Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы



бет17/22
Дата13.07.2016
өлшемі1.65 Mb.
#195839
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   22
2. «Работа, чередующаяся с перерывами на обед и ужин, сопровождает заключенного вплоть до вечерней молитвы. Сон дает ему приятный отдых, который не тревожат призраки расстроенного воображения. Так проходят шесть дней недели. Затем наступает день, посвященный исключительно молитве, просвещению и благотворным размышлениям. Так сменяют друг друга недели, месяцы, годы. Так заключенный, который пришел в тюрьму неустойчивым или уверенным лишь в собственном внеза-конии и влекомым к погибели разнообразными пороками, понемногу, в силу привычки (вначале чисто внешней, но вскоре становящейся его второй натурой), настолько привыкает к работе и приносимым ею радостям, что, если
350
23 Abbe Petigny, Allocution adressee aux prisonniers, a 1'occasion de 1'inauguration des bailments cellulaires de la prison de Versailles. Ср. рассказанную несколькими годами позже, в «Графе Монте-Кристо», отчетливо христологическую версию воскресения после заключения; но в таком случае речь идет не о подчинении закону, а о приобретении с помощью тайного знания власти вершить правосудие вопреки несправедливости магистратов.
только мудрое наставление откроет его душу раскаянию, можно не бояться его столкновения с соблазнами, подстерегающими его, когда он наконец вновь обретет свободу»24. Работа наряду с изоляцией предстает как инструмент тюремного исправления. И это уже начиная с кодекса 1808 г.: «Цель вменяемого законом наказания не только расплата за преступление, но и исправление преступника. Эта двойная цель может считаться достигнутой, если преступник оторвется от пагубной праздности, которая не только привела его в тюрьму, но настигает его и там, чтобы овладеть им и довести до предельной развращенности»25. Работа не дополнение и не корректив к режиму заключения: будь то на каторжных работах, при отбывании одиночного заключения, в тюрьме — законодатель расценивает работу как крайне необходимое дополнение этого режима. Но дело в том, что вовсе не эту необходимость имели в виду реформаторы XVIII века, стремившиеся сделать работу примером для публики или полезной компенсацией для общества. В тюремном режиме связь между работой и наказанием совсем иная.
Споры, имевшие место в эпоху Реставрации и Июльской монархии, проливают свет на роль, отводимую труду заключенных. Прежде всего спорили о заработной плате. Во Франции работа заключенных оплачивалась. И возникала проблема: если их работа оплачивается, то, в сущности, она не может быть частью наказания, а следовательно, заключенный может отказаться ее выполнять. Более того, заработная плата вознаграждает умение рабочего, а не исправление виновного. «Самые отпетые негодяи практически повсюду — самые умелые рабочие. Их
351
24 N. Н. Julius, Lrfons sur Its prisons, 1831,1.1, p. 417-418. (Пер. на франц. яз.)
25 G. A. Real, Motifs du Code destruction criminelle. До этого ряд инструкций Министерства внутренних дел подчеркивали необходимость принуждения заключенных к труду: от 5 фруктидора года VI, от 3 мессидора года VIII, от 8 плювиоза и 28 вантоза года IX, от 7 брюмера года X. Сразу же после принятия кодексов 1808 и 1810 гг. продолжают появляться новые инструкции: 20 октября 1811 г., 8 декабря 1812 г. или, снова, длинная инструкция 1816 г.: «Чрезвычайно важно максимально занять заключенных. Необходимо прививать им желание работать, делая различие между судьбой тех, кто
труд самый высокооплачиваемый, а потому они самые распущенные и меньше всего склонны к раскаянию»26. Эта дискуссия (никогда полностью не затухавшая) возобновляется с большой живостью в 1840—1845 гг., в период экономического кризиса и рабочих волнений, в период, когда к тому же начинает выкристаллизовываться оппозиция рабочих правонарушителям27. Происходят забастовки против тюремных мастерских. Когда один перчаточник из Шомона сумел организовать мастерскую в тюрьме Клерво, рабочие запротестовали, заявили, что их цех опозорен, захватили фабрику и вынудили хозяина отказаться от проекта28. Кроме того, развернулась широкая кампания в рабочих газетах: писали, что правительство поощряет работу в тюрьме с целью понизить зарплату «свободных» рабочих; что еще более очевиден вред, наносимый тюремными мастерскими женщинам: ведь лишая работы и толкая на проституцию, их обрекают на тюрьму, где те самые женщины, у которых отняли работу на свободе, начинают конкурировать с теми, у кого работа пока еще есть29; что заключенным отдается самая хорошая работа («в теплом помещении воры работают шляпниками и краснодеревщиками», а безработный шляпник вынужден идти «на человеческую бойню и изготовлять свинцовые белила за 2 франка в день»30); что условия труда заключенных волнуют филантропов гораздо больше, чем условия труда свободных рабочих. «Мы уверены, что если бы заключенные работали с ртутью, то наука куда быстрее, чем сейчас, взялась бы за поиски средств защиты от ее опасных испарений. "Бедные заключенные!" - воскликнет тот, кто едва ли замолвит словечко за позолотчи-
352
ков. Чего же ждать? Надо убить или украсть, чтобы пробурить сострадание или интерес». А главное - что если [тюрьма постепенно превращается в фабрику, то недолго [уже ждать того момента, когда туда отправят нищих и безработных и тем возродят старые французские богадельни [или английские работные дома31. Кроме того, были пети-
гии и письма, особенно после принятия закона 1844 г.; в эдной из них, отвергнутой Парижской палатой депутатов,
творилось, что «бесчеловечно предлагать использовать убийц и воров на работах, в которых нуждаются сегодня тысячи рабочих», что «палата депутатов предпочла нам Варраву»32. Узнав, что в тюрьме города Мелена должна быть устроена типография, печатники направили письмо министру: «Вы должны сделать выбор между отщепенцами, справедливо наказанными законом, и гражданами, самоотверженно и честно отдающими свои дни поддержанию собственных семей и преумножению богатства родины»33.
Но реакция правительства и администрации на все эти протесты была практически неизменной. Тюремный труд нельзя критиковать за то, что он якобы вызывает безработицу: ведь его распространение столь незначительно, а производительность столь низка, что он не может серьезно влиять на экономику. Он полезен как таковой, не как производственная деятельность, а как средство воздействия на человеческий механизм. Труд — начало порядка и регулярности; навязывая свои требования, он незаметно распространяет формы жесткой власти. Он подчиняет тела размеренным движениям, исключает волнение и отвлечение, насаждает иерархию и надзор, кото-
353
трудится, и тех, кто желает жить праздно. Первых следует лучше кормить, предоставлять им более удобные постели». Тюрьмы Мелена и Клерво были очень рано организованы как большие цеха.
26 J. J. Marquet Wasselot, t. Ill, p. 171.
27 См. ниже, с. 420-421.
21 См.: J. P. Aguet, Lei Greves sous la monarchic dejuittet, 1954, p. 30-31.
291'Atelier, 3' annexe, № 4, decembre 1842. ,,.
30 L'Atelier, 6' ann<*e, № 2, novembre 1845. i>
31 Ibid.
32 L'Atelier, 4' annee, № 9, juin 1844; 5' annee, № 7, avril 1845; см. также «La Democratie pacifique» того же времени.
33 L'Atelier, 5' annee, № 6, mars 1845.
рые тем легче воспринимаются заключенными и тем глубже укореняются в их поведении, что являются частью его собственной логики: ведь вместе с трудом «правило вводится в тюрьму, оно царит там без усилия, без применения репрессивных и грубых средств. Обязывая заключенного трудиться, ему прививают привычку к порядку и послушанию; прежнего лентяя превращают в прилежного и активного человека... со временем он обретает в монотонном порядке тюрьмы и ручном труде, который ему навязывают... надежное лекарство против разгула воображения»34. Принудительный тюремный труд должен расцениваться как тот самый механизм, который преобразует грубого, возбужденного и безрассудного заключенного в деталь, исполняющую свою роль безукоризненно точно. Тюрьма — не мастерская; она является, она должна быть машиной, а заключенные-рабочие - ее винтиками и продуктами; она «занимает их постоянно с единственной целью заполнить каждый момент их жизни. Когда тело разгорячено трудом, когда ум занят, назойливые мысли уходят прочь, покой снова рождается в душе»35. Если вообще можно говорить об экономическом результате тюремного труда, то он состоит в производстве механизи-рованных индивидов, соответствующих общим нормам индустриального общества: «Работа - судьба современ-
«ных людей; она заменяет им мораль, заполняет пустоту, оставленную верой, и считается началом всякого блага. Работа должна быть религией тюрем. Обществу-машине требуются чисто механические средства преобразования»36. Изготовление людей-машин, но и пролетариев; действительно, когда у человека есть только «пара рук,
354
34 A. Berenger, Rapport a I'Academie des sciences morales, juin 1836.
35 E. Danjou, Des prisons, 1821, p. 180.
36 L. Faucher, De la reforme des prisons, 1838, p. 64. В Англии «treadmill»* и насос обеспечивали дисциплинарную механизацию заключенных, не дававшую ни малейшего производственного эффекта.
готовых к любой работе», он может жить лишь «продук-том своего труда, ремеслом, или же продуктом труда других, воровством»; но, хотя тюрьма не заставляла правонарушителей работать, труд, по-видимому, был внедрен в самый ее институт в том числе косвенно, посредством на-логообложения, этого способа существования некоторых за счет труда других: «Проблема праздности здесь та же, что в обществе; заключенные живут трудом других, если не работают сами»37. Труд, который помогает заключенному удовлетворить свои нужды, превращает вора в послушного рабочего. В этом состоит польза оплаты труда заключенных; она навязывает заключенному «моральную» форму заработка как условие его существования. Заработок прививает «любовь и привычку» к труду38, рождает у злодеев, не знающих различия между «моим» и «твоим», чувство собственности по отношению к тому, что «заработано в поте лица»39, научает людей, привык-ших к мотовству и разгулу, добродетелям бережливости и предусмотрительности40; наконец, предполагая выполне-ние определенного количества работы, заработок позволяет количественно выразить усердие заключенного и его успехи на пути к исправлению41. Оплата тюремного труда не вознаграждает за производство, но служит двигателем и мерой преобразования индивида: она - юридическая фикция, поскольку свидетельствует не о «свободной» пе-редаче рабочей силы, а об уловке, которая считается эф-фективным методом исправления.
В таком случае, что же дает тюремная работа? Не прибыль и даже не формирование полезного навыка; она создает отношение власти, пустую экономическую форму,
355
37 Ch. Lucas, De la reforme des prisons, 1838, t. II, p. 313-314.
38 Ibid., p. 243.
39 E. Danjou, Des prisons, 1821, p. 210-211; см. также: L'Atelier, 6' annee, № 2, novembre 1845.
40 Ch. Lucas, loc. at. Треть суточной заработной платы откладывалась до освобождения заключенного.
41 E. Ducpetiaux, Du systeme de I'emprisonnement celiulaire, 1857, p. 30-31.
схему подчинения индивида и приспособления его к производственному аппарату.
Совершенный образец тюремного труда — женская мастерская в Клерво, где молчаливая точность человеческого механизма напоминает уставную строгость монастыря: «На кафедре под распятием восседает монахиня. Перед ней в два ряда заключенные выполняют порученную им работу. Поскольку вся работа производится с помощью иглы, постоянно царит строжайшая тишина... Создается впечатление, что в этих залах все дышит епитимь-". ей и искуплением. Невольно переносишься во времена достойных обычаев сей древней обители, вспоминаешь о каявшихся грешницах, которые добровольно затворялись здесь, навсегда прощаясь с миром»42.
3. Но тюрьма идет дальше простого лишения свободы в более важном смысле. Она все больше становится инструментом модулирования наказания; аппаратом, который в процессе порученного ему исполнения приговора имеет право по крайней мере частично определять его принцип. Конечно, институт тюрьмы не получил этого «права» ни в XIX, ни даже в XX столетиях - если не иметь в виду его фрагментарную форму, выражающуюся в таких наказаниях, как условное лишение свободы, полусвобода с принудительным трудом, организация реформатория. Но необходимо заметить, что тюремная администрация уже очень давно добивалась этого права, утверждая, что оно является условием хорошего функционирования тюрьмы и успешного решения задачи исправления, поставленной перед ней самим правосудием.
То же самое верно о продолжительности наказания:
356
42 Ср. с этим слова Фоше: «Придите на прядильную фабрику; прислушайтесь к разговорам рабочих и поскрипыванию машин. Есть ли в мире контраст более огорчительный, чем контраст между равномерностью и предсказуемостью сих механических движений и беспорядком мыслей и нравов, производимым общением этих многочисленных мужчин, женщин и детей» (De la reforme desprisons, 1838, p. 20).
тюрьма позволяет точно рассчитывать наказания, градуировать их в зависимости от обстоятельств и придавать наказанию более или менее явную форму расплаты. Но продолжительность наказания не будет иметь никакой исправительной ценности, если она раз и навсегда установлена приговором. Длительность наказания не должна быть мерой «меновой стоимости» правонарушения; она должна зависеть от «полезного» изменения осужденного за время отбывания срока. Мера — не время, а время, сообразуемое с конечной целью. Скорее операция, чем расплата. «Точно так же как хороший врач прекращает или продолжает лечение в зависимости от того, достиг ли больной полного излечения, искупление должно завершаться с полным исправлением заключенного; ведь в этом случае заключение становится бесполезным, а кроме того, не просто бесчеловечным по отношению к исправившемуся, но и пустой тратой государственных средств»43. Следовательно, оптимальная продолжительность наказания должна исчисляться не только в зависимости от вида преступления и сопутствовавших ему обстоятельств, но и исходя из поведения заключенного в процессе отбывания наказания. Иными словами, наказание должно быть индивидуальным и определяться не только индивидуальностью правонарушителя (юридического субъекта поступка, несущего ответственность за преступление), но и индивидуальностью наказываемого, объекта контролируемого преобразования, индивида, заключенного в тюремную машину, измененного ею или реагирующего на нее. «Дело не только в перевоспитании злодея. По завершении перевоспитания преступник должен вернуться в общество»44.
357
41 A. Bonneville, Des liberations preparatoires, 1846, p. 6. Бонневиль предлагал меры «подготовительной свободы», но также «дополнительное наказание», или продление срока тюремного заключения, если окажется, что «судебное предписание, сформулированное приблизительно, с учетом предполагаемой степени закоренелости преступника, недостаточно для достижения ожидаемого результата». Дополнительный срок не должен превышать одной восьмой первоначального наказания; подготовительная свобода могла быть предоставлена по истечении трех четвертей срока (Traite des diverses institutions complementaires, p. 251 ff.).
44 Ch. Lucas, пит. no: Gazette des Iribunaux, 6 avril 1837.
Качество и содержание заключения больше не должны определяться только природой правонарушения. Юридическая тяжесть преступления вовсе не обладает ценностью однозначного свидетельства о характере осужденного, поддающемся или не поддающемся исправлению. В частности, различие между гражданским правонарушением и уголовным преступлением, которому в уголовном кодексе соответствует различие между простым лишением свободы и лишением свободы вкупе с каторжными работами, не является решающим с точки зрения исправления. Таково почти общее мнение директоров тюрем, выраженное в ходе опроса, проведенного министерством юстиции в 1836 г.: «Мелкие правонарушители, как правило, самые порочные... Среди уголовников многие совершили преступление из ревности или отчаявшись обеспечить большую семью». «Уголовники ведут себя гораздо лучше, чем мелкие правонарушители. Они покорнее, трудолюбивее последних, чаще всего — жуликов, плутов, распутников и лентяев»45. Отсюда мысль, что строгость наказания не должна быть прямо пропорциональна тяжести совершенного преступления и не должна оставаться неизменной.
Как исправительная операция, заключение предъявляет свои требования и представляет определенную опасность, а именно результаты отбывания заключения должны определять его этапы, периоды временного ужесточения и последующего смягчения; то, что Шарль Люка назвал «подвижной классификацией моральных качеств». ' Во Франции часто защищали прогрессивную систему, применявшуюся в Женеве с 1825 г.46 Она принимала фор-
358
4! Из Gazelle des iribunaux. См. также: Marquet-Wasselot, La Ville du refuge, 1832, p. 74—76. Ш. Люка отмечает, что уголовники «происходят обычно из городского населения» и что «добрым нравом отличаются чаще всего заключенные селяне» (De la reforme des prisons, t. I, 1836, p. 46-50).
му, например, трех тюремных корпусов: испытательного для всех заключенных, карательного и поощрительного (для тех, кто встал на путь исправления)47, или четырех фаз: периодов устрашения (лишение работы и всякого внутреннего или внешнего общения), работы (изоляция, но при этом труд, который после фазы вынужденной праздности воспринимается как благо), морального наставления (более или менее частые «собеседования» с директорами и должностными лицами) и коллективной работы48. Хотя принцип наказания определяется, безусловно, решением суда, управление его исполнением, его качество и строгость должны диктоваться автономным механиз-мом, контролирующим результаты наказания изнутри той самой машины, что их производит. Весь режим наказаний и вознаграждений не только заставляет соблюдать тюремный распорядок, но и добивается эффективного воздействия тюрьмы на узников. Сама судебная власть начинает это признавать: «Не следует удивляться, - заявил кассационный суд, когда обсуждался проект закона о тюрь-мах,- идее вознаграждений, которые состоят большей частью в даровании денег, в улучшенном питании или сокращении срока. Если что-нибудь и может пробудить в сознании заключенных понятия добра и зла, привести их к размышлениям о морали и хоть немного возвысить в собственных глазах, то это возможность получить вознаг-раждение»49.
И надо признать, что судебные инстанции не имеют прямой власти над всеми теми процедурами, что корректируют наказание в процессе его исполнения. Ведь они, по определению, представляют собой меры, которые
359
46 R. Fresnel, Considerations sur les maisons de refuge, Paris, 1829, p. 29-31.
47 Ch. Lucas, De la reforme des prisons, t. II, 1838, p. 440.
" L. Duras; статья, опубликованная в газете Le Progress!/; цит. по: La Phalange, 1" die. 1838.
4" Ch. Lucas, op. at., p. 441-442.
принимаются только после вынесения приговора и могут быть продиктованы не правонарушениями, а чем-то иным. Поэтому персонал, управляющий содержанием в тюрьме, должен располагать необходимой автономией в вопросе индивидуализации наказания и изменения режима отбывания или срока: надзиратели, директор тюрьмы, священник или воспитатель выполнят эту корректирующую функцию лучше, чем те, в чьих руках находится власть судебная. Именно их суждение (понимаемое как констатация, диагноз, характеристика, уточнение и дифференцирующая классификация), а не приговор в форме установления виновности, должно служить основанием для внутреннего изменения наказания — для его смягчения или даже приостановки. Когда в 1846 г. Бонневиль представил проект временного освобождения из тюрьмы по специальному разрешению, он определил его как «право администрации с предварительного согласия судебной власти временно освобождать полностью исправившегося заключенного после отбывания срока, достаточного для искупления вины, при условии, что он будет водворен обратно при малейшей обоснованной жалобе»30. Весь «произвол», при прежнем судебном режиме позволявший судьям модулировать наказание, а государям — прерывать его по собственной воле, весь этот произвол, который современные кодексы отняли у судебной власти, постепенно восстанавливается на стороне власти, управляющей наказанием и контролирующей его. Верховная власть знания, принадлежащего стражу: «Он - настоящий магистрат, призванный суверенно править в доме... и чтобы не потерпеть неудачу в своей миссии, он
360
50 A. Bonneville, Dei liberations preparatories, 1846, p. 5.
должен сочетать выдающуюся добродетель с глубоким знанием людей»51.
И здесь мы приходим к принципу, четко сформулированному Шарлем Люка. Хотя сегодня весьма немногие юристы решились бы признать его без некоторого колебания, он знаменует основное направление современного функционирования уголовной системы; назовем его Декларацией тюремной независимости. В нем утверждается право тюремных властей не только на административную автономию, но и на участие в верховной власти наказывать. Утверждение прав тюрьмы определяется следующими принципами. Уголовный приговор — произвольная единица; ее необходимо разложить. Составители уголовных кодексов справедливо различали уровень законодательства (классификация преступлений и установление соответствующих наказаний) и уровень суда (вынесение приговора). Сегодня задача состоит в том, чтобы проанализировать, в свою очередь, судебный уровень. В нем необходимо выделить собственно судебное (оценивать не столько действия, сколько деятелей, учитывать «намерения, придающие человеческим поступкам столь различные моральные качества», а следовательно, по возможности исправлять оценки законодателя), а также обеспечить автономию «тюремного суждения» (это, пожалуй, самое важное). По сравнению с последним суждение суда -лишь «предварительное», поскольку нравственность преступника можно оценить, «только подвергнув ее испытанию». «Следовательно, оценка судьи, в свою очередь, требует обязательного корректирующего контроля, и этот контроль обеспечивается тюрьмой»52.
361
51 A. Berenger, Rapport a I'Academie des sciences morales et politicoes, juin 1836.
52 Ch. Lucas, De la reforme des prisons, t. II, 1838, p. 418-422.
Итак, можно говорить о перевесе (одном или многих) в заключении тюремной стороны над собственно право-вой — о перевесе «тюремного» над «судебным». Этот пере-вес наблюдался издавна, с самого рождения тюрьмы, как в форме реальной практики, так и в форме проектов. Он не возник впоследствии, как вторичный результат. Гран-диозная тюремная машина была связана с самим функционированием тюрьмы. Признаки ее автономии совершенно явственны в «бесполезном» насилии надзирателей и деспотизме администрации, пользующейся всеми привилегиями замкнутого пространства. Корни ее в другом: именно в том, что от тюрьмы требовали быть «полезной», что лишение свободы - юридическое изъятие идеальной собственности - с самого начала должно было играть положительную техническую роль: служить преобразованию индивидов. Для этой операции аппарат карцера использует три великие схемы: политико-моральную схему изоляции и иерархии, экономическую модель силы, приложи-мую к принудительному труду, и технико-медицинскую модель излечения и нормализации. Камера, цех, больница. Тот край, где тюрьма перевешивает лишение свободы, заполняется методами дисциплинарного типа. Это дисциплинарное дополнение к юридическому и есть то, что кратко называют «пенитенциарным».
Дополнение не было принято с легкостью. Прежде всего, речь шла о принципе: наказание должно быть только лишением свободы. Как и наши нынешние правители, но
362
весьма убедительно об этом говорит Деказ: «Закон должен следовать за осужденным в тюрьму, куда он его привел»53. Но очень скоро — что характерно — этим спорам суждено было вылиться в битву за контроль над пенитенциарным «дополнением». Судьи потребовали для себя права надзора над тюремными механизмами: «Моральное просвещение узников требует участия многих помощников; оно возможно лишь посредством инспектирования, наблюдательных комиссий и шефства благотворительных обществ. Стало быть, необходимы помощники и вспомогательные механизмы, и обеспечить их должно судебное ведомство»54. К тому времени тюремный порядок стал уже достаточно прочным, и вопрос о его разрушении не стоял; речь шла о том, как установить над ним контроль. Появляется судья, охваченный желанием к тюрьме. Век спустя рождается внебрачный и уродливый ребенок: судья по исполнению наказаний.
Но если исправительное (пенитенциарное) благодаря его «перевесу» над лишением свободы сумело не только упрочиться, но даже поймать в ловушку всю уголовную юстицию и «заключить» самих судей, то это произошло потому, что оно смогло ввести уголовное правосудие в отношения знания, которые с тех пор стали для него бесконечным лабиринтом.


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   22




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет