Классики зарубежной психологии
жүктеу/скачать 1.85 Mb.
|
|
можно ожидать всяких «оккультистских» явлений (что вполне соответствует действительности). Речь идет об «архаических остатках», о том, что покоится на инстинктах, выражает себя в архетипических формах с присущими им нуминозными свойствами, зачастую вызывающими страх. Они неискоренимы, недоступны для интеллекта и представляют собой истинный фундамент психики. Вместе с разрушением того или иного их проявления они возобновляются в преображенном обличий. Страх перед бессознательным психическим является главным препятствием не только на пути самопознания, но в равной степени на пути роста и распространения психологического познания. Страх иной раз так велик, что о нем даже не отдают себе отчета. Над этим вопросом следовало бы всерьез задуматься каждому религиозному человеку. Конечно, научная психология должна прибегать к абстракциям, т.е. удаляться от своего конкретного предмета. Но ровно настолько, чтобы вообще не потерять его из виду. Как раз по этой причине познания лабораторной психологии так невразумительны и малоинтересны как для практических целей, так и с самой общей точки зрения. Чем больше в поле исследования доминирует индивидуальный объект, тем жизненнее, практичнее и шире по своему охвату вытекающее из него познание. Однако тем самым предмет исследования делается чрезвычайно сложным, возрастает неопределенность единичных факторов, а потому и возможность ошибки. Академическая психология не идет на такой риск, подменяет сложные состояния простыми и безнаказанно обходится примитивными вопросами. Она ведь располагает полной свободой выбора вопросов, которые желает поставить природе. Медицинская психология лишена этого завидного положения. Здесь вопросы ставятся объектом, а экспериментатор-врач сталкивается с состояниями, которые он не выбирал. Он их не избрал бы, будь у него даже полнейшая свобода. Главные вопросы ставит болезнь, точнее, больной человек. Тут природа экспериментирует над врачом, ожидая от него ответа. Своеобразие индивидуума и его уникальная ситуация стоят перед глазами врача, обязанности которого принуждают сталкиваться со сложными факторами и неопределенными ситуациями. Конечно, врач подойдет к ним уже имея обобщенный опыт, но он скоро приходит к обстоятельствам, которые не находят удовлетворительного
выражения во всеобщих формулах. Чем глубже его понимание, тем меньше роль всеобщих суждений. Но именно такие суждения являются масштабом и фундаментом объективного познания. То, что врач и пациент называют «пониманием», приводит ко все большей субъективизации познания. Первоначально это казалось преимуществом, теперь грозит стать опасным недостатком. Субъективизация (технически – перенос и контрперенос) вызывает изоляцию от окружающего мира, а тем самым и нежелательные социальные последствия. Такая субъективизация всякий раз возникает вместе с перевесом понимания над познанием: по мере того как углубляется понимание, увеличивается разрыв с познанием. Идеальное понимание было бы в конечном счете совершенно лишенным познания сопереживанием, целиком субъективным и социально безответственным. Столь далеко зашедшее понимание невозможно, поскольку требует полного уподобления двух различных индивидов. Раньше или позже один из партнеров обнаруживает, что он вынужден жертвовать собственной индивидуальностью, которая захватывается другим. Понимание тогда рушится, ибо его предпосылкой является сохранение целостной индивидуальности обоих партнеров. Поэтому целесообразно доводить понимание до равновесия с познанием; понимание a tout prix* вредит обоим .партнерам. Эта проблема встает всякий раз, когда речь заходит о понимании и познании сложных индивидуальных ситуаций. Именно в этом заключается специфическая задача психологов. Она встала бы и перед directeur de conscience** (занятого cura animanim*** ), но у того сама служба предполагает масштаб его вероисповедания. Право индивида и здесь ощутимо урезается коллективными предрассудками. Этого можно избежать лишь в том случае, если догматический символ, например образец христианской жизни, конкретен и адекватно воспринимается индивидуумом. Я предоставляю другим судить, насколько это верно для настоящего времени. Во всяком случае врачу слишком часто приходится иметь дело с пациентами, у которых вероисповедания либо имеют малое значение, либо они вообще утрачены. Профессия врача побуждает избегать предвзятых мнений. Он должен уважать метафизические, т.е. непроверяемые, убеждения
и предположения, воздерживаться от приписывания им универсальной значимости. Подобная предосторожность тут тем более уместна, если учесть, что индивидуальные черты личности недоступны для произвольного внешнего вмешательства. Врач препоручает их внутреннему развитию, судьбе в самом широком смысле слова, будь ее решения мудрыми или нет. Такие предосторожности могут показаться чрезмерными, но в диалектическом взаимодействии двух индивидов даже при самой тактичной сдержанности имеет место такое обоюдное влияние, что исполненный ответственности врач должен опасаться приумножения числа тех коллективных факторов, жертвой которых и без того является пациент. Он слишком хорошо знает, что проповедью даже самых наилучших принципов он вызовет только явное или тайное сопротивление, противодействие пациента. Без всякой на то нужды под угрозой оказывается цель – излечение больного. Психической ситуации индивидуума наших дней и без того настолько грозят реклама, пропаганда и прочие более или менее доброжелательные советы и внушения, что хоть раз в жизни ему стоит предложить человеческое отношение, в котором нет повторяемых до тошноты «ты должен, тебе следует» (и прочих признаний собственного бессилия). Врач обязан взять на себя роль адвоката против этого внешнего натиска и его проявлений в психике индивидуума. Опасность разнуздания анархических влечений, как правило, преувеличивается, так как против нее имеются как внешние, так и внутренние средства защиты. К ним можно отнести природную трусость большинства людей, затем следуют мораль, хороший вкус и last not least* уголовный кодекс. В противоположность этим опасениям немалые трудности доставляет как раз доведение индивидуальных побуждений до сознания, не говоря уж об их исполнении. Когда индивидуальные порывы все же вдруг осмеливаются нарушить установленный порядок, то врач обязан защитить пациента от неуклюжей близорукости, от впадения в гнусность и цинизм. В дальнейшем по ходу общения наступает время, когда от врача потребуется оценка индивидуальных побуждений. Но до этого пациент должен достичь уверенности в своих суждениях, ручательства в том, что он действует по собственному усмотрению, способен решать сам, а не просто подражать коллективным
условностям. В особенности там, где его индивидуальные мнения совпадают с коллективными. Пока индивидуум не стоит прочно на своих собственных ногах, так называемые объективные ценности ему не в прибыток, поскольку они служат лишь эрзацем его собственного характера и ведут к подавлению индивидуальности. Неоспоримым правом социума является защита от безграничного субъективизма. Но до тех пор пока общество состоит из лишенных индивидуальности личностей, оно беззащитно перед лицом нападения всякого рода подлецов. Сплоченное и организованное общество оказывается легкой добычей жадных до власти индивидуумов в силу своей сплоченности, способствующей растворению отдельной личности. Сложение миллиона нулей никогда не даст единицы. В конечном счете все зависит от свойств отдельных лиц, и фатальная близорукость современного мира находит свое выражение в мышлении, «оперирующем лишь большими числами и массовыми организациями. Дисциплинированная масса в руках безумного – на это мир нагляделся вдосталь, и об этом следовало бы помнить. К сожалению, мало кто об этом думает; продолжают радостно организовываться, веруя во всеспасительную действенность массовых мероприятий. Отсутствует малейшее осознание того, что могущественные организации реализуются лишь с огромным риском для моральности. Настойчивость приведенной в движение массы должна воплощаться в воле одной личности, предводителя, который ни перед чем не остановится. Программа для такой массы должна быть утопической, с хилиастическими образами, доступными для самого ничтожного ума (и даже именно для него!). Церкви тоже по случаю пользуются массовыми действами, побивая дьявола с помощью Вельзевула; те самые церкви, которые заботятся о спасении души индивида! Кажется, служители церкви не имеют ни малейшего представления об основах массовой психологии, а именно о том, что в массе индивидуум морально и духовно мельчает. Поэтому церковь не обременяет себя тем, что составляет истинную ее задачу – содействием (соnсеdente Deo* ) достижению метанойи отдельным человеком, т.е. его духовному возрождению. Без истинного обновления человека в духе не может быть никакого сообщества, ведь оно состоит как
раз из суммы нуждающихся в спасении индивидов. Я вижу лишь ослепление церкви в ее попытках уловить отдельного человека в сети социальной организации. Его приводят тем самым в состояние урезанной вменяемости, тогда как его нужно поднять из затхлой бессознательной массы, привести к сознанию, что спасение мира заключается в спасении его собственной души. На массовых сборищах ему, правда, вбиваются в голову сходные идеи и даже пытаются прибегнуть к средствам массового гипноза, чтобы эти идеи запечатлеть в его памяти. Но достигнутый успех обманчив: стоит пройти небольшому времени, стоит развеяться упоению и массовый человек подпадает под власть другого, еще более блестящего и громко провозглашенного лозунга. Индивидуальное отношение к Богу было бы для него действенной защитой от пагубного влияния массового действа. Разве Христос зазывал своих учеников на чудовищные сборища и разве привела трапеза на пять тысяч к тому, что ее участники не закричали потом вместе со всеми прочими: «Распни его!»? Разве самый «камень» – Петр – не впал в весьма сомнительные шатания вопреки своей избранности? И разве не потому Иисус и Павел являются образцами для «человеков», что пошли своим собственным путем на основе индивидуального внутреннего опыта, не склоняя головы перед миром? Этот аргумент не мешает нам видеть реальную ситуацию церкви. Когда она пытается оформить аморфную массу, объединить посредством внушения разрозненных индивидов в сообщество верующих, то этим она служит не только социальным целям. Она предоставляет индивидууму неоценимое благо – осмысленную форму жизни. Но с помощью таких даров удостоверяют, но не преображают. Какой бы ни была община, внутренний человек не испытывает преображения. Среда не может даровать ему то, что он может купить лишь ценой личного напряжения и страдания. Наоборот, как раз благоприятное внушение среды усиливает опасную тенденцию, ожидать всего извне и приукрашивать себя, прикрыв яркими красками отсутствие самого главного – глубокого преображения внутреннего человека. Массовые феномены настоящего и особенно грозящие нам в будущем массовые проблемы требуют именно такого преображения. Население не убывает, но неизменно растет. Расстояния уменьшаются, земной шар все более сжимается. Пределы достижимого с помощью массовых организаций хорошо видны уже сегодня. Настало
==140 время задать себе вопрос: кого объединяют такие организации, как устроен человек, именно действительный, а не статистический, индивидуум. Ответ на него возможен только с помощью нового самосознания. Массовое движение скользит по поверхности больших чисел: в толпе чувствуют себя в безопасности, вера множества должна быть истиной, стремиться нужно к тому же, чего желает большинство, – ведь это всем потребно, а потому не может не быть благом. Желания толпы -вот принудительная власть. А лучше всего сладостно пребывать в стране детства, под присмотром родителей, в беззаботности и безответственности. Ведь о тебе пекутся вышестоящие, они за тебя думают, на все вопросы уже готовы ответы, на все приняты надлежащие меры. Инфантильная дрема массового человека настолько далека от реальности, что он даже не задумывается: кто, собственно говоря, оплачивает этот рай. Плата по счетам тайком доверена особым институциям, которые тому и рады: власть их все растет и растет, а чем больше они возвышаются, тем слабее и беспомощнее индивид. Достигнув значительных масштабов, подобное состояние открывает дорогу к тирании, а свобода индивидуума превращается в духовное и физическое рабство. Всякая тирания имморальна и гнусна, а потому она куда свободнее в выборе средств, когда существует в виде института, куда индивид к тому же сам приносит счет. Стоит ему встать в оппозицию к государственной машине, и ему очень скоро дадут почувствовать фактическую изнанку этой морали. Его вынудят пользоваться теми же средствами, и таким образом множится зло, даже если индивиду удалось избежать прямого заражения. Эта зараза особенно опасна там, где решающее значение придается большим числам и среднестатистическим ценностям. Но именно таков наш западный мир – во все возрастающей степени. Большие числа, массы с их подавляющей мощью – вот что ежедневно предстает перед нашими глазами при чтении газет, демонстрирующих незначительность отдельного человека. Он теряет надежду, что его когда-либо или где-либо услышат. Стертые от употребления, сделавшиеся пустыми фразами идеалы liberté, egalité, fraternité* , чем они могут помочь, когда их произносят его палачи, представители массы.
Подобно тому как хаотичное движение массы принудительно направляется волей диктатора, так и диссоциированное состояние индивида требует одного направляющего и упорядочивающего принципа. Сознание, ego, хотело бы своей волей обрести эту диктаторскую роль, но оно упускает из виду существование могущественных бессознательных факторов, которые срывают этот замысел. Чтобы достичь цели, синтеза, нужно сначала уяснить себе природу этих факторов. Нужно либо испытать их воздействие, либо иметь наготове религиозные символы, которые их выражают, побуждая к такому синтезу. Чтобы уловить и внятно выразить то, что просит слова у современного человека, требуется религиозный символ. Этого не позволяют христианские символы в силу нашего их восприятия. Наоборот, в душе «христианского» белого человека разверзлась пропасть, и наше христиански обусловленное мировоззрение доказало свое бессилие
перед лицом прорыва архаического общественного порядка, каковым является коммунизм. Этим я вовсе не хочу сказать, что христианство себя исчерпало. Напротив, я убежден в том, что устарело вовсе не христианство, а существовавшие до сих пор его интерпретации, сталкивающиеся с сегодняшней мировой ситуацией. Христианский символ – это жизненная сущность, содержащая в себе ростки дальнейшего развития. Но последнее требует решимости и основательного размышления о предпосылках христианства. Но для этого требуется совсем иное видение индивидуума, т.е. микрокосма, нашей Самости. Неизвестно, что еще предстоит человеку, каким внутренним опытом он еще обогатится, какие душевные состояния войдут в фундамент его религиозных мифов. В этом мраке не- различить его будущих интересов и занятий, и перед этой проблемой его сознание беспомощно. Все козыри оказались на руках у противника, который опирается на большие числа и их ошеломляющее господство. На стороне врага политика, наука и техника со всеми выводимыми из них следствиями. Высшую степень достоверности представляют аргументы науки, выше которых не поднимается дух человеческий. Так кажется по крайней мере сегодняшнему человеку, которого сотни раз учили об отсталости и темноте прошлых столетий с их суевериями. Современному человеку не приходит в голову, что его учитель – наука сама путается здесь, сравнивая несопоставимые величины. Хотя бы потому, что его нынешние духовные вожатые доказывают, будто невозможное для нынешней науки было невозможным во все времена. Это твердят прежде всего по поводу предметов веры, которые могли бы дать ему внемирскую точку отсчета по отношению к миру. Когда же он обращается с вопросом к представителям церкви, коим доверено сига animarum, то он слышит лишь о непременной принадлежности данной церкви, т.е. мирскому институту. Ему говорят, что сделавшиеся для него сомнительными предметы веры суть конкретные исторические события, что некие ритуалы обладают чудодейственной силой. Либо что сами эти служители- заместители страстей Христовых – освобождают его от греха и вечного проклятия. Стоит ему поразмыслить над такими словами, над скудостью предлагаемых ему заповедей, и он вынужден признаться, что вообще ничего в этом не понимает, а потому перед
ним остаются две возможности: либо принимать на веру невразумительное, либо его попросту отбросить. Сегодняшний человек без труда схватывает «истины», предлагаемые ему государством и массой. Куда сложнее с пониманием истин религии. Ему недостает объяснения: «разумеешь ли, что читаешь?» (Деяния ап. 8, 30). Если все религиозные воззрения им еще не оставлены, то связано это с тем, что они покоятся на инстинктивном стремлении, функционально присущем человеку как виду. Богов у него можно отнять лишь в том случае, если он получит других. Вожди массового государства не могут обойтись без обожествления. Где такое не навязывается силой, там на первый план выходят наделенные демонической энергией навязчивые факторы: деньги, работа, политическое влияние и т.д. Утрата этой естественной функции, т.е. полное ее исключение из сферы сознания и воли, ведет к тяжким нарушениям. Вместе с победой Deesse Raison* неизбежно произошли всеобщая невротизация современного человечества, расщепление личности, аналогичное нынешнему расколу мира. Заколюченная пограничная линия рассекает душу современного человека, по какую бы сторону он ни находился. В классическом случае невроза не осознается собственная изнанка, своя Тень; точно так же нормальный индивид видит свою Тень в другом, стоящем по другую сторону пограничного рва. Политической и социальной задачей на сегодня сделалось наделение дьявольскими чертами: по одну сторону – капитализм, по другую – коммунизм. Но так же как невротик все-таки наделен какой-то догадкой о непорядке в собственной душе несмотря на ополовиненность своего сознания, так и западный человек проявляет инстинктивный интерес к собственной психике и «психологии». Врач volens nolens* оказывается на подмостках мира перед вопросами, касающимися поначалу интимного и сокровенного в жизни индивидуума, а в конечном счете обращенными к воздействию духа времени в целом. Личностную симптоматику по большей части вполне можно отнести к «невротическому материалу», к инфантильным фантазиям. Как правило, они плохо сочетаются с содержаниями взрослой психики, вытесняются моральными суждениями (если вообще доходят до сознания). Но большая
часть фантазий не осознается, и по меньшей мере маловероятно, чтобы они вообще когда-либо осознавались и сознательно вытеснялись. Скорее они имелись в наличии, но оставались бессознательными, пока психологическое вмешательство не позволило им шагнуть за порог сознания. Процесс оживления бессознательных фантазий связан с бедственным положением сознания. Иначе они воспроизводились бы нормальным образом, не приводя к невротическим нарушениям сознания. Принадлежащие миру детства фантазии вызывают нарушения лишь в том случае, если они несвоевременно усиливаются ненормальными условиями сознательной жизни, а именно когда неблагоприятные конфликты отравляют саму атмосферу существования, когда воздействия родителей нарушают душевное равновесие ребенка. Вместе с вспышкой невроза у взрослого появляется мир фантазий, напоминающий фантазии ребенка. Поэтому невроз пытались каузально объяснять наличием инфантильных фантазий. Но этим не объясняется отсутствие патологического воздействия фантазий в промежутке между детством и неврозом. Такое воздействие впервые заявляет о себе, когда индивидуум сталкивается с условиями, которые неодолимы для его сознания. Этот застой в развитии личности открывает окольный путь к инфантильным фантазиям, которые скрытно имеются у всех людей, но не оказывают никакого влияния, пока сознательная личность без помех направляет путь. Стоит фантазиям достичь определенного уровня интенсивности, и они прорываются в сознание, производят воспринимаемое пациентом состояние конфликта. Но расщепление личности надвое задолго до того подготавливалось в бессознательном: отток энергии от сознания (поскольку она не находила употребления) усиливает бессознательные негативные черты, прежде всего инфантилизм. Нормальные фантазии ребенка соответствуют инстинктивной деятельности воображения. Происходит как бы тренировка будущей сознательной деятельности. Поэтому здоровое ядро целесообразности имеется даже в патологиях, в искаженных (отчасти извращенных) фантазиях невротика, регрессиях психической энергии. Подобное заболевание может означать нецелесообразное изменение динамики душевных процессов, которые сами по себе нормальны. Но инстинкты крайне консервативны, это относится и к их динамике и к форме, которая наглядно, образно выражает сущность инстинктивного стремления. Располагай мы
картиной психики бабочки-юкка (классический для биологии случай симбиоза насекомого и растения), то мы и здесь обнаружили бы формы нуминозных представлений. Они не только принуждают бабочку упражняться в своей деятельности, способствующей оплодотворению цветов юкки, но также способствуют «узнаванию» ситуации в целом. Инстинкт – это не просто слепое неопределенное влечение, он всегда согласуется с какой-то внешней ситуацией. Отсюда специфическая форма инстинкта. Инстинкт изначален и передается по наследству, но столь же изначальна, т.е. архетипична, его форма. Инстинкт даже древнее и консервативнее, чем его телесное воплощение. Биологические предпосылки, разумеется, есть и у вида homo sapiens, который, несмотря на присущие ему сознание, волю, разум, все же не выпадает из рамок общей биологии. Для человеческой психологии это означает, что наша сознательная деятельность покоится на фундаменте инстинкта: из него проистекает динамика психических процессов, равно как и основные черты осознаваемых представлений. Здесь нет никаких отличий от всех прочих живых существ. Человеческое познание есть приспособление априорных, изначально данных форм представления. Они нуждаются в модификации, поскольку в своей первоначальной форме соответствуют архаичной жизни, а не требованиям бесконечно изменчивой среды. Чтобы сохранить приток инстинктивной энергии в нашу современную жизнь – а это совершенно необходимо для поддержания нашего существования, – необходимы преобразование архетипических форм, приспособление их к требованиям дня.
МИРОВОЗЗРЕНИЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД жүктеу/скачать 1.85 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|