Глава крестившейся семьи пригласил Павла и Силу в дом, так же, как Лидия в свое время пригласила в свой, и предложил трапезу. И эта праздничная трапеза была внешним выражением радости, которой он возрадовался со всем домом своим, потому что уверовал в Бога (34). На следующее утро преторы послали к темничному стражу своих ликторов ** с приказом освободить Павла и Силу (35), и стражник передал эту новость заключенным. По-видимому, власти решили, что наказание палками и ночь в тюрьме явились достаточным для возмутителей спокойствия и надеялись, что провинившиеся сделают соответствующие выводы и будут рады тихо уйти. Но Павел повел себя иначе. Он потребовал для себя и Силы соблюдения своих прав римских граждан. Может быть, они требовали того же и раньше в агоре, но либо их не слышали, либо не поверили их словам. И теперь выяснилось, что по отношению к ним была допущена серьезная несправедливость. Ибо «согласно тексту Юлианского закона... ни магистрат, ни другое лицо не имели права бить или вязать римского гражданина ни при каких обстоятельствах adversus provocationem» ***, не говоря уже о случаях, когда не было ни допроса, ни приговора суда. Гражданину стоило только сказать civis Romanus sum («я римский гражданин»), и он становился лицом неприкосновенным; для тех, кто нарушал эти гражданские привилегии, было предусмотрено суровое наказание.
Поэтому Павел ответил офицерам: нас, Римских граждан, без суда всенародно били и бросили в темницу, а те-
* Златоуст, Гомилия XXXVI, с. 225.
** Ликтор (от лат. ligare — связывать) — государственная должность в Риме. Сначала ликторы исполняли распоряжения магистратов, потом стали их почетной охраной. Претор имел 6, консул 12, диктатор и император 24 ликтора. — Прим, перев.
*** Шервин-Уайт, с. 71.
перь тайно выпускают? «тихо выталкивают» (ИБ), или «тайком выдворяют» (НАБ). Нет, пусть придут и сами выведут нас (37). «Похоже, — пишет А. Н. Тритон, — Павел первым применил «сидячую забастовку». Он отказался сдвинуться с места, пока власти не придут и не изви-*ятся... Он хотел склонить власти к признанию и выполне-таю их долга, данного им Богом. Такой исход дела мог быть очень важным для церкви, которую миссионеры оставляли после себя» *.
Когда ликторы доложили начальству об этих обстоятельствах, те испугались (38), пришли в тюрьму, чтобы принести извинения, и, выведши, как и просили миссионеры, просили удалиться из города во имя общественного спокойствия (39). Павел и Сила так и сделали, предварительно вернувшись к Лидии, чтобы повидаться с членами церкви, поддержать их и попрощаться. И отправились (40), хотя и без Луки (20:5), довольные тем, что были оправданы официальной властью, а их миссия была очищена от порочивших ее подозрений в беззаконных действиях.
г. Объединяющая сила Евангелия
Трудно представить себе более неоднородную компанию, чем женщина, живущая своим трудом, служанка-рабыня и темничный страж. Они отстояли немыслимо далеко друг от друга как в расовом, социальном, так и в психологическом отношении. Однако все трое изменились под влиянием одного и того же Евангелия и вошли в одну и ту же Церковь.
Сначала рассмотрим их национальную принадлежность. Город Филиппы являлся космополитическим городом, сначала греческим, потом римским, причем он располагался неподалеку от знаменитой Эгнатиевой дороги, протянувшейся с востока на запад. Лидия была азиаткой, но не в современном смысле этого слова, а просто потому что происходила из Малой Азии. В Филиппах она была иммигранткой, а не местной жительницей. Служан-
* А. Н. Тритон, «Чей мир?». - А. N. Triton, Whose World? (IVP, 1970), p. 48.
ка, предположительно, была гречанкой и жила в том городе постоянно. Она могла быть и иностранкой, поскольку рабов привозили отовсюду, но в истории об этом ничего не говорится. Стражник, как все стражники в то время, был отставным солдатом или армейским ветераном и, как все чиновники в государственном управленческом аппарате римской колонии, несомненно сам был римским гражданином. Все они были воспитаны в разной культурной среде, но в политическом отношении были объединены Римской империей. И теперь они нашли еще более глубокое единстве во Христе Иисусе.
А теперь обратим внимание на различия в их социальном прошлом. Лидия, по всей видимости, была состоятельной женщиной, которая зарабатывала на жизнь тем, что мы шутливо называем «торговлей тряпками». У нее определенно имелся большой дом, где она могла разместить кроме собственных домочадцев еще четырех миссионеров (15). Девушка-рабыня происходила из противоположной прослойки социального спектра. В общественном сознании невозможно пасть ниже, чем попасть в положение раба. У нее не было ничего, она не владела даже собой. У нее не было собственности, не было свободы, прав, и даже права на собственную жизнь. Те деньги, что она зарабатывала предсказаниями, отправлялись прямиком в карманы ее хозяев. А стражник по своему социальному положению стоял где-то между этими двумя женщинами. Хотя у него был ответственный пост в городской тюрьме, он был всего лишь подчиненным в правительственной структуре. Можно сказать, что он принадлежал к респектабельному среднему классу. И все эти люди стали членами только что основанной церкви в Филиппах, подчинясь ее правилам, которые были одинаковы для всех без различий. Глава еврейской семьи на протяжении многих веков каждое утро начинал с молитвы, в которой благодарил Бога за то, что Он не создал его язычником, женщиной или рабом. И вот здесь мы видим представителей этих трех презренных категорий, искупленных и объединенных во Христе. Ибо истинно,
как лишь недавно писал Павел галатам, «нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все... одно во Христе Иисусе» (Гал. 3:28).
И в заключение рассмотрим их личные нужды. О Лидии можно сказать, что она имела интеллектуальные интересы. По крайней мере Лука указывает, что она «слушала» (14, дословно: «все время слушала»). Господь открыл ей сердце (имеется в виду ум), чтобы она поняла то, о чем говорил Павел, точно так же, как Он открыл ум Своих учеников к уразумению Писаний (Лк. 24:45). Возможно, в самом начале она была разочаровавшейся восточной женщиной, которую привлек иудаизм. Однако она и в нем не находила удовлетворения. У девушки-служанки имелась психологическая нужда. Ведь в ней сидел злой дух, которого нужно было изгнать, а состояние одержимости тогда, как и теперь, приводит к ужасным психологическим последствиям. Она утратила свою индивидуальность, свою личность как человеческое существо. Если в социальном плане как рабыня она принадлежала своим хозяевам, психологически и в духовном плане она принадлежала тому духу, который контролировал ее. Она находилась в двойных узах. Но, обретя Христа (ибо я думаю, что Лука имеет в виду не только ее освобождение от власти духа, но и ее обращение), она обрела себя. Она снова стала цельной личностью. В отношении же стражника можно сказать, что его нужда была моральной. По крайней мере, мы знаем, что его совесть не была спокойной, поскольку вопрос «как спастись» прозвучал как крик души. Нужды людей с течением времени не меняются в значительной степени, но Иисус Христос может удовлетворить каждую нужду и исполнить все наши надежды.
Чудесно наблюдать на примере Филипп и всеобъемлющий характер призыва Евангелия (оно достигает самых разных людей), и его объединяющий эффект (как оно объединяет верующих в одну Божью семью). Конечно, Евангелие также и разделяет общество, потому что кто-то отвергает и его, и тех, кто принял его, но оно объединяет
людей, принимающих благую весть. Лука заканчивает свою филиппийскую историю трогательным обращением к «братьям» (40). Богатая женщина, эксплуатируемая девушка-служанка и простой римский стражник вместе вошли в братско-сестринские отношения друг с другом и с остальными членами церкви. Верно, они испытывали определенное напряжение, и в своем более позднем Послании к Филиппийцам Павлу пришлось назидать их, прося «стоять в одном духе» и «иметь одни мысли, иметь ту же любовь, быть единодушными и единомысленными» (Флп. 1:27; 2:2). И все же все они принадлежали к одному братству Христа. Нам, живущим в век социальной разобщенности, также нужно проявлять в своей жизни объединяющую силу Евангелия.
2. Миссия в Фессалонике (17:1-9)
«Прежде пострадав и быв поруганы в Филиппах», Павел и Сила получили силу от Бога проповедовать Еванге лие в Фессалонике. Об этом они писали в своем первом Послании к Фессалоникийцам (1 Фес. 2:2). Кальвин писал о «непобедимой смелости ума и неутомимом терпении креста» Павла *. От Филипп до Фессалоники лежал путь длиной в сто миль по Эгнатиевой дороге, все время в юго-западном направлении.
Они прошли чрез Амфиполь и Аполлонию (1а), не останавливаясь в этих городах, только, возможно, на ночевку, ибо их пунктом назначения была Фессалоника, столица провинции Македонии. Это был портовый город, расположенный на берегу Термейского залива (Салоникский залив). Стоящий на перекрестке морского пути через Эгейское море и Эгнатиевой дороги по суше в юго-западном направлении, город был цветущим торговым центром, гордившимся статусом свободного города с 42 г. до Р. X. Там тоже была Иудейская синагога (16). Павел, по своему обыкновению (даже после решения «обратиться к язычникам», 13:46), вошел к ним и три субботы говорил с чими из Писаний, благовествуя (2а).
* Кальвин, II, с. 91.
Хотя Павел и его друзья, должно быть, пробыли в
Фессалонике несколько месяцев, что явствует из его По-
таний, хотя большинство вновь обращенных ранее были тгчниками, и даже идолополонниками (1 Фес. 1:9-10), 1ука все внимание сосредоточивает на его благовестии 1удеям, которое продлилось всего три недели.
Сначала Павел говорил с ними из Писаний, открывая и
оказывая им, что Христу (т. е. ожидаемому Мессии) надлежало пострадать и воскреснуть из мертвых (2б-3а). Такова была обычная христианская Благая весть для иудеев.
Тример этому показал Сам Иисус, как говорит об этом 1ука. Во время Своего служения Он постоянно предсказы-что Сыну Человеческому надлежит пострадать, умереть воскреснуть (напр.: Л к. 9:22). Затем после Своего воскресения, встретив Своих учеников по дороге в Эммаус, Он урекнул их за то, что они сомневались в пророческих свидетельствах, которые Он изъяснил им «во всем Писании», говоря, что «надлежало пострадать Христу и войти в
паву Свою» (Лк. 24:25-27). Во второй раз он вновь на-юмнил об учении Ветхого Завета, где говорится о том, что «так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день» (Лк. 24:44-46). Естественно, это стало сердцем апостольской kerygma, которую Петр развивал в день Пятидесятницы (2:22 и дал.) и которую Павел впоследствии подытожил (13:26 и дал.). Нет сомнений, что в фессалоникской синагоге Павел обратился к тем же страницам Писаний, которые он цитировал в предыдущих своих проповедях, особенно к Псалмам 2:1-7; 15:8-11; 109:1; 117:22; к Книге Пророка Исайи 52 - 53 и, возможно, к Второзаконию 21:22-23.
Затем Павел подошел к тому, что Сей Христос есть Иисус, Которого я проповедую вам (36). То есть, он рассказал историю Иисуса из Назарета: Его рождение, жизнь и служение, Его смерть и воскресение, Его вознесение и jap Духа, Его настоящее правление и будущее возвращение, Его дар спасения и грядущий суд. Несомненно, в своей проповеди Павел показал все спасительное служение Иисуса от начала до конца.
В-третьих, он отождествил исторического Иисуса с Христом из Писаний, смело заявляя: Сей Христос есть Иисус (36). Это был типичный «пешер», или система доказательства с использование модели «это есть то» на основе Ветхого Завета, как делал Петр в день Пятидесятницы (2:16). Следует отметить, что греческий глагол доказывая в начале 3 стиха — это paratithemi. Поскольку дословно он значит «поставить рядом», его можно отнести к аргументации Павла в значении «поставить исполнение рядом с пророчеством» *. В любом случае, отождествление реальной истории с Писанием, Иисуса со Христом было существенным аргументом в апологии Павла. Такое отождествление остается неотъемлемой частью христианского свидетельства и в наши дни, ибо теперь некоторые богословы пытаются отделить исторического Иисуса христианского Евангелия от богословского Христа, познаваемого духовным опытом верующего.
Далее Лука рассказывает о реакции людей на благовестив Павла. С одной стороны, поскольку Евангелие проповедано «было не в слове только, но и в силе и во Святом Духе» (1 Фес. 1:5), многие уверовали. Например, некоторые из иудеев уверовали, убежденные тщательно подобранными аргументами Павла, и присоединились к Павлу и Силе, может быть, покидая синагоги, чтобы стать членами христианской домашней церкви, как из Еллинов, чтущих Бога, великое множество, так и из знатных женщин не мало (4). Поскольку выражение «еллины, чтущие Бога» звучит тавтологией (все «чтущие Бога» являются язычниками), Лука, возможно, имеет в виду две группы (чтущих Бога и Еллинов), а не одну, как указывает Западный текст и подтверждает Уильям Рамсей **. В таком случае, обращенные были представителями четырех слоев общества — иудеев, греков, богобоязненных и
* Брюс, «Английский», с. 343. " Рамсей, «Святой Павел», с. 227.
знатных женщин. Среди них были Аристарх и Секунд, которые впоследствии стали спутниками Павла в его путешествиях, а Аристарх - - даже его товарищем по заключению (20:4; 27:2) (Кол. 4:10).
С другой стороны, неуверовавшие Иудеи, возревновавши и взявши с площади некоторых негодных людей (деревенских, безграмотных людей или бездельников), собрались толпою и возмущали город и, приступивши к дому Иасона, поскольку они остановились в доме Иасона (см. стих 7), попытались вывести их к народу (5). «Толпа» здесь переводится как demos, что можно отнести к «народному собранию» (ИБ), или гражданскому совету, чем Фессалоника, будучи свободным городом, справедливо гордилась. Не нашедши же их, т. е. миссионеров, повлекли Иасона и некоторых братьев к городским начальникам (politarchas) (6a). Точность Луки в том, что он называет городских магистратов «politarchas», подтверждается рядом источников из македонских надписей того времени. «Из пяти надписей, относившихся к Фессалонике, стало ясно, что в первом веке от Р. X. городом правил орган правления, состоявший из пяти politarchas» *. Обвинение против Павла и Силы было очень серьезным: Эти всесветные возмутители [всесветные — oikoumene, «населенная» земля на языке Римской империи] пришли и сюда (6а), а Иасон принял их; и все они поступают против повелений кесаря, почитая другого царем, Иисуса (7). И встревожили народ и городских начальников, слушавших это (8). Общее обвинение, выдвинутое против миссионеров, сводилось к тому, что они были возмутителями спокойствия в городе (6). Это не значило (в известном смысле, принятом в АВ), что они «возмущали покой и всех будоражили», но своими действиями производили радикальный общественный переворот. Глагол anastatoo имеет революционный оттенок I и используется в 21:38 при описании египетского террориста, который организовал мятеж. Таким же образом, Павел и Сила обвинялись в государственной измене.
* Лонгнекер, «Деяния», с. 469.
Трудно переоценить ту опасность, которой они подвергались, ибо «одно лишь подозрение в измене против императора часто оканчивалось для обвиняемого плачевно» *. Как Иисус был обвинен перед Пилатом в антиправительственной агитации, или в «развращении» нации, объявив себя «Христом Царем» (Лк. 23:2), так и учение Павла о Царстве Божьем (14:22) и о parousia Христа (официальный термин для визита высокого гостя), на чем Павел делал особый акцент во время своего посещения Фесса-лоники (о чем мы узнаем из его Посланий к Фессалони-кийцам), были неправильно поняты.
Поскольку императора называли basileus («царь», напр.: Ин. 19:12; 1 Пет. 2:13,17), как и kaisar («император»), трудно было объяснить применение слова basileus к Иисусу (7), не посчитав такое обращение преступлением и изменой. До сих пор в понимании этого аспекта христианского учения сохраняется определенная двусмысленность. С одной стороны, мы, как христиане, призваны быть сознательными и законопослушными по отношению к власти (к царю), а не революционно настроенными гражданами. С другой стороны, Царство Христово с тех самых пор имеет для нас неизбежное политическое значение, поскольку мы, как Его верноподданные, не должны оказывать другим правителям или идеологии высшее почтение и полное подчинение, потому что такое отношение должно принадлежать только Ему одному.
Обеспокоенные городские начальники, получивши удостоверение от Иасона и прочих, отпустили их (9). Магистраты, по-видимому, не только отпустили обвиняемых под залог. Выражение Луки подразумевает, что задержанным «было предложено представить гарантии в соблюдении гражданских и юридических процедур» **. «Они связали словом Иасона и прочих» (НАБ), имея в виду их обещание, что Павел и Сила покинут город и не вернутся обратно под угрозой строгого наказания, если это обещание будет нарушено. Возможно, Павел имел в виду этот официальный запрет, который рассматривал как препятствие сатаны, не позволявшее ему вернуться в Фесса-лонику (1 Фес. 2:18), ибо «этот остроумный и злой умысел проложил между Павлом и фессалоникийцами непроходимую пропасть» *.
*Рамсей, «Святой Павел», с. 229. Шервин-Уайт, с. 95.
3. Миссия в Верии (17:10-15)
Братия же немедленно ночью отправили Павла и Силу в Берию, тайком, чтобы более не возбуждать негодование общественности. Прибывши туда, пройдя пятьдесят миль в юго-западном направлении, но не по Эгнатиевой дороге, миссионеры вновь пошли в синагогу Иудейскую (10), чтобы поделиться с ее членами Благой вестью об Иисусе. Здешние были благомысленнее («более восприимчивыми», ИБ, БАГС) Фессалоникских: они приняли слово со всем усердием, ежедневно разбирая Писания, встречаясь с Павлом на ежедневных занятиях, а не только один раз в субботу, стараясь разобраться, тонна ли это так (11). Лука явно восхищается их энтузиазмом и отношением к проповеди Павла, их трудолюбием и непредвзятой готовностью к изучению Писаний. Они сочетали стремление к познанию с критическим исследованием. Глагол «исследовать, выяснять» (anakrino) используется в судебном следствии, например, когда Ирод исследовал дело Иисуса (Лк. 23:14-15), синедрион — дело Петра и Иоанна (4:9), а Феликс —дело Павла (24:8). Этот глагол подразумевает честность и беспристрастность. С тех пор слово «верней» употребляют по отношению к людям, которые изучают Писание тщательно и беспристрастно.
Верийцы слушали и изучали Писание, но это не значит, что они все единодушно приняли Евангелие. Как и в Фессалонике, мнения разделились. И многие из них уверовали, и из Еллинских почетных женщин и из мужчин не мало (12). Среди них, возможно, был и Сосипатр, сын Пирров (хотя его имя упоминается только в 20:4). Но в то время, когда Фессалоникские Иудеи узнали, что и в Берии проповедано Павлом слово Божие, то пришли и туда, возбуждая и возмущая народ (13). На этот раз братия не стали ждать, когда возбуждение перерастет в общественный скандал, но тотчас отпустили Павла, как будто идущего к морю; а Сила и Тимофей остались там (14). Сопровождавшие Павла проводили его до Афин, предположительно морем, покрыв расстояние более чем в 300 миль и, получивши приказание к Силе и Тимофею, чтобы они скорее пришли к нему, отправились (15).
4. Заключительные размышления
Лука описывает события, происходившие в Фессало-нике и Верии, с поразительной краткостью. Но он, похоже, старается привлечь внимание читателя к одному очень важному аспекту в этих отрывках. Его интересует отношение к Писаниям как со стороны благовествующих, так и со стороны слушающих, и он использует для этой цели определенные глаголы. В Фессалонике Павел «говорил», «открывая и доказывая» и «проповедовал», а в Верии иудеи со всем усердием «приняли» слово, старательно «разбирая Писания» каждый день. Для благовестия в иудейской среде было необходимо рассматривать Писания Ветхого Завета и как учебник, и как свод законов. Но более всего впечатляет то, что ни оратор, ни слушатели не использовали Писание легкомысленно и бездумно, лишь для подтверждения своих собственных доводов. Напротив, Павел «говорил с ними из Писаний», а верий-цы «разбирали Писания», чтобы убедиться, что его утверждения соответствуют написанному в Божьем слове. Мы можем быть уверены, что Павел приветствовал и поддерживал такой вдумчивый подход. Он верил в доктрину (его проповедь имела теологическое содержание), а не во внушение определенных идей и мыслей (диктаторское учение, отвергающее критическое восприятие). Как писал Бенгель о стихе 11, «особенным свойством истинной религии является то, что она сама страдает, чтобы позво-
лить себя изучать, и таковой она была задумана» *. Таким образом, проповедь Павла и критическое исследование его учения слушателями находились в тесном единстве друг с другом.
Не сомневаюсь, что Павел много молился и просил Святого Духа открыть ему уста, чтобы уметь объяснить Евангелие, а его слушателям открыть ум, чтобы понять Благую весть о спасении во Христе.
* Бенгель, с. 662.
17:16-34 13. Павел в Афинах
Есть что-то очаровывающее в пребывании Павла, великого христианского Апостола, в Афинах, среди красот Древней Греции. Он знал об Афинах с детства. Афины были главным греческим городом-государством с пятого века до Р. X. И даже после вхождения в состав Римской империи город сохранил гордую интеллектуальную независимость и остался свободным городом. Он гордился своими богатыми философскими традициями, унаследованными от Сократа, Платона и Аристотеля, литературой и искусством, значительными достижениями в области свободы личности. Даже если во времена Павла он «жил своим великим прошлым» * и был, по современным понятиям, сравнительно маленьким городком, он по-прежнему имел репутацию интеллектуальной метрополии империи.
Итак, Павел, прибыв морем с севера, впервые посетил Афины, о которых он столько слышал. Друзья, благополучно проводив его от самой Верии, покинули его. Он просил их как можно скорее отправить к нему Силу и Тимофея (17:15). Павел надеялся получить возможность вернуться в Македонию, ибо призван он был в Македонию (16:10). А пока, в ожидании их приезда, он почувствовал себя очень одиноким в культурной столице мира. Какова
была его реакция на Афины? Какой должна быть реакция христианина, который посетил город, где преобладала нехристианская идеология или религия, город, который великолепен с эстетической точки зрения и благополучен в культурном отношении, но низко пал в моральном и духовном отношении? Реакцию Павла можно рассматривать в четырех аспектах. Лука рассказывает нам, что он видел, чувствовал, делал и говорил.
1. Что видел Павел
В ожидании их в Афинах, т. е. в ожидании Силы и Тимофея, Павел возмутился духом при виде этого города, полного идолов (16) или «отдавшегося идолопоклонству» (ИБ). Он, должно быть, обошел весь город, чтобы осмотреть его достопримечательности. Теперь, когда у него появилась эта возможность, Павел решил внимательно и неторопливо ознакомиться с его красотами, известными во всем мире. Ибо здания и памятники в Афинах были великолепны. Акрополь, древняя крепость города, стоявший на возвышении, так что его можно было видеть за мили вокруг, был словно «одно огромное архитектурное и скульптурное сооружение, посвященное национальной славе и поклонению богам» *. Даже сегодня Парфенон полон уникального величия, хотя большая часть его разрушена. Павел мог прогуливаться по agora с его многочисленными галереями, украшенными картинами знаменитых живописцев, мог слушать дебаты современных ему государственных деятелей и философов, ибо Афины были знамениты своей демократией.
Павел не был необразованным обывателем. Говоря современным языком, он являлся выпускником двух университетов, в Тарсе и Иерусалиме, а Бог одарил его могучим интеллектом. Он мог быть очарован великолепием архитектуры, истории и мудрости города.
Но не это поразило его. Прежде всего он видел не красоту и великолепие города, но то идолопоклонство, что царило в нем.
* Цитируется: Конибер и Хаусон (Conybeare and Howson), с. 275.
* Хенчен, с. 517.
Прилагательное, что использует Лука (kateidolos), нигде больше в Новом Завете не встречается, это слово нельзя встретить также и в греческой литературе. Хотя большинство английских изданий переводят его как «полный идолов», но идея, видимо, состояла в том, чтобы сказать, что весь город находился «под» ними, то есть под идолами. Можно сказать, что он был «подмят идолами», или «завален» ими. Либо, поскольку слово kata часто выражает пышный рост, то, что Павел увидел, можно назвать «настоящим лесом идолов» *. Как Апостол позже заметил, афиняне были «особенно набожны» (22). Ксенофонт говорил об Афинах как об «одном великом алтаре, одной великой жертве» **. Как следствие, «в Афинах было больше богов, чем во всей остальной стране, и римский сатирик не преувеличивает, когда говорит, что в городе легче найти какого-нибудь бога, чем человека» ***. Там было великое множество храмов, различных мест поклонения, статуй и алтарей. В храме Парфенон стояла огромная статуя богини Афины, сделанная из золота и слоновой кости, «и сверкающая пика ее копья была видна на сорок миль» ****. В других местах стояли изображения Аполлона, покровителя города, Юпитера, Венеры, Меркурия, Вакха, Нептуна, Дианы и Эскулапа.
Достарыңызбен бөлісу: |