профилирует процесс пробуждения к жизни [29, c. 111].
Весенняя природа отражается в метафорах пробуждения к жизни [29, c. 111].
Лингвистов-переводчиков увлекает чувство свободы в общении с языком, свободы от диктата и ограничений традиционных форм, т.е. от тирании языка. А лингвистов – читателей привлекает свежесть, новизна образа, иной способ выражения понятия, что преумножает включение в текст заимствований, в том числе и не комментируемое введение в текст термина-неологизма (без ссылки на его прототип):
Во-вторых, к мотивации, связанной с “гипнозом оригинала”, можно добавить и некоторые смежные психолингвистические факторы заимствования. Причиной предпочтения иноязычного термина может стать, например, стремление лингвиста-переводчика в самой форме слова – форме транслитерированного заимствования – подчеркнуть значимость научного понятия. Этим, иногда неосознаваемым, мотивом объясняется отказ от использования его эквивалента – общеупотребительного слова и традиционного термина. Разгадка такого, немотивированного на первый взгляд, выбора может быть найдена в латинской пословице Omne ignōtum pro magnifico est. Все неизвестное кажется значительным.
Перечисленные мотивы заимствования прямо или опосредованно связаны с языком-источником. С другой стороны, и это заслуживает внимания, есть определенные факторы предпочтения заимствования и в переводящем языке. Причем природа факторов, обусловливающих выбор термина, вновь различна.
Причины предпочтения заимствования могут быть объяснены нехваткой ресурсов или некими “недостатками” ресурсов в заимствующей системе (здесь недостатки в значении shortcomings). При этом отсутствие переводческого соответствия – маловероятная (всегда возможен описательный перевод, калькирование), хотя и вполне убедительная причина заимствования. Предпочтение заимствования описательному переводу также объяснимы, хотя лингвисты утверждают, что в новых терминологических образованиях как раз преобладают составные наименования, что обусловлено, по мнению В.А.Гречко, в первую очередь ускоренным ростом новых терминов [14, с. 177].
К внутриязыковым факторам, определяющим отказ от выбора традиционного термина как варианта перевода, нужно отнести расхождения во внутрисистемном значении слов исходного и переводящего языков. Например, слово “perception” можно перевести и как перцепция, и как восприятие (слова “чувствование” и “чувствительность” дальше отстоят по своей семантике). Однако в паре “перцептуальный” (от perceptual) – “?” предпочтение заимствования является мотивированным. Сравните:
...сохраняют перцептуальные характеристики отображаемого в мозгу предмета, процесса [35, с. 158].
Исконное слово “восприятие” не имеет соответствующего производного, поэтому единственно возможным альтернативным вариантом могло бы быть словосочетание “характеристики восприятия”. В словосочетании же “чувственные характеристики” доминирует основное, нетерминологическое значение исконного слова, ограничением на перевод в данном случае становится многозначность общеупотребительного слова.
Реальная многозначность традиционного термина, или даже ее возможность, часто является причиной выбора заимствованного терминологического слова. В нейтрализующем контексте слова “определение”, “толкование” не всегда воспринимаются терминологически, отсюда предпочтение отдается не только термину “дефиниция”, но и новому заимствованию “дескрипция”. Предпочтение заимствования переводу вследствие многозначности вызвано, таким образом, не недостатками, а “избытками”, “достоинствами” словарного слова.
Можно привести и другие примеры ограничения на перевод, связанные с “достоинствами” словарного слова, которые становятся его “недостатками”, vice versa “недостатками” заимствования, которые превращаются в его “достоинства”. В отличие от заимствования общеупотребительное слово достаточно жестко детерминировано его отношениями и связями в системе языка. Поводом для отказа от перевода часто становятся запреты, вызванные знанием сочетательных возможностей исконных слов, правил их узуального употребления. При заимствовании же происходит разрыв внутрисистемных связей, или, образно говоря, освобождение слова от диктата языковой системы. На предпочтение заимствования влияет незнание носителем языка, а вследствие этого и нерелевантность для него, внутрисистемных связей прототипического слова.
Причины предпочтения транслитерации и заимствования, обусловленные расхождениями в системах языков, можно отнести к традиционным с точки зрения переводческой практики, экстраординарной является ширящаяся практика предпочтения заимствования переводу при отсутствии или нерелевантности системных ограничений.
Буквализм как способ передачи значения всегда более прост и доступен, отсюда многочисленные уступки исходному тексту. В следующем примере заимствование “элиминируется” может быть заменено любым из возможных вариантов – исключается, отменяется, нейтрализуется:
В идиоме элиминируется содержание слова дно, что создает основу для образования метафоры. [77, с. 84–85]
При полной взаимозаменяемости в контексте заимствованного и основного термина мы можем говорить о заимствовании с нулевой функциональной нагрузкой, также как использование транслитерации при наличии необходимых и достаточных условий эквивалентного перевода – рассматривать как немотивированную, не вынужденную ошибку перевода.
В условиях “лавинообразного” заимствования лексики английского языка возрастает ответственность переводчика, прибегающего к транслитерации, и лингвиста, употребляющего заимствование, за принимаемые решения. В решении вопроса, насколько необходимы, предпочтительны заимствованные лингвистические термины там, где перевод и использование традиционного термина возможны, проявляется, в том числе, и сознательное участие лингвиста в становлении метаязыка науки.
Тот факт, что большое число терминов новых направлений лингвистики имеет общенаучный характер, позволяет рассматривать возможности выбора варианта перевода за пределами собственно лингвистических описаний. Сравнение вариантов перевода одного и того же понятия, вариантов употребления общенаучной терминологии в текстах разных научных дисциплин открывает новые возможности совершенствования терминологии. Например, английское слово cluster в “Кратком словаре когнитивных терминов” переводится как “пучки (ощущений)” [35, с. 144]. Общенаучная терминология предлагает альтернативные варианты: кластеры – группы, гнезда. При этом термину “cluster” в атрибутивной позиции соответствуют прилагательные групповой, кластерный, гнездовой. Можно сказать, что в точных науках облегчает перевод сам объект исследования – материальный и конкретный. Вариативность терминов-имен дополняется в них вариативностью перевода и заимствования словообразовательных производных: clustered – групповой, кластерный, пачечный, посекционный, вариативностью простых и составных терминов: clustering – группировка, кластеризация, выделение кластеров, объединение в кластеры.
Другая возможность оценки заимствования и поисков альтернативных вариантов открывается в связи с интернационализацией терминологии, заимствованной из английского языка. Сопоставительное исследование вариантов перевода прототипической лексики в близкородственных языках позволяет упорядочить лингвистическую терминологию, а иногда и просто правильно определить системные отношения между заимствованными терминами, такими, например, как слот, терминальный узел, терм в следующих примерах из текстов русских и украинских лингвистов:
Формально фрейм представляют в виде структуры узлов и отношений. Вершинные уровни фрейма фиксированы... Ниже – ...терминальные узлы, или слоты (slot). [35, с. 188].
Кстати, и второй терм данного предложения – Босния – также персонифицирован…[25, с. 148].
Таким чином, фрейм – це сукупність певних термів... [21, с. 113].
Терми у складі фрейма в цілому та окремих його підфреймів становлять певні вузли, так звані термінальні вузли [21, с. 113].
Лингвистический анализ, экспертная оценка целесообразности заимствования – это всестороннее и конкретное рассмотрение причин заимствования того или иного термина, сопоставление альтернативных вариантов – способов вербализации научного понятия, включающее сопоставительный анализ прототипического слова и его словарных соответствий в переводящих языках. В то же время оценка перевода или заимствования в момент его вхождения в язык – это лишь диагностика правильности выбора, реальные характеристики ЗТ проявятся в многократном употреблении, т.е. в функционировании заимствования в принимающем языке.
Универсализация научной терминологии, превращение английской терминологии в терминологию интернациональную, причины и следствия этих явлений, выводят проблему заимствования лексики далеко за рамки перевода. Однако ситуация выбора, процесс становления нового языка современной лингвистики и метаязыка науки в целом выдвигают перевод на фронтьер передовую линию (позицию, рубеж, границу), frontier (border, leading edge, front line), от качества перевода и мастерства переводчика зависит формирование метаязыка современной науки и в известной степени ее будущее.
Лингвисты, переводчики и “пользователи” слова, должны исходить из того, что в ряду факторов, определяющих предпочтение заимствования переводу, особое место занимает “лингвистическая детерминированность лексических инноваций” [71, с. 400], одной из сторон которой является особая мотивированность выбора терминологической номинации. На выбор терминологической номинации существенное влияние оказывает сложившееся представление о термине и, в том числе, традиция противопоставления термина слову общего языка.
II.1.3. Лингвистическая мотивированность выбора заимствования и проблема рационализации терминологии
Вопрос об упорядочении процесса заимствования лексики, всплывающий с каждой новой волной заимствования, приобретает особую актуальность сейчас, когда эти волны накатывают практически на все языки. Сравнивая интенсивность проникновений заимствованной лексики в европейские языки, Х.Пфандль отмечает, что русский язык является самым открытым для влияния со стороны англо-американской лексики. Противостоять бесконтрольному заимствованию, по мнению исследователя, должно языковое планирование и поиск “собственных альтернатив заимствованию” уже на этапе перевода: “бороться с устоявшейся привычкой сложнее, чем ввести неологизм в самом начале появления новой реалии” [62, c. 113].
Безусловно, каждый язык может предложить альтернативы заимствованиям уже в момент перевода. Но не всегда таким аналогом выступает слово, особенно если речь идет о переводе единицы специального языка – терминологического слова. Для некоторых терминов английского языка нет однозначного или, вернее, однословного соответствия в принимающем языке (не только термина, но и слова общего языка). Отсутствие эквивалента и частичная эквивалентность слова, претендующего на роль термина, приводят к описательному переводу, неэкономичность которого может стать причиной заимствования. Кроме того, словность – это один из критериев терминологичности (терминослово удовлетворяет требованию краткости и требованию концептуальной целостности [46, с. 188]), что также обусловливает предпочтение заимствованного слова словосочетанию заимствующего языка.
Предпочтение заимствования переводу обусловлено и другими внутренне присущими термину свойствами, такими, как специальность (связь с научным понятием), системность, дефинированность, номинативность, а также систематичность и “мотивированность термина, тесно связанная с его системностью” [4, с. 88].
На выбор формы вербализации понятия в заимствующем языке непосредственное влияние оказывает такой обязательный признак термина, как дефинированность. Благодаря дефинированности, терминологическое слово менее нуждается в контекстной поддержке и менее связано с контекстом. С дефинированностью, т.е. семантической полнотой и самодостаточностью термина, связана отдельность, самостоятельность, изолированность терминологического слова в высказывании. Представление о предметном или номинативном характере терминологического слова – подтверждение того, что для термина характерен некий изоляционизм. Мы осознаем предмет как нечто более самостоятельное, чем его признак. Точно так же мы воспринимаем предметное слово, имя существительное, как более самостоятельное, а признаковые имена, другие части речи, – как менее самостоятельные. Слова иных частей речи с усилием признаются терминами, поэтому и определяются исследователями как терминированные слова [39, с. 179]. Семантическая самодостаточность и, как следствие, изолированность в высказывании – это свойства термина, делающие использование заимствования удобным и правомерным одновременно.
Для термина как специальной номинации характерно более жестко фиксированное отношение наименования [43, с. 262] – более устойчивая связь означающего с означаемым, что ограничивает возможности перевода терминологического слова. В общем случае при переводе единиц, больших, чем слово, расхождение в объеме значения словарных эквивалентов легко преодолевается с помощью той или иной лексико-семантической трансформации. Каждая из них приемлема как закономерная трансформация слова, так как редуцированную часть семантики можно восстановить в ином месте текста и иными средствами, но едва ли допустима при переводе термина – формы вербализации научного понятия. Специальное понятие, как отмечают терминологи, как правило, имеет точные границы, устанавливаемые с помощью дефиниции термина. Контекстная же подвижность значения для термина “совершенно недопустима” [39, с. 198–199]. Необходимость быть равным самому себе содержательно, безусловно, ограничивает возможности перевода термина и склоняет чащу весов в пользу заимствования.
Существенную роль в выборе формы вербализации понятия в заимствующем языке играет системность термина. Системность термина определяется терминологами как лингвистическая, если в ней отражается связь термина с лексикой общего языка, и содержательная, когда в ней проявляется связь с научным понятием [16, с.47–48]. При переводе термина значимы обе стороны его системности – и связь с терминами в пределах терминосистемы и связь с лексикой общего языка.
Мотивируя заимствование, иногда говорят, что слово английского языка более точно передает значение, чем его вариантные соответствия в языке-реципиенте. А.А. Кручинина, в частности, пишет: “Иногда французские специалисты полагают, что внутренняя форма англоязычного термина лучше отражает семантическую структуру обозначаемого понятия, чем его французский эквивалент”[36, с. 194].
Вероятно, в таких случаях речь идет о понятии, которое изначально оформилось в слове английского языка. Дело тогда не собственно в английском языке, а в “праве первородства” – понятие не только ословливалось, но и рождалось в слове, оно определялось словом, в том числе его внутриязыковым значением. “Преимущество” языка, на котором зарождается понятие, перед заимствующими языками в том, что он задает исходную систему координат.
Связи термина с терминами (ср.: содержательная системность) и связи слова со словами (ср.: лингвистическая системность) образуют два концентрических круга этой системы. Содержательная системность термина отражается в его дефиниции: “Дефиниция научного понятия учитывает место понятия в системе, системную взаимообусловленность понятий” [60, с. 28]. Лингвистическая системность – в том или ином проявлении его внутриязыкового значения. Внутриязыковое (внутрисистемное) значение – значимость – та сторона значения, которая отражает в слове, в единице языка, неповторимый языковой опыт (опыт репрезентации мира и человека) каждого конкретного языка. Вот так, например, значение английского слова discourse задано в его синонимах: dialogue, discussion, conversation, speech, dissertation. А так значение задано в структуре многозначного слова discursive:
1) перемещающийся с одного места на другое; бегающий то туда, то сюда… 3) обоснованный предшествующими рассуждениями.
Знание этой стороны значения, знание исходной системы координат не только способствует пониманию таких заимствованных терминов, как дискурсивный и дискурсный, но и помогает определиться с понятием дискурс, размываемым трактовками и толкованиями в многоязыком научном дискурсе.
Система координат, которая задается мыслеформирующим языком, является не только исходной, но и нормообразующей. Когда формирование понятия состоялось, когда оно оформлено в данном слове, для всех вторичных номинаций это слово выступает как норма. Это относится не только к вторичным номинациям данного языка, но и к вторичным формам вербализации понятия в заимствующих языках. Вторичные номинации могут лишь в большей или меньшей мере соответствовать заданному значению, в том числе и той его части, которая задана и эксплицирована внутренней формой слова, его другими системными связями. Так, например, значение, которое задает английский термин inherent (син.: intrinsic, inborn, natural) с той или иной степенью приближенности передают русские эквиваленты: неотъемлемый, внутренне присущий, свойственный, врожденный, а также заимствование ингерентный, которое, по определению, наиболее приближено к слову-прототипу – единице исходной системы координат.
Считается, что заимствования являются “условными знаками – символами, несущими только номинативную нагрузку” [60, с. 17]. Но заимствование – это прямой наследник термина исходного языка, его представитель в языке-рецепторе. Так как отношения родства налицо, то заимствование становится в этом смысле мотивированным знаком, указывающим на “происхождение” научного понятия, а в связи с системностью термина – и на “происхождение” теории.
Представляя “иностранную”, “зарубежную” научную теорию содержательно и наглядно демонстрируя ее “иноязычное” происхождение, заимствованные термины являются ее абсолютными репрезентантами. Ту же функциональную нагрузку – быть вторичными маркерами источника – несет и неспециальная лексика научного текста, которая заимствуется попутно. Заимствование неспециальной лексики, которая вовлекается в общий процесс заимствования не столько по причине следования моде, сколько в результате следования общему принципу системности, увеличивает число парных форм в лингвистическом дискурсе. Ср.: преференции – предпочтения, дескрипции – описания, интеракции – взаимодействия, экспланации – объяснения и т.п.
Есть и другие причины того, что терминологическая лексика по большей части заимствуется. В определенном смысле критерием терминологичности слова является его противопоставленность общеупотребительному слову (ОУС). Этому критерию также как нельзя лучше соответствует заимствование. Преимущество заимствования перед исконным или ассимилированным словом заключается в его асистемности по отношению к языку-рецептору. В то время как недостатки ОУС как альтернативы заимствованному термину связаны как раз с его встроенностью в систему.
В следующем высказывании, например, каждый термин сопровождается авторским толкованием, которое тоже может претендовать на роль терминологической номинации: Коммуникативно-целевое назначение речевых актов определяется их иллокутивными силами, в связи с чем выделяются репрезентативы (информативные акты), директивы (акты побуждения), комиссивы (акты принятия обязательств), декларации (акты установления), перформативы (акты, создающие жизненные ситуации), интеррогативы (вопросительные акты), экспрессивы (акты выражения эмоционального состояния, в том числе формулы социального этикета) и др. [83, с 385].
Кроме того, к большинству из данных терминов можно подобрать словарное соответствие из общеупотребительных слов или же образовать новый термин на основе ОУС. Уже только “свернув” словосочетания, мы получаем: репрезентативы – информативные акты – информативы, директивы - акты побуждения – побуждения, комиссивы - акты принятия обязательств – обязательства, декларации - акты установления – установления, интеррогативы – вопросительные акты – вопросы и т.д.
Правда, преимущество заимствований или новообразований на -ивы – в систематичности терминов, их единой словообразовательной мотивированности. Мотивированность предложенных автором терминов в данном случае маркирует, проявляет их системность.
И, напротив, системность альтернативных вариантов оборачивается их недостатком: в терминах семантического образования доминирует семантика этимона – слова общего языка. Преградой для терминологизации исконных слов становится их освоенность. Чтобы утвердить ОУС как альтернативный вариант заимствованию, нужно преодолеть инерцию его системных связей. Как отмечает В.Н. Прохорова, термины, образованные лексико-семантическим способом, и термины-заимствования наиболее отчетливо противопоставлены друг другу: семантические образования имеют внутреннюю форму, омонимичны словам общелитературной лексики; поскольку слова-омонимы общелитературного употребления парадигматически и синтагматически обусловлены, эти термины могут иметь не только внеязыковые, но и языковые ассоциации, с чем связано наличие коннотаций экспрессивности-эмоциональности. Таких признаков, как правило, лишены термины-заимствования [60, с. 29].
Итак, состязательность теорий, концепций и терминов является одной из примет современной языковедческой науки. В ее новых направлениях, и в первую очередь в когнитивной лингвистике, происходит концептуальное и терминологическое обновление научного знания. Заимствование научных понятий обусловливает предпочтение заимствованной терминологии терминам языка-рецептора, но не отменяет поиск вариантных соответствий к заимствованному слову. Описывающий контекст заимствованного термина (дефиниция, другие формы толкования) закрепляет содержательную корреляцию “заимствование – ОУС”. Сравните:
...в когнитивной парадигме когниция ... связывается с определенной ее физической “имплементацией” (реализацией) ... [35, с. 59].
Высвечивание отдельных свойств источника в области цели, возникающее в процессе метафорической проекции... часто называют “профилированием” [6, с. 75].
Ряд форм вербализации научного понятия, который формируется при переводе, пополняется и в ходе оперирования научным понятием. Вариативность форм вербализации понятия в языке-преемнике связана с поисками оптимального варианта и служит цели адекватной экспликации содержания научного понятия в языке-реципиенте.
II.1.4. Вторичная вербализация: принципы и формы экспликации содержания научного понятия в заимствующем языке
Концептуальная перестройка лингвистической науки в значительной мере обусловлена влиянием идей и методов американской лингвистики, также как с “наплывом” английской лексики так или иначе связаны практически все составляющие обновления ее метаязыка. Освоение новой терминологии (прежде всего, англицизмов), “активизация употребления в речи ранее заимствованных слов и терминов” [37, с. 27], привлечение в лингвистические описания лексики смежных наук (по большей части также заимствованной из английского языка), активизация семантических процессов (развитие словообразовательных и семантических производных на основе заимствований) – все замыкается на заимствовании. Интенсивность процесса заимствования из английского языка, веерный характер его следствий определяют целесообразность изучения заимствования как концептуально и методологически обусловленной формы вторичной вербализации научного понятия в языках-реципиентах.
Многочисленные публикации, посвященные новым подходам к исследованию языка (прежде всего “холистическому когнитивному подходу” [19, с. 21]), свидетельствуют: влияние зарубежной науки на современную лингвистику столь значительно, что вести речь о заимствовании терминологии следует только в связи с обращением к такому феномену, как заимствование научных идей, концепций, т.е. научных понятий.
Выбор номинации для заимствуемого понятия связан с “логическим концептуальным осмыслением референта” [27, с. 123], результаты которого находят отражение в форме заимствования. В становлении вариативного ряда терминов – номинаций заимствованного понятия участвуют прямой перевод и единые по этимологии, но разные по способу перевода формы заимствования – материальное заимствование (транслитерация) и калькирование. Описательный перевод приводит к созданию составных номинаций. Исследование форм вербализации понятия в языке-реципиенте предполагает, наряду с определением факторов выбора формы ословливания, изучением условий функционирования и взаимодействия вариантов в лингвистическом дискурсе, обращение к такому, не менее важному, на наш взгляд, вопросу, как характер экспликации содержания понятия в термине-заимствовании.
В языке-реципиенте, заимствующем научную терминологию, происходит вторичная вербализация научного понятия (по отношению к первичному ословливанию в языке-источнике), формы которой определяются возможностями перевода термина с исходного языка на язык заимствующий, т.е. межъязыковыми отношениями. При отсутствии запретов на перевод со стороны системы переводящего языка концептуальная обусловленность термина, под которой мы понимаем в первую очередь его содержательную связь с научной концепцией (содержание термина – часть содержания концепции, а иногда ее концентрированное выражение), превращается в решающий фактор выбора формы вербализации научного понятия в заимствующем языке. Действием данного фактора объясняется, в том числе, предпочтение заимствования-транслитерации переводу, замена традиционных терминов заимствованиями-неологизмами. Материальное заимствование становится своеобразным маркером – знаком иноязычной, иносистемной концептуальной принадлежности научного понятия, показателем вторичности формы ословливания. Влияние социально-психологических факторов, таких, как престиж иноязычного слова, фактор моды, на выбор формы вторичной вербализации, конечно, тоже имеет место, но оно действует опосредованно, проявляя себя как одна из составляющих концептуальной ориентированности термина.
Не менее значима концептуальная обусловленность термина в узком смысле слова – обусловленность термина-знака (ПВ слова) концептом, содержанием понятия (ПС термина?). В известной метафоре С. Карцевского об асимметрическом дуализме лингвистического знака (“обозначающее стремится обладать иными функциями, нежели его собственная;
Достарыңызбен бөлісу: |