Д. С. Лихачев : «Черты первобытного примитивизма воровской речи»



бет6/6
Дата24.07.2016
өлшемі350.5 Kb.
#220094
1   2   3   4   5   6
        2. Grand développement de la fonction signalante du langage (abondance d'interjections, grand emploi du mode impératif des verbes, etc.).
        3. Emotionnalité recrudescente du langage.
        4. Développement des métaphores dans le langage.
        5. Intensité de la création des mots, grande facilité d'improvisation des mots dans les limites d'une certaine «représentation collective».
        6. Abondance de locutions synonymiques.
        7. Abondance de mots polysémantiques.        
        8. Tendance vers la concrétisation du langage.
        9. Diversité des styles du langage.
        10. Existence de mots, employés exclusivement dans certains contextes linguistiques.
        11. Disposition du langage vers l'abandon de la structure libre syntaxique.
        12. Abondance de locutions idiomatiques.
        13. Tendance vers l'amorphie.
        14. Tendance au monosyllabisme.
        15. Abondance de mots présentant la répétition du même élément.
        16. Renaissance du langage des gestes, etc.
        De même que le milieu des voleurs au point de vue économique désorganise l'activité économique, il apparaît au point de vue de classes comme situé hors des classes, au point de vue de l'Etat — hors de l'Etat; au point de vue de la structure sociale — comme un milieu anti-social; de même le langage des voleurs du point de vue sémantique détruit la semantique, du point de vue morphologique il détruit la morphologie, du point de vue de la syntaxe il détruit la syntaxe, au point de vue de l'évolution du langage en général, il est, en somme, un facteur négatif.
        L'argot des voleurs est l'arrière-garde du langage, il se traîne à la queue des langues modernes avec, dans son charroi, de nombreux éléments atavistiques„ des reminiscences du passé, des reliquats de la conscience primordiale.
        Au demeurant, il faut considérer le language des voleurs non comme un système formé, mais plutôt comme une certaine tendance qui nous fait reculer vers une humanité diffuse et pré-logique.
        Le langage des voleurs conserve non seulement les indices du primitivisme original, mais il les reconstruit partiellement de son plein gré.
        Le présent article est une étude préliminaire, une tentative de donner une analyse typologique du langage des voleurs et indiquer seulement les problèmes essentiels de l'étude ultérieure plus approfondie, du primitivisme originel du langage des voleurs.

[1] B существующей литературе о воровской речи вопрос об ее носителях не получил должного освещения. С крайней небрежностью упоминается в ней о ворах вообще, о преступниках, о «malfaiteurs». Между тем совершенно очевидно, что не все преступники имеют жаргон, так же точно, как и не все воры. Некоторые из исследователей пытаются ограничить носителей воровской речи только профессиональными ворами — дальше и точнее этого еще никто не шел. Между тем и это неверно: не все профессиональные воры прибегают к воровской речи. К ней не прибегают прежде всего так называемые «чистоделы» — воры высокой квалификации, совершающие редкие, крупные, кражи и грабежи. Эта воровская профессия требует сугубой осторожности, воры этой категории не связаны с воровской средой.

[2] Наиболее может быть известный из исследователей арго L. Sainéan, склонный чрезвычайно осторожно относиться к высказываниям других исследователей, не признает тайного характера арго воров только в XIX ст. «Il n'existe plus aujourd'hui de langue secrète parmi les malfaiteurs» (Le langage parisien au XIXe siècle. P., 1920, p. 483). С недоверием относятся к этой теории и английские исследователи G. Р. Krapр и H. Bradley (Encyclop. Britannica, 14 изд., т. 20, 1930). Исключение составляет A. Dauzat, без колебаний занявший резко отрицательную позицию по отношению теории тайного и искусственного характера арго (ср. главы, посвященные арго в «La langue française d'aujourd'hui, P., 1923).

[3] Широко распространенное слово «жулик» имеет другой оттенок значения, чем в во
ровской речи.

[4] Все ссылки на русские воровские слова (в данном месте и в дальнейшем) даются на
 основании картотеки воровской речи, составленной автором настоящей работы по непосред
ственным наблюдениям. Значение слов всюду дается условно.

[5] Существующие русские словари воровской речи (Ваньки Беп, Трахтенберга, Лебедева, Попова, Потапова, Тонкова, Виноградова и др.) и доступные в Ленинграде иностранные: [ J. Hotten. A dictionary of slang, jargon and vulgar words. L., 1859 (в русском переводе: В. Бутузов. Словарь особенных слов, фраз и оборотов английского народного языка. СПб., 1867); A. Barrère and Сh. Leland. A dictionary of slang, jargon and cant, embracing Engl. Amer, and Anglo-Ind. slang. L., 1897; Bauman. Londonismen. Berl., 1887; Delvau. Dictionnaire de la langue verte. P., 1876; Timmermans. L'argot parisien, P., 1922; не способны в большинстве случаев дать представление о воровской речи (точнее всего передают семантику воровских слов, повидимому, словари Irwin и Chautard, уже упомянутые). Воровские слова, как правило, переводимы лишь с трудом. В отношении их вполне применима характеристика, которую дает В. Malinowsky словам примитивных народов: «Returning to the meaning of abstraction, of generalization and vagueness associated with extreme concretness of expression all these features baffle any attempt at a simple and direct translation» (см. книгу G. К. Ogden «The Meaning of Meaning». New-York, 1930. I Supplement; B. Malinowsky. The Problem of Meaning in Primitive Languages, p. 300).

[6] Связь представления о жаре, горячем, с представлением об опасности, — каком-то кризисе, характерна также и для офенских языков. Ср., напр., получившее широкое распространение офенское слово «прогореть» — 'разориться'.

[7] Основной момент, порождающий суеверия в эпоху первобытного коммунизма «... бессилие дикаря в борьбе с природой...» был формулирован Лениным (Два письма Горькому. Соч., т. XVII, стр. 85). Та же причина борьбы, правда не с природой, а с «легальным» обществом, порождает, очевидно, аналогичную психику воров.

[8] Напомним характеристику, которую дает примитивным языкам Malinowsky: « ... we can say that language in its primitive function and original form has an essentially pragmatic character, that it is a mode of behaviour, an indispensable element of concerted human action» (The Problem of Meaning in Primitive Languages. Приложение к книге С. К. Ogden: The Meaning of Meaning. N. Y., 1930).

[9] Аналогичное сопоставление сделано было В. Лебедевым в предисловии к «Словарю воровского языка» («Вестник полиции», 1909, № 22).

[10] Наиболее ранняя из известных русских городских мошеннических песен, имеющаяся в книге «Обстоятельная и верная история российского мошенника, славного вора, разбойника и бывшего московского сыщика Ваньки Каина» (М. 1793, изд. 4) резко выделяется среди приводимых рядом с ней разбойничьих песен. Привожу наиболее характерные строфы:

         Стенька Разин, Сенной и Гаврюшка,


        Ванька Каин и лжехрист Андрюшка,
        Хоть дела их и славны и коль не срамны,
        Прах против наших картежных дел. 2.

        Ни стыда ни совести в нас нету,
        Олухам то здешним не в примету
        Карты подрезные, крапом намазные,
        Делайте разом и нечет и чет. 2.

        Мы в камзолах, хотя без кафтанов,
        Веселее посадских брюханов,
        Игру б где проведать, сыщем мы обедать
        Лишь бы попался нам в руки дурак. 2.

[11] A. Niceforo (Le génie de l'argot. P., 1912) считает склонность отдельных социальных групп противополагать себя остальным в языке — основным фактором в образовании так наз. «специальных языков». Однако, придаваемый им этому явлению биологический характер обесценивает подчас всю остроту его наблюдений. Ту же склонность A. van Gennep (Religions, mœurs et légendes. P., 1909. 2-me série. Essai d'une théorie des langues spéciales) берет за основание при сопоставлении «специальных языков» с языками сакральными и литургическими.

[12] Этим объясняется, почему теория тайного происхождения арго встречает иногда сочувствие в среде самих воров.

[13] Экспрессивная функция в художественной речи свидетельствует о близости художественного мышления первобытному; это отмечает Леви-Брюль.

[14] Английский этнограф G. Borrow, прекрасно знакомый с воровской средой европейского континента, подчеркивал метафоричность воровских арго и на этой основании считал даже возможным предполагать происхождение их из единого источника (The Zincali or an account of the Gypsies of Spain, L., 1843, v. II, pp. 132—133).

[15] Ср. еще «петь» ‘говорить на воровском арго'. Английское cant Hotten во вступительной статье к своему словарю считает происшедшим от средне-английского воровского слова «chaunt» 'a beggar's whine', другие — непосредственно от лат. cantare.

[16] Селищев. Язык революционной эпохи, 1927.

[17] Не отсюда ли отчасти также происходит известный предрассудок о речи воров, как тайной.

[18] Нам приходилось встречаться со следующим распространенным взглядом на процесс обновления словаря в воровской среде: воровское слово будто бы живет в речи воров только до тех пор, пока оно не становится известным в уголовном розыске. Как только же оно попадает в словари, на место его спешво изобретается новое. Это, не лишенное наивности, представление отражает всё же, следовательно, в известной, доле истинное положение вещей.

[19] Многозначность воровского слова была отмечена еще В. И. Шерцелем в его замечательной по материалу работе «О словах с противоположными значениями» (Воронеж, 1884): «И в так называемых воровских языках, заключающих в себе много не только любопытных, но также много весьма важных лингвистических данных, нередко встречаются слова с противоположивши значениями; так, в французском воровском языке (Argot) paumer значит взять, брать, но и потерять, battant = язык и сердце («бьет и бьется»), cocotte = женщина и лошадь, bachot = экзамен и кандидат, extra может означать гостя или слугу chose dignité или indignité (Lorédan Larchey. Argot Parisien, 9—10); bon = надежный человек, друг, но также лицемер, шпион (L. Larchey, 55); cassante = зуб (la dent casse) или орех (la noix se casse); chic (бывшее в употреблении уже в XVI столетии) может означать: 1) cachet artistique, originalité, distinction, élégance, 2) mauvais genre, facilité banale (L. Larchey, 91); anguer = 1) выходить замуж, женить, 2) повесить (Fr. Michel. Etudes sur l'Argot, 10)». Цыганский язык, который вобрал в себя многие черты профессионального языка бродяг и конокрадов, близко роднящих его с речью воров, отличается той же особенностью. К. П. Патканов в своем труде «Цыганы» (СПб., 1887) пишет: «... нередко весьма разнообразные понятия выражаются у них [цыган] одним и тем же словом; gadžó значит: не цыган, чужестранец, купец, крестьянин, особа, человек, муж и пр., godi — разум, мнение, сердце, душа, мужество, воля, даже желудок, tin — резать, жать, понимать, убивать, жертвовать, писать и пр.»

[20] Семантическая роль морфологического корня до сих пор еще мало изучена.

[21] Ср. из воровской песни «с гитарой звонкой под полою», где явно чувствуется игра 
на двойном (обычном и воровском) значении слова «гитара».

[22] Тюркское происхождение слова «майдан», невидимому, все же ворами основательно 
забыто.

[23] Или «жэ».

[24] Словарь Попова (Киев, 1912), составленный в практических целях сыскной службы
 и посвященный «товарищам по мундиру», грубо искажает представление о воровской речи.

[25] Достоевским в «Дневнике писателя» за 1873 г. (Маленькие картинки, 2) приводится 
интересный случай многозначности одного «неликсиконного» существительного, с помощью 
которого поддерживается довольно сложный разговор между шестью пьяными. Характер много
значности описанного слова, «до крайности к тому же немногосложного», поскольку это
 выясняется из разговора пьяных между собой, близко напоминает эмоционально полисеман
тичные слова воровской речи.

[26] Не этим ли путем шло создание и закрепление «пучков значений» первобытного языка. Аналогия и здесь напрашивается.

[27] «Размерять красненькую» — означает пробыть в заключении половину из десятилетнего срока.

[28] Например, «Позовите сюда этого — длинного!»

[29] Часто даже просто к более дешевому.

[30] A. Featherman. Social history of the Races of Mankind. II div.: Papuo and Malayo-
Melanesians, 1887.

[31] R. de la Grasserie. Étude scientifique sur l'argot, P., 1907; Des parlers des différentes 
classes sociales, P., 1909; Du langage subjectif, biologique, émotionnel et sociologique ou réverentiel..., P., 1907.

[32] В французском арго: bobe, bobine, calebasse, pomme, poire, urne, chou (см. Chautard'a
 и др.).

[33] О целеустремленности в арго мы будем говорить в следующей нашей работе: «Эмоциональные слова профессиональной речи».

[34] Ср. во французской языке так наз. expressions verbales.

[35] Примеры взяты у Chautard'a и Sainéan'a : упом. соч.

[36] Эти идиоматические выражения, однако, могут быть подвергнуты сокращению в речи. Своеобразные сокращения характерны для современного состояния английского рифмического жаргона, где каждое речение, как правило, состоит не меньше, чем из двух слагаемых. Сокращению при этом подвергается та часть речения, которая рифмует с заменяемым словом. Речь, таким образом, оказывается нарочито затрудненной. Вот образцы сокращений :

         Основное значение              Полное рифмическое выражение           Сокращенное  слово рифм. жаргона

         Brandy                                          Jack  the Dandy                                  Jack

          Gin                                               Needle and pin                                  Needle

          Money                                           Bees and honey                                  Bees

                   (The Bookman, 1934, October, p. 33)

[37] Словарь Irwin'a также содержит 21 воровское выражение с предлогом «on», анало
гично построенных.

[38] Есперсен подчеркивает экспрессивность речи в результате пропуска глагола (Philo
sophy of Grammar, p. 311).

[39] См., например, воровские слова, попадающиеся в книге «Обстоятельное и верное
описание жизни славного мошенника и вора Ваньки Каина». М., 1779 г.

[40] Те же названия, что и для «тайных языков», см. выше стр. 52.

[41] Здесь в смысле 'насильно'.

[42] См. сб. «Академия Наук СССР Н. Я. Марру» М.-Л., 1935.

[43] Функция коммуникации, общения предполагает в качестве своей основы понятие истинности, некоего соответствия слова и факта. Этого понятия также не знает воровская среда. Для него слово само по себе факт. О какой же соответствии может итти речь? Ложный сигнал для вора прежде всего напрасный сигнал. Обман — это понуждение к действию, которое или напрасно, или невыгодно. Восприятие воровского языка, а, следовательно, возможно, и языка первобытного, так же естестренно и непосредственно, как восприятие крика, лая собаки, грохота обвала, стука в дверь. Речь в этом случае не знак о факте, а сам по себе факт, не символ вещи, а сама вещь. Восприятие примитивного человека не опосредственно» а непосредственно.

[44] Ch. Bally. Le langage et la la vie, P., 1913.



[45] В библиографию введены только те произведения художественной литературы (отмечены звездочками), которые могут служить источниками при изучении арго. Довольно много произведений художественной литературы, в которых попадаются воровские слова, перечислено у В. Тонкова «Опыт исследования воровского языка», Казань, 1930. Приведенная литература не является вполне исчерпывающей. Много заметок по арго рассеяно в провинциальной периодической печати.

Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет