Владимир ридигер

На огромной лоджии появилась Полина. В цвете неподвижного солнечного марева она показалась ему поникшей и беззащитной. Улыбнувшись Виктору уголками рта, она хотела, было пройти к себе в комнату, но...

- Подожди, Поля, - притянул он жену к себе, - посиди со мной.

- Душно...

- Прибавь кондиционер. Хочешь, я сделаю фруктовый коктейль? Последнее время мы так редко бываем вместе.

- Ты постоянно занят, - словно оправдываясь, сказала она.

- Сейчас я не занят...

Она молча посмотрела куда-то мимо, часто заморгала - совсем как ее мать, - большие карие глаза наполнились влагой:

- Мне тяжело, Дима...

- Почему?

- Не знаю. Я не вижу просвета в нашей жизни.

- Тебе чего-то недостает? Скажи, я сделаю так, что все будет, как ты желаешь.

- Вряд ли ты сможешь...

- Объясни, дорогая, что я должен предпринять?

- Ничего.

- Почему ты плачешь?

- Я не плачу.

- Ты чем-то расстроена?

- Не знаю...

- Я же чувствую. Воробышек, ну, что с тобой?

Он нежно, словно малого ребенка, погладил ее по волосам:

- Неужто наша жизнь настолько беспросветна?

И здесь случилось неожиданное - Полина вскочила и заметалась по комнате.

- А сам ты?! - вскричала она. - Неужели ты, умный, образованный человек, так оторвался от окружающего мира, что ничего вокруг себя не видишь, ничего не замечаешь?!

- Я действительно последнее время увлекся творчеством, книгой...

- В те редкие часы, когда ты бываешь дома, твоя жена видит только спину мужа, сидящего за компьютером.

- Но ведь ты сама мне его подарила ...

Она нервно захохотала:

- Когда ты последний раз со мной спал?! Не помнишь? Я тоже!

- Если ты имеешь в виду...

- Да, именно это! Я женщина, в конце концов, или манекен без пола и плоти?! Трахни меня хоть за ноутбуком!

- Поля...

- Я ведь тебя, дурака, по-прежнему люблю! Ты - единственный, кто мне по-настоящему дорог. Почему ты не любишь меня?!

- Полина! Тогда ответь, - зачем ты сделала аборт?

- А ты до сих пор не догадался? Да уж куда нам, возвышенному писателю и банкиру, снизойти до понимания столь простой причины.

Виктор, кажется, не на шутку разозлился:

- Вот и объясни, черт возьми, почему! Говори!..

И тут он осекся - простая мысль поразила его:

- Значит, ребенок... не мой?

Она молчала, повернув голову в сторону.

- Я спрашиваю, - холодно повторил он, - от кого ребенок?

- Какая тебе разница, от кого...

- Понятно... Действительно, какая мне разница...

Неожиданно размахнувшись, он ударил Полину рукой по щеке:

- Шлюха...

Не отводя от него глаз, женщина произнесла:

- Если тебе небезразлична участь убиенного ребенка, то почему безразлична судьба живого?

- Что ты такое мелешь?! Какого живого? Ты что-то скрываешь от меня?

- Швайковский, по крайней мере, оказался честнее тебя: он открыто признал свою дочь. Мать его и раньше не любила, она пошла на скандал из-за меня. А мне было настолько противно, что долго не могла найти себе места. Но ничего, смирилась. Только того, кого мать любила по-настоящему, она... пощадила. Чтобы не доставлять ему, этому человеку, беспокойства...

- Чего ты мелешь? О ком речь?!

- Чтобы ему, этому человеку, - продолжала Полина, - беззаботно жилось с ее дочерью.

- Все это мне известно. Мери имеет неплохой доход и от Шванди, и от тебя. Наш с тобой брак для нее - осознанная необходимость. Она вполне смирилась с участью безропотной тещи. Какой же смысл ворошить прошлое именно сейчас?

Зная о существовании Кирилла, Виктор добавил:

- Наверное, ей с сыном живется не бедно?

Полина произнесла:

- Кирилл очень болен. Он не в состоянии справиться с болезнью самостоятельно.

- Тем более. Полагаю, мать и обязана ему помочь. А, кстати, что с его здоровьем?

- Он... наркоман.

Несчастная очаровашка Мери, подумал Виктор. Ее судьбе не позавидуешь! Сколько родителей тянут этот нелегкий воз, сколько детей страдают и гибнут от наркотиков. Хорошо еще, что Поля не пристрастилась. Швандя хоть и легкомысленный мужик, но за дочь переживал бы сильно.

- Кстати, о каком ты человеке упомянула, которого пожалела твоя мать?

Полина молчала. Не ответила и на повторный вопрос. Замкнутость жены становилась невыносимой.

- Поля... - начал Виктор. - Прости меня. Я не сдержался, не знаю, что на меня накатило...

- Я тебя простила, - ответила она. - Простила давно. Так же, как мать.

- Подожди... При чем здесь твоя мать? И за что она меня простила? Ты же знаешь, что такое молодость, что такое необузданная страсть и неуемный пыл? Хорошо... ты простила меня, а я простил тебя. За ребенка. Но все-таки, расскажи про мать. Чем я ей мог так досадить?

- Будет лучше, - ответила Полина, - если она тебе сама все расскажет. Адрес известен - поезжай, поговори с ней. Может быть, тебе как писателю это покажется интересным.

Больше от Полины он не добился ни слова. Жена вышла из комнаты, Виктор услышал тихий шелест кондиционера в спальне и звон пузырьков - Полина принимала перед сном какие-то сложные успокоительные капли. Он подсел к компьютеру, но из головы никак не шел их странный разговор. Конечно, надо встретиться с очаровашкой Мери, что-нибудь ей подарить, вообще, проявить внимание к теще. И бывшей любовнице. Жизнь такова - не знаешь, какой сюрприз тебя ждет завтра.

Зазвонил мобильный.

- Румберг слушает.

- Привет, Румберг! Ты еще Румберг?

Голос принадлежал известному депутату Госдумы.

- Что тебе, Савелий, от меня понадобилось? Учти - мой отдых длится две недели в году.

- Знаю, отдыхай на полную катушку. Я вот по какому поводу: наш последний перевод из Чечни исчислялся в полтора миллиона наличными.

- Помню. Будем оформлять для перекачки, бумаги должны быть безупречными. Ждем наличные. Надежней через Лондонский филиал.

- Пусть оформляют, и чем скорее, тем лучше, - деньги поступят. Я о другом. Кто-то сильно под меня копает, еще не знаю, кто. Здесь в печати пошли мудовые рыданья о моих связях с наркомафией. Докатились до того, что уважаемые коллеги - эти Госдумовские болваны из коммунистов - затеяли что-то вроде разбирательства. Секешь?

- Да, не слишком приятно. Я чем-то могу помочь?

- Пока не нужно. Но если вдруг возникнет ситуация, когда они под благовидным предлогом заявятся к тебе, смотри в оба.

- Их не пустят на порог.

- Слабо. Они и через унитазный бачок пролезут. В общем, я тебя предупредил. Оторвись, корешок! Пригласи девочек, расслабься. Ну, до скорого!

Просто так Савелий никогда ему не звонил. Значит, положение сложилось действительно серьезное. А ведь гигантские капиталы Новикова растут, словно на дрожжах за счет миллионов мальчиков и девочек, посаженных на иглу. Впрочем, его, Виктора, сей вопрос почему-то мало волнует. Ведь на то человеку даны разум и воля, чтобы уже никогда не возвратиться к амебе, к рыбе, к примитивному скоту, удовлетворяющему себя расхожим способом. Но, видать, на то она и Россия с бесконечно грязными дорогами и беспросветно добрыми дураками, что все мерзкое, занесенное со стороны, цветет в ней пышным цветом.

Что ж, пусть это останется проблемой Новикова - кого и как отмазывать в данном случае. Любой чиновник закроет глаза на деньги, которые не пахнут. Да еще будет рад собственной изворотливости!

А разве господин Румберг не причастен к Российской вакханалии? Он ведь тоже, отведя глазки в сторону, набивает свои карманы наркодолларами. Или настал момент истины, когда пора раскаяться, повиниться? Перед кем? Перед Господом Богом? Твой Бог - твоя совесть, говорил отец Алексей. С совестью пока можно подождать, пускай подремлет, отдохнет. Живем один единственный раз - с этим нельзя не считаться. Анализ - удел философов. Тут в собственной семье твориться непонятно что. Двусмысленные намеки Полины только уводят в сторону, мешают нормально отдыхать. Конечно, с ним она несчастна. Но ведь она получила такое, о чем ее бывшие подружки могли только грезить. Еще успокоится, угомонится. Ее следует как-то встряхнуть, развеселить.Сейчас он жаждет близости с ней

- Эй, Поленька! - позвал он. - Пойдем отметим наш первый день отдыха в ресторане! Или... поваляемся в кроватке? Сделаешь по старой памяти массаж?

Ответа не последовало. Он крикнул громче. Тишина. Пройдя в спальню, Виктор обнаружил Полину сидящей в кресле с безучастно смотрящими в одну точку глазами.

- Воробышек, - сказал он, присев перед ней на корточки, - давай, встряхнемся?

Она помотала головой:

- Я устала. Извини. Сходи лучше один.

- Ты отпускаешь? - наигранно изумился он.

- Отпускаю. Иди. Веселой ночи, дорогой!

В ресторане сидели две-три пары посетителей, а в баре Румберг заметил лишь одну проститутку, которая, смерив его оценивающим взглядом, стала медленно "подплывать" к новичку.

- Похоже, вы в наших краях впервые? - бесцеремонно спросила она. - Если предпочитаете крепкие коктейли - закажите "Джек-пот". И я не откажусь с вами выпить.

Выпили. Коктейль чем-то напоминал русский "Северное сияние" - смесь водки с шампанским.

- А вы не очень разговорчивый, - заметила девушка.

- Как тебя зовут?

- Обычно я откликаюсь на "Софи".

- Я имею в виду имя, которое тебе дали родители.

Она пожала плечами:

- Мои старики? Что ж... "драная сучка", "ночная блядушка"... Продолжать?

На левой кисти девушки он различил тщательно затертые косметикой следы уколов. Странно, что в таком дорогом ресторане не нашлось место более респектабельной даме. Или это свежий стиль специально для новых русских, которым подавай что-нибудь попроще?

- Хотите посмотреть вечерний город? - предложила девушка. - Можем заехать ко мне на квартиру. Теперь моя очередь угощать.

- Спасибо...

Он вспомнил Катю. Почему она не с ним? И, вообще, с кем она сейчас проводит ночь? Хотя в России светлый день.

- Спасибо "да" или спасибо "нет"?

- Давай еще немного посидим.

Наверное, если он и сделал величайшую глупость в своей жизни, - то это была размолвка с Катей. Но Катю, в отличие от Полины, даже близко не прельщало его богатство. Любовь можно купить только... в баре.

- Софи, почему твои родители относились к тебе плохо?

Ее не очень-то радовал такой поворот, но что поделаешь, - других клиентов здесь не было.

- Они прочили мне коммерческое образование, а получилось, что я влюбилась в парня, оказавшегося сутенером. Дальше можно не рассказывать?

- Зачем ты села на иглу?

Девушка рефлекторно одернула левую руку:

- Тебе это интересно? Так вышло. При моей работе трудно устоять от соблазна унестись в заоблачную высь... Так мы поедем ко мне?

Отсчитав ей денег, Румберг поднялся в номер. Полины не было ни в спальне, ни в ванной, ни где-либо еще. Позвонив дежурному отеля, он узнал, что госпожа Румберг просила супруга не волноваться, так как срочные дела в России вынуждают прервать отдых. А еще передала, что утром свяжется с ним сама. Все. Больше никаких деталей.

Мобильный телефон жены не отвечал. Откупорив бутылку коньяка, Румберг сел на огромную кровать и сделал несколько глотков.
* * *
Эдвард Коллинз оказался на редкость скучным любовником: разговоры в постели начинались и заканчивались единственной темой - раскладкой сил на мировой арене. В этом он отчасти напоминал Уикли с той лишь разницей, что тот никогда так не ревновал Линду. Ревность Коллинза порою становилась просто невыносимой. Причем, носила какой-то болезненный характер с оттенком садомазохизма. Увы! Пожилой джентльмен был далеко не самой лучшей находкой красавицы Линды. Формально она продолжала числиться в ФБР, а фактически ни в какой работе не принимала участие. Это устраивало Коллинза: он сохранял контроль над Линдой, как с позиции постели, так и с профессиональной стороны.

Однажды Эдвард, находясь в прекрасном расположении духа (такое с ним случалось крайне редко), признался возлюбленной, что операция по раскрытию отмывки денег России близится к завершению. Сколько можно ненасытным русским обогащаться за счет Штатов? Всему должен быть предел, и вот этот предел, похоже, наступил.

- Будет крупный международный скандал, - удовлетворенно потер руки Коллинз. - Сейчас необходимо осторожно направить твое ЦРУ по нужному следу.

- Почему "мое"? - удивилась Линда. - Кажется, с некоторых пор я выключена из списков их сотрудников?

- Все верно. Но ведь сохранились старые связи?

- Зачем они мне? Хотя... кое-какие телефоны еще остались.

- Вот и отлично! Информация должна идти откуда угодно, только не из ФБР. Кажется, миссис Грейвс, и для вас нашлась работенка?

- Я не особенно ее искала. Хватает дел на собственной фирме.

- Одно другому не помеха. Надо будет умело натравить газетчиков, этим займется Питер. А вы, мадам, где-то в разговоре со своими друзьями из ЦРУ на вечеринке...

- Отпускаешь меня одну? - съязвила Линда.

- В работе мы не должны находиться в зависимости от личных пристрастий.

Уж не собирается ли Коллинз ее оставить? Как было бы отрадно!

- Слишком сильны моя привязанность к тебе и доверие, - заметил Коллинз, - чтобы ставить под сомнение твою чистоплотность.

Боже, сколько патетики! И откровенных признаний! Расплакаться можно.

Как бы между прочим она спросила:

- Что будет с Филдсом?

И здесь Коллинз допустил ошибку любовника, слишком уверенного в собственном статусе:

- Его или отодвинут, или уберут.

- Уберут? Каким образом?

- Тебе хочется знать, каким образом убирают отработанный материал?

- Вообще, любопытно...

Словно что-то внезапно проснулось в Линде, чувство опасности стало почти реальным. Странно, ведь Филдс ее никогда по-настоящему не любил. Теперь он слишком далеко и, скорее всего, стал ей абсолютно чужим. Его судьба принадлежит только ему одному. Сейчас, правда, она принадлежит еще и Шельмягину.

- Что может быть любопытного в банальном убийстве? - риторически изрек Коллинз. - Конечно, мне по человечески жаль этого парня. Однако у него нет никого, кто воспринял бы его смерть как личную трагедию.

- У него есть сын.

- Которого папаша в глаза не видел. Если говорить откровенно, у меня от первого брака имеется двадцатилетний отпрыск, он живет с матерью в Канаде. Ни он, ни я не имеем друг о друге никакого представления лично, хотя знаем о существовании друг друга. Естественно, я оплачиваю его учебу, но, пожалуй, это единственное, чем ограничивается мое участие в судьбе ребенка.

Он помолчал, затем, словно что-то вспомнив, продолжил:

- Закончив столь громкую операцию, мы покажем всему миру никчемность русской демократии.

- Ответь мне, Эдвард, почему же тогда лавры низвергателя российской коррупции ты запросто отдаешь другим? Где же здоровая амбициозность одного из высших чиновников страны, где, наконец, твое мужское самолюбие?

И Коллинз допустил еще одну ошибку, доверив любовнице то, что не должен был доверять никому:

- Боюсь, ты можешь понять меня превратно, но свои интересы в игре я должен учитывать.

- Денежные интересы?

- Положим, что так.

- И каковы же они?

Он загадочно улыбнулся:

- Тебе понравилось то бриллиантовое кольцо - мой подарок к годовщине нашей нежной дружбы?

- Понравилось. Я полагала, что даже шефу ФБР такой презент не по карману.

- Вот и зря, - засмеялся он. - оказывается, по карману! Что может быть лучше дорогого подарка любимой женщине?

Линда пожала плечами:

- Видимо, честность, Эдвард...

...После информации Коллинза Линда уже не колебалась относительно собственного участия в судьбе Филдса. Она срочно позвонила Питеру в Канны, где тот присутствовал в числе гостей кинофестиваля, и договорилась о встрече. Действовать нужно грамотно, тихо и безошибочно. Сколько времени ей отпущено на спасение старого друга? Одному Богу известно. Значит, необходимо очень поторопиться. А промедление - подобно смерти.

У Шельмягина, когда Сомов вошел в его кабинет, находился Воробьев.

- Теперь все в сборе, - сказал шеф, указав Сомову на стул. - Значит, так, товарищи...

Если Шельмягин употреблял "товарищи" - старое обращение коммунистической эпохи, - это означало, что вопрос серьезный и безотлагательный.

- Приступим к делу! Докладывайте, товарищ Воробьев.

- Положение таково: есть сведения, что наши партнеры хотят придать мировой огласке истинную деятельность "Бизнес-трейда". Это до предела осложняет ситуацию.

- Что предлагаете?

Воробьев положил на стол перед Шельмягиным тонкую папку:

- Здесь я изложил план действий. Жду корректив, товарищ генерал-лейтенант.

Шельмягин полистал бумаги:

- Мне ясно одно: ФСК скандал упредить не сможет. Я правильно понял?

- Так точно, товарищ гене...

- Ладно, хватит чинов! Говори по существу.

Для Сомова такое обращение шефа к подчиненному в присутствии младшего по чину явилось полной неожиданностью.

- Понятно, Василий Васильевич, - ответил Воробьев. - Замять скандал не сможет ни администрация президента, ни правительство. Это и не в нашей компетенции. Мы только обязаны подчистить некоторые шероховатости и подготовить для прессы контрматериал разоблачительного свойства в отношении Штатов. Можно, к примеру, раскрыть одного-двух агентов ЦРУ.

- Какие шероховатости собираешься подчистить?

- Всех прямых и косвенных свидетелей надо убирать. В том, что касается "Бизнес-трейда" - проблем не будет. А в отношении известного депутата - следует крепко подумать.

Начальники, наконец, повернулись к полковнику.

- Что скажешь, Сомов? - спросил Шельмягин. - Есть соображения?

- Убрать Новикова нелегко.

Шельмягин сказал:

- Новикова сподручнее устранить за границей. Значит, его необходимо вытянуть куда-нибудь из России. Это сделают другие, а тебе, Сомов, следует завершить карьеру Савелия.

- Последнее время, - заметил полковник, - Новиков перестал мне доверять.

- Это твое предположение?

- Это факт, товарищ генерал-лейтенант.

Шельмягин протянул:

- Вот какие у нас трудности. Не пойму: или ты отказываешься, или...

- Он может не взять меня за границу.

- Не волнуйся, Сомов, - сказал Воробьев. - Возьмет как миленький. Это не твоя забота.

- Есть еще вопросы? - спросил Шельмягин. - Если нет, можете идти... Воробьев, задержись!

Оставшись вдвоем, Шельмягин произнес:

- Что тут думать... Картина Репина "Приплыли". Главное - себя не раскрыть. Пускай наверху сами пекутся о собственных головах. Мы свое дело сделаем, а дальше - их черед. Сомова подстрахуем. Если удастся.

Шельмягин прошелся по кабинету и сказал в пустоту:

- Чувствую, грядет новая перетасовка президентской колоды. Куды крестьянину податься?

- Уж тебе-то, Вася, чего бояться? Калашин друзей не оставит.

- Кто его знает. Сегодня друзья, а завтра... Ты давай закругляй с Филдиным, чтобы чисто было. А Сомов, считай, уже подбросил монетку: что упадет, орел или решка - один боженька видит. Знаю только, что чекист он хитрый, в обиду себя не даст.

В который раз Воробьев невольно подметил удивительное внешнее сходство Шельмягина с римским патрицием, вершителем судеб. Бывает же такое - простой русский мужик похож на античного героя. Какая-то насмешка фортуны, гримаса хромосомной наследственности!

- Держи меня постоянно в курсе, - продолжал Шельмягин. - Похоже, Коллинз всех нас подставил. Прав был Калашин... Если его люди начнут путаться под ногами, старайся их не касаться, быстро уходи. В случае крайней необходимости - убирай. И по возможности анализируй информацию. Кто впереди на ход - побеждает. Как в шахматах, помнишь?

* * *
Его разбудила трель мобильного телефона. Привкус неаполитанского коньяка еще оставался на губах.

- Румберг слушает.

- Здравствуй, дорогой! - голос Полины прерывался какими-то тихими щелчками.

- Куда ты пропала, Поля?! Что за выходки?!

- Как только ты ушел, позвонила мама и попросила срочно помочь.

- Что-нибудь случилось?

- Да. Это не для телефона. Мне пришлось сильно потратиться на частный рейс.

- Где ты сейчас?

- Над Карибским морем. Миша, наш охранник, зафрахтовал по моей просьбе небольшую яхту. Примерно через два часа жди нас на пирсе у отеля. Кстати, я послала тебе телеграмму, ты получишь ее немного раньше нашего прибытия. Обязательно прочти. До встречи!

Вот вам и отдых, господин финансист. Сплошная нервотрепка. Какие-то телеграммы... Зачем? И что там выкинула очаровашка Мери, чтобы Полина так внезапно сорвалась с места? Да и по времени ничего не сходится - даже если этот частный рейс движется со скоростью звука, она не могла за ночь слетать в Россию и к утру возвратиться обратно. Глупость... Возможно, его кто-то хочет разыграть? А звонила вовсе не Полина? Он попробовал вызвать жену по ее мобильному, но тщетно - не было даже ответного сигнала. Охранник Миша... Серенький накаченный крепыш. Может, у Полины с ним интрижка? Только сейчас он понимает, насколько оторван от личной жизни собственной жены...

- Господин Румберг, - возвестил коридорный менеджер, - вам срочная телеграмма.

- Благодарю.

Раскрыв сложенный вчетверо лист бумаги размером с письмо, он обратил внимание, что парень переминается с ноги на ногу.

- Вот, возьмите, - протянул он ему десять долларов. - Можете идти.

- Простите, сэр, - спросил служитель, - вы новый русский?

- Кажется, да. А что?

- Тогда вы очень остроумно шутите, - парень повертел в руках десятку, явно намекая на скудность чаевых.

- Хочешь, я пошучу еще остроумнее?

- Конечно, - обрадовался парень.

- Дай деньги назад, - Румберг положил купюру в карман. - А теперь ступай и запомни: жадность приводит к бедности.

Оступившись у порога, коридорный вышел.

"Если человек становится алчным с молодых лет, - подумал Румберг, - это ли не признак его деградации в будущем?"

Ему захотелось водки. Коньяк, затем водка - не много ли? Нет, нормально. Сейчас ведь отдых, а не собрание обманутых вкладчиков. Кстати, число этих бедняг в России множится с каждым годом. А почему? Опять-таки алчность, - то на чем беспринципные русские банкиры играют умело и быстро. И беспредельная народная доверчивость, доведенная государством до абсурда. Можно родиться совершенно ни к чему не пригодным и сделать огромное состояние на легальном воровстве и обмане. Дебильные иностранные инвесторы ждут каких-то законов, в то время как их российские коллеги из года в год набивают карманы долларами сограждан...