Реальная политика



бет16/50
Дата17.06.2016
өлшемі3.05 Mb.
#143433
түріКнига
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   50

133

имела доступ к секретным материалам. Такая деликатная работа требовала разрешения со стороны ЦРУ. Позже Диана узнала, что зарплата ей выплачивалась из фондов дополнительного финансирования, находившихся в распоряжении ЦРУ.



Джин Энзингер и Джонатан Ф. Саба (Jonathan F. Saba) вместе писали депеши и докладные записки, зашифрованные для передачи в Вашингтон. Они передавались сотруднику ЦРУ за стаканчиком мартини в апартаментах Джоссельсона. «У всех сотрудников ЦРУ были одинаковые чемоданы-дипломаты с двойным дном для депеш. На самом деле это выглядело очень комично. Их можно было узнать за милю — у всех стандартный чемодан-дипломат. Это было забавно. Мы читали входящие депеши, после чего я сжигала их в туалете»"’, — вспоминала Диана. Она очень хорошо подходила для этой работы и знала, как уберечь секреты даже от собственной матери. Однажды сотрудник ЦРУ Ли Уильямс вышел за детским питанием для Дженнифер, первого и единственного ребенка Джоссельсонов. Когда он вернулся, Диана была вынуждена познакомить его со своей матерью. Мать приехала из Штатов, чтобы помочь ухаживать за ребенком. Увидев книгу «Джейн Эйр» на столе, Диана пробормотала: «Это, э-э-э, господин Рочестер». «Как странно! Господин Рочестер. Прямо как в «Джейн Эйр»!» — воскликнула ее ничего не подозревавшая мать. Диана не назвала настоящее имя Ли Уильямса, которое само по себе ничего бы не раскрыло. Но это свидетельствует о том, насколько сильно она увлеклась «большой игрой». Когда мать Дианы наконец узнала правду, она была «поражена этой новостью»17.

Будучи хорошо информированной о работе Майкла, Диана каждый день восхищалась его необычайной эрудицией. Его способность координировать запросы Вашингтона, учитывая при этом зачастую изменчивые нравы интеллектуалов из Конгресса, восхищали ее. «Без него Конгресс был бы несостоятелен, — как-то обмолвилась она. — Лучшей порой Конгресса, как я полагаю, были первые сто дней правления Кеннеди. Это было удивительное время. Ты чувствовал себя сопричастным всему, что где-либо происходит. Все шло прекрасно, все было наполнено жизнью. Майкл мог быть в курсе всего. Меня восхищало, как утром он мог говорить о драматургах в Боливии, днем — о писателях в Азии, а вечером он и Николай общались по телефону на четырех языках. Я помню, как сидела со Стравинскими в кафе в Париже, и его жена делилась со мной рецептом приготовления блинов. Для нас это было замечательное время. Холодная война, Конгресс за свободу культуры — это было сродни Французской революции или Оксфордскому движению. Вот как все это ощущалось»|!<.

Джоссельсоны часто встречались с Томом Брейденом, который регулярно путешествовал по Европе. Они могли пойти в ресторан или на теннисный турнир «Роланд-Гаррос», либо поехать с Брейденом на велосипедах на велодром «Д'Ивер» — «стадион с ужасным прошлым». Сюда свозили евреев во время массовых облав под городом Виши. Джоссельсоны также поддерживали постоянный контакте Ирвингом Брауном. Иногда они встречались

134


с ним за его столиком в ночном гей-клубе под названием «Индифферент» (L’Indififerent). Однажды они пришли туда и увидели, как Браун передает крупную сумму денег «какому-то головорезу из Марселя»14. Браун в то время занимался созданием Средиземноморского комитета. Это была группа лиц, нанятых для обеспечения охраны во французских портах при разгрузке грузов в рамках «Плана Маршалла» и американского оружия для НАТО. Брейден прокомментировал с оттенком сухой иронии способность Брауна упрощать такие мероприятия: «Для того, кто принимал активное участие в избиении «коммуняк» в доках Марселя, странно проявлять интерес к Конгрессу за свободу культуры»20.

«Американская федерация профсоюзов имела реальный опыт коммунистической деятельности и была именно той точкой, с которой следовало начинать борьбу, — отмечала Диана Джоссельсон. — Брауну импонировали любого рода насильственные методы, штрейкбрехерство в Марселе и прочее. Нам с Майклом было очень забавно заходить в ночной клуб и наблюдать, как Ирвинг передает деньги группе хулиганов, и я уверена, что Ирвинга точно так же забавляли интеллектуалы. Я думаю, что Ирвинга, которому не был знаком ни Пикассо, ни Бодлер, Конгресс привлекал гламурностью, а такие связи были нужны»21.

В выходные Майкл и Диана бродили по антикварным магазинам и галереям левого берега. Они перекусывали бутербродами и аквавитом, потом заказывали по чашечке чая в «Кафе де Флор» (любимом заведении Сартра) или в ресторане «Два маго». По воскресеньям они выезжали на пикник в Фонтебло или катались на лодке по Сене. Иногда они встречались с де Новиллем. Это было конгениальное трио, связанное настоящей дружбой и общей тайной. После одного из походов по магазинам де Новилль возвратился гордым владельцем двух картин Брака. Годы спустя дочь Джоссельсона Дженнифер стала экспертом по современному искусству. Скрепя сердце, она сообщила, что это были подделки.

Благодаря заявлению Джоссельсона в Парижском офисе Конгресс приобрел репутацию хорошо организованного центра интеллектуального сопротивления коммунизму. В журнале «Прёв» Джоссельсон выступил с замысловатой политической речью по основным вопросам искусства и культуры того периода. В то время немецкое отделение Конгресса переживало один кризис за другим. В этих условиях Джоссельсон мограссчитыватьна Мелвина Ласки, а вскоре и на журнал «Монат», унаследованный Конгрессом от Фонда Форда в 1954 году, для защиты интересов Конгресса. Компаньоны в других странах испытывали разного рода проблемы начального периода, суть которых сводилась к невозможности привлечь интеллигенцию к сотрудничеству, не став жертвой разногласий и не задевая за живое. Однако их проблемы выглядели бурей в стакане воды по сравнению с ураганом, разразившимся в Американском комитете.

11. НОВЫЙ КОНСЕНСУС

Художник должен быть реакционером. Он должен идти против движения своего века, не подстраиваясь под него; он обязан оказывать ему пусть даже незначительное противодействие.



Ивлин Во (Evelyn Waugh)

Я выбираю Запад.



Дуайт Макдональд (Dwight Macdonald). 1952

Основной силой, стоявшей за Американским комитетом за свободу культуры, основанным в Нью-Йорке в 1951 году, был Сидни Хук, его первый председатель. По утверждениям Лоуренса де Новилля он был «консультантом по контрактам» ЦРУ. Ирвинг Кристол, еще один выпускник Нью-Йоркского сити-колледжа, занимал должность исполнительного директора с годовым окладом 6500 долларов США. В 1954 году оклад вырос до 8500 долларов США. Тогда на смену Кристалу непосредственно из Информационной службы США (United States Information Service) пришел Сол Штейн (Sol Stein), работавший в подразделении идеологического анализа. Целью Комитета как официального американского филиала Конгресса было представительство широкой коалиции либерального и левоцентристского избирательных округов, составлявших основу организации. Однако если Конгресс и мог игнорировать своих бескомпромиссных активистов, таких как Кёстлер, у него не было подобных полномочий в отношении Американского комитета, который вскоре разделился на сторонников умеренных взглядов и воинствующих активистов. «В то время к коммунизму можно было относиться либо жестко, либо мягко», — объяснял Джейсон Эпштейн. Он вспоминал, какДианаТриллинг (DianaTrilling), «стоя за креслом Лайонела [Триллинга] во время званого ужина, говорила: «Никто из вас, мужчины, не является достаточно жестким для меня!». Они были смешными людьми, которые варились в одном котле»1.



136

Вместе с Триллингами варилось и мощное объединение интеллектуалов- консерваторов из тех, кого в шутку окрестили «кибуцем Верхнего Вестсайда». К ним относились Джеймс Бэрнхам, Арнольд Байхманн (Arnold Beichmann), Питер Вирек (Peter Viereck; его отец был известным сторонником фашистов), художественный критик Клемент Гринберг (Clement Greenberg) и Эллиот Коэн (Elliot Cohen), редактор журнала «Комментарий» (Commentary) и неофициальный советник по вопросам коммунизма в изданиях Люса. Что касается стиля и содержания, они придерживались полного антикоммунизма. «Некоторые люди, такие как Байхманн и Триллинги (в основном Диана), были настроены исключительно проамерикански и полагали, что мы не справляемся с работой. Диана к тому же была достаточно саркастична», — вспоминал Ирвинг Кристол2. Еще один из членов организации вспоминал о «нездоровом чувстве превосходства многих американцев: мы выиграли войну и теперь собираемся реорганизовать Европу на свой манер. Такими людьми были в основном вооруженные бандиты из Нью-Йорка. Они отдавали предпочтение более благовидной с моральной точки зрения непримиримости и считали, что мы идем более легким путем соглашательства. Некоторые даже полагали, что Конгресс полон коммунистов»2.

Умеренные взгляды Американского комитета представляли Артур Шлезингер, теолог холодной войны Рейнхольд Нибур, Джеймс Т. Фаррелл, Ричард Ровер (Richard Rovere) из журнала «Нью-Йоркер», бывший глава социалистической партии и шестикратный кандидат на пост президента Америки Норман Томас, а также редактор журнала «Партизан Ревью» Филип Рав. Между двумя фракциями болтались Ирвинг Кристол (который позже стал ярым рейгановцем), еще один редактор журнала «Партизан Ревью» Уильям Филлипс и Сидни Хук, заинтересованный в мирном сосуществовании двух групп — вто время он продвигал интересы Комитета у начальника ЦРУ Уолтера Беделла Смита (Walter Bedell Smith), которого в 1953 году заменил Аллен Даллес, и первого директора Совета по психологической стратегии Гордона Грея (Gordon Gray; встречи, которые Хук обошел вниманием в своей автобиографии)4. Эти связи с оперативными сотрудниками разведки высокого уровня указывали на еще более искусное участие втайной культурной войне, чем когда-либо был готов признать Хук. Его статья «Противостояние великой лжи: основная стратегия», опубликованная в газете «Нью-Йорк Таймс» в марте 1951 года, была отредактирована Советом по психологической стратегии, Ч. Д. Джексоном и ЦРУ. В ней господин Хук говорил об угрозе демократии со стороны международного коммунизма и призвал к полному использованию «всех возможностей эффективной политической борьбы в защиту демократии... Демократия должна занять агрессивную позицию в политической борьбе против тоталитарного режима Советского Союза и не отступать от нее... Насколько успешной может быть такая политическая борьба, невозможно предсказать заранее. Расходы на ее раскрутку можно смело сравнить со стоимостью полдюжины бомбардировщиков»5. Для Хука Американский комитет был базукой в американском политическом арсенале, и он работал с присущим ему энтузиазмом для укрепления своих позиций.

137


Джоссельсон направил свои усилия именно на центристов, чтобы обеспечить соответствие политических взглядов Американского комитета взглядам Конгресса. Однако Шлезингер и его союзники были не в состоянии подавить неуправляемую группировку противников компромисса, и разногласия между Комитетом и Парижским офисом почти сразу всплыли на поверхность. Американцы с презрением отнеслись к массовому фестивалю Набокова в Париже, обвинив Конгресс в легкомыслии. Эллиот Коэн, который в своих политических убеждениях был не таким экстремистом, как Джеймс Бэрнхам, спросил: «А не упускаем ли мы из виду наши задачи и цели в атмосфере такого ажиотажа? Если это так, то с кем можно иметь дело?»6. Другой критик высмеял это как «обращение к снобам и эстетам» и подрыв репутации Конгресса как «серьезной интеллектуальной силы»7.

Восхищение силой было в Американском комитете достаточно очевидным и достигло своей кульминации в 1952 году после симпозиума журнала «Партизан Ревью», констатировавшего зарождение новых позитивных отношений между интеллигенцией и государством. Симпозиум, получивший название «Наша страна и наша культура», рассматривал один вопрос за другим. Его целью, как писали редакторы, было «изучение неоспоримого факта, заключавшегося в том, что американские интеллектуалы теперь по-новому смотрят на Америку и ее институции. Немногим более 10 лет назад считалось, что Америка враждебно относится к искусству и культуре. С тех пор ситуация начала меняться, и многие писатели и интеллигенция чувствуют себя ближе к своей стране и ее культуре... С политической точки зрения не вызывает сомнений, что демократия по-американски имеет объективное положительное качество: это не просто капиталистический миф, а реальность, которую необходимо защищать от русского тоталитаризма... Европа потеряла свой авторитет; она уже не имеет культурного наследия, вдохновлявшего и подводившего основу под критику американского образа жизни. Маховик набрал полные обороты, и теперь Америка стала защитником западной цивилизации»8.

Интеллектуальная жизнь в Нью-Йорке в 1930-х годах была связана главным образом с событиями, происходящими в Москве, и для отражения ее проблем служил журнал «Партизан Ревью», основанный группой троцкистов из Нью- Йоркского сити-колледжа. Начав свой путь как фирменный журнал Клуба Джона Рида, большинство членов которого были приверженцами коммунизма, «Партизан Ревью» создал сложный язык для выражения марксистских идей. Однако события 1939— 1940 годов разрушили его принципы. После подписания советско-германского пакта о ненападении большая часть интеллигенции начала отказываться от взглядов ленинского коммунизма в пользу диссидентского радикализма Троцкого. Некоторые просто ушли излевыхсил, перейдя на сторону политического центра и даже правых. После этого журнал «Партизан Ревью» начал создавать контрязыкдля выражения антисталинистских идей и пересмотра радикализма в некоммунистическом контексте.

Возвращаясь к идее Америки подобно раскаявшимся блудным сыновьям, интеллектуалы и художники вышли из «темного периода» 1930-х годов и

138

«оживились в связи с неожиданными и поразительными новыми возможностями как в жизни, так и в сознании. Существовал мир, на который, казалось, никому не надоедало смотреть, и каждый, радостно отказываясь от своих марксистских убеждений, спешил познакомиться с ним»4. Эти возродившиеся интеллектуалы, искавшие что-либо взамен историческим абсолютам, которые никоим образом не оправдали их ожидания, нашли ответ в Америке, а точнее, в американизме. Выступая в качестве литературного аналога концертной пьесы Аарона Копланда «Фанфары для простого человека», симпозиум журнала «Партизан Ревью» сообщил о таком открытии Америки, как если бы это происходило впервые. «Американские художники и интеллектуалы обрели новый смысл в принадлежности к своему отечеству, — писал Уильям Филлипс, — и, как правило, чувствовали, что их собственная судьба связана с судьбой их страны»10. Подобно тому, как интеллигенция связывала себя с Америкой, так и Америка посмотрела на нее в новом свете. «Интеллект ассоциировался с силой, как никогда раньше в истории, и теперь воспринимается как разновидность власти», — отмечал Лайонел Триллинг".



«Возможно, впервые со времен Французской революции важные силы интеллектуального общества решили, что враждебность нынче не в моде, что можно поддерживать свою страну, не нарушая интеллектуальную и художественную целостность», — подчеркивал историк Кэрол Брайтман (Carol Brightman)12. Эти новые взгляды интеллектуалов нашли свое подтверждение, когда в журнале «Тайм» (Time) была опубликована тема номера «Парнас: от берега к берегу». В нем говорилось, что «Человек протеста уступил дорогу Человеку утверждения, и это та самая роль, которую сыграла интеллигенция, когда нация была молодой»13.

В этот момент марксисты-уклонисты начали превращаться из отказников в «самодовольных обывателей», а идеологи Нью-Йоркского сити-колледжа вместе с более язвительными боевыми компаньонами, такими как Дуайт Макдональд, потеряли вкус к классовой борьбе, и маловероятно, что к ним обращались за рекомендациями амбициозные студенты. «Быстрота, с которой я перешел от либерализма к радикализму и превратился из умеренного приверженца коммунизма в ярого антисталиниста, до сих пор поражает меня», — писал позднее Дуайт Макдональд14. Описывая такую политическую трансформацию, его биограф пришел к выводу: «Независимость Дуайта, его самопровозглашенный негативизм, его отказ принимать какой-либо вид националистической лояльности ознаменовали его политические взгляды и служили опорой в политической жизни. Это не было предательством: он просто путем своего болезненного самоанализа пришел к тому моменту, когда у него не оказалось какой-либо жизнеспособной политической позиции, и оставалось выбирать «меньшее из зол». Для него это было обескураживающей дилеммой. Даже когда он продолжал отождествляться с радикальными или, по крайней мере, диссидентскими традициями и все еше чувствовал себя членом отлученной элиты, находившейся в оппозиции американскому национализму, империализму и массовой культуре, он был настроен, пусть

139

и непреднамеренно, на поддержку американской силы за границей и институции, созданной на родине»15. Филип Рав наблюдал за развитием событий с растущим беспокойством и предупреждал: «Антисталинизм стал почти профессиональной позицией. Это означает прежде всего, что он исключает практически все другие проблемы и идеи. В связи с этим они пытаются превратить антисталинизм в нечто, чего не может быть в принципе: общий взгляд на жизнь, и ничего иного, или даже философию истории»16.



Штаб-квартирой «профессионального» антисталинизма стали Американский комитет за свободу культуры и журналы, редакторы которых были членами его совета, а именно «Комментарий», «Нью Лидер» и «Партизан Ревью». Однако теперь, когда центр начал укрепляться, «Партизан Ревью» находился на грани закрытия, частично из-за того, что Министерство финансов США угрожало лишить его безналогового статуса. 10 октября 1952 года Сидни Хук неожиданное обратился к Хауленду Сардженту (Howland Sargeant), заместителю госсекретаря, с просьбой о защите журнала как эффективного средства «борьбы с коммунистической идеологией за рубежом, особенно среди интеллектуалов», и сохранении безналогового статуса. Даниэл Белл также проявил инициативу, выступив «посредником» в переговорах с Генри Люсом, который спас журнал, предоставив грант в размере 10 тысяч долларов США (кроме того, Л юс пожертвовал Американскому комитету 71 акцию корпорации «Тайм»). «Насколько мне известно, информация об этом гранте никогда не доводилась до общественности. О ней не было известно даже вкладчикам и помощникам редакторов «Партизан Ревью», — писал позже Даниэл Белл17. Что ожидал получить Л юс в обмен на свою инвестицию, непонятно. Джейсон Эпштейн позже заявил, что «материалы, опубликованные в «Партизан Ревью», стали вскоре появляться в «Тайм» и «Лайф»18. Несомненно, щедрая финансовая поддержка Л юса, на которую однажды указала Американская коммунистическая партия, придает новое значение широко обсуждаемой «дерадикализации» американских интеллектуалов во времена холодной войны.

ЦРУ впервые узнало о финансовых трудностях «Партизан Ревью» от Ирвинга Брауна. За годдотого, как Люс предоставил грант, Сидни Хук написал Брауну об оказании помощи с целью поддержки «Партизан Ревью» и «Нью Лидер»: «Многие наши европейские друзья сообщали, что в Западной Европе растут антиамериканские и особенно нейтралистские настроения. Это связано стем, что антинейтралистский демократический журнал «Нью Лидер» действительно находится на грани исчезновения в связи с растущими затратами. Его исчезновение может стать культурной катастрофой»19. Он привел те же доводы в отношении «Партизан Ревью» и попросил Брауна обеспечить за рубежом тираж в пределах от четырех до пяти тысяч экземпляров для обоих журналов. Браун поручил решение проблемы Брейдену в Отделе международных организаций. Сразу после этого редактор журнала «Нью Лидер» Сол Левитас явился в офис Брейдена. «Господи, я помню этого парня, сидящего за столом и просящего денег», — вспоминал Брейден20.

140

Левитас, русский эмигрант, который работал с Троцким и Бухариным, имел влиятельных спонсоров среди интеллигенции Америки. Ч. Д. Джексон хвалил его за «прекрасную работу по обеспечению фактически единственной объективной, нетенденциозной, проамериканской, высококачественной, прогрессивной литературы по обеим сторонам Атлантики» и отметил, что он «определенно на стороне ангелов»21. Несомненно, Аллен Даллес считал также. В 1949 году Левитас был инициатором, а Даллес настаивал на том, чтобы «комиссия внутренней безопасности» занималась проверкой подрывного влияния, направленного против США, и «использовала институты демократии для его искоренения». Несмотря на то что Аллен Даллес помогал Белому дому реорганизовать разведывательную службу Америки, это скорее выглядело так, будто руководитель МИ-5 пишет для «Нью Стейтсмен»22. Несмотря на то что «Нью Лидер» публиковал отчаянные призывы о помощи в оплате задолженности в 40 тысяч долларов США, с апреля 1950 года он начал издаваться как новый «Нью Лидер» в формате дорогого журнала «Тайм». Сидя напротив Брейдена пару лет спустя, Левитас встретил еще одного ангела, который могспасти его журнал. Брейден согласился спонсировать «Нью Лидер» и предоставить деньги Левитасу в своем офисе, по крайней мере тремя траншами. «Это не было огромной суммой, — сказал Брейден, — что-то в пределах 10 тысяч долларов США. Однако их было достаточно, чтобы журнал не обанкротился»23.



Тем временем заместитель Брейдена Корд Мейер рассмотрел дело «Партизан Ревью». Дополнительно к гранту Люса в размере 10 тысяч долларов США вначале 1953 года журнал получил субсидию в размере 2500 долларов США с «фестивального счета» Американского комитета, на котором оставались средства от прошлогодней феерии Набокова. Следует помнить, что фестивальный счет был каналом финансирования ЦРУ через подставной Фонда Фарфилда. Когда этот грант получал «Партизан Ревью», его соредактор Уильям Филлипс был секретарем по вопросам культуры Американского комитета. Позже Филлипс сообщил, что он не помнит о таком гранте и уверен, что журнал никогда не получал поддержки от ЦРУ.

Субсидируя американские журналы, ЦРУ действовало в нарушение своего официального устава, который запрещал поддержку отечественных организаций. Что касается «Партизан Ревью» и «Нью Лидер», существовали две достаточно убедительные причины, чтобы игнорировать этот юридический нюанс: во-первых, журналы обеспечивали идеологический плацдарм для американской и европейской интеллигенции, общей основой которого был антикоммунизм, но существовали различия географического и культурного порядка; во-вторых, финансовая поддержка была направлена на то, что Джоссельсон назвал «защитой» от предполагаемого «раздражения» «Партизан Ревью» и «Нью Лидер», когда они обнаружат, что их позиции на рынке идей серьезно пошатнулись.

12. ЖУРНАЛ «X»

Ну и что же нам делать? Опираться, насколько это возможно, на эмпирические факты и всегда помнить, что кто угодно может изменить их в стремлении изменить механизм восприятия.



Олдос Хаксли (Oldous Huxley). «Слепец в Газе»

Журнал «Инкаунтер» (Encounter), издававшийся с 1953 по 1990 год, занимал центральное место в послевоенной интеллектуальной истории. Его живость и цинизм можно сравнить с литературной коктейльной вечеринкой. Именно в этом журнале Нэнси Митфорд (Nancy Mitford) опубликовала свою знаменитую статью «Английская аристократия». Статья содержала остроумный анализ британской общественной морали и указывала на различия между аристократией и средним классом. В нем же были опубликованы «Замечательное десятилетие» Исайи Берлина, четыре знаменательных эссе о русской литературе, статьи Владимира Набокова о Пушкине, Ирвинга Хоу (Irving Howe) об Эдит Уортон, Дэвида Марканда (David Marquand) «Либеральное возрождение», рассказы Хорхе Луиса Борхеса (Jorge Luis Borges), критические эссе Ричарда Элл манна (Richard Ellmann), Джаяпракаша Нараяна (Yayaprakash Narayan), У. X. Одена, Арнольда Тойнби (Arnold Toynbee), Бертрана Расселла, Герберта Рида, Хью Тревора-Роупера — лучших умов тех десятилетий. Журнал читали в Англии и Америке, Азии и Африке. Неразборчивый в своем отношении к вопросам культуры, он был на удивление равнодушен или просто вуалировал многие политические вопросы. В любом случае журнал был заидеологизирован и представлял антикоммунистическое мышление в духе холодной войны. Он никогда не покрывал расходы и работал в убыток; чтобы выбраться из долгов, приходилось вдвое увеличивать тираж. Изданию была присуща интеллектуальность. И тесная связь с миром разведки. Майкл Джоссельсон назвал его «нашим лучшим активом».



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   50




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет