!

Мирр-Мурр тоже пробормотал что-то невнятное, что при желании можно было понять как «до свидания», и они ушли.

Подойдя к краю крыши, коты еще раз оглянулись. Ориза-

Тризняк помахал на прощание своим друзьям, а Мирр-Мурр бросил последний взгляд на крышу, теперь уже освещенную солнцем, — свидетельницу его краткой славы.

Игроки сидели на краю трубы и лениво махали им. Ориза-Тризняк помахал кирпичом, Мирр-Мурр слегка поклонился, и они спустились с крыши.

Куда же теперь?Глаза Мирр-Мурра несколько увлажнились — с грустью думал он о краткости своей славы. Ориза-Тризняк, напротив, был весел и даже насвистывал.

Утро было холодное, дул колючий ветер; чтобы не замерз­нуть, они ускорили шаг. Ориза-Тризняк шел впереди, Мирр-Мурр следовал за ним. Мирр-Мурр не спрашивал, куда они идут, а Ориза-Тризняк ничего не говорил. Так они довольно долго бежали трусцой, молча, вдоль стен домов и оград.

Наконец коты добрались до парка, в котором Ориза-Тризняк когда-то бросался каштанами в дроздов.

Под их ногами шуршали листья, и по покрытой инеем траве за ними тянулась серебристая полоса.

Пока Мирр-Мурр осторожно поднимал промокшие лапы, выбирая место, куда ступить, Ориза-Тризняк подбежал к ска­мейке, забросил на нее кирпич и забрался сам.

— Иди сюда, — позвал он Мирр-Мурра. — Здесь не так мок­ро. И солнце как раз сюда подходит.

Мирр-Мурр прыгнул на скамейку и сел рядом с Ори-за-Тризняком; было холодно, они прижались друг к другу и стали ждать солнца, надеясь обсушить на солнце свои шкурки.

Многоопытные бродячие коты съежились и дрожали от хо­лода, в это мгновение они были похожи на испуганных птенцов, выпавших из гнезда.

Гнездо! Мягкое, пушистое, теплое гнездо!

Оба они думали об одном и том же: о теплом, мягком доме. Мирр-Мурр вспоминал Эдена Шлука и молочко, а Ориза-Тризняк — чудаковатого трубочиста, хотя, впрочем, ничего хорошего о нем ему не вспоминалось. Первым заговорил Мирр-Мурр.

— Знаешь, — сказал он, — если привыкнуть к тете Вице, которая приходила убирать квартиру, то у Эдена Шлука было бы не так уж и плохо. Главное, там было тепло! И там мне каждый день давали большую миску молока!

При слове «молоко» Ориза-Тризняк тихо застонал.

— И знаешь что, — продолжал Мирр-Мурр, — там собира­лась очень интересная компания. Взять хотя бы художника! Мир искусства. В его мастерской тоже было тепло. И в «Красном коне» было тепло.

Ориза-Тризняк включился в разговор:

— Ты помнишь повариху? А кухню? А полные кастрюли? А уху? А жареное мясо? А шницеля? А жареного цыпленка? А тушеного цыпленка? А вареную говядину? А жареную говя­дину?

Он умолк, не в силах продолжать: во рту совсем пересохло, в животе защемило от голода.

— Пойдем! — воскликнул он. — Что ж нам теперь, до весны здесь сидеть?

— Куда? — спросил Мирр-Мурр.

— К Эдену Шлуку! — ответил Ориза-Тризняк.

Он взял под мышку кирпич, и коты двинулись в путь. Солнце стояло уже в зените, когда они подошли к воротам дома, где жил Эден Шлук. Здесь Мирр-Мурр в нерешительности остановился. Он вспомнил домоуправа Йеромоша и тетю Вицу.

— Подожди! — шепнул он. — Неудобно все-таки вламы­ваться без приглашения. А потом, его может не быть дома. Надо это как-нибудь разузнать.

— Но как? — спросил Ориза-Тризняк.

— А что, если мы ему напишем письмо? — предложил Мирр-Мурр.

— Нет, это не годится, — сказал Ориза-Тризняк. — Письмо будет идти самое меньшее два дня! Давай пошлем телеграмму! Телеграмму ему сразу принесут!

Мирр-Мурр одобрил это предложение. Но как послать теле­грамму? Он еще никогда никому не посылал телеграмм!

Ориза-Тризняк показал ему жестом — положись на меня. Главное — найти почту. Мирр-Мурр вспомнил, что видел почту где-то поблизости. Им удалось найти ее.

Там Мирр-Мурр вспомнил, что у них нет денег, а теле­грамма, наверное, стоит дорого. Но он промолчал, решив до­вериться во всем Ориза-Тризняку, и стал следить за его дей­ствиями.

Ориза-Тризняк изучающе огляделся по сторонам и, найдя отдел телеграмм, удовлетворенно кивнул.

Отдел телеграмм находился за стеклянным окошечком. Коты осторожно прокрались в глубь комнаты, туда, где в боль­шой корзине лежали оплаченные, проштемпелеванные теле­граммы.

— Вот они! — шепнул Ориза-Тризняк и, улучив момент, когда все отвернулись, выхватил из корзины какую-то теле­грамму.

— Пошли! — позвал он.

Коты проскользнули к столу, на котором стояли чернильни­цы. Ориза-Тризняк схватил ручку, обмакнул ее в чернильницу, перечеркнул написанный на телеграмме адрес и сверху написал: «Эдену Шлуку».

— Где он живет? — спросил он.

— Улица Утиная, 13, — сказал Мирр-Мурр. Ориза-Тризняк написал адрес.

— Ну вот! — сказал он. — Через час ее доставят! А мы спрячемся и посмотрим, кому ее вручат.

— А что написано в телеграмме? — полюбопытствовал Мирр-Мурр.

Ориза-Тризняк перевернул телеграмму и прочитал:

«Сегодня утром у нас родился сын! Назвали Бёцике! Счаст­ливый отец!»

Мирр-Мурр покачал головой.

— Это не то!

— Да, пожалуй, — согласился Ориза-Тризняк. — Но дело не в тексте!

— Представляю себе, как Эден Шлук удивится! — сказал Мирр-Мурр.

Они потихоньку положили переправленную телеграмму на место и выскользнули на улицу.

Затем спрятались в подворотню и стали ждать.

Вскоре появился разносчик телеграмм; прислонив велосипед к стене, он позвонил в дверь Йеромоша.

— Здесь живет Эден Шлук? — спросил он. Мирр-Мурр и Ориза-Тризняк слушали, затаив дыхание.

— Он переехал, — сказал Йеромош. — А что там в теле­грамме?

Разносчик ловко развернул телеграмму, и они прочли ее.

— Вот тебе на! — присвистнул Йеромош. — Кто бы мог по­думать! У него вроде никого и не было. И вдруг сразу дедушка. Обязательно расскажу Вице! Надо же — Бёцике! Ха-ха!

— Вы не знаете, куда он переехал? — настойчиво расспра­шивал разносчик телеграмм.

— В другой город, — коротко ответил Йеромош. Мирр-Мурр и Ориза-Тризняк незаметно выбрались из

подворотни и побрели прочь.

— Переехал, — сказал Ориза-Тризняк.

— Давай зайдем в «Красного коня»! — предложил Мирр-Мурр. — Поищем художника! — и посмотрел на Ориза-Тризняка, вспомнив, что тот не верил в существование «Крас­ного коня».

Но на этот раз Ориза-Тризняк не стал спорить. Дверь «Красного коня» была раскрыта настежь — что, учитывая холод на улице, выглядело довольно странно. Через

некоторое время из нее появился полицейский; за ним тащился художник. Он развел руками, взглянул на небо, а потом низко опустил голову. В руках у него была толстая пачка каких-то билетов. Изумленный Мирр-Мурр застыл как вкопанный. Он хотел было окликнуть художника, но Ориза-Тризняк во­время прикрыл ему рот лапой.

— Ни слова! — прошептал Ориза-Тризняк. — Не видишь, что ли, его арестовали! Молчи, а не то подумают, что ты его сообщник!

Мирр-Мурр стоял и смотрел в спину удалявшемуся художнику — волосы художника были взъерошены, шну­рок, который он носил вместо галстука, съехал на правое плечо.

— Постой здесь, я пойду узнаю, что случилось. Подержи пока кирпич! — прошептал Ориза-Тризняк и зашел в «Крас­ного коня».

В погребке он услышал беседу официантов Тони и Кри­стинки.

— Бедняга! — сказала Кристинка и склонила головку, подобно птичке.

— Покатишься — не остановишься! — заметил Тони, про­тирая краны винных бочек.

— Да, но как он рисовал! — продолжила Кристинка и на­клонила головку в другую сторону.

— Забрали его не за это, — сказал Тони. — Хотя за одно это стоило. Какой только пачкотни он не пытался сплавить честным людям! Бр-р-р! Но забрали его за другое. Он просто-напросто спекулировал билетами. Вот до какой степени опустил­ся. Спекулировал билетами в кино.

— А на чем он попался? — спросила Кристинка и посмотре­ла на потолок с видом человека, который пытается понять, идет ли дождь.

— Ха-ха! — сказал Тони. — Это довольно забавная исто­рия! Он скупил все билеты на вечерний сеанс и проспал. Продать билеты он не успел, и зал был совершенно пуст. Это при­влекло внимание, поскольку в кассе была вывешена табличка: «Все билеты проданы». Билетерши побежали к директору, директор на угол к полицейскому, и полицейский без труда поймал нашего приятеля, который в этот момент как раз начал продавать билеты; те, которые продать не удавалось, он просто раздавал прохожим. Ему разрешили выпить последний стакан­чик в «Красном коне» и — марш в тюрьму. Вот и вся история. Так вот и выходит: раз поскользнулся и покатился, не остано­вить! И так случится с каждым, кто станет рисовать дурацкие картинки вместо того, чтобы работать! — И он в сердцах бросил тряпку в лужу вина на стойке.

Услышав все, что ему было нужно, Ориза-Тризняк вышел на улицу.

— Дружку твоему крышка, — сказал он. — Теперь не скоро увидитесь.

— А что он сделал? — спросил Мирр-Мурр.

— Он поскользнулся, покатился и не сумел остановиться, — сказал Ориза-Тризняк и взял у Мирр-Мурра свой кирпич.

Коты зашагали дальше. Мирр-Мурр шел молча, думая о своем друге. Все это было довольно непонятно. «Во всяком случае, — думал он, — надо быть поосторожнее, а то еще поскользнешься и тоже куда-нибудь покатишься. Особенно когда идет дождь и на улицах скользко!»

Впереди Ориза-Тризняк в ярости шлепал по лужам; кирпич тащился за ним по земле. Солнце уже начинало спускаться, а у котов за весь день во рту не было и маковой росинки.

До Мирр-Мурра доносилось бормотание Ориза-Тризняка:

— Жареное мясо! Шницель! Жареный цыпленок! Тушеный цыпленок! Уха! — Ориза-Тризняк шагал все быстрее и все быстрее бормотал: — Вареная говядина! Жареная говядина! — Наконец он перешел на бег, и Мирр-Мурр припустился за ним.

Солнце спряталось за тучи, становилось все холоднее и холоднее, и вдруг пошел снег.

В одно мгновение улица побелела; кусты, деревья, крыши, дымовые трубы — все отливало белым светом.

Коты все быстрее бежали по улицам, молнией пересекая перекрестки. Не останавливаясь, промчались они мимо кафе, где когда-то впервые позавтракали бесплатно. Мирр-Мурр мельком увидел официантов, которые стояли, прислонясь к сто­ликам, и заметил черноволосого молодого человека, который склонился над бумагами и что-то писал. Мирр-Мурр вздохнул, но Ориза-Тризняк, не обращая на кафе ни малейшего внимания, мчался все дальше, волоча за собой кирпич.

Когда они наконец остановились у черного хода ресторана, шерсть у обоих торчала клочьями, уши обвисли, в глазах горел голодный огонь.

Из двери струились дурманящие ароматы. Запах жареного мяса, запах шницелей, запах жареного цыпленка — от обилия запахов у Мирр-Мурра закружилась голова.

Коты сидели на пороге, жадно втягивая ноздрями воздух. Ориза-Тризняк бросал отчаянные взгляды внутрь кухни. Мирр-Мурр тихо мяукнул. В этом мяуканье слышались все горести мира, способные опечалить кошачье сердце. Но наиболее яв­ственно слышалось — «я хочу есть» и еще — «мне холодно».

Услышав мяуканье, к ним вышла толстая, улыбчивая пова­риха; увидев промокших, дрожащих от холода, всклокоченных котов, она всплеснула руками, подхватила обоих бродяг, по­садила их на кусок мешковины и стала вытирать им шкурки. У Ориза-Тризняка она хотела забрать кирпич, но тот крепко вцепился в него и так и не отпустил.

Досуха вытерев котов, повариха поставила перед ними тарелку с жареным мясом и, улыбаясь, смотрела, как они ели. Ориза-Тризняк и Мирр-Мурр слопали все в мгновение ока.

— Значит, вернулись? — спросила повариха. Мирр-Мурр кивнул, Ориза-Тризняк снисходительно на­клонил голову.

— А останетесь?

Мирр-Мурр перестал жевать, ласкаясь, потерся о руку по­варихи и замурлыкал, всем своим видом говоря — да, останем­ся, если можно. Ориза-Тризняк облизнулся и кивнул. Правда, это можно было понять и так, что он просто показал на пустую тарелку, как бы говоря — мясо кончилось.

Когда коты наелись до отвала и были не в силах даже поше­велить лапой, повариха посадила их на подоконник и, поскольку Ориза-Тризняк не желал расставаться со своим кирпичом, положила кирпич рядом с ними. Лениво потягиваясь, Мирр-Мурр и Ориза-Тризняк смотрели за окно на снег, который, мед­ленно падая, ложился на город.

НА АРЕНЕ - ЦИРК ПИНТИКЕ!

1. Путешествие в посылке

— Куда же мне вас девать?

Обращалась она с этим вопросом, судя по всему, к самой себе. Повариха собиралась отправиться в путешествие, а так как она была женщиной обстоятельной и любила порядок, то подумала обо всем, в том числе и о котах.

Друзья не могли пожаловаться на добрую женщину, жили они припеваючи. Бока у них за зиму округлились, шерсть лосни­лась, ведь кормили их исключительно свежим мясом. Что и говорить, котам даже слегка наскучила такая сытая жизнь.

Чтобы как-то скоротать длинные зимние вечера, они пре­давались воспоминаниям о своих многочисленных похождениях. Мирр-Мурр рассказывал, как он попал в город в кармане пиджака старьевщика. Он с благодарностью вспоминал этого человека, ведь тот так любезно принял кота в своей квартире, потчевал молоком.

С улыбкой припоминал Мирр-Мурр свою первую встречу и знакомство с Ориза-Тризняком, обладавшим столь необычным именем. В тот памятный день Ориза-Тризняк сидел на верхушке дерева в парке и собирался разогнать оркестр пожарников. Тогда-то они и познакомились. Ориза-Тризняк пригласил Мирр-Мурра на дерево, там они представились друг другу и, подняв истошный вой, вместе изгнали оркестр из парка. Правда, потом еле ноги унесли от разгневанного дирижера. С той поры они стали закадычными друзьями: водой не разольешь.

Мирр-Мурр с уважением и восхищением относился к Ориза-Тризняку, обладателю такого странного имени. Но с этим ничего не поделаешь. Таким именем Ориза-Тризняка одарил один пустоголовый трубочист. А вообще-то это был очень умный и дельный кот. Друзья вместе выдержали три испытания для того, чтобы стать полноправными членами Всемирной Ассоциации Бродячих Котов. Вместе им пришлось бежать, когда был сло­ман дом, на крыше которого находилась Большая Гулкая Тру­ба — священное место для всех котов-бродяг. Вместе друзья нашли добрую повариху, которая приютила их, мокрых, уста­лых и исхудавших. Она обогрела, вдоволь накормила котов и позволила провести у себя на кухне всю долгую зиму.

И вот теперь повариха в раздумье рассматривала их, размышляя над тем, куда же их определить на время своей поездки.

Оба кота, скорчив подобающие для такого случая серьезные мины, преданно смотрели на свою хозяйку.

— У вас самих нет какой-нибудь идеи? — спросила по­вариха.

Ориза-Тризняк лениво помотал головой. Более совестливый Мирр-Мурр начал искренне соображать, что делать. И вот, о чудо, в голову ему пришла любопытная мысль. Он подумал о своих старых друзьях: оловянном солдатике Ать-Два, о кукле-негритянке Бобице, о Янчи Паприке, о псе Крохе и сереньком ослике Шаму, с которыми так часто играл когда-то. Все они жи­ли в деревне на большом дворе, где стоял крольчатник. Его сердце забилось чаще, когда он подумал о своих старых друзьях. Он так давно не виделся с ними... С той самой поры, когда в кармане пиджака переехал жить в город. Мирр-Мурр по­чувствовал, что соскучился: перед глазами возник большой двор с тутовыми деревьями, в тени которых можно было играть, пустая кроличья клетка, забор с множеством дырок, через которые так удобно наблюдать за улицей.

Мирр-Мурр осторожно толкнул лапкой своего друга, чтобы

тот пододвинулся ближе. Всем своим видом он показал, что со­бирается сообщить нечто важное.

— Ну, что ты хочешь мне сказать? — спросил друга Ориза-Тризняк, придвинувшись ближе.

— Я хотел обсудить с тобой одну идею, — прошептал Мирр-Мурр. — А не съездить ли нам в деревню? К моим друзьям? Уверен, что и тебе там понравится. Это точно!

— Что ж, недурно, — пробормотал Ориза-Тризняк. — А то мы здесь совсем раскисли. Нам не повредит смена обста­новки.

Мирр-Мурр обрадовался, что друг одобрил его идею.

— Вот увидишь, — проговорил он, — там здорово! То солнышко припечет, то дождик пойдет, и целыми днями мы сможем гулять по двору.

Ориза-Тризняк заметил в ответ:

— Действительно, должно быть здорово.

Повариха тоже согласилась с предложением Мирр-Мурра.

— Только как вы туда доберетесь? — спросила она.

В конце концов решили, что лучше всего прибегнуть к услугам почты. Повариха тут же соорудила для котов коробку, просверлила в ней несколько отверстий, чтобы они не задохну­лись, положила внутрь несколько кусков мяса, а в баночку налила воды.

Оба кота усердно помогали ей, хотя Ориза-Тризняк и выра­зил недовольство тем, что хозяйка положила слишком мало мяса, а воды налила чересчур много. Чтобы как-то возместить это, он до отвала наелся мяса перед дорогой и даже съел кусок хлеба, чего обычно не делал.

— Вдруг нас на почте потеряют, — объяснил он. — Знаешь, пусть нас пошлют заказной бандеролью! С уведомлением! Это очень важно. На всякий случай!

Повариха согласилась, и они двинулись в путь. Женщина несла под мышкой коробку, внутри которой удобно расположились два кота-бродяги, при этом один из них смотрел направо, а другой — налево. Хозяйка всю дорогу разговаривала с ними:

— Вы мне пишите! Будьте осторожны и благоразумны, осенью я обязательно за вами приеду!

Собаки и воробьи с удивлением взирали на говорящую коробку. Наконец повариха добралась до почтового отделения, где почтальон с длинными усами принял из ее рук коробку, наклеил на нее специальную бумажку и выписал квитанцию. Просунув в одно из отверстий чернильный карандаш, он по­пытался кончиком карандаша погладить Ориза-Тризняка по голове, но тот поспешно увернулся и, обиженный, забился в угол, проворчав:

— Терпеть не могу чернильных карандашей. Повариха простилась со своими любимцами и направилась к выходу, то и дело прикладывая платок к глазам.

Однако путешествие друзей было коротким и довольно скуч­ным, к неудовольствию Ориза-Тризняка, жаждущего приключе­ний. Не успели они уничтожить и половины запасов еды и питья, как оказались на месте.

Двор встретил их с восторгом, когда уже другой усатый почтальон поставил на землю странный ящик. Все местные жи­тели от мала до велика окружили посылку. Утки громко кряка­ли, цыплята пищали, голуби ворковали, поросята визжали. Получилось так, что, по крайней мере, добрых десять минут обе стороны никак не могли понять друг друга.

Наконец воцарилась тишина, и заговорил Мирр-Мурр.

— Привет всем! — изрек он из коробки. — Мы приехали. Представляю вам своего друга, он тут у меня за спиной, зовут его Ориза-Тризняк.

Обитатели двора чинно переместились на другую сторону коробки и шумно приветствовали незнакомца.

— А почему вы не вылезаете? — спросил пес Крох.

— А и правда! — заметил Мирр-Мурр. — Мы сейчас вы­лезем. Только коробку-то откройте!

Оловянный солдатик Ать-Два перерезал веревку, и два кота-бродяги выпрыгнули из коробки, с наслаждением разминая затекшие лапы. Затем они поочередно стали заключать в объ­ятия обитателей двора. Мирр-Мурр повел своего друга по окрестностям, все ему показал. Они взобрались на одно из деревьев, напились воды из утиной поилки, выглянули на улицу, просунув головы в дырку в заборе. Мирр-Мурр был на вершине блаженства, его друг тоже остался всем доволен.

— Каков здесь аромат! — все время повторял Ориза-Тризняк, вдыхая полный деревенских запахов воздух.

Вся вторая половина дня у друзей ушла на знакомство с округой, а вечером все собрались в тени пустого крольчатника и завели непринужденную беседу. Правда, очень скоро котов сморил сон, и они крепко и сладко уснули. А серебряный свет луны укрыл их, словно одеяло.

Мирр-Мурр и его друзья от нечего делать один за другим просунули головы в отверстия старого забора и глазели на пустую улицу.

И вдруг перед их глазами возник странный незнакомец. Вначале они увидели только две худые ноги, которые бара­банили по мостовой, поднимая облачка пыли. Брюки у не­знакомца были закатаны до колен. Особенно привлекал внима­ние ремень в брюках. Отделанный медью, он ярко блестел в лучах солнца. На незнакомце была красная клетчатая рубашка, расстегнутая на груди. На голове — островерхая шляпа, над­винутая на самые глаза. Из шляпы торчало длинное фазанье перо. В правой руке человек держал палку, которая лежала у него на плече. На конце палки раскачивался узелок. Левой рукой незнакомец толкал перед собой небольшой ящик на колесах, на стенках которого большими причудливыми буквами было написано:
ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНЫЙ ЦИРК ПИНТЕКЕ!
Таинственный незнакомец не смотрел по сторонам и, каза­лось, не заметил общество, глазевшее на него из-за забора.

Мирр-Мурр с друзьями, конечно же, заинтересовались незнакомцем. Их пристальное внимание привлек пояс, но не меньшее впечатление произвела и шляпа с фазаньим пером. Они разглядели узелок, качавшийся на посохе, но особенно внимательно всматривались в ящик на колесах.

Тем временем неведомый незнакомец продолжал невозмути­мо двигаться вперед, облачка пыли по-прежнему поднимались из-под его ног, а потом медленно оседали на мостовую.

Вдруг ящик зацвел. Да-да! На его крышке внезапно по­явились десятки красных роз. Сначала друзья решили, что им это показалось. Мирр-Мурр поспешно закрыл глаза, но когда снова открыл их, розы все так же красовались на крышке ящика.

— Вот это да! — изумилась компания. Таинственный незнакомец улыбнулся одними глазами, но друзья этого не заметили. Он продолжал идти своей дорогой, не глядя по сторонам. И вскоре странный путник скрылся в конце улицы, скрылся вместе со своим ящиком на колесах, с островерхой шляпой, увенчанной фазаньим пером, с узелком на конце посоха.

Друзья вернулись к пустому крольчатнику и в возбуждении стали обсуждать неожиданное появление загадочного незна­комца.

— Это волшебник! — в восхищении бормотала кукла-негритянка Бобица.

— Скорее всего, это и правда волшебник, — заметил Ориза-Тризняк. — Вы же видели, одежда у него в пыли. Это бродячий волшебник. Он пришел издалека, это уж точно.

— Но если он волшебник, то почему разгуливает пешком? — возразил им Мирр-Мурр.

— Это волшебник-пешеход! — сделал вывод Ориза-Триз-няк.

— А может, его заколдовали? — включился в разговор пес Крох.

— Возможно, что и заколдовали, — заметил оловянный солдатик. — Иначе он не толкал бы сам этот тяжеленный ящик.

— Возможно, он поссорился с каким-нибудь злым чаро­деем и тот его заколдовал, — внушительно сказал Янчи Пап­рика. — Или он сам что-нибудь напутал. Часто приходится слышать о подобных историях.