Первый период – середина XIX в. – 30-е гг. XX в. Лидировала западноевропейская школа. Прежде всего, ученых занимал вопрос о происхождении иранских народов, и в связи с этим их увлекала тема локализации авестийской Арианам-Вайджа. К этому вопросу обращались представители разных школ. Среди них К. Риттер1, Ф. Юсти2, М. Бреаль3, В. Гейгер4, В. Томашек5, Й. Маркварт6, Хр. Бартоломэ7, А. Джексон8, Х. Нюберг9, Э. Бенвенист10, А. Кристенсен11 и т. д.
Решая вопрос локализации Арианам-Вайджа, ученые обращались в основном к двум спискам историко-культурных областей, зафиксированных в «Авесте». Это фаргард (параграф) «Видевдата» («Видевдат» 1. 1-20) и отрывок из «Михр-яшта» (10. 12-14). Ими была также сделана попытка отождествить страны в обоих списках.
У русских ученых также возникает интерес к локализации родины иранских народов. В 1861 г. вышел первый русский перевод отрывков из «Авесты» с комментариями, осуществленный К.А. Коссовичем1. В своих критических замечаниях к изданию ученый обращается к отождествлению Арианам-Вайджа. Этим вопросом и отождествлением других географических названий, упоминаемых в «Авесте», занимались также З.А. Рагозина и К.И. Иностранцев, В.В. Бартольд2.
Для нашего исследования интерес представляют материалы русских исследователей, содержащие сведения по топонимии, орографии и гидрографии Центральной Азии, а также этнографии. Ценный вклад в сбор этих материалов внесли Е. Воронец, В.П. Зайцев, И.И. Зарубин3 и многие другие ученые.
В начале XX в. была также установлена окончательная локализация некоторых авестийских географических названий.
Анализ исследований, касающихся темы нашей работы показал, что в этот период предпочтение отдавалось лингвистическому подходу. В целом же применялось три основных метода при изучении, обозначенной выше проблемы:
1) использование сообщений письменных источников; 2) сопоставительный анализ источников; 3) лингвистический анализ.
Второй период: 40-70-е годы XX в. В этот период в изучении обозначенной проблемы продолжают лидировать представители западноевропейских научных школ. Новые переводы зороастрийских источников, сопровождающиеся ценными комментариями, позволили активизировать исследования. Здесь следует выделить два фундаментальных труда, вызвавших большой резонанс в иранистике. Это «Гимн Митре» в переводе и с комментариями И. Гершевича4 и двухтомный перевод «Гат» Х. Хумбаха5.
К вопросу локализации авестийских историко-культурных областей, оронимов и гидронимов обращались А. Кристенсен1, М. Моле2, И. Гершевич3, Н. Хумбах4, Э. Бенвенист5, Р. Гиршман6, Ж. Дюшен-Гийемен7 и др.
Характерной особенностью этого периода является то, что исследователи обращаются к авестийской географии в контексте установления места рождения Заратуштры, определения родины зороастризма, места происхождения «Авесты» и обитания племен, упомянутых в «Авесте», а также в контексте с именами правителей иранских земель, т.е. династии рода Кеянидов. Среди многочисленных публикаций по данной тематике следует выделить работы Э. Херцфельда8, В. Хеннинга9, М. Моле10, И. Гершевича11, Г. Виденгрена12, Х. Нюберга13, М. Бойс14, Д. Монши-Заде15 и Г. Ньоли16 и др.
На арену мировой науки выходят представители советской научной школы, которые впервые привлекают археологический материал с территории Центральной Азии. Здесь в первую очередь следует отметить исследования советского ученого С.П. Толстова17, который помимо уточнения отождествления некоторых авестийских рек, попытался определить родину зороастризма и «Авесты».
Свою лепту в изучение вопросов авестийской географии внесли К.В. Тревер1, В.В. Струве2, В.И. Абаев3, М.Е. Массон4, М.М. Дьяконов5, Б.А. Литвинский6, К.Ф. Смирнов и Е.Е. Кузьмина7, И.В. Пьянков8 и др.
В аспекте изучения исторической географии Центральной Азии в доисламский период весьма интересна небольшая, но емкая статья Г.В. Птицына «К вопросу о географии «Шахнаме»9, в которой автор впервые обратился к знаменитому произведению как к источнику по изучению не только истории, но и исторической географии Центральной Азии.
В 50-е годы прошлого столетия внимание ученого мира привлекали работы советского востоковеда И.М. Дьяконова, который в результате своих исследований сделал важный вывод о том, что авестийская «Арианам-Вайджа» – это равнины Средней Азии и Ирана10.
Нельзя не вспомнить здесь и исследования по данной проблеме известного советского востоковеда Б.Г. Гафурова. Его труд «Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история»11 позволил по-новому взглянуть на некоторые вопросы авестийской географии.
Среди многочисленных публикаций по теме работы следует отметить сборник докладов международного симпозиума «Этнические проблемы истории Центральной Азии в древности (II тысячелетие до н. э.)»12, проходившего 17-22 октября 1977 г. в г. Душанбе под эгидой ЮНЕСКО. На симпозиуме утвердилось мнение о локализации прародины индоиранцев в степях и их миграции в Центральную Азию.
Таким образом, в 40-е-70-е годы XX в. к локализации авестийских географических названий обращаются представители, как западноевропейской, так и советской науки.
Третий период определяется нами с начала 80-х годов XX в. до настоящего времени. Этот период характеризуется тем, что при отождествлении авестийских географических названий ученые начинают использовать комплексный метод. Сравнительный анализ письменных источников с привлечением археологического и лингвистического материала при локализации авестийских географических названий позволил по-новому взглянуть на решение этого вопроса.
Для решения поставленной нами проблемы весьма полезными оказались топонимические исследования, касающиеся выявления следов древнеиранских языков в современных языках.
Начали ученые привлекать к исследованию и данные палеогеографии. В этот период ученые привлекают также исследования по экологии, так как, начиная с эпохи бронзы, экологические факторы оказывали существенное влияние на миграционные процессы на территории Центральной Азии.
Третий период характеризуется тем, что исследователи как западноевропейской, так и советской ориенталистики вышли на одинаковый уровень. В свет выходят новые переводы «Авесты» и пехлевийских источников. Среди них следует отметить переводы Х. Хумбаха1 и А. Хинца2, сопровождаемые ценными комментариями к географическим названиям.
Отдельно следует остановиться на последних переводах «Авесты» на русский язык известного русского специалиста в области иранистики И.М. Стеблин-Каменского3. Ученый высказывает свое мнение по поводу многих авестийских географически названий.
В этот период новый археологический материал позволил ученым обосновать ранее выдвинутые гипотезы и выдвинуть новые. В эти годы и в настоящее время наблюдается рост научных публикаций4 с претензиями на решение самых сложных проблем исторической географии Центральной Азии в древности и раннем средневековье. Комплексный подход к исследованию здесь сыграл определяющую роль.
Если в предыдущие периоды лидировали немецкая и французская школы, то теперь на арену научных изысканий по авестийской географии вышли представители других школ. Так, итальянский исследователь Г. Ньоли, выпустил фундаментальный труд «Zoroaster’s Time and Homeland»1, в котором он попытался решить вопрос о родине Заратуштры. Ученый обращается к отождествлению авестийских гидронимов, оронимов и «Арианам-Вайджа», а также к локализации некоторых историко-культурных областей, упомянутых в «Географической поэме» («Видевдат 1. 1-20), и родины Заратуштры.
Французский авестолог Ж. Келлен публикует ряд работ2, в которых ставит вопрос о родине Заратуштры и зороастризма в целом, а также рассматривает территорию авестийского пантеона.
Жизнедеятельность Заратуштры (особенно место и время его рождения) продолжает интересовать ученых. По этим вопросам вышли публикации3, в которых исследователи, помимо изучения «Авесты», привлекали также и археологический и лингвистический материал. Cреди них следует выделить работы В. Вогельзанга1, М. Витцеля2, Ф. Грене3.
В последние десятилетия проблема родины индоиранцев привлекает американских ученых. Так, Ф. Хиберт4 и С. Ламберг-Карловский5 в поисках родины индоиранцев опираются на материалы Бактрийско-Маргианского археологического комплекса (БМАК) и андроновской культуры.
Новый археологический материал с территории Центральной Азии, а также анализ источников, лингвистического материала и других сведений позволили советским, а позже российским ученым также внести весомый вклад в изучение вопросов исторической географии Центральной Азии, особенно авестийской. Так, Г.М. Бонгард-Левин и Э.А. Грантовский6 в своих исследованиях обратились к данным мифологии и сопоставили некоторые мотивы, присутствующие в древнеиндийской, персидской и скифской традициях. Весьма важным является вывод Э.А. Грантовского о связи автохтонности арийских племен со степным населением эпохи бронзы7.
Большое значение в решении арийской проблемы имеют работы Е.Е. Кузьминой8. Немаловажную роль в изучении исторической географии древней Центральной Азии имеют исследования И.В. Пьянкова1, который основательно проштудировал всю совокупность античных источников географического содержания, относящихся к данному региону. Для локализации гор и рек, упомянутых в античных источниках, ученый впервые использовал так называемую орогидрографическую схему горы – реки2, тем самым подойдя к проблеме комплексно.
В последние десятилетия к решению вопросов исторической географии в древности присоединились исследователи постсоветских центральноазиатских республик. Так, к авестийской географии обращались узбекские ученые Э.В. Ртвеладзе, М.И. Филанович, А. Аскаров3. Среди таджикских ученых данной проблемой интересовались Н.Н. Негматов и Ю. Якубов4.
Свой вклад в развитие авестийской проблематики вносят и исследователи Ирана. Здесь следует упомянуть монографию Дж. Аштиани «Заратуштра»5, в которой ученый подробно останавливается на вопросе о родине Заратуштры.
Источниковедческий и историографический анализ исторической географии Центральной Азии в древности, особенно, авестийской географии, показал, что здесь имеют место и открытия, и противоречивые гипотезы, и значительные достижения. Таким образом, история изучения вопроса, как выяснилось в процессе определения степени изученности проблемы, требует принципиально нового методологического подхода, который диссертант и постаралась, реализовать в своей диссертационной работе.
Во второй главе диссертации «Орогидрографическая схема в «Авесте» как основа общей географической картины мира древних иранцев» автор высказывает свою точку зрения на локализацию авестийских гор Хара Березаити, рек Вахви-Датия, Ардви, Ранха и моря Ворукаша. Основное внимание было сконцентрировано на комплексном подходе, одним из принципов которого является использование орогидрографической схемы в виде горы – реки – море.
В первом разделе главы «Отождествление гор Хара Березаити» диссертант высказала свою точку зрения на локализацию авестийских гор Хара Березаити. Этнографический материал с территории Западного Памира, административно относящегося к Горно-Бадахшанской автономной области (ГБАО) Республики Таджикистан, а также сведения русских ученых второй половины XIX – начала XX вв., впервые использовались в данном исследовании. Предлагаем вновь вернуться к локализации гор Хара Березаити не только на Памире, а шире – в горной системе Тянь-Шань – Памир – Гиндукуш. По схеме, определенной О.Е. Агаханянцем с учетом природно-климатических, геоморфологических и фитогеографических особенностей региона установлены реальные географические границы Памира: северная граница Памира должна проходить по Заалайскому хребту и четко продолжаться на восток до северных степей Куньлуня; восточная граница Памира должна проходить по Кашгарскому хребту (Западный Куньлунь) и водоразделу Тизнаф – Раскем-Дарья; реальной природной южной границей является гребень Гиндукуша; западная граница Памира должна быть также проведена по хребту Кохи-Ляль Восточного афганского Бадахшана1.
Далее анализируются сообщения «Авесты» в контексте с лингвистическим и археологическим материалом.
Прослеживается лексическое соответствие между памирскими и авестийским языками, что позволило выявить сохранение названия авестийского верховного божества Ахура-Мазды в значении «солнце» в памирских языках как remůzd, remuz – в ишкашимском; ōrmōzd – в сангличи; ormōzd – в йидга и мунджи2. В хотано-сакском языке – одном из диалектов восточных среднеазиатских саков, который по заключению лингвистов, генетически связан с памирскими языками, где солнце называется urmayazde (саксое отражение древнеиранского Ахура-Мазда1.
Название божества Митра прослеживается в памирских языках в значении солнца как miro – в языке мунджи; mira – в языке ормури2, а также mes, mersr 3; myer – в языке пашто; mir – в языке ванеци4. В современном таджикском языке слово «мехр» на ряду со значением «любовь», «согласие» имеет также значение «солнце» 5.
Топоним Памир, по одной из версий, произошел от «По-и-михр», что означает подножье солнца6. Митра, отождествляемый с солнцем, имеет свою обитель на Хара Березаити. Толкование и обозначение солнца в некоторых памирских, а также в таджикском языках – «мехр», имеют конкретный географический смысл и хорошо отражают положение этой страны по отношению к землям, заселенным древними иранскими народами. Диссертант, считает, что более перспективной является трактовка Д.И. Эдельман, согласно которой вторая часть (Мехр) возводится к индоевропейскому Мор-и – mori и трактуется как «граница», «пограничная область»7.
Значение «высокий» в форме Березаити сохранило свое значение в современном таджикском языке. Так, Березаити перешло в «Барз», «варз» и «баланд», что означает высокий. «Барз» и «варз» являются корнем многих географических названий Таджикистана, где есть ущелье Варзоб и селение Варзаминор8, перевалы Барзи, Варзиканд и Варзор9, горы Варзоб-тау10Дариварз11, Барозгох, Барози Кампирак и Сари Вароз, а также местность Таги Бароз12. Таким образом, данные топонимии играют немаловажную роль в решении вопроса локализации того или иного географического термина «Авесты».
Этнографический материал (погребальный и свадебный обряды хуфцев, бартангцев и шугнанцев – памирских народов, проживающих в долинах рек Хуф, Бартанг и Гунт на территории ГБАО) оказался весьма интересной доказательной базой для данного исследования, что позволило сделать точку зрения автора работы более обоснованной. Сравнительный анализ погребального обряда зороастрийцев, описанного в «Авесте» и пехлевийских источниках, с погребальным обрядом современных зороастрийцев и горнобадахшанцев позволил диссертанту прийти к заключению, что, несмотря на то, что современные горнобадахшанцы являются мусульманами, они продолжают хранить древние обычаи и традиции.
Ценными оказались сведения русских исследователей, побывавших в Каратегине и Дарвазе во второй половине XIX – начале XX вв., которые соответственно должны входить в географические рамки Памира, установленные О.Е. Агаханянцем. Так, первое упоминание об общественных домах огня – алоухона в Каратегине и Дарвазе отмечено в отчетах Г.А Арандаренко1. О кишлачных домах огня – алоухона и об отношении горных таджиков к огню в Каратегине, Вахиё и Дарвазе свидетельствуют также В.Ф Новицкий и М.С. Андреев2. А.Н Кисляков – советский этнограф пишет о том, что у таджиков Каратегина и Дарваза при мечетях находились помещения алоухона – дом огня, где зимой утром и вечером разводили огонь, собирались односельчане, обсуждались общественные дела кишлака, останавливались путники»3. Вполне возможно, что в советский период и в наше время функции упомянутых учеными алоухона стали выполнять чайханы, тем самым, сохранив доисламские традиции своих предков.
По описанию «Замйад-яшта», Хара Березаити окружают земли с Востока на Запад. Эти сведения мы можем отнести к области мифа, так как на современной физической карте мира нет горной системы с такой характеристикой. Выше мы отметили, что согласно стихам 12-14 «Михр-яшта», Хара Березаити находятся на востоке иранских земель. Тогда они являются естественной границей «Арианам-Вайджа» с востока. Это подтверждает факт из «Задспрама», где говорится, что Албурз является границей земли (Zs 7.1). Если взять за основу трактовку Д. И. Эдельман значения слова Памир, как граница4, то горы Хара Березаити действительно являются восточной границей земель древних иранцев.
Таким образом, выше отмеченные факты указывают на локализацию гор Хара Березаити на Памире в рамках, установленных О.Е. Агаханянцем.
Во втором разделе главы «Отождествление рек Вахви-Датия, Ардви, Ранха и моря Ворукаша» диссертант вновь обращается к локализации авестийских гидронимов Вахви-Датия, Ардви, Ранха и моря Ворукаша. В «Авесте» говорится, что Заривари приносит в жертву «пред Датии водою сто жеребцов, и тысячу коров, и мириад овец» («Яшт» 5. 112). Раскопки Храма Окса последних лет дали новый материал, подтверждающий культовый характер, обнаруженных там костей животных1. Диссертант предполагает, что наличие костей жертвенных животных, а также сообщения античных авторов (Геродот, I.131-132; Страбон, XV. 314) подтверждают сведения «Авесты» о совершении жертвоприношений «пред Датии водою».
При раскопках Храма Окса были обнаружены также две посвятительные надписи на древнегреческом языке2, указывающие на вотивное приношение Оксу, что, несомненно, подтверждает существование культа Окса у местного населения.
Ф. Грене прослеживает следы легенды о названии иранского божества OAXŠO (*Wakhš(a)), корень которого Waxš – «расти, прыгать» от времени появления кушанских монет (I до н.э. – I н.э.) до сообщения Бируни (X в.) о празднике Окса у хорезмийцев. В эллинистические и до эллинистические времена в иранской, особенно в бактрийской ономастике получили распространение имена на основе Vaxšu. Ученый приводит имена Oxybazos (*Wak’hš(u)) – Wazdah – «сильный» благодаря Оксу (Oxus), Oxydabes (*Wakhš(u)) – kata – «данный Оксом», Mithraoxos (*Mithra-Wakhš(u)) – «данный Митрой и Оксом. А Окс, как пишет Ф. Грене, в Сасанидское время отождествлялся с рекой Вахви-Датия3.
Автор работы предлагает свою точку зрения на отождествление авестийской Ардви. Один из гимнов «Авесты» – «Ардвисур-яшт» посвящен богине вод и плодородия. Река Ардви олицетворяется древними иранцами с богиней вод и плодородия Ардвисурой Анахитой. В «Ардвисур-яште» «воды Ардви» и «Датии» упомянуты вместе («Яшт» 1.21). Ардви, текущая с гор Хукарья до моря Ворукаша («Яшт» 5.3) может также соответствовать и другой главной авестийской реке Ранхе. О двойственности «географических» понятий в «Авесте» писала Б.И. Вайнберг1. Это касается и реки Ардви. Так, к реальным представлениям можно отнести ее характеристику как о «полноводной, широкой», а к области мифа можно отнести сведения о том, что «одна протока Ардви течет на семь каршваров» («Яшт» 5.5), т. е. на весь иранский мир. В действительности такой реки, конечно, не было. Центральная Азия – район орошаемого земледелия, на что и указывает материал «Авесты», и вода здесь имеет особую святость. Об этом свидетельствуют также легенды народов Центральной Азии, связанные с почитанием воды, которые сохранились и в наше время. Если река Ардви олицетворялась древними иранцами со всеми реками и водами и с рекой Вахви-Датия в том числе, то храм Окса в данном случае будет наглядным примером подтверждения стихов «Ардвисур-яшта» («Яшт» 5.1).
Наличие огромного количества наконечников стрел свидетельствует о том, что жертвы приносили храму Окса с просьбами, о которых говорится в «Ардвисур-яште». Наконечники стрел и кости животных расположены рядом. Возможно, их связь указывает и на культ солнца, и на культ воды, что в свою очередь связано с культом плодородия.
Тахти-Сангин – храм Окса – Амударьи. Но, скорее всего, он имеет еще и второе назначение – храм огня. Об этом говорит наличие алтаря и его планировка, которые сближаются с выполняемыми зороастрийцами ритуальными действиями, связанными с поклонением огню.
Диссертант поддерживает точку зрения Б.А. Литвинского о том, что на городище Тахти-Сангин был более древний храм, а когда он пришел в ветхость, то был построен раскопанный храм Окса2 и, что наличие в храме Окса двух атешгахов – хранилищ огня, ям, заполненных чистейшей золой, колодца, бассейна для воды – все это указывает на то, что здесь функционировал храм огня3. Автор работы также поддерживает предположение исследователя о принадлежности Амударьинского клада к храму Окса и считает, что первоначально храм был все-таки зороастрийским. Об этом свидетельствуют находки на памятнике последних лет. Так, в 2004, 2006-2010 гг. на площади перед храмом был обнаружен и раскопан колодец культового назначения со ступенчатым спуском. Наличие в нем ступенек и резервуара, а также площадки с костями жертвенных животных4 являются еще одним подтверждением того, что это сооружения связано с культом воды и божества Окса.
Если Тахти-Сангин находится у истока Амударьи, то два других памятника (Кой-Крылган-кала, Калалы-гыр 2,) располагающих интересным для данного исследования материалом, находятся в ее низовьях. Так, Кой-Крылган-кала, датировка которого совпадает с датировкой Тахти-Сангина является храмом астрального культа1. На памятнике найдено огромное количество статуэток лошади2, терракотовых женских статуэток3, изображающих богиню Ардвисуру Анахиту, а также кости жертвенных животных4. Крестообразная планировка храма отразила одинаковое почитание населением древнего Хорезма солнца и водной стихии, о котором упоминается в «Авесте» («Яшт» 10. 14). Следует отметить, что, когда древние иранцы стали заниматься земледелием, значение огня отступило на задний план перед тем значением, которое приобрело для них солнце, источник света, тепла и плодородия.
Что касается Калалы-гыр 25, то археологические исследования показали, что постройки в крепости, как и вся она в целом, связаны с культовыми церемониями. На это указывает и наличие монументального здания – круглого храма6. На памятнике было обнаружено много костей животных и сгнившая подстилка из травы и камыша, на которую, согласно зороастрийским источникам, помещают мясо жертвенных животных7. Важен и документ на остраконе, который был обнаружен на Калалы-гыр 2. В нем фигурирует имя Вахш-Окс8, что свидетельствует о том, что и в начале I тыс. до н. э. иранские народы сохранили свои древние верования и традиции.
Итак, Тахти-Сангин, Кой-Крылган-кала и Калалы-гыр 2 расположены в разных районах Центральной Азии, но все они находятся у реки Амударья. Кости жертвенных животных, обнаруженных на этих памятниках, предназначались Амударье, что является наглядным примером подтверждения стихов «Ардвисур-яшта» («Яшт» 5. 1, 112).
В «Михр-яште» говорится о территории, где находятся высокие горы Хара Березаити и есть «широкие судоходные реки». Предположим, что автор источника под одной из этих рек имел в виду Вахви-Датию, то ее исток находится в горах Хара Березаити. Ибо в «Бундахишне» говорится, что с Албурза берет начало река Вехрут (Bd. 20.1 ff). Река Амударья берет начало с ледника Вревского на склонах Гиндукуша на высоте 4900 м под названием Вахджир 1.
Далее в стихах этого же «Яшта» говорится, что эти реки «стремят свое течение к Ишкате Парутской, к Мерву, что в Харойве и к Гаве, Согдиане, или текут в Хорезм» (10.14). Перечисленные страны этого «Яшта», как мы уже отмечали, локализуются с современной территорией Центральной Азии, по которой и течет река Амударья.
Таким образом, изложенный материал дает нам основание на отождествление авестийской реки Вахви-Датия с Амударьей.
Диссертант предлагает вновь вернуться к отождествлению авестийской Ранхи с Сырдарьей. В данном случае еще раз следует отметить, что в «Авесте» приведены названия только географических номиналов, потому необходимо обратиться к пехлевийскому источнику IX в. – «Бундахишну», в котором приводится трактовка этих названий и говорится о том, где они расположены. Так, в «Бундахишне» говорится о том, что с «Альбурза», т. е. авестийских гор Хара Березаити берут начало реки Аранг и Вехруд, и что они являются главными реками земли (Bd. 20.1ff). В «Авесте», следовательно, эти реки называются Ранха и Вахви-Датия.
Автор «Михр-яшта» описывает территорию, где находятся высокие горы Хара Березаити и «есть широкие судоходные реки». Если мы предположим, что автор источника имел в виду Ранху и Вахви-Датию, то их исток находится в горах Хара Березаити. Так как далее в стихах этого же «Яшта», указано, что «реки стремят свое течение к Ишкате Парутской, к Мерву, что в Харойве и к Гаве в Согдиане или текут в Хорезм» (10.14). Выше отмечалось, что перечисленные страны «Михр-яшта» локализуются в пределах современной Центральной Азии, по территории которой течет река Сырдарья, которая является судоходной.
В «Авесте» существует еще один немаловажный факт, указывающий на наше предположение. Так, в «Михр-яште» говорится, что Митра схвачен на востоке…будь он в истоке Ранхи… («Яшт» 10.104). Здесь ясно прослеживается связь бога Митры и истока Ранхи, который, как видно из этого стиха, находится на востоке. Больше того, корень топонима Ранха сохранился до наших дней для широкого региона, прилегающего к истокам Сырдарьи. Например, река Ранг-чу в восточном Туркестане. А если мы вновь обратимся к топонимии Таджикистана, то и здесь можно проследить трансформацию древнего названия реки в современные гидронимы, оронимы и топонимы. Так, в Таджикистане имеются: реки Ранг и Рангуилга, озеро Рангкуль, горы Рангин и местность Сафедранга2.
Если предположить, что название озера Чайчаста могло лечь в основу средневекового названия Ташкенсткого оазиса – Чач, то, следовательно, все упомянутые географические реалии указывают на то, что древний Кангюй, с которым сопоставляется Канха, или, по крайней мере, одно из его владений, по мнению большинства исследователей, располагался в среднем течение реки Сырдарьи. Если мы рассмотрим в комплексе проход Хшатросука, который нами отождествляется с узким проходом, образованным с запада руслом Сырдарьи, а с востока – хребтом Каратау, а озеро Чайчаста – с озером Чушка-куль несколько севернее городища Отрар (сейчас на этом месте находится Бугуньское водохранилище), то и этот факт указывает на предполагаемое нами отождествление Ранхи с Сырдарьей.
В «Авесте» говорится о жертвоприношении Тура Йошишты «на острове в стремнине реки широкой Ранхи» («Яшт» 5.81). В данном случае мы можем говорить о жертвоприношениях, которые описывается в этих стихах, как и о жертвоприношениях, богине Ардвисуре Анахите олицетворяемой рекой Ранха, как и всеми реками вообще. Обратимся к археологическому материалу. Имеется несколько памятников, приблизительно одного периода, в которых есть кости жертвенных животных. К ним относятся памятники, расположенные в районе древнего русла Сырдарьи – Инкар-Дарьи, которое существовало в античную эпоху (V-IV вв. до н. э.):
1. Могильник Тагискен с костями коровы 1; 2. Могильник Уйгарак с костями баранов 2; 3. Могильник Токмпакасар с костями жеребенка3 и коровы 4; 4. Могильник Косасар 25.
С.П. Толстов еще в середине 50-х годов пришел к выводу, что на рубеже VII в. до н.э. произошло спрямление извилистого русла Инкар-Дарьи. Очевидно, в древности и в раннем средневековье основное русло Сырдарьи на участке примерно района нынешней Кзыл-Орды проходило не там, где сейчас: в эпоху первобытности исток шел по Инкар-Дарье, а в ранней античности – по Жаны-Дарье и Пра-Куван-Дарье, которая была обводнена дольше Жаны-Дарьи, вплоть до раннего средневековья6.
Несмотря на то, что захоронения жертвенных животных единичны, мы все же можем привлечь данный материал как косвенное подтверждение отождествления реки Ранха с рекой Сырдарья.
Диссертант считает необходимым рассмотреть планировку сакских мавзолеев, распложенных в районе Сырдарьи. Так, планировка мавзолеев Тагискен 1и 21, Бабиш-мулла 22 и мавзолей на городище Чирик-рабат3 имеет крестообразную схему. Связь этих мавзолеев с культом солнца несомненна. Крестообразную планировку сакских мавзолеев в районе Сырдарьи подтверждают наблюдения Геродота «о почитании массагетами солнца, которому приносят в жертву лошадей» (Геродот, I, 216). В «Авесте» не один раз упоминается о «солнце с быстрыми конями» («Вендидат» 21. 20; «Яшт» 10.47, 52, 68, 102, 125, 136). Выше уже говорилось о саках-турах, которые живут в районе Ранхи. Почитание ими солнца и крестообразная планировка их мавзолеев свидетельствуют в пользу нашего отождествления.
Таким образом, из вышесказанного мы можем прийти к следующему заключению: если данное отождествление реки Ранха с Сырдарьей верно, то тогда ее исток должен находиться в отрогах южного Тянь-Шаня (хребет Терской-Ала-Тоо), который входит в установленную нами Тянь-Шань – Памиро – Гиндукушскую горную систему, с которой в свою очередь нами локализуются авестийские горы Хара Березаити.
Остается сказать о заключительной части орогидрографической схемы, т. е. о море. В данном случае обратимся к авестийскому морю Ворукаша. Почему Ворукаша – это именно Аральское море? В «Замйад-яште» «Авесты» говорится о туре Франхрасьяне, который пытается завладеть Хварно, «которым завладели грядущие бывшие цари арийских стран, Достать то, чем владеет Спитама – Заратуштра» (19.56). Туры – представители кочевых племен с севера от среднего течения Сырдарьи. Борьба тура Франхрасьяна связана с морем Ворукаша («Яшт» 19.56-63). А в «Ардвисур-яште» и тур Франхрасьян и иранец Хаосрава молятся за победу в борьбе за владение арийскими странами («Яшт» 5.42, 46, 49-54, 58 и т.д.). Если мы предположим, что владение туров находится к северу от среднего течения Сырдарьи, а их борьба с арийцами происходит у моря Ворукаша, то значит этим морем должно быть Аральское море.
В «Тиштр-яште» (гимн Тиштрии – звезде Сириусу) море Ворукаша упоминается как место, откуда встает звезда Тиштрия – звезда Сириус («Яшт» 8.32). Если учесть изрезанность береговой линии Аральского моря, то можно предположить, что гора Усхинда расположена так, что между ним и наблюдателем находится часть Аральского моря. В данном вопросе интересна гипотеза, согласно которой в индоиранский период все водоёмы и реки рассматривались местным населением, как единая система. Так, С.П. Толстов выдвинул гипотезу4, по которой дельта Сырдарьи во II тыс. до н. э. имела другой вид. Принимая во внимание его гипотезу Б.И. Вайнберг, реконструировала гипотетическое озеро. Так, Инкандарья (русло Сырдарьи) в древности не впадала в Арал, а соединялась с дельтой Амударьи. К востоку от Кызыл-орды, где сейчас расположена обширная такырная равнина, в древности, и возможно еще в средние века располагалось озеро (авестийская Чайчаста) в которую впадали реки Сырдарья, Сарысу и Чу1.
Если мы обратимся к истории другой центральноазиатской реке – Амударье, то увидим, что совместные исследования археологов и геоморфологов подтвердили факт неоднократного изменения направления её вод, и что со второй четверти I тыс. до н. э. и до настоящего времени эта система сохранила ту же конфигурацию. То есть, мы можем здесь констатировать, что именно этот период описан в «Авесте». Тогда Каспийское море не может быть отождествлено с морем Ворукаша, так как все выше сказанное может служить обоснованием для идентификации моря Ворукаша с Аралом.
Перечисленные страны «Михр-яшта» (10. 12-14) локализуются с территорией современной Центральной Азии, по которой текут реки Амударья и Сырдарья, т.е. Вахви-Датия и Ранха.
Посмотрим, как работает орогидрографическая схема, а именно горы – реки – море. Оказывается, именно по этой схеме приводится описание в «Авесте» географических названий: горы Хара Березаити – реки Ванхви Датия и Ранха – море Ворукаша. Только в таком виде эта схема может быть наложена на географическую карту современной Ценральной Азии в следующим виде: горная система Тянь-Шань – Памир – Гиндукуш – реки Амударья и Сырдарья – Аральское море.
Итак, из всего выше изложенного можно предположить, что авестийское море Ворукаша – это Аральское море.
Таким образом, проведенное исследование дает основание утверждать, что орогидрографическая схема, которая прослеживается в «Авесте» в следующем виде: горы Хара Березаити – реки Вахви-Датия и Ранха – море Ворукаша накладывается только на регион Центральной Азии. На современной географической карте данная схема выглядит так: Тянь-Шань – Памиро – Гиндукушская горная система – реки Амударья и Сырдарья – Аральское море.
В третьей главе диссертации
Достарыңызбен бөлісу: |