Деревянный Фридрих (историческая драма)

Осада Комо. Отдых. Утро. Генрих выходит из палатки. Подходит к Филиппу.

Генрих: Филипп, где мой человек, тот, который вчера был в палатке?

Филипп: Так… вы вчера приказали его на штурм, он и…

Генрих: Что?!

Филипп: Мне передали приказ: пустить его ночью с первой лестницей. Ну, все знают, первая лестница – они всегда её или кипятком, или ещё как… в общем, всё. Больше не видел его, думаю, лежит где-нибудь у стен. Куда вы, государь?!

Генрих отходит, не слышит дальше, идёт к стенам.

Генрих: (про себя) Зачем я вообще его увидел?? Он бы так и так, рано или поздно!.. Но я бы не знал. Боже, какая груда! А когда-то я обещал, что буду знать их поимённо. Сколько здесь Генрихов… Фридрихов… вот уж кого не сильно беспокоило, хоть горшком назови… О! Этот совсем как я раньше, бородатый. А этот квадратный, как Конрад… Странно как-то у них всё, просто… Ох, Дитрих! Женю я тебя, ох, женю, на одной девице, да на красавице невиданной!..

Филипп: (подбегает) Государь! Осторожно! Конечно, сейчас перемирие, но вдруг какая стрела…

Генрих: Уходим отсюда.

Филипп: Да, да, поскорее в палатку.

Генрих: Уходим из Ломбардии. Мир. Нет сил больше…

Уходят в палатку.
3 сцена.

Кёльн. Собор Св.Мартина. Ночь. Генрих и Агния.

Агния: Я слушаю тебя только в качестве послушания. Чего ты хотел?

Генрих: Просить тебя простить меня!

Агния: Бесполезно!

Генрих: Неужели ты ничуть не изменилась ко мне?

Агния: Я слишком изменилась, Генрих! Теперь я сама сижу в колодце. И проклинаю любого, кто ко мне заглянет. О, я бы с радостью тебя утянула! И Конрада – его, сбежавшего от тебя! Я искала его повсюду! Я только думала: «Кто угодно, но Конрад не изменит!..» Но и он испугался… ты отпугнул его.

Генрих: Значит, он не любил тебя.

Агния: Какое облегчение!

Генрих: Я говорил тебе!

Агния: И я должна была поверить тебе?!

Генрих: Ты знаешь, как я любил тебя.

Агния: Да, этого я так и боялась…

Генрих: И я так же люблю тебя. Теперь ты не боишься?

Агния: От твоей любви одни несчастья! Ты не мог пожертвовать ей ради меня – нет, тебе легче было все разрушить! Ради одного жеста!

Генрих: Но ведь и ты любишь меня!

Агния: Я?!

Генрих: Столько лет – а я чувствую, ты переживаешь все, как вчера!

Агния: Эти двадцать лет у меня больше не было пищи для размышлений!

Генрих: Конрад же здесь – у тебя под боком! Или ты у него под боком? С ним ты не говорила?

Агния: Он решил стал святым! И боится, что я испачкаю его ризу!..

Генрих: Оттилия, будь моей!

Агния: Что?!

Генрих: Ты слышала.

Агния: Я говорила тебе, ты утянешь меня! И ты решил – теперь мне нечего бояться, я и так на самом дне?!

Генрих: Нет! Теперь – я тебя вытащу!

Агния: Как?!

Генрих: Ты видишь, кто я теперь? Я – свободный человек! Мне больше не страшно! И ты будешь свободна! Ты можешь не любить меня, но я хочу спасти тебя!..

Агния: Думаешь, дело только в монастыре? Я и сама могу сбежать, когда хочу!

Генрих: Нет. Дело в нас. В нашем вопросе. Ты любишь меня?!

Агния: Я тебе все косточки перемыла! А ты меня сломал! Это твоя любовь?

Генрих: Мне и этого хватит. Я хочу залечить твои раны. Дай мне попытаться?

Пауза.

Агния: При условии, что нас будет венчать Конрад.

Кёльн. Зал Совета. Генрих, Фон Сальмут, Шварценберг.

Генрих: Господа, я устал от этого!

Фон Сальмут: (в слезах) Мой сын!! Мой ненаглядный! Как вы… Мы доверились вам!

Генрих: Вы с удовольствием, однако, отправили его от себя!

Фон Сальмут: Для славы, а не для смерти!! Если бы я знал!..

Генрих: Я положительно не намерен это терпеть! Шварценберг, прошу, выведите почтенного мужа. Да, у него большая трагедия, но оплакивать её стоит дома с бабами, а не перед лицом императора, как будто укоряя его в чём!

Шварценберг: Государь! Жестоко так говорить! Не забывайте, как мы приняли вас!

Генрих: Плевать!! Уходите!

Фон Сальмут: Государь! Посмотрите мне в глаза! Я отдал вам своего сына – и потерял его! Вы… ваша власть…

Генрих: Что это?! Угрозы?!

Шварценберг: Нет, государь, что вы… Человек обезумел от горя, поймите… (тихо, Фон Сальмуту) Не время! Не время!.. Уйдём.

Шварценберг уводит Фон Сальмута. Входит Манфред.

Манфред: Отец! Я вернулся! И привез то, что полагается тебе по праву!

Генрих: Моя корона! Ты вернул мне её! Скорее, давай, доставай!

Манфред подходит, достает корону. Генрих протягивает руку, затем отшатывается.

Генрих: … что… это не моя корона!.. Это…

Манфред: Я знаю, отец!

Генрих: Ты вздумал шутить надо мной?!

Манфред: Отец, это корона вашего сына Генриха! Я хотел просить вас… благословить меня на престол Германии!

Генрих: Где моя корона?!?

Манфред: Прости, отец, конечно, вот она!

Протягивает корону императора. Генрих надевает.

Что ты скажешь?

Генрих: О твоей мысли стать королём?

Манфред: Если вам будет угодно.

Генрих: Нам угодно думать самостоятельно! Ты думал, я дам тебе всё, что ты попросишь просто потому, что ты мой сын?! Ты забыл о том, как более достойный лишился её?!!

Манфред: Вы думаете, я недостоин?!

Пауза.

Генрих: Сын! Я верю, ты будешь верен мне. Подойди.

Отправляйся в Аахен с моим благословлением стать королём Германии.

Манфред: Спасибо, отец! Спасибо! (целует ему руки, уходит).

Входит Конрад.

Конрад: (кланяется) С возвращением, Ваше Величество!

Генрих: Конрад, друг! Спасибо, что пришел! Мне очень нужно… Пойдём отойдём.

Выходят в другую залу.

Генрих: Положение очень серьезное, или ты убьёшь меня, или поймёшь меня! Мне надо жениться… Вижу, ты уже понял!

Конрад: Ты с цепи сорвался…

Генрих: Конрад!..

Конрад: Ты как огромная черная дыра, тебе нужно поглощать всё больше и больше! Будто я не знаю, что это ты убил того мальчика, которого оплакивает его отец?! Ты хочешь поглотить Агнию! Конечно!.. Давняя добыча. Но тебе нужно и меня с вами, в твою кровавую связку!..

Генрих: Она несчастна в монастыре, она двадцать лет там жила, как тень!..

Конрад: А как, ты думаешь, я жил?!

Генрих: Ты?.. Ты решил: не хорошим, так святым. Нет?

Конрад: Думаешь, решил стать святым – и всё? Ты там?

Генрих: Ну… я решил стать Фридрихом – и вот!

Конрад: И вот – ты лишь тень отца и тень себя!

Генрих: Ладно, я не о богословии хотел говорить…

Конрад: Ты просишь меня предать себя. Почему тебе нужно сломать людей, чтобы по ним пройтись? Другие просто убивают!

Генрих: Я не хочу ломать тебя! Разве ты совсем её не любишь?

Конрад: Ты не боишься обратного?

Генрих: Нет.

Конрад: Ты не боишься ревности, мести, ничего такого?

Генрих: Не от тебя.

Конрад: Она монахиня. Тебе придется расстричь ее. Все от тебя отвернутся.

Генрих: Я не боюсь.

Конрад: Я… я не могу!

Выходит Агния.

Агния: Конрад…

Конрад: Зачем ты привел её? Вы, что, думали, я из жалости соглашусь?!

Агния: Хоть так! Тебе не жаль меня?!

Конрад: Мне жаль, что ты собираешься себя разрушить!

Агния: Я давно разрушена! Вся эта жизнь!.. Только тебе она принесла святость! Я же сидела и проклинала каждого человека, которого видела!

Конрад: Двадцать лет!.. И ты ничего не поняла?.. Я не стану. Прощайте! (хочет уйти)

Агния: Конрад! Клянусь, если ты не венчаешь нас, я убью себя в своей келье!

Конрад: Это был второй вариант после жалости?

Генрих: Прошу тебя. Ты же любишь нас! Я понимаю… но не станешь же ты, в самом деле, мстить?

Конрад: Всё. Хватит. Вы высосали из меня всю душу. Если я это сделаю, предам себя, если не сделаю – значит, месть вам. Делайте со мной, что хотите.

Генрих: Ты согласен?!

Конрад: Я повенчаю вас. И пусть Господь смилостивится… над всеми нами (уходит).

Генрих: Мы повенчаемся завтра же! Слышишь, завтра же!! Завтра!
5 сцена

Вечер. Покои Манфреда. Входят Шварценберг, Фон Сальмут.

Манфред: Мои государи! Что вам угодно?

Шварценберг: Тяжелую вещь хотим мы сказать вам.

Фон Сальмут: Император – самозванец!

Манфред: Государи! Это все злые языки! Я сам сначала не верил!.. Но отец…

Фон Сальмут: Мой сын оставил мне письмо... Вот оно.

Протягивает Манфреду. Тот бегло читает.

Шварценберг: И теперь его сын мертв!

Пауза.

Шварценберг: Кто бы он ни был, ваша задача – вывести его на чистую воду!

Манфред: Народ боготворит его! У нас нет никаких доказательств! Так отец был…

Фон Сальмут: Вы сами хоронили его! Как вы могли поддаться искушению?!

Шварценберг: Сейчас это неважно! Завтра он венчается. На монашке! Никакой поддержки у народа он не найдёт! В храме будет тихо, как в склепе!

Фон Сальмут: И там будет архиепископ!..

Манфред: И что же нам делать?
6 сцена

Утро. Собор Св. Мартина. Исповедь перед венчанием.

Генрих: Простите меня, отец, я согрешил.

Конрад: Кто этот я?

Генрих: Я, стоящий перед вами.

Конрад: Назовите ваше имя!

Генрих: Фридрих!

Конрад: С этим именем я отпущу вам грехи?

Генрих: Да!

Конрад: С этим именем вы явитесь перед Господом?

Генрих: Да.

Конрад: Не желает ли Генрих исповедовать свои грехи?

Генрих: Его грех – его душа. Она вся сгорела от стыда и растеклась от страха.

Конрад: Почему ей было так стыдно?

Генрих: Потому что каждое её движение было неверное.

Конрад: Неверное перед кем?

Генрих: Перед солнцем.

Конрад: В этом вы и каетесь?

Генрих: Да. Каюсь. Я променял свою душу на более прочную. Кому меня винить?

Конрад: Прости меня, Генрих...

Генрих уходит. Входит Оттилия.

Оттилия: Я не прошу прощения. Сначала я хотела мести. Потом я хотела, чтобы ты вернулся. Бежать с тобой из монастыря – все эти глупости! Да, я мечтала об этом. Не думаю, что я повзрослела. Если бы ты сейчас предложил мне бежать – не побежала бы только тебе назло. Но я хочу возмездия. Не мести, нет. Я хочу увидеть, что все это было не зря. Если все, чтобы ты стал святым, а мы с Генрихом – проклятыми, что ж, я готова. Только не бесплодной смоковницей, не бессмысленной монашкой, как раньше.

Пауза.

Я больше ничего не хочу сказать! Подожди… Сколько тебе понадобилось, чтобы меня разлюбить?

Оттилия: Ты не скажешь?!. Предатель. (молчание) Ну, прощай! (уходит)

Конрад: (про себя) Господи… мне не хватает ни мудрости, ни любви, ни сдержанности… Я вишу в паутине, и мне кричат: «Слабо замотался! Больше дергайся!» Я не знаю, как всё ещё можно спасти, но, прошу, спаси!.. Спаси!.. Сделай, чтобы этого венчания не было! Спаси нас.

Выходит.
7 сцена.

Собор Св. Мартина. Храм полон народу.

Из исповедальни выходят сперва Генрих, затем Оттилия, затем Конрад.

Перед ними стоит Манфред.

Манфред: Дорогой отец! Поздравляю с очищением от грехов! Теперь ты готов!..

Оттилия: К чему?

Манфред: Как же, к венчанию! Ваше Преосвященство! Благословите!

Конрад благословляет.

Как прошла исповедь?

Конрад: Почему вы спрашиваете?

Манфред: А кого вы сейчас исповедовали?

Конрад: Жениха и невесту.

Манфред: Точно? Больше никого не было?

Конрад: Нет, только двоих, почему вы спрашиваете?

Манфред: Просто любопытно, так… То есть вы могли бы сказать, что вы только что исповедовали императора Фридриха II?

Конрад: Почему вы спрашиваете?

Манфред: Ну как, не каждый день исповедуешь императора! Может, вы могли бы поклясться? (протягивает Библию)

Конрад: В чем?

Манфред: О, да ничего такого! Поклясться, что вы только что исповедовали императора Фридриха II Штауфена?

Конрад: Не вижу необходимости. (хочет уйти)

Манфред: (достает меч) А я вижу! (останавливает его мечом, другой рукой держит Библию) Конрад Кёльнский, можете ли вы поклясться на Библии, что только что исповедовали Фридриха II?

Конрад: Я готов поклясться, что сам только что исповедовался…

Манфред: Архиепископ?

Конрад: А может, лучше, что вы – Фридрих? Или я – Фридрих?.. Мы все – Фридрихи!

Манфред: Ваше Преосвященство?! Мы просим вас.

Конрад: (смотрит на Генриха) Не могу.

Пауза.

Генрих достает меч, затем роняет, бежит в боковой выход.

Манфред: Держите его! Держите!! (убегает)

Шварценберг: (Оттилии) Почему вы плачете? Вы знали? Монашку тоже схватить, вместе с архиепископом! Обоих в темницу!

Ветцлар. Генрих идет по улице.

Выходит на площадь. Толпа, перед ней – посол. Генрих подходит ближе.

Посол: Аббат Кьяффреддо приказал: каждому, чьё хозяйство насчитывает более двадцати штук крупного или мелкого рогатого скота…

Крестьянин: Сейчас снова будут обдирать нас, как липку!

Генрих: Что же вы никогда не прогоните их?

Крестьянин: Да что их гнать? Одних прогонишь – другие придут, ещё хлеще! Тут – аббаты, там – короли, тут – князья, там – монголы! Легче от них откупиться, пусть хоть всё забирают, умереть спокойно дадут!

Посол: … не позднее этой субботы!

Толпа кричит: «Фу!»

Генрих: (громко) Как, вы сказали, зовут нашего господина аббата?

Посол: Кьяффреддо!

Генрих: Как-как?

Посол: (сердито) Кьяффреддо!!

Генрих: Будьте здоровы!

Толпа смеётся.

Посол: Итак, повторяю: чьё хозяйство насчитывает более двадцати штук крупного или мелкого…

Генрих: У нас нет никаких «штук» в хозяйстве: только коровы да овцы!

Толпа смеётся.

Хотя, насколько я вижу, хозяйство аббата располагает ещё и козлами!

Смех продолжается.

Посол: А ну, закрой рот! Иначе я тебя отхлещу!

Генрих: Посмотрим, кто кого! (поднимается, сбрасывает посла в толпу)

Крестьянка: (другой крестьянке) Кто это такой?

Другая крестьянка: Парень, ты откуда взялся?

Генрих: Я…

Крестьянин: Ты, случайно, не тот, кого разыскивают?

Генрих: Смотря кого разыскивают! Если меня – то это я!

Солдат: Это он!

Крестьянка: Нет, тот же чёрный!

Другая крестьянка: Вот именно, что рыжий, ты чем слушала?!

Солдаты окружают Генриха.
9 сцена

Стражники возле камеры пыток.

1-ый стражник: Как думаешь, что с ним сделают?

2-ой: Посадят в бочку со змеями!

1-ый: Это с ним уже делают! (смеются)

2-ой: Тогда как насчет: протащат по всей Германии ослеплённого?

1-ый: Ну-у-у, это было бы печально, так никто из нас не увидит его смерти…

3-ий: А мне он понравился. Я молюсь, чтобы его поскорее сожгли или повесили!

1-ый: Да, нет, нам он тоже… Но парню конец, это ясно! Вот я и… Я же не от жестокости! А так, из чистого любопытства. Каждому подобает своя особая смерть. Вот ты бы как хотел умереть?

3-ий: В бою!

2-ой: А-а, это все хотят, а вот если тебя казнить, ты бы что предпочел?

3-ий: …Не думал.

1-ой: А я много думал.

2-ой: И что решил?

1-ый: Лучше всяко быть казненному, чем самому в камере удавиться! И грязную работу за тебя делают, и хоть народ полюбуется, а то одному как-то совсем страшно…

Входит 4-ый.

3-ий: Ну что, что там?

4-ый: Странный он какой-то! Знаете, что его все это время сказать заставляют?! – Как его зовут!

2-ой: И что, он не сказал?

4-ый: Сказал, что его зовут Тиле Колуб.

1-ый: А в чем беда-то?

4-ый: Говорят, его должны звать как-то по-другому! Ну, и там его ещё дорабатывают…

3-ий: А не решили, что с ним делать?

4-ый: А что там? Говорят, жечь будут!

1-ый: Ну вот, не так уж и плохо, будет на что посмотреть! И ему ничего, а то я слышал, знаете, какая казнь есть? Вывернуть…

4-ый: Ой, да прекращай ты! Казнить как угодно можно, а самое страшное, знаете, что?

Все: Что?

4-ый: Что на могиле писать-то?

Все: А-а-а!

Некоторое время все в раздумье.

4-ый: А знаете, как его в народе прозвали?

2-ой: Ну, как?

4-ый: Деревянным башмаком! Мол, голова деревянная, только в башмаки и годится!

Все смеются.

Ветцлар. Темница. Генрих лежит на кровати.

Входит Конрад.
Конрад: Зачем имя ещё одно выдумал?

Генрих: Тише…

Конрад: Встать не можешь, да?

Генрих: Предпочел бы отказаться.

Конрад: (садится на пол у его головы) Так что, зачем имя выдумал?

Генрих: А ты вообще откуда тут? Ты не дьявол?

Конрад: Нет. Народ сильно расстроился, слегка побил окна – ну, меня и выпустили под предлогом, что я молчал, потому что узнал на исповеди!

Генрих: Ха! И ведь на Библии клясться не заставили.

Конрад: Так что, ответишь мне?

Генрих: Прости, Конрад…

Конрад: Не расскажешь, значит.

Генрих: Подожди, это я так начал длинную исповедальную речь, где твой священнический такт? В общем, ты скажешь, струсил, конечно.

Конрад: Я сказал бы, придурь. Прости, что перебил.

Генрих: Конечно! Пожалуй, тебе сейчас не скажешь: «Рыба!» - а всё равно ты понимаешь не больше. Но я не смог сказать, кто я. Они меня пытают, а мне плевать, я только время выжидал, чтобы правдоподобнее звучало. Манфред не приедет?

Конрад: Поэтому он меня послал.

Генрих: Слава Богу! Позволишь мне так и умереть как Тиле?

Конрад: Но почему Тиле?

Генрих: Ну, как. Я был императором, теперь должен стать слугой.

Конрад: Да почему же должен? Кто этого требует?

Генрих: Это моя ответственность такая. Прости, что всё непонятно. Я могу попытаться объяснить. Отец говорил: «На мне ответственность. И меня никто не тронет, пока я её не исполню». Уж не знаю, как он, исполнил или нет, но на мне с детства лежало управление Германией. Я ждал этой реальной ответственности. А её не было! Все, что от меня требовалось – придумывать капризы, которым бы потакали!

Конрад: Ты мог изменить эту ситуацию…

Генрих: В том-то и дело, что не мог! Всегда вокруг были люди, которые говорили: «Ты что встал? Ложись обратно! Сейчас мы все исправим!»

Конрад: Не понимаю.

Генрих: Не понимаю, зачем отец наплодил столько детей?! Как он с ними собирался разбираться?! Теперь Конрад съест Манфреда, Манфред съест Генриха… Ну, с другой стороны, им будет чем заняться… Фридриха любили! Я видел это, это как сон: от одного имени у людей глаза прояснялись! А я! Даже Фридрихом я приезжал в город и видел лица: «Когда же ты свалишь?!» Я слинял, как кошка! В начале я так упивался игрой! Я был буквально в раю, я ласкал взглядом каждое движение своих рук, я пел, а не говорил! А потом… после разговора с Манфредом… закралась какая-то маленькая соринка, тень старой обиды: коль хочешь быть Фридрихом, соответствуй во всем! И я почувствовал какую-то несвободу: я не хотел обращаться с детьми, как он! Но он уже низложил меня! Этого я как Фридрих исправить не мог! И мне стало… стыдно! Ну, а потом у меня сломалась голова. Почему всегда, кем бы я ни был, каким бы я ни был – мне всегда будет только страшно и стыдно?!

Конрад: Неужели ты никогда не делал ничего доброго?!

Генрих: Вот и я себя спрашиваю! Я силюсь вспомнить!.. Мне кажется, я делал хорошее только когда исправлял свои же ошибки!

Конрад: Ммм, а у твоего отца ошибок, что, не было?

Генрих: Он мог их себе позволить. Нет, ошибки были. Ему не было стыдно!

Конрад: И это хорошо?

Генрих: Это чудесно! Ты можешь дышать!.. А мне сначала нужно оправдаться, почему я здесь, а не там, с ними, а не с ними, сказал то, а не это, сделал так, а не так? А главное, я не знаю почему! Я всегда мог бы быть в другой ситуации, и там бы меня гоняли, что я не в первой, или не в третьей! Каждое мое движение производит самое глупое, неуклюжее и неоправданное действие, которое оно могло.

Конрад: Ну, это всё-таки какой-то результат!

Генрих: Почему я Тиле? Потому что королю стыдно притворяться императором, а слуге не стыдно! Потому что если я назовусь Генрихом, это притянет к моему правлению весь хвост моей неудачной жизни! «Кто был этот самозванец?» - «А, тот, который недоупал в пропасть!» Теперь же обо мне только скажут: талантливый самозванец Тиле Колуб.

Конрад: Такой итог тебя устраивает?

Генрих: Я почти стер себя. Желанный ли это итог? Что ж, я давно потерял себя… Наверное, я был обречен. Наверное, итог такой: я – Фридрих, я и Тиле, и тогда складывается хоть какой-то Генрих.

Конрад: Нет-нет, ты – не первое и не второе. Никогда не был. Ты просто отказался от ответственности, не успев попробовать. Если бы ты знал, какое это легкое бремя!

Генрих: Тебе все легко! Ты не судил людей в четырнадцать! Тебя не женили в пятнадцать, чтобы ты увидел свою жену раз – и зачал ей сына! Конрад, я завтра умру, прошу, скажи мне что-нибудь утешительное… Скажи хоть, что из меня вышел неплохой Фридрих?

Конрад: Из тебя вышел неплохой Тиле Коллуб.

Генрих: Скажи, что я был справедливым?

Конрад: Ты убил многих по глупости…

Генрих: Что же, из меня хоть антихрист вышел? Местного пошиба?

Конрад: В своем роде да. Ты подменил государя, ты – антиФридрих. Когда Фридрих хотел дать закон, ты хотел просто… привлечь людей к себе.

Генрих: Я не хотел привлекать людей! Я просто хотел чувствовать почву под ногами.

Конрад: И поэтому выбил свою последнюю опору: свое имя!

Генрих: Мое имя – не опора. Оно – больной приросток на голове, который говорит: «Смотри, у тебя есть я! Так тебе легче стоять?» Как он мне поможет?

Конрад: Ты совсем запутался. Скажи мне, кто будет гореть завтра?

Генрих: Конечно, я.

Конрад: Кто этот я?

Генрих: Точно не Фридрих. Но и не Тиле Коллуб. Поздравь меня: кажется, я нашел себя! Это я, Генрих, буду гореть завтра! Но ты все равно никому не говори!

Конрад: Почему?

Генрих: Как же? Потому что я сгорю! Наконец, последнее от Генриха уничтожат! Останется то, что останется от меня в мире – и, слава Богу, оно не будет называться моим именем!

Конрад: Так ты думаешь, сгоришь – и все?

Генрих: И кучка пепла.

Конрад: А душа?

Генрих: Искренне надеюсь, что моя пепла не оставит. Все, что истинно мое – большое недоразумение.

Конрад: Тогда я больше ничего не могу сказать…

Генрих: Конрад… что же твоя душа? У тебя с ней все отлично?

Конрад: Моя душа?.. У меня… в ней Бог.

Генрих: И что, тебе перед Ним не стыдно?

Конрад: Очень стыдно! Очень совестно… Но… этот стыд – радостный. Мне радостно оттого, что если мне стыдно, значит, я уже не принадлежу поступку, но принадлежу ответственности за него. (Встает)

Генрих: Ты проследишь, чтобы на моей могиле не было моего имени?

Конрад: Я думаю, ты уже сделал для этого все возможное. Тебе следует знать о… другой могиле… с ненастоящим именем…

Генрих: Что ты хочешь сказать?

Конрад: Я говорю об Агнии-Оттилии. Она удавилась в темнице.
11сцена

Ветцлар. Площадь. Толпа.

Крестьянин: Вон! Ведут!

Другой: Деревянный Фридрих!

Все: Башмак! Фу!!

Генриха проводят, привязывают. Сбоку стоит Конрад.

Конрад: (дает целовать крест, тихо, Генриху): Думай о том, кого сейчас сожгут.

Костер загорается.

Генрих: (про себя) Я – Генрих… Я – Генрих…

2013 г.