Содержание: от составителя

в чужой дом, крестьянин точно знал, как надо себя вести, не воз-

никало затрудняющей начало общения неловкости, которую мог

почувствовать бюргер, входя в дом, отличающийся o'i его собст-

венного, где разница в интерьере ощущалась как нек^я граница

между беседующими.
В деревне и сам дом, и его внутреннее убранство не 5ыли пред-

назначены для социального представительства; индиг.идуальные

инновации в обществе, чья жизнь определялась коллективной

культурой, были почти немыслимы: крестьянин XVI-XVII вв. не

имел желания придать своему жилищу индивидуальные черты, это

могло быть истолковано как попытка отделения от коллектива.

бы присутствует природа. Инструменты, утварь, домашние жи-

вотные включают ее в домашнюю жизнь, и вся деятельность лю-

дей в доме связана с аграрным контекстом. В любом помещении

дома есть что-то связанное с работой на природе. Это господство

природного (фактора было одним из тех моментов, что отчасти

уравнивали тогда социальные различия.
Изменения наступили в XVII в., когда в деревне стали стро-

ить, по примеру городов, двухэтажные дома, что наглядно свиде-

тельствовало о более высоком, чем у других, социальном положе-

нии хозяина. Первенствующее значение совместно переживаемо-

го природного опыта, отражавшееся в культуре жиллща, стало

исчезать. В XVIII и XIX вв. индивидуальность интерьера усили-

вается и постепенно распространяется на весь дом.
Б.Мюллср-Виртманн. Драки. Насилие и честь в деревне
Автор статьи получил степень магистра за работу "Деревен-

ская жизнь в зеркале протоколов окружного суда". Главный его

источник - протоколы суда округа Штарнберг с конца XVII в.

по 1863 г., ежегодные отчеты суда и его переписка с правительст-

венными органами Баварии. Анализируя многочисленные столк-

новения жителей деревни, кончавшиеся драками, автоэ выясняет

типичные случаи и формы конфликтов в деревне, объясняет ме-

ханизмы возникновения конфликтов и пути их разрешения.

Обравнивая судебные протоколы XVI и XVII вв., он прослеживает

изменения в поведении деревенских жителей и в ПОЕОДСНИИ су-

дей, рассматривает роль в конфликтах таких структур, как сосед-

ское или семейное сообщество или же трактир.

ности деревенского жителя XVII-XVIII вв. состапляк:т, по мне-

нию автора, источник и сущность всех конфликтов, о которых

идет речь в его исследовании. В деревне, где общение было осо-

бенно тесным, постоянно ощущалась угроза чести и необходи-

мость ее поддерживать и защищать. Если кого-либо из жителей

деревни обозвали вором, мошенником или шлюхой, существова-

ли две возможности восстановить поруганную честь - обратиться

стать судьей и отомстить немедленно. Чаще всего дело решалось

вторым способом, в пылу спора мысль об обращении в суд не воз-

никала. Если же противники все-таки оказывались пезед судьей,

то чаще всего они стояли перед ним уже в полном согласии. Ссо-

ра улаживалась так же быстро, как и возникала.

тор анализирует один из них. Девушка жалуется в суд на своего

отца. Находясь в трактире, он ее оскорбил и ударил. Приступ его

гнева, по словам дочери, был вызван тем, что ее мачаха, сидев-

шая тут же, припомнила, что падчерица не раз называла своего

отца мошенником и вором. Глава семейства на суде говорил, что

дочь оскорбляет и мачеху, и его самого. Девушка на суде упомя-

нула, что отец до сих пор не передал ей и брату завещание и на-

помнила, что он обещал ей приданое. Однако, подчеркивает ав-

тор статьи, документы показывают, что гораздо больше, чем уп-

реками насчет завещания и приданого, отец был зад('т оскорби-

тельными словами дочери. В фокус его сознания попало прежде

всего то. что затрагивало его честь. И у дочери на первом плане

явно защита собственной чести, а не забота о материальной сто-

роне дела.
Большинство деревенских конфликтов обнаруживает пример-

но один и тот же механизм. Выясняется различие i; мнениях,

возникает спор, брошено обвинение (или в состоянии аффекта,

или хладнокровно, с провокационной целью), на которое оскорб-

ленный противник, ощущающий, что задета его честь, отвечает

рукоприкладством. Не соглашаясь с мнением Н.Элиаса, что в

Раннее Новое время господствующей формой коммуникации бы-

ли вербальные средства, автор статьи утверждает, чтэ в XVI в.

насилие было обычной составной частью жизни и воспринима-

лось столь же естественно, как изменение погоды, болезнь или

смерть, ("пор почти никогда не останавливался на вербальной ста-

дии и его продолжение в драке не казалось чем-то неординар-

ным. Когда пострадавший являлся в суд и требовал справедливо-

сти, речь шла прежде всего о восстановлении поруганной чести:

главным пунктом обвинения всегда было словесное оскорбление,

насильственные физические действия неизменно оставались на

втором плане.
Применение насилия предопределялось характером деревен-

ской жизни. Крестьянину приходилось постоянно напрягать

мышцы, его повседневные дела предрасполагали тело к насилию,

насилие было как бы формой труда. Осуществление насилия и

его претерпевание входили в число неотрефлектпрованньтх спосо-

бов поведения. Били скотину, чтобы застанпть ее повернуться,

шего неверное слово, незнакомца, попавшегося на пути. Акт на-

силия - не случайный результат приступа ярости, а закономер-

ный продукт существования мира, нашпигованного потенциаль-

ными конфликтами, выработавшего правила поведения, разре-

шающие насильственные действия. Вспыхивавшая в драке ярость

воспринималась как должное, и сама драка не становилась поме-

хой в дальнейших отношениях. Повседневный опыт указывал и

на собственную предрасположенность к неконтролируемым спосо-

бам поведения, поэтому забыть поведение соседа было' нетрудно.

Ссоры не рассматривались как нечто непреодолимое, о5щая соли-

дарность сохранялась.

их множества и их "обыкновенности" незлопамятство обиженно-

го было необходш.юй предпосылкой дальнейшей совместной жиз-

ни в деревне. Если бы каждый потерпевший настаивал на фор-

мальной сатисфакции, внутренний порядок, обеспечивавший нор-

мальное течение жизни, стал бы немыслимым.

ружного суда, появляется тенденция к разбору в суде даже мел-

ких стычек, простых перебранок. Налицо стремление властей на-

вести порядок и положить конец неконтролируемому поведению

подданных.
Но мотивации действий противников остаются прежними и

опираются на понятие чести. Демонстрация собственной особой

чести воспринимается как провокация, как скрытое покушение

на честь противника. Вот яркий пример. В 1721 г. в трактире

( рактир, K:IK и раньше, - "горячая точка" деревенских кон-

фликтов) старик, местный житель, и молодой крестьянин-мяс-

ник, из другой деревни, вышли вместе помочиться. Счарик спро-

сил чужого, кто он и откуда. В ответе чужака старику почуди-

лась издевка и, вернувшись в помещение, он без церемоний уди-

рил того в лицо пивной кружкой. Через час мясник подошел к

старику, без единого слова ударил его стулом и выбгл ему :)уб.

Итак, старику оказалось довольно одного лишь подозрения в по-

кушении на его честь, чтобы перейти к насильственному дейст-

вию, и пошатнувшееся ощущение незапятнанной чест]- он вернул

себе ударом пивной кружки, заработав при этом ответный удар

стулом по голове.

провокационное высказывание было адресовано всем окружаю-

щим. Автор приводит пример из судебного дела 1721 '. Молодой

человек, в подпитии, ночью вышел из трактира. Как он сам по-

казывал, радость жизни переполняла его, и поэтому, почувство-
^"т-дг*
MI

=fe?^>

ство: "Если кто-нибудь здесь думает, что он лучше ^еня, то он

такой-то и такой-то"(так в тексте судебного протокола). Один из

присутствовавших почувствовал себя задетым и бросился на за-

носчивого парня. Вспыхнула драка, победил жизнерадостный мо-

лодой человек, уверявший перед судом, что драться любят все.

Здесь драка впервые оценивается как развлечение. По видимому,

драку в деревне того времени действительно нельзя оценивать

только как проявление ненависти. Она могла, как показывает

вышеприведенный пример, выражать и перехлестывающее через

край жизнелюбие. Для выражения эмоций в сельской жизни воз-

можности были очень ограниченные, раскованность отдельного

человека часто вызывала неудовольствие окружающих. В этой

связи драки можно считать общепризнанными и ритуализирован-

ными формами "раскрытия личности". В соседском сообществе

они играли роль вентиля в паровом котле и не угрожали общине

как целому, хотя, конечно, бывали случаи, когда они порождали

долгую вражду между семьями.

ствовали женщины. ^Кенщины в деревне, работавшие наравне с

мужчинами, использовали в поведении чисто мужские формы.

Они не останавливались перед насилием точно так же, как и

мужчины.
Итак, главным источником конфликтов в деревне б.э1ло тонкое

ощущение неписаных правил чести, связывавших деревенское со-

общество и определявших отношения между людьми.
Что касается отошений между окружным судом и жителями

деревни, то тут происходит как бы пересечение двух силовых по-

лей: необузданная сила жизненных проявлений деревенских жи-

телей с одной стороны и настойчивые попытки обуздать эту силу,

с другой.
Х.Эттснхубср. Шаривари в Баварии. Мж-бахский самосуд
1893 г.
Эттенхубер посвятила свое исследование происходившему в

1893 г. в юго-восточной Баварии, в местечке Мпгоах самосуду

шаривари, который она рассматривает как феномен народной

культуры^. Она использовала хранящиеся в баварских архивах

судебные протоколы, в особенности показания устроителей шари-

вари и появившиеся в связи с этим печатные материалы. Проис-

ходивший там самосуд - коллективный спектакль, разыгранный

с целью обличения и общественного наказания отдельных лиц.

тивоборство с правовыми нормами, которые вводило государство.

вым. В протоколах окружного суда в Мисбахе сохранились, на

пример, материалы об относящемся к 1766 г. собыгии, ко1да

группа молодых людей отправилась ночью к дому, где' жила де-

вица легкого поведения, и учинила там целый спект:]кль. Хохо-

тали, свистели, били стекла, ломали забор. Слышались и выстре.

лы. Кроме главной цели - наказания - этот самосуд имел и дру-

гую, скрытую с^ункцню. Его устраивали холостые парни от 17 до

26 лет, для которых это был опыт усвоения социокультурных

правил и их применения на практике. Им как бы довеэялн обще-

ственный контроль 31' поведением готовых к замужестну деву-

шек. Выраженная в шаривари деятельность деревенской (лощины

затрагивала больше всего семейную, домашнюю жи.п ь, а в ней

главным образом сексуальные отношения. Но с начала XIX в. де-

ревенские самосуды стали приобретать еще один оттенок. В них

начало явственно проступать противодействие - пусть косвенное

- усиливающейся регламентации со стороны государстпа.
В ночь на 8 октября 1893 г. в Мисбахе, центральном пункте

местной окружной администрации, услышали шум и выстрелы.

Это продолжалось 5 минут и было вступлением к спектаклю.

Один из собравшихся начал громко выкрикивать куллеты, вы-

смеивавшие и позорившие "обвиняемых" - столяра, священника,

королевского коммерции советника, окружного техника, типо-

графа, судью, крупного местного землевладельца-барсна, мелоч-

ного торговца, крестьянина - всего десять человек. В конце каж-

дого куплета читающий обращался к публике с вопзосом: "1st

das wahr?" "Ja, walir ist es!" - скандировали в ответ ("Это прав-

да?" "Да, это правда"). Власти Мисбаха, получившие анонимное

предупреждение, подготовились и направили к холму, где собра-

лись участники шаривари, жандармов, вступивших в перестрел-

ку с "бунтовщиками".

ные совещания, заранее намеченные маршруты движ.ения групп

во главе с назначенными руководством командирами - все это,

по мнению Эттенхубер, с одной стороны напоминает крестьян-

ские восстания, с другой заимствовано в военных структурах и

связано с действием всеобщей воинской повинности. Участники

демонстрировали как будто бы готовность к конфронтации. Одна-

ко, когда узнали, что идут жандармы, большинство разошлось. В

действительности, конфронтации не хотели; это была лишь игра

с властями, которую вели у них на глазах, но так, чтобы те не

захотели и не смогли ее подавить. О том, что это была игра, сви-
детельствуют элементы праздничности: устроили фейерверк, гре-

мела музыка, продавали пиво. "Потеха", любопытствэ, но глав-

ное - ощущение, что участие - дело чести и испытания храбрости

- таковы были мотивации участников.

бами. Эти масштабы были обеспечены, между прочим, и тем, что

стихи, которые прежде просто выкрикивались, а затем передава-

лись из уст в уста, теперь были напечатаны. Это вывело Мисбах-

ский самосуд за рамки данной местности и за рамки (функции об-

щественного контроля за нравами в общине. Она теперь была до-

полнена протестом против властей и стремлением защитить соб-

ственную культуру. Это вытекает, утверждает автор статьи, из

анализа куплетов, звучавших в Мисбахе. В десяти куплетах со-

держались обвинения и насмешки в адрес тринадцать лиц. Все

они мужчины (в XIX в. вообще среди жертв все меньше жен-

щин). Главные обвинения - нарушение правил сексу; льного по-

ведения: нарушение супружеской верности, кровосмепение; свя-

щенника обвиняли в нарушении целибата. Это традиционные об-

винения. Но, высказывая их, авторы куплетов особенно подчер-

кивали существование - вопреки мнимой государственной моно-

полии на правосудие - собственного, независимого морального

правосудия деревенского сообщества.

средством выражения враждебности, вызванной на деле совсем

иным. Они выражались в самой непристойной форме. Грубость

языка нарочито противопоставлялась уклончивой утонченности

выражений, принятой в буржуазной среде и отражавшей вытес-

нение сексуальности из общественной жизни. Между тем, в де-

ревне сексуальность по-прежнему была в известном эмысле от-

крытой составной частью повседневности, подлежащей строгому

коллективному контролю.
Другая часть обвинений касается недобросовестного исполне-

ния общественных обязанностей, а также поведения, не соответ-

ствующего общественному положению. Священника обвиняли в

растрате церковных пожертвований, в распутстве и некоторой

странности поведения. Он построил в окрестностях Мисбаха ма-

ленькую обсерваторию и по ночам посещал ее лля ас грономиче-

ских наблюдений. В адресованном ему куплете отражена не толь-

ко сексуально ориентированная ментальность простолюдинов

считали, что в этом домике он и распутничает но и подозри-

тельность по поводу его наблюдений за звездами. По ;днению де-

ревенских жителей, это занятие совсем не подходило для свя-

щенника,
В куплете по адресу представителя местного сельскохозяйст-

венного ферейна - он купил в Швейцарии племенной скот, а дело

с выращиванием не ладилось - звучит обвинение не только в не-

разумном расходовании общественных денег, но и предубеждение

против всяческих инноваций как ненужного отклонения от обще-

принятого. Окружного техника упрекали в том, что он погряз в

долгах, и это выявляло одну из ценностных ориентаций. Условия

жизни стали более жесткими, вынуждали к бережливости. Тот,

кто делал долги, представлялся ленивым и расточительным, это

подлежало общественному осуждению.
Среди куплетов были и такие, что выражали социально моти-

вированный протест. Они были адресованы трем руководящим

служащим местного рудника, которых обвиняли в чрезмерной

строгости, в несправедливых увольнениях рабочих, а также поме-

щику, который плохо кормил своих слуг.
Тексты куплетов, замечает Эттенхубер, выявляют глубокую

связь ритуала с повседневной жизнью. Общественная и частная

жизнь все еще составляли единство, в рамках которого индивиду-

альная свобода поведения была весьма ограниченной. 13 этих тек-

стах неизменно звучит мотив силы деревенского обп.ественного

мнения: это знают "все", "все" над этим смеются. Для деревен-

ского общества ритуал шаривари был одним из CHMBOJOB его соб-

ственной культуры. Государство его запрещало; организаторы

бросали вызов властям. Шумный спектакль символизировал при-

тязания деревенского сообщества на собственный контроль за по-

вседневной жизнью.
^ См. Дюльмсч аан Р. Историческая антропология в немецкой соци-

альной историографии // Thesis, вып. 3. М., 1993.

^ Об обычае "шаривари" см. Le charivari. P., 1981.
С.В.О')плснския
19. Ж. ЛЕФЕВР. ВЕЛИКИИ СТРАХ 1789-1794 годов.

Среди множества книг, вышедших к 200-лет11Ю начали Вели

кой французской революции, было и переиздание небольшой мо-

нографии Жоржа Лефевра "Великий страх 1789 г." (и переизда-

нии она была дополнена статьей того же автора "Ренолюционная

толпа" и снабжена предисловием Ж.Ревеля).

этой книги: в 1932 г. она вышла в свет (и с тех пор традиционно

переиздается) без справочно-библиографического аппарата, лишь

с приложением внушительного перечня использованных архив-

ных фондов, печатных коллекций документов и локальных ис-

следований. Решение публиковать столь глубоко фундированное

научное исследование без сносок было продиктовано, по собствен-

ным словам Лефевра. лишь трудностями, с которыми он встре-

тился при издании. Однако эта огорчительная особенность работы

почти не ощущается читателем, как в силу ее обобщающего,

"синтетического", по выражению Лефевра, характера, так и бла-

годаря тому, что он сумел насытить ее текст исключитзльным бо-

гатством (фактического материала. Доброкачественность этого ма-

териала самоочевидна и обеспечивается, помимо всего прочего,

научной репутацией автора - к моменту написания .'<той книги

уже маститого ученого, известного глубоким знанием архивов,

одного из ведущих специалистов в области истории французской

революции, крупнейшего знатока крестьянской Франции.

объясняется не только ровном исследования и мастерством автора, но

отчасти и избранной им темой, которая хорошо вписывается в столь

актуальную сегодня историю коллективных умонастроений.

кий страх", для русского же поясним, что речь идет о массовой

панике, прокатившейся ио большим территориям Франции во

второй половине июля и первых числах августа 1789 г. и вызван-

ной убеждением, будто в ближайшем соседстве появились орды

разбойников, грабящих и уничтожающих все на своем пути. Са-

мо название "великий страх" придумано историками, однако оно

вполне соответствует впечатлению, оставленному этими события-

ми в народном воображении - Лефевр указывает, что "ще в сере-

дине XIX в. в некоторых французских провинциях 1"89 год на-

зывали "годом страха"
Необходимо отметить, что в отечественной .'[птерптхре, особен-

но учебной и популярной, нередко можно встретить ф )п.чы о "ве-

ликом cтpc^xe", который испытали в июле 1789 г. оби"атели дво-

рянских замков. Здесь явно смешиваются два отчасти взаимосвя-

занные, но все же совершенно разные явления: крестьянские ан-

тисеньериальные выступления (пугавшие, естественно, сельское

дворянство), и собственно "великий страх", главными (хотя и не

единственными) жертвами которого оказались как раз крестьяне.

1789 г."; "Заговор аристократов": "Великий страх".

февр обращает особое внимание на те факторы, которые способст-

вовали состоянию нестабильности, неуверенности и страха у ог-

ромного большинства французского населения.

отступно висела не только над нищим городским плебсом, но и

над казалось бы более благополучным крестьянским населением.

Из-за безземелья и широчайше распространенного малоземелья

огромные массы крестьян были почти столь же зависимы от по-

купного хлеба, как и горожане. При этом цены на хлеб (как и

вообще на продовольствие) неизменно росли, а избыток рабочих

рук держал заработную плату (особенно поденщиков и сезонных

рабочих) на низком уровне. Традиционно большим подспорьем

для бедняков были общинные права и деревенское ремесло, рас-

сеянная мануфактура. Но в 70-80-е гг. XVIII в. на первые обру-

шилась сеньериальная реакция, вторую - подрывала неуклюжая

политика правительства. Ухудшению положения сельского насе-

ления способствовало и множество других факторов, такие как

разорение от воинских отрядов, от дорожных повинностей и т.п.

Поэтому малейшие неблагоприятные обстоятельства способны

были вызвать кризис, сопровождавшийся нехватками и голодов-

ками, и такие кризисы случались достаточно часто.

нию неуверенности и страха. Чудовищное перенаселение порож-

дало нищенство, к которому сельские жители вынужцены были

прибегать в массовом порядке, кто постоянно, кто сезонно, а ино-

гда - посылая нищенствовать детей (это не считалось постыдным

даже для крестьян, имевших собственное хозяйство, если детей у

них было много). Такого рода "местные нищие" были тяжким

бременем для остальной части населения, но их еще ^ак-то тер-

пели. Гораздо хуже, что, не в силах прокормиться в своем прихо-

де, многие из них вынуждены были бродяжничать. Массовая без

работица в городах и деревнях также выталкивала людей на до-