Предисловие от составителя



бет5/11
Дата19.06.2016
өлшемі1.26 Mb.
#146660
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

ЧТО ТАКОЕ ФАСЦИНАЦИЯ?

Без ответа на вопрос «Что такое фасцинация?» невозможно понять, зачем нужен фасцинолог.

Сразу вслед за монографией «Фасцинология», изданной в декабре 2005 года, в которой я изложил основы познания феномена фасцинации, посыпались со всех сторон вопросы «Что такое фасцинация?» и «О чем фасцинология?» Меня удивило, что их задавали даже те, кому, казалось бы, по роду профессиональных занятий следовало знать и термин «фасцинация», и хотя бы краткую интерпретацию феномена фасцинации. Я имею в виду преподавателей философии, политологии, PR, искусствоведения, эстетики, педагогики и даже психологии, хотя уж к психологическому знанию фасцинация имеет самое прямое отношение. Подобное состояние хорошо выразил на одном из форумов в Интернете, на котором были процитированы тексты из моей книги, некий психолог-профессионал словами: «Фасцинация – это надо запомнить, за свою долгую и нелегкую психологическую практику (20 лет) никогда не знал такого слова».

Как это ни прискорбно сознавать, несмотря на то, что понятие «фасцинация» введено в научный оборот Юрием Кнорозовым (причем в среде специалистов по теории информации, семиотики, психолингвистики и психологии) в 1959 году, многие все еще не имеют ни малейшего представления о фасцинации, не слышали о существовании такого слова и понятия. Поэтому и задают вопрос: «А что это такое?».

Итак, что же такое фасцинация?
Вирус конечно негодяй, но еще и донжуан
Краткие определения никогда не исчерпывают содержание того или иного явления и предмета. На одной из международных научных конференций по проблемам экологии, ученые-экологи констатировали наличие более ста определений того, что такое экология; только их совокупность и перекрывание дают более или менее полное понимание этой науки. И все же краткие определения нужны – такова закономерность человеческого общения, требующего быстрой ориентировки в диалоге. Давая определение фасцинологии, я охарактеризовал ее как науку о фасцинации, о чарующей, доминантной и устрашающей сигнализации и коммуникации в природе и обществе: от вирусов и растений до приматов и человека. В основу названия науки мной было взято слово fascino, широко используемое еще древними римлянами: fascino – зачаровывать, околдовывать, сглазить. Очень широкий спектр значений придавали этому слову древние римляне – от восхищенного любования до страха порчи.

И вот с моим определением фасцинологии произошел забавный казус. Один журналист, прочитав это определение, мрачно заявил: «Не вижу предмета науки. Как может вирус зачаровывать!?» И, по-видимому, намереваясь добить меня, съязвил: «Он что, донжуан?».

Не догадывался мрачно мыслящий журналист, что попал в самую точку! В одной из научных работ по квантовой биологии исследователи (Б. И. Бирштейн, А. М. Ярошенко, и др.), попытавшиеся понять тайну проникновения вируса в живую клетку, раскрыли обманные пируэты вируса перед клеткой, охарактеризовав их как донжуанские! Вирусологи именно как хитрость, обман, притворство, прятки, манипуляции интерпретируют поведение вируса, благодаря чему ему удается усыплять бдительность защитных систем клетки, а порой и заставлять ее раскрывать ему свои объятия. К этому надо еще добавить, что сей смертельный пакостник эволюцией создан вовсе не для гадостей, но для определенной пользы: его функция, как считают представители эволюционной медицины, заключается в том, чтобы тренировать иммунные системы организма, совершенствовать их, заставляя активно работать и искать методы защиты, а кроме того, согласно последним предположениям, вирус может участвовать, наряду с микробами, даже в метаболизме клетки как весьма полезный участник. И все же главное в нем то, что он антагонист и ему надо клетку с ее мощной защитой завоевывать. Вот он и пускается на чарующие уловки!

Посредством чего он очаровывает клетку? Единственным способом, опять же созданным эволюцией, – воздействием сигналов. Везде, где одно существо воздействует на другое, в ход идут специальные сигналы, в том числе и такие, которые содержат в себе этот самый «чарующий обман»: мимикрию, одурманивание, усыпление и др. манипуляции. Так что говорить о том, что вирус очаровывает (фасцинирует) клетку как донжуан девушку, вполне корректная метафора, имеющая под собой вполне реальные природные процессы.

Здесь, мне кажется, уместно сказать, что в подлинно культурном мышлении и общении с древних времен принято ознакомиться, читать и пытаться понять то, что просится к отрицанию, прежде чем с ходу отрицать и отбрасывать. Да, великий физик Резерфорд, на вопрос о том, насколько важна теория относительности Эйнштейна, отмахнулся со словами «Для физики это не понадобится». Он не увидел «предмета». Увы, это не делает ему чести, а теория относительности и другие идеи Эйнштейна очень даже понадобились для развития физики и человечества. Отмахивались, не увидев «предмета», и от эволюционной теории Ч. Дарвина, и от теории бессознательного З. Фрейда, и от кибернетики и генетики. И все не впрок.

Фасцинация и сигналы фасцинации – факт, феномен бытия, точно та же, как информация и сигналы информации. И то, что этот феномен назван «фасцинацией», не должно сбивать с толку. Или, уж если не нравится этот термин, придумайте другой. Для объекта-феномена это абсолютно безразлично, хоть горшком назови. К тому же, исходное древнеримское слово «fascino» (см.: Латинско-русский словарь. М.: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1961. с. 255) содержит в себе не только «чарующие» смыслы (зачаровывать, околдовывать), но и «устрашающие» (сглазить, наводить порчу). Многих приводит в замешательство широко принятая отсылка к английскому fascination, переводимому как очаровывание. Но, истины ради, отмечу, что английское fascination происходит как раз от древнеримского fascino, перенося из него смыслы очаровывания и отбрасывая смыслы устрашения. Так что, на мой взгляд, термин «фасцинация» вполне уместен (и в значительной степени традиционен) для обозначения чарующих и устрашающих феноменов коммуникации и общения. А приживаемость терминов дело времени и вкуса. Достаточно вспомнить трудно произносимое и несколько режущее русскоязычный слух слово «имидж». Я припоминаю 1989 год, когда журналист, опубликовавший хвалебный отзыв о моем тренинге «Имидж менеджера», еще не знал, как пишется слово имидж, и написал в своей статье «иммедж». Прошло несколько лет и этим словом стали щеголять даже дошколята. Уверен, что то же самое произойдет и со словом фасцинация.


Фасцинация – это волнующий сигнал
Фасцинация – это процесс, и как любой процесс, начинается с определенной начальной точки. Этой точкой отсчета, запуска фасцинирования является особый сигнал, вызывающий волнение, повышенное внимание и интерес, сигнал, не оставляющий равнодушным.

Именно этот эффект волнующего действия послужил для меня катализатором озарения 12 июля 2002 года, которое привело к созданию фасцинологии.

Что же волнует, какие сигналы вызывают внимание, интерес, радостные или жуткие эмоции?

Салют, фейерверк, гром, молния... А запах вкусной пищи? А вид удивительных по гармонии величественных архитектурных сооружений, таких, как мавзолей Тадж-Махал, собор Василия Блаженного, Колизей? А прекрасные тела звезд кино? А оскал хищного зверя? Кулак, угрожающе продемонстрированный насильником беззащитной жертве?

Сколько этих волнующих сигналов жизни, воздействующих на психику животных и человека! И все они весьма и весьма актуальны, значительны, императивны, мимо них не пройдешь, не заметив и не взволновавшись.

А что не волнует, не останавливает, хотя и наполнено информацией? Да все серое, вялое, монотонное, не имеющее значения в данный момент и в данной ситуации жизни.

Значит, фасцинация – это такое воздействие сигнала, принадлежит ли он природному явлению (молния) или целенаправленному человеческому поведению (кокетливые пассы обольщения), которое вызывает волнение, внимание, удивление, захваченность.
Об одном далеко неточном определении фасцинации
На одном из форумов в Интернете возникла дискуссия вокруг предложенных мной представлений о феномене фасцинации, о ее широком определении как любого яркого волнующего сигнала. Один из участников форума решил внести ясность и категорично обрубил увлекшихся моей гипотезой участников форума и привел как каноническое определение фасцинации из психологического словаря: «Фасцинация – это особым образом сконструированное вербальное сообщение», и нечего огород городить, включая в понятие фасцинации даже сексуальные сигналы-феромоны животных.

В самом начале процесса познания феномена фасцинации был забит гвоздь преткновения, поставлен барьер, который многим, как показала даже приведенная мной выше реплика участника форума, все еще не по силам преодолеть. Я имею в виду определение фасцинации, помещенное в самом авторитетном психологическом словаре под редакцией А. В. Петровского и М. Г. Ярошевского, впервые изданном еще в СССР в 1987 г.: «Фасцинация (от англ. fascination – очарование) – специально организованное вербальное (словесное) воздействие (выделено мной – В.С.), предназначенное для уменьшения потерь семантически значимой информации при восприятии сообщения реципиентами, за счет чего повышается возможность ее воздействия на их поведение. Формы Ф. могут быть различными. В зависимости от акустической организации интенсивность Ф. может варьировать от минимальной (монотонная дикторская речь) до максимальной (специально интонированная речь, декламация, пение). Важным фактором Ф. выступает ритмическая организация сообщения. Существует также семантическая Ф., когда текст сообщения при определенных условиях оказывается жизненно значимым для реципиентов, вызывая резкое изменение их поведения (например, семантическая Ф. проявилась в «феномене 30 октября 1938 года», когда радиоинсценировка «Борьбы миров» Г. Уэллса вызвала в США массовую панику, охватившую свыше миллиона человек. Аналогичный эффект эта радиопостановка вызвала в Эквадоре 15 лет спустя). Эффектом семантической Ф. обладают также слухи».

Это определение в неизменном виде цитируется бессчетно и всеми подряд (а другого нигде и нет!) за небольшими исключениями (так, А. Назаретян, Н. Мечковская в своих работах дают иное понимание фасцинации). Листаю огромный 800-страничный «Новейший психологический словарь» (автор В. Б. Шапарь, 3-е издание, 2007) и на 711 странице вижу то же самое определение – один к одному! Осмелюсь утверждать, что это определение фасцинации принципиально неточно. Оно схватывает только один аспект фасцинации – речевой, психолингвистический. Потому и примеры приведены этого рода: радиопьеса по «Борьбе миров», интонированная речь, слухи. Для более полного пояснения можно было бы добавить и такие «специально организованные вербальные сигналы», как метафора, эпиграмма, притча, каламбур, речевые парадоксы, великим мастером которых был Оскар Уайльд, юмор («котлеты отдельно, мухи отдельно»), и, конечно же, поэзию. Но сразу возникает вопрос: а куда отнести «визуально организованные сигналы», возбуждающие психику и сознание, такие, как натюрморты, немая мультипликация, видеоизображения рекламы, гармония мавзолея Тадж-Махал, светоцветовые фонтаны-шоу? Или карикатуру, так ненавидимую Наполеоном и Гитлером? Для авторов определения фасцинации в психологическом словаре все это осталось за кадром и добавка о музыке выглядит явным противоречием: если фасцинация – вербальное воздействие, то при чем тут музыка, которая явно бессловесна?

Но музыка как раз причем! И на это указал первооткрыватель научного понимания феномена фасцинации Ю. Кнорозов, назвав инструментальную музыку явлением полной фасцинации без информации. К этому же классу сигналов абсолютной фасцинации относятся салюты и фейерверки. В них-то и заложена разгадка сути фасцинации, этого удивительного явления природы и человеческого общения.

Считаю, что определение фасцинации из психологического словаря Петровского-Ярошевского пора отодвинуть в сторону как исторический вариант, отработавший свое просветительское назначение, когда о существовании фасцинации вообще мало кто знал. Сужение определения фасцинации до «позывных» для информации (Ю. Шрейдер*) или «специально организованного словесного воздействия» (Психологические словари, А. Брудный и др.) вряд ли в настоящее время продуктивно. В таких определениях нет места ни чарующей родинке на лице Мерилин Монро, ни блистательно-петушиному гусарскому мундиру, вводившему девиц XIX столетия в гипнотический транс влюбленности, ни, тем более, соловьиному свисту, обольщающим половым феромонам насекомых или явно фасцинирующим гандикапам (по А. Захави), таким, как роскошные хвосты у райских птиц и огромные рога у оленей. А уж таким невербальным фасцинациям как фейерверк и салют – и подавно.

* Поскольку электронный вариант книги позволяет внести несколько строк, воспользуюсь этой возможностью, чтобы представить читателю развитие взгляда Ю. Шрейдера на фасцинацию, как это зафиксировано им и специально подчеркнуто в замечательно глубокой статье (к сожалению ранее мне неизвестной) «Информация и фасцинация в прямой и непрямой коммуникации», написанной им совместно с Н.Л. Мусхелишвили (см.: Научно-техническая информация. Серия 2. № 8. М., 1997 – см. в этом сборнике). Сохраняя дух открытия Ю. Кнорозова, с которым они многократно обсуждали проблемы фасцинации, Ю. Шрейдер высказал идею, что фасцинация представляет собой независимый от информации коммуникативный феномен, что фасцинация и информация суть независимые характеристики сообщения и успех коммуникационного акта определяется прежде всего фасцинацией. Это принципиальный уход от взгляда на фасцинацию как только на позывные для информации!


Природа пронизана фасцинацией
И созрела гипотеза: сигналы с чарующим или устрашающим воздействием заложены эволюцией в коммуникацию живых существ и перенесены ею из самой природы с ее удивительным полифонизмом и драматургией красок, звучаний, ароматов, свечения и прочих эффектно продуцируемых феноменов, огромная часть которых человеческими рецепторами даже и не воспринимается, а какая-то, по-видимому, еще не распознана человеческим познанием и существуют только в догадках. И все это богатство явлений и воздействий не просто окружает живые существа планеты от самых наипростейших до человека, но включает их в себя и включается в их системы восприятия, анализаторов и реагирования. Уже бактерии не пассивны, а избирательно реактивны на изменчивость среды и ее воздействий. Природа для любого живого существа – это огромная сложнейшая по комбинаторике система сигналов-образов, которые гениальный И. Павлов назвал первой сигнальной системой. Собака чует запах пищи, у нее приходит в волнение и возбужденное состояние вся пище-вкусовая и пищеварительная система. Запах – первый сигнал, пробуждающий пищевой рефлекс. Он содержит в себе сразу и информацию (запах какой именно пищи и др.) и фасцинацию (возбуждение, вожделение). Природа – это единство информации и фасцинации. И это единство, его сложную и многоаспектную комбинаторику человеку еще предстоит познать. Пока что сделаны только первые шаги на этом пути.

Истоки сигнализации, по-моему мнению, докоммуникативны, если под коммуникацией понимать направленное воздействие живых субъектов друг на друга с помощью сигналов и знаков. Для того, чтобы нечто стало сигналом, необходимо воспринимающее и оценивающее существо. Вне восприятия природа представляет собой совокупность явлений и объектов, лишенную сигнализации. Но как только на планете появились живые существа, наделенные рецепторами и анализаторами, природа, можно сказать, обрела значения, смыслы, стала не только совокупностью объектов, но и сигналов о них. Камень, занимая некое пространство, имея величину, еще и тверд, и эту твердость может испытать на себе любой живой субъект, столкнувшись с ним – шишку набьет или расшибется. Лучше обойти. Своим видом и эманациями сигнализирует в этом мире абсолютно все, что имеет место, сигнально представляя себя миру самим фактом своего бытия. Но это не коммуникативная сигнализация: камень не отправляет сигнал, он сам и есть сигнал-образ для воспринимающего его субъекта. Это хорошо иллюстрирует факт внюхивания-обнюхивания камней животными.

По сути, предлагаемый мной взгляд – это интерпретация первой сигнальной системы, как ее понимал И. Павлов. Природа дана живым существам как явления и объекты-сигналы, вызывающие рефлексы на них.

Среди огромнейшего числа явлений и объектов для каждого вида живых существ какая-то их часть имеет судьбоносное значение, как полезное для жизни, так и опасное, влекущее смерть. Вот эти-то объекты-сигналы и обретают качество фасцинирования, то есть мгновенного привлечения внимания, возбуждения-волнения, устремленности к их обладанию (объекты питания) или паническому избеганию (огонь, хищник и т.п.). В этом актуальнейшем для выживания восприятии первых сигналов действительности, по И. Павлову, сплетены в неразрывный сигнальный узел информация и фасцинация, сигналы и рефлексы. Выдающийся нейрофизиолог А. Лурия отмечал, что воспринимающая мобилизация организма лежит в фундаменте особого вида активности, которую И. Павлов называл ориентировочным рефлексом и которая является основой познавательной деятельности. Активное восприятие первых сигналов лежит в основе повышенного внимания, исследования, интереса у всех животных: животные всматриваются, внюхиваются, пробуют, ощупывают. Это великолепно иллюстрируется тем, как исследуют львята ежика, впервые в жизни встретившегося им на пути, сворачивающегося в колючий клубок. Всякий рефлекторный акт, будучи ответной реакцией, всегда предполагает сигнализацию об объекте, на который направлен рефлекторный эффект, так как эффект должен соответствовать характеристикам объекта воздействия, то есть сигнала.

Приведу примеры того, как действуют и складываются у животных первые сигналы явно фасцинирующего воздействия.

Этолог фон Икскюлль описал, как оплодотворенная самка клеща заползает на куст и устраивается в таком месте, откуда она может упасть прямо на спину пробегающему зверю. Она может месяцами оставаться на ветке, не реагируя на звуки, запахи и другие изменения вокруг до тех пор, пока не уловит специфический раздражитель – сигнал отцепиться от ветки. Это запах масляной кислоты, продукта выделения кожных желез млекопитающих, который служит предупреждением о появлении «кровяного блюда». Из сотен раздражителей, на которые клещ мог бы отреагировать, он выбирает лишь этот единственный, «словно лакомка, выковыривающий изюминки из пирога».

Для каждого живого существа, в том числе и человека, воспринимаемый объект в воспринимающей системе несколько иной, своеобразный (иного образа). Это особенно точно иллюстрирует восприятие дальтоника: салют для него без цветовой гаммы. Именно поэтому логично говорить не просто о сигнале об объекте, но о сигнале-образе объекта воздействия.

Понимание воздействия объектов окружающего мира на животных и человека как воздействия сигналов-образов не я выдумал. Это представление содержится уже в первосигнальной теории И. Павлова. Позднее об отражении объектов в анализаторах воспринимающих существ как образов писал Людвиг Витгенштейн. Но наиболее полно и убедительно этот взгляд высказал нейрофизиолог К. Прибрам в своей замечательной по основательности книге «Языки мозга». Он рассматривает взаимодействие организма с окружающей его средой как активное восприятие, в ходе которого мир предстает живому существу в виде совокупности Образов-сигналов-впечатлений. К. Прибрам пишет термин «Образ» с заглавной буквы, подчеркивая его значимость и полифункциональность, отмечая, что при этом «одной из самых поразительных особенностей Образов является их богатство». Добавлю к этому – богатство фасцинирующих сигналов-Образов.

Р. Хайнд считает, что отбор актуальных сигналов-раздражителей является составной частью любого поведения животного. В каждый данный момент органы чувств бомбардируются самыми разными формами физической энергии. На эту гамму раздражений животные реагируют избирательно: некоторые изменения энергии влияют на его поведение, другие – нет. Происходит своего рода отбор среди тех изменений энергии, которые воздействуют на животное. Кроме того, поскольку разные раздражения влияют на разные типы поведения, для каждого типа поведения, по-видимому, должен существовать оптимальный раздражитель или комплекс раздражителей; так, черви Tubifex служат раздражителем, побуждающим самца колюшки к еде, зеленые водоросли побуждают его к строительству, другой самец – к драке, а самка – к ухаживанию, и т. п. При этом сенсорика в сочленении с мозгом снабжена поразительным свойством формировать значимые Образы мгновенно, с первой пробы. Птице нет надобности пробовать на вкус еще раз божью коровку, если она по ошибке ее решила проглотить, она на всю оставшуюся жизнь запоминает ужасно обжигающее ощущение от этой «противной ярко красной в черных крапинках» движущейся по зеленому листку живой точки.

Сигналом, приобретающим для животного особое значение, может стать что угодно. И закрепляется такое фасцинирующее значение мгновенно. К. Лоренц так описывает почти мгновенное образование фасцинативного сигнала, которое он наблюдал у попугая: «Амазонский попугай по кличке Попаголло не боялся ничего и никого, за исключением трубочиста. Птицы вообще склонны опасаться всего, что находится выше их, – это связано с врожденным страхом перед пернатыми хищниками, пикирующими на свою жертву сверху. Когда черный человек, зловещий уже благодаря своему темному одеянию, появился на каменной трубе, вырисовываясь во весь рост на фоне голубого неба, Попаголло впал в панику и с громкими воплями улетел так далеко, что мы стали опасаться, найдет ли он обратную дорогу. Месяц спустя, когда трубочист снова появился у нас, попугай сидел на флюгере и ссорился с галками за право на это место. Внезапно он на моих глазах совершенно преобразился, – прижав перья, стал длинным и тонким и с тревогой начал вглядываться в деревенскую улицу. Затем он взлетел и помчался прочь, вновь и вновь издавая хриплый пронзительный крик: «Трубочист идет, трубочист идет!» В следующее мгновение открылась калитка, и черный человек вошел во двор».

Если рассматривать мир насекомых, то можно видеть удивительное разнообразие сигналов и реакций: для одних видов нет ничего более привлекательного, чем запах нектара, другие возбуждаются от запаха крови, а иным нет ничего слаще запаха гниения. У каждого свое лакомство, свой сигнал пище-вкусовой фасцинации.
Сигналы природы и коммуникативные сигналы
Я предлагаю разделить сигналы фасцинации на два класса по источникам, по их формообразованию.

Первый класс займут сигналы среды обитания, той среды, того дома, в котором живое существо появилось на свет, выросло и живет.



Салют, фейерверк хоть и похожи на падающие звезды, молнии и всполохи, но все же это выдумка человека. Но есть великий, общий для большинства животных, фасцинирующий энергию и восторг сигнал – восход солнца, солнечные лучи.

Восход солнца, как он представлен человеческому глазу, конечно же астрономическое и атмосферное явление, никакого коммуникативного назначения не имеющее. Космический факт. Но, во-первых, восход всегда хоть чуточку иной, чем вчера, а, во-вторых, почему же он радует, приводит в движение душу, настраивает на активную жизнь, стимулирует прилив сил? В этом активном отношении человека к восходу солнца и заложен секрет солнечной коммуникативной фасцинации: неживое космическое явление, получая цветосветовую окраску и проходя через психическое активное восприятие наделяется качеством фасцинативного сигнала. В этом фасцинативном наделении заложена, как мне представляется, изначальные и фундаментальные истоки религиозного чувства, зародившегося в первобытном человеке вместе с сознанием и воображением. Возникал вопрос огромной внушающей силы: кто посылает такие эффектные, всегда разные и неотразимые по мощи и красоте сигналы? Молния, раскаты грома, всполохи ночного неба, цунами, ураган – все эти силы были для человека безусловными сигналами. Оставалось только ответить на два вопроса: кто их посылает и что они значат? Как и сигналы живых существ, сигналы природы первобытное образное сознание вполне логично разделило на две части: чарующие и ужасающие. А ответ на «кто?» сам собой напрашивался: та живая (неживая не шлет сигналы!) могучая сила, которая скрыта от взора, но присутствует в видимых и слышимых своих проявлениях. Природа одушевлялась не потому, что так выдумал человек, а потому, что она навязывала человеку воображение о живой своей сущности своими активными фасцинациями – яркими, красочными, жуткими и чарующими одновременно. То, что казавшиеся живыми эти силы были неведомы, давало простор воображению. Поэтому одни народы напрямую одухотворяли космическое или атмосферное явление, наделяя его качеством фантастических воздействий (солнце – Бог), другие придумывали скрытую за явлением-сигналом силу (духи, души). Так природа «заговорила» с человеком инверсивно – его собственным адресно-перевернутым языком. Яркие чарующие и устрашающие проявления природы были наделены коммуникативной потенцией, иначе первобытный мозг не мог их объяснить и понять. Столь мощные и эффектные сигналы породили почитание продуцирующих их авторов – сверхъестественных живых одухотворенных существ, и эта изначальная религиозность появилась в человеке не от страха (или не только от страха), а от коммуникации, которую человек переиначил и разгадал по-своему – наделением сверхъестественными возможностями. Не столько страшились первобытные люди грома и молнии, сколько пытались понять, что им говорят могущественные живые духи природы, посылая такие сигналы. И человек естественным образом соображал, нельзя ли их приручить, уговорить, умилостивить или... обхитрить. Инверсивно наделив природу качествами живой жизни и души, человек по сути поставил ее на одну с собой платформу, перевел ее в плоскость общения, а значит и повел себя так, как ведут себя люди друг с другом в общении: убедить, внушить, приворожить, околдовать, нагнать страху или... обмануть. Боги являли собой хоть и чрезмерно могущественные духовные сущности, но вполне доступные для общения и понимания. Так родились гимны, молитвы, причитания и заговоры. И – обереги.

Очень показателен в рассматриваемом отношении так называемый «танец дождя», дошедший в неизменном виде из глубин тысячелетий и до сих пор практикуемый у индейцев хопи. Что значит этот Танец для индейцев, которые в нем участвуют? Почему они его ценят? Танец Дождя – это главным образом форма почитания священной природы, а также обращения к ней с просьбой одарить землю дождем. Индеец верит, что это так, как бы это ни было абсурдно. Обращение людей к небу с просьбой одарить землю дождем содержит веру в его одухотворенную мощь, в его субъектность, которая и развернута в направленном ритуальном к нему обращении.

Глубокая идея гениального Ильи Пригожина о том, что не только человек активен по отношению к природе, но и природа активно влияет на человека и человечество, еще ждет своего понимания и всестороннего исследования. Природа не молчит, она живет и говорит с человеком.

Фасцинацией наполнена природа, но в еще большей и изощренно многообразной степени ею насыщена коммуникация, общение. Особый класс фасцинативных сигналов образуют сигналы коммуникативной фасцинации, то есть фасцинации конструируемой специально для волнующе-повелительного, чарующего или устрашающего, воздействия одного живого существа на другое. Примером такой модели сигнала-фасцинации может служить хвост самца павлина, раскрываемый им во всем своем великолепии перед самками с целью обольстить и завоевать их симпатию. В невидимом нашему глазу микромире нечто подобное проделывает вирус в своей устремленности проникнуть в живую клетку организма и перепрограммировать ее на свой лад.

Лучшим доказательством эволюционной важности фасцинации является изобретение и включение в жизнь биологическими видами самых изощренных и тонких органов продуцирования сигналов фасцинации от фосфоресцирующего свечения светляков и стрекочущих инструментов насекомых до певческой гортани у птиц и человека и целых «фабрик» по созданию химических сигналов у насекомых. Представляется актуальным комплексное исследование «Органы фасцинирующих сигналов у животных». Из сочетания органов и сигналов фасцинации в человеческом обществе родились все искусства.
Фасцинация и информация дополнительны
Информация и фасцинация не противоречат друг другу, а находятся в дополняющем единстве, помогая коммуникации быть оптимально эффективной. Оба процесса являются разными по структуре и качеству, но дополнительными, в значении принципа дополнительности Н. Бора, как частица и квант в существовании электрона. Фасцинация – это своеобразные кванты коммуникации.

Передача информации является основой управляющих решений, тогда как фасцинация избыточно экспрессивна и непосредственно побуждает к тем или иным действиям и поступкам, часто полностью минуя порог критики и осмысления – последнее если и приходит, то потом, «после того, как». Это прекрасно проявляет себя в любви. Иначе говоря, фасцинация так же, как и информация снижает энтропию (хаос) системы и создает организующие, управляющие негэнтропийные воздействия, очень эффективно преодолевающие степень неопределенности. Только реализуется фасцинативное организующее воздействие по-другому – через посредство «чарующих» и «ужасающих» сигналов-эффектов. Так воздействуют на людей театральные и праздничные зрелища, любимые мелодии и песни, многие этнические и религиозные фасцины-символы.

Таково воздействие всего яркого, необычного, не требующего никаких разъяснений, возбуждающего интерес и волнение мгновенно и часто – безрассудно. Именно потому, что информация и фасцинация хоть и дополнительны и помогают друг другу, но по содержанию и формам реализации различны, они могут осуществляться раздельно.

Отсутствие фасцинации характерно для чиновничьих инструкций и сухого канцелярского языка официальных документов, что, вообще говоря, совершенно корректно для коммуникации подобного типа. Сухих, монотонных лекторов, конечно же, не так много, но они есть во всех учебных заведениях и своим примером доказывают существование передачи информации без какого бы то ни было участия фасцинации. Более того, именно потому, что живое человеческое общение без фасцинации почти не осуществляется, такое речевое поведение можно назвать антифасцинативным, разрушающим эффективное общение.

Если информация подключается к знанию и пониманию, то фасцинация развертывает свое действие на другом поле психики – на поле интенсивных эмоций, обострения внимания, удивления, чувствах удовольствия и радости, ужаса и испуга. Простой и яркий пример симбиоза информации фасцинации – маяк. Известно, что чем длительнее и драматичнее плавание, тем желаннее и радостнее увидеть мигание маяка, несущего в себе и информацию (близость суши), и фасцинацию (спасение). Восторженная радость охватывает даже морских волков. Не раз и не два были в истории мореплавания случаи, когда заблудившимся в океане морякам мерещился маяк (аналог – видение оазиса заблудившимся в пустыне). Принцип подобных видений-миражей понятен: что страстно ожидается, то и видится. Таким образом, маяк служит, с одной стороны, оповещению, информации, а с другой – усиливает информационный сигнал фасцинирующим ритмическим миганием (как сигналят друг другу насекомые-светлячки) и... радует душу моряка, истосковавшегося по суше.

Информационный язык – это язык логической аргументации и телеграфного сообщения. Фасцинативный язык – язык ярких эффектов и эмоциональных аффектов, язык часто глубинно эмоциональный, даже регрессивный, почти инстинктивно-животный.


Эволюционные стратегии и фасцинация

Один из важнейших вопросов, какой возникает при анализе фасцинации, это вопрос о том, зачем и для чего она изобретена биологической эволюцией и стала в человеческом общении столь же необходимой, как и информация.

Все многообразие процессов жизни, в которых фасцинации принадлежит важная роль обеспечения выживания и развития, можно условно разделить на четыре сферы, в которых фасцинация функционирует особым образом, специфична. Я назвал эти сферы как четыре стратегии фасцинации. Фасцинация обслуживает:

Безопасность индивида и рода;

Удовлетворение потребностей метаболизма;

Продление своего генома и рода;

Надежную организацию социабильных и социальных иерархий.

Эволюционные стратегии диктуют стратегии сигналов: создаются и совершенствуются в первую очередь сигналы, обеспечивающие эти эволюционные стратегии.



Врожденные сигналы фасцинации


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет