Динамика термина

Различия в семантике альтернативных вариантов, в мотивировке дублетных форм осознаются при билингвизме, но для экспликации внутренней формы неологизма-заимствования достаточно билингвизма того, кто вводит знак. Комментарий пишущего помогает читателю не только понять, но и освоить ту сторону значения, которая закреплена во внутренней форме заимствованного слова. Освоение нового зависит от энтузиазма авторов-билингвов и согласия других носителей языка воспринять инновацию.

Поиск “собственных альтернатив” заимствованию при переводе и в процессе его функционирования имеет огромное значение, которое, однако, далеко не исчерпывается решением вопроса о замене заимствования исконным словом. В дублетности заимствованной и исконной лексики проявляет себя принцип языковой дополнительности.

II.2.6. Избыточность и принцип языковой дополнительности

Базовой метафорой состояния языка в современной лингвистике является метафора стихии, по-преимуществу водной стихии, или потопа (иноязычного, терминологического и т.д.) Лингвисты пишут о наплыве англицизмов, указывают на текучесть слова, размытость границ между лингвистической и экстралингвистической семантикой, говорят о дискурсе или тексте без берегов. В науке о языке отмечаются новые течения и обсуждается их отношение к “мейнстриму лингвистической мысли” [57, с.36]. Эпитеты стремительный, интенсивный, безудержный, лавинообразный дополняют образ языковой стихии. В метафору всемирного потопа вполне органично вписывается образ Ноева ковчега, на котором оказалось каждой твари по паре, так как одним из следствий иноязычного потопа становится лексическое дублирование.

Удвоение лексики – это общеязыковая тенденция, характеризующая динамику современных языков-реципиентов. Дублеты отмечены во всех функциональных стилях русского языка, в том числе и в языке науки. Достаточно назвать такие частотные пары, как коммуникация и общение, интерпретация и толкование или вспомнить другие в большей или меньшей степени распространенные общенаучные дублеты: интенция – намерение, референция – отношение, элиминация – исключение, верификация – проверка, валидность – достоверность и т.д. Парность отличает не только именную лексику, но и “терминированные слова, выраженные и другими знаменательными частями речи” [39, с. 179]: пролонгировать – распространять, превалировать – преобладать, ментальный – мыслительный, аксиологический – оценочный, акциональный – действующий, эвентуальный - нерегулярный, фацилитный – способствующий, ингерентный – неотъемлемый, аппроксимативный – приближенный и т.п.

Появление дублетов в метаязыке весьма симптоматично. Парность терминов в определенной степени является показателем значимости явления, знаком актуальности научного понятия. Так, с активизацией заимствования иноязычной лексики растет число наименований самого процесса заимствования. Мы говорим о языке-источнике и о языке-доноре, о заимствовании иноязычной лексики не только языком-реципиентом, но и языком-рецептором, языком-преемником и даже целевым языком, а также не только об освоении языком иноязычной лексики, но и ее ассимиляции и натурализации. Кроме того, парность лексики может служить индикатором изменения подхода к явлению или процессу. Показательна парность лексики, именующей предмет лингвистического исследования (слово – вокабула, терм; речь – дискурс), описывающей разные аспекты исследовательской деятельности (изыскания – студии, описания – дескрипции), а также самих субъектов речевой деятельности. Вот что пишет о подобных дублетах В.В. Красных: «Термин “реципиент” представляется наиболее удачным для обозначения того, кто воспринимает текст (термины “собеседник”, “читатель”, “слушатель” слишком привязаны к определенному виду речевой деятельности, термин же “адресат” предполагает непосредственную направленность на “объект” речевого действия, что наблюдается не всегда). Для обозначения того, кто порождает текст (“продуциента”), используется термин “автор”» [34, с. 67]. Обратим внимание на то, что вслед за рядом номинаций для обозначения слушающего появляется соотносительный ряд наименований для обозначения говорящего (автор – адресант – продуциент). А к номинациям слушателя присоединяется еще и получатель речи и рецептор. Добавим, что компьютеризация сознания превращает “носителя языка” в “пользователя слова” [62, с.121].

Научная терминология, специальная лексика не только удваивается, но и множится. Говорят, например, что лексика неустойчива, то есть динамична, мобильна и лабильна, что термин является формой вербализации, ословливания и означивания научного понятия. Или утверждают, что в языке происходит объективация или реификация, т.е. материализация научного знания (ср.: reification от reify – материализовать, превращать в нечто конкретное). Кстати, парную номинацию получило как само явление удвоения лексики (удвоение, повтор, редупликация), так и явление сосуществования дублетных форм. Стали говорить не только о сосуществовании терминов-дублетов в общенаучной терминологии [16, с.216], но и о коэкзистенции вариантов, о коэкзистенциальных, т.е. сосуществующих, вариантах [78, с. 368].

Массовый характер заимствования терминов не оставляет других надежд на спасение утопающих в иноязычном потопе, кроме объединения соотносительных вариантов в пары. Связывание в пару заимствованного и исконного слова происходит в речи, и осуществляется оно в виде лексического повтора или варьирования.

Обновление специальной лексики значительно повышает ранг такой строевой единицы научного текста, как лексический повтор. В научном тексте увеличивается его функциональная нагрузка, а в ней изменяются доминантные функции. В соответствии с традицией лексический повтор продолжает служить средством семантизации неологизма, способом толкования вновь вводимого термина или термина-заимствования. Например: ...автор интерферирует (“вписывает”) в окружающую действительность отраженную в его сознании картину мира... [34, с. 54].

Кроме того, лексический повтор маркирует источник происхождения научного понятия, указывая на связь заимствования со словом-прототипом: трансформации образ-схемы (image-schema transformation) [19, с.16]. Использование англицизмов в связке с английскими терминами выступает своеобразной формой цитации. Закрепление нового знания и сохранение преемственности – основные функции лексического повтора.

Изменение приоритетов проявляется и в характере повтора. Если раньше преобладал следующий порядок слов: инновация – общеупотребительное слово, заимствование – исконное слово, то сейчас слова-дублеты все чаще располагаются в обратном порядке: ...добавочные значения (созначения), или референтные коннотации [53, с. 55]. Инверсия в данном случае показательна. Лексический повтор здесь не столько форма толкования иноязычного термина, сколько показатель наличия в метаязыке дублетных номинаций.

С частотностью того или иного явления и процесса, его значимостью связано не только появление терминов–дублетов, но и их активное варьирование в речи. Варьирование новой заимствованной и исконной лексики (традиционного термина или общеупотребительного слова) в словосочетаниях или других общих контекстах – это еще одна возможность связывания их в пары: креативный характер – творческий характер, сенсомоторный опыт – чувственный опыт, ментальная организация – психическая организация.

Следует добавить, что варьирование, а значит и связывание в пару заимствования-неологизма и исконного слова осуществляется даже тогда, когда лексический повтор или дефиниция отсутствуют, но это производится уже не автором, а читателем, интерпретирующий текст. Подбор вариантного соответствия – это часть программы интерпретации, программы поиска значения неизвестного сегмента высказывания – сегмента Х. Например: Возникновение плана происходит в процессе коммуникации (связи? сообщения?) между моделью мира, часть которой образуют сценарии, планирующим модулем и экзекутивным модулем [5, с. 19].

При этом успех в восстановлении семантики сегмента Х некоего высказывания может зависеть от самого широкого контекста, или, в новых терминах, от “конситуации и общности апперцепционной базы партнеров коммуникации” [72, с.335].

Благодаря лексическому повтору и контекстному варьированию происходит освоение нового термина и закрепление за вариантами статуса синонимов. Вариативность вновь заимствованной и исконной лексики повышает роль сочетаемости как контекстного показателя лексической синонимии. Контекст же становится и основным показателем расподобления вариантов, или маркером их диверсификации, что одно и то же.

Н.С. Валгина, оценивая степень избыточности заимствованной лексики, предлагает разделить заимствования на две категории – “необходимые, неизбежные... и заимствования, не отвечающие требованиям необходимости” [9, с.111]. Но в случае варьирования неспециальной лексики в научных текстах речь идет уже не о вариантах перевода, а о мотивированном или немотивированном использовании заимствований-дублетов.

Варьируется не только терминология, но и неспециальная лексика научных текстов. Из сосуществующих в лингвистических текстах слов-дублетов нетерминологического характера образуется достаточно представительный вариативный ряд, и употребление подобных дублетных форм в первую очередь может быть определено как немотивированное.

В условиях обновления терминологии и неспециальной лексики научных текстов особую актуальность приобретает проблема разграничения терминологического и нетерминологического значения слова. Заимствованная терминология в научном тексте легко подвергается детерминологизации, так что в нейтрализующем контексте могут варьироваться слова, различающиеся в своем основном терминологическом значении. Так, различаемые терминологически концепт и понятие, дискурс и речь, когниция и познание варьируются в нейтральных контекстах. Когда только контекст может свидетельствовать о специализации или, напротив, генерализации значения, возрастает роль контекстных показателей терминологичности. Одним из таких показателей как раз и служит лексический повтор как вид дефиниции термина, так как термину, как правило, сопутствует дефиниция, а неспециальная лексика чаще дается без комментариев.

В том случае, когда заимствованный термин-дублер употребляется в нетерминологическом значении, его использование можно считать немотивированным. Иное дело, что при оценке заимствования с позиции целесообразности его использования, речь идет не об отрицании нового в языке, а о рационализации речевой практики. К идее рационализации, а не запрета, склоняет лингвистов частотность и повсеместность использования заимствований. Но не только и не столько они.

Заимствования-дублеры креативны, т.к. могут объединять признаки, до сих пор дискретно представленные в языке: интенциональный (intentional) – это и намеренный, преднамеренный, умышленный и ментальный, умственный. Корреляция – это и соотношение и соответствие, а корреспонденция – это и соответствие и связь. Сопряженное в пару заимствование легко обнаруживает и другие свои преимущества перед исконной лексикой, например, более широкие словообразовательные возможности, а также возможности лексической сочетаемости. Что немаловажно в условиях разбушевавшейся языковой стихии.

Широкий фронт заимствования, когда заимствуется и специальное, и общеупотребительное значение слова-прототипа, также обеспечивает поддержку неологизму в языке-реципиенте. Так, понятие некооперативный (недружественный, не готовый к сотрудничеству) приходит не только в лингвистику, но и в язык СМИ (ср.: “кооперативное общение”, “кооперативно настроенный интервьюер” [30, с. 178] и “некооперативного (невнимательного, не включенного в происходящее слушателя)” [19, с. 24]). А термин профилировать принадлежит одновременно когнитивному и политическому дискурсу. Помимо парности терминов, в результате параллельного заимствования формируется парность термин – общеупотребительное слово, т.е. межстилевая омонимия.

Как уже отмечалось, появление новых наименований в языке современной лингвистики – ее метаязыке – и становление дублетных форм вербализации понятий в значительной степени обусловлено тем, что называют когнитивно-дискурсивным поворотом в науке. “Когнитивные устремления” современной лингвистики, исповедующей экспериенциализм и эмерджентность, синергетизм и холистичность, ментализм и дискурсивность, вполне вписываются в метафору иноязычного потопа. Однако образ водной стихии всплывает в сознании не только в связи с наплывом заимствованной терминологии или вследствие “протичности”, текучести некоторых понятий когнитивной лингвистики, но и благодаря глубинной семантике отдельных терминов. Так, например, в прямом смысле всплывает “прототипическое” значение термина эмерджентный (emergent от emerge – появляться; всплывать; выходить на поверхность).

Выбор варианта вербализации научного понятия, в конечном счете, определяется тем, насколько в нем выражено его концептуальное содержание. Английское слово emergent (син.: growing, surfacing), помимо прочих значений, имеет значение ‘способный вновь появляться’. Эта часть семантики является важной составляющей научного понятия эмерджентный. Способность образа прошлого восприятия появляться вновь легла в основу теории ментальных репрезентаций и теории прототипа. Вот почему эту часть значения желательно сохранить в термине языка-реципиента, независимо от того, заимствуется ли термин, или для вербализации понятия используются средства переводящего языка. Сравните важность этой составляющей понятия в следующем высказывании:

В таких описаниях рождались новые концепты, эмерджентные свойства которых не были, так сказать, даны заранее или же предсуществовали их объективации в языке [38, с. 11].

Такие метафоры лингвистического самосознания, как иноязычный или терминологический потоп, приложимы к большинству европейских языков, в которых процесс заимствования из английского в буквальном смысле слова стал мейнстримом – основным потоком, магистральным течением. Параллельное заимствование лингвистической терминологии в украинский и русский языки иллюстрирует следующий ряд: эмерджентные (свойства) – емерджентні (властивості), преференциальная (связность) – преференційне (значення). Сравните также: корегує – коррелирует (соотносится); продукує – продуцирует; генерує – генерирует (производит); студії – студии (исследования); рецепція – рецепция (восприятие, отражение). И в том и в другом языке происходит формирование соотносительных пар терминов.

Для некоторых межъязыковых соответствий характерна неодинаковая освоенность. Рецепции, студии, преференции, кореляції, кажется, лучше освоились в украинском языке. Но билингвизм авторов и научное общение способствуют быстрому распространению буквализмов. В отечественных научных изданиях заголовки статей и материалов дублируются в украинском и русском вариантах, а вместе с ними из языка в язык переносятся вынесенные в название англицизмы. Опосредованное заимствование научных понятий ведет к становлению все новых соотносительных пар и рядов терминов, или коэкзестанциальных вариантов, или “проприальных” [55, с.27] единиц языка.

Избыточность – внутренне присущее, или ингерентное, свойство естественного языка. Исследование такой формы избыточности, как дублетность, парность лексики позволяет увидеть в динамике языка возможность сосуществования и взаимодействия двух тенденций – к изменчивости и неизменности.

Избыточность – это и возможность расподобления вариантов, семантического развития одной из дублетных форм. Наличие избыточности предоставляет бόльшие возможности для языкового маневра. Но в данном случае, говоря о парности лексики, мы обращаем внимание именно на динамическое равновесие в языке и поэтому не рассматриваем связанные с варьированием явления замещения и расподобления вариантов. В целом, мы подходим к парности лексики как к проявлению закона существования языка. Потому что дублирование лексики, удвоение терминов – это и акт самосохранения. Это стереотипное поведение носителей языка перед лицом языковой стихии, когда спасение видится в том, чтобы запастись необходимым с избытком. Про запас языковое явление именуется, про запас заимствуется лексика, имеющая в языке словарные соответствия, и про запас предлагаются варианты перевода. Дублирующая лексика осваивается и оценивается носителями языка именно как дублетная, т.е. парная уже имеющимся в языке соответствиям, о чем свидетельствуют такие формулы, как “в новых терминах”, “как сейчас принято говорить”, “в иных терминах”, примиряющие языковой опыт и привычки индивида с новыми реалиями современной речи.

Парность терминов также далеко не чрезмерность: в ней проявляет себя избыточность как способ “продублирования” информации, как условие сохранности знания, и, в первую очередь, условие закрепления вновь познанного. В период смены познавательных установок, появления новых терминологических систем и подсистем парность лингвистических терминов – это залог сохранения преемственности в науке о языке. Она позволяет связать традицию с новыми тенденциями. В то же время парность исконной и заимствованной терминологической лексики, осуществляя функцию преемственности, обеспечивает и необходимые в условиях открытости систем изменения в сторону междисциплинарности и интернациональности терминологии. Парность лексики – залог того, что знание, закрепленное в слове и еще раз повторенное в слове-дублете, не смоет стихия, и тот, кто отправился на поиски terra incognito или terra in cognition, сможет достичь земли обетованной.

Поиск альтернативных вариантов заимствованию не ограничивается этапом перевода, он продолжается и в процессе функционирования уже выбранного в качестве номинации термина-заимствования. Слова и словосочетания лингвистического дискурса, составляющие альтернативы термину-заимствованию, образуют ряд дублетных форм, наличие которых позволяет эксплицировать разные стороны исследуемого явления, фиксировать различные его связи и отношения, обеспечивает широкие возможности оперирования научным понятием.

Сосуществование терминов-дублетов – это их широкое взаимодействие в текстах языка-рецептора, в научном и общем дискурсе. Итогом сосуществования исконной и заимствованной лексики, независимо от конкретных результатов взаимодействия тех или иных терминов-дублетов (утверждения заимствования или альтернативного варианта как оптимальной формы ословливания научного понятия) становится обогащение метаязыка лингвистики и языка в целом.

II.2.7. Динамика термина и динамика языка

Динамика термина в языке-реципиенте – это сложный последовательный процесс заимствования, вхождения в язык и утверждения в нем как полифункциональной единицы лексической системы.

Условием вхождения заимствования в язык, необходимым этапом динамики термина в языке-рецепторе является взаимодействие исконной и заимствованной лексики, одним из видов которого становится их варьирование в тексте.

В варьировании дублетной лексики в тексте можно различать вертикальный и горизонтальный контексты. Вертикальный контекст определяется способностью слов-дублетов занимать одну и ту же позицию в тексте. Варьирование терминологических дублетов (или заимствования и ОУС) в тексте – это их взаимозамещение в одной и той же позиции текста.

Горизонтальный контекст образуется сочетанием заимствования и слова исходного языка. В горизонтальном контексте заимствование и исконное слово образуют различные комбинации (комбинация 1: заимствование, исконное слово; комбинация 2: заимствование + исконное слово) и варьируются в разных позициях некоторых этих комбинаций. Варианты комбинации 1 – сочетания заимствование (исконное слово); исконное слово, заимствование; исконное слово (заимствование).

В варьировании как процессе можно выделить “пространственный” и временной аспекты. Варьирование как явление синхронии – это реализация одной из функций синонимов – функции взаимозамещения. В частности, варьирование терминов – это реализованная способность терминологических дублетов заменять друг друга в научном тексте.

Во временном плане следствием варьирования является процесс замещения, т.е. вытеснение исконного слова (термина) заимствованием-неологизмом, или замена номинации предмета или формы вербализации научного понятия. Однако варьирование – это не только конкуренция вариантов, результатом которой становится замещение, вытеснение одного варианта другим, но и их взаимовлияние, в котором проявляет себя принцип языковой дополнительности. Варьирование – это составляющая динамики заимствованного термина в языке-рецепторе и элемент динамики языка.

Заимствование лексики дает начало другим инновационным процессам в языке. С заимствованием терминологии связан ряд достаточно разнородных явлений, к числу которых, помимо варьирования и замещения (временной аспект динамики лексики), относятся детерминологизация и ретерминологизация заимствованного слова (пространственный аспект динамики слова). Для этих процессов объединяющим может являться лишь одно: в каждом из них так или иначе задействовано заимствованное слово. Однако тот факт, что заимствование терминологии не только является катализатором обновления метаязыка, но и становится первоосновой целого ряда лексических процессов, позволяет рассматривать динамику заимствованного термина как составную часть динамики языка.

II.3. Динамика заимствованного слова в языке-реципиенте: восстановление значимости

Одной из сторон динамики слова в заимствующем языке, и/или одной из важнейших сторон динамического отношения заимствованное слово – язык-рецептор, является процесс восстановления внутрисистемных связей заимствованного слова и становление его значимости.

Становление системных связей заимствования в языке-рецепторе происходит, начиная с первого предъявления заимствованного понятия и установления содержательной контекстной корреляции (первый этап установления внутрисистемных связей) и заканчивая его свободным функционированием в общенациональном дискурсе. Обретение заимствованием внутрисистемного, или структурного значения (становление отношений синонимии, многозначности, антонимии и т.п. в тексте, а затем и в системе заимствующего языка) – высшее проявление освоенности содержания заимствования, обеспечивающее самые широкие возможности его интерпретации.

II.3.1. Становление системных связей заимствования

В связи с заимствованием лексики встает вопрос о вхождении иноязычного слова в язык–реципиент. При этом вхождение (проникновение) заимствования оценивается примерно по следующей шкале: иноязычные вкрапления, варваризмы (отличаются от вкраплений регулярностью употребления и расцениваются как проявление моды), так называемые иностранные слова, занимающие промежуточное положение (зафиксированные в словарях, но сохраняющие данный статус, пока остаются следы их иноязычного происхождения), и, наконец, полностью усвоенные заимствования (иноязычное происхождение таких слов не ощущается носителями языка) [42, с. 158].

В отличие от авторов Лингвистического энциклопедического словаря, которые рассматривают термин заимствование как синоним понятия “полностью усвоенные слова”, Ю.Н. Марчук предлагает различать заимствование, представляющее собой в языке инородное тело, и интернационализм как слово, порожденное в процессе заимствования, но утвердившееся и ассимилировавшееся в языке-реципиенте [46, с. 211]. На практике слово заимствование всегда функционировало (и функционирует) независимо от того или иного толкования и прилагалось к единицам, занимающим практически любую позицию на шкале перехода единицы исходного языка в язык заимствующий. Но толкование понятия заимствование как слова, освоенного языком, обязывает рассматривать процесс заимствования именно как процесс, а не как одномоментное явление перехода слова в иной язык.

С понятием вхождение в язык соотносится и понятие освоения заимствования языком-рецептором, очевидно, не равнозначное ему (метафора освоения слова языком предполагает подход от языка к заимствованному слову), но достаточно близкое для того, чтобы использовать их как контекстные синонимы при описании процесса трансформации слова исходного языка в единицу второго языка. Освоение слова следует за актом его заимствования как исходным моментом динамики термина в языке и осуществляется в процессе функционирования и взаимодействия с лексикой данного языка. Существенной стороной понятия освоение является включение слова в лексическую систему заимствующего языка, становление внутрисистемных связей слова в заимствующем языке, вернее, теперь уже в языке функционирования, или в рабочем языке.

Функциональный аспект системных отношений – парадигматические отношения в тексте. Становление системных связей слова в языке-реципиенте связано в первую очередь с отношениями эквивалентности (синонимии). В дефиниции термина, при прямом и косвенном толковании термина в тексте, между заимствованием и словом заимствующего языка (ОУС) может устанавливаться отношение частичной или полной эквивалентности. Отношения полной эквивалентности, или дефинитивного тождества, устанавливаются в том случае, когда способом толкования термина является не развернутая дефиниция, а синонимический ряд или лексический повтор. Например: “гиперсема, или тематическая сема” [4, с. 53]; “немецкий термин Gehaeuse – «корпус, оболочка»” [46, с. 90]. Текст выступает как полигон, на котором обкатывается новая терминология и устанавливаются ее системные связи с лексикой языка функционирования.

Отношения частичной или полной эквивалентности, устанавливающиеся между заимствованием и ОУС в метавысказывании (дефиниции термина), открывают возможность их дальнейшего варьирования как контекстных синонимов, которое, в свою очередь, обеспечивает заимствованному термину выход в сферы общего языка.

Отношение эквивалентности (контекстной синонимии) и вариативности заимствования и ОУС ведет к широкому уподоблению первого последнему. Лишенное вследствие перехода из исходного языка в язык-рецептор практически всех системных связей, заимствование наследует внутрисистемные связи ОУС, уподобляется ему в словообразовании, присваивает сочетаемость своего вариантного соответствия, встраивается в лексико-грамматическую парадигму. Восстановление слова как единицы системы языка идет по закону аналогии, и можно предположить, что аналогом является не абстрактная схема лексико-грамматического класса слов, а его вариантное соответствие, ОУС, которое выступает как прототип.

Становление внутриязыковых связей слова – это восстановление его природы как единицы, встроенной в систему языка. Вхождение заимствования в лексическую систему сближает его с исконной лексикой как лексикой системно мотивированной. Восстановление внутрисистемного значения (значимости слова) в языке-рецепторе – это не просто становление отношений синонимии, многозначности и т.д., это экспликация его значения. Эксплицированность является отличительной чертой научного знания. Есть три основных формы экспликации знания в термине – дефиниция, репрезентирующая содержание научного понятия, внутренняя форма как составная часть значимости слова и, наконец, его внутрисистемное значение в целом.

Одной из форм выражения понятийного содержания единицы специального языка выступает “мотивированность терминологического слова, тесно связанная с его системностью”, которая трактуется достаточно широко – как “соотнесенность термина с другими терминами той же системы или со словами общего языка” [4, с. 88]. Мотивированность, понимаемая таким образом, сопоставима с такими понятиями, как значимость слова, внутриязыковое (внутрисистемное) или структурное значение слова. Собственно, внутриязыковая мотивированность – это эпидигматические и другие системные отношения, которые являются постоянным фоновым контекстом слова, дополняющим его дефиницию.

II.3.2. Восстановление значимости: экспликация семантики заимствованного слова

Становление значимости слова в языке-реципиенте – это преодоление асемантичности заимствования. Лишенное вследствие его перехода из исходного языка в язык-рецептор практически всех системных связей, заимствование “на входе” обладает лишь одной эксплицированной стороной значения – его толкованием. Утрачивая словообразовательную и семантическую мотивированность (слово, как правило, заимствуется в одном из своих значений), термин теряет часть своей словной семантики. Правда, новое заимствование обладает особым признаком внешней мотивированности. При использовании заимствованного термина, вследствие его очевидной маркированности, элиминируется проблема выделения термина, его противопоставления другим словам текста. Однако для реализации всех возможностей экспликации знания в слове, необходимо восстановление всех форм его мотивированности.

В языке-источнике знание, которое закрепляется в дефиниции термина, дополняется знанием, которое эксплицирует его внутренняя форма и отражают внутрисистемные связи. Но в языке-реципиенте заимствованный термин, как правило, не сохраняет эти возможности экспликации значения. В то же время новейшее заимствование может быть мотивировано уже освоенными языком заимствованиями. Благодаря многочисленным предшественникам из латинского, французского, английского у новых заимствований в русском языке богатые возможности семантизации. Кто не испытал ощущение déjà vu, встретив в тексте слова мотиватор, анонсер и словосочетания кооперативный интервьюер, рецепции феномена и т.п. При восприятии нового слова в роли мотиватора выступает его предшественник.

Мотивированность термина дает альтернативные дефиниции возможности выражения содержания понятия. Сравните, например:

...доказательством явных корреспонденций между реальностью (вне нашего сознания) и ее освоением в концептах человеческого разума [38, с. 11].

Корреспонденции и коммуникации воспринимаются как новые значения уже известных слов. При этом семантическая связь реализуется не столько на основе полисемии, сколько по принципу объединения подобного с подобным: аттракция и аттрактивный; профиль и профилировать, экзекуция и экзекутивный. Примером определения значения слова по внешней форме может служить идентификация заимствования мотиватор (motivator) с помощью известного и освоенного слова мотив и его производных: англицизм мотиватор идентифицируется с помощью давнего заимствования из французского (motif).

Преодоление асемантичности заимствованного слова происходит с известной долей аппроксимации. Мотиваторами значения нового заимствования служат как полные, так и частичные омонимы, а также паронимы, однокорневые слова (анонсер – анонс) и часто слова, воспринимаемые как таковые (рецепции – рецепт?). Например, для семантизации слова провокативный (provoke – inflame, incite. Incite - stimulate, motivate) из глубины сознания извлекается провокация. Для заимствования некомплиментарный (ср.: некомплиментарная внешность), очевидно, производного от uncomplimentary, сознание подбрасывает подсказку в виде комплимента. Идентификация слова по форме предполагает произвольное (от “произвольный” – ‘каждый, любой, случайный’ и “произвольный” – ‘по своей воле’) объединение формальных эквивалентов и может привести к появлению слов ложной этимологии.

Ложная мотивация чаще всего является следствием восприятия нового слова на слух. В этом смысле опережающий характер устного заимствования терминов-англицизмов “увеличивает риски”. Так, например, заимствования комплемент (complement – balance, accompaniment) и комплимент (compliment – praise, admiring, comment, flattering remark) – это омофоны. Идентификация по форме может привести к их произвольному сближению.

Итак, асемантичность термина-англицизма в языке-преемнике компенсируется его интернациональностью. Английская терминология греко-римской основы в заимствующем языке, как правило, уже имеет определенную мотивационную базу. Восстановление значимости такого слова осуществляется на основе внешнего сходства и внутреннего единства. Иного характера вопрос: существует ли вообще интернациональная терминология? Существует ли она не только в ее глобальном варианте, но и в варианте билингвальном? Ведь межъязыковые соответствия по определению неэквивалентны. Лишь с оговорками можно признать эквивалентность отдельных давно сложившихся терминов традиционных направлений, основная же форма существования интернациональной лексики – частичная эквивалентность.

В целом же, мотивированность заимствованного слова в языке-реципиенте складывается из “межъязыковой мотивированности” [20, с. 72] и внутриязыковой мотивированности слова, формирующейся на основе взаимодействия с лексикой заимствующего языка. Становление значимости терминологического слова – это процесс общеязыковой, процесс уровня языка, а не только подъязыка науки. Одной из форм взаимодействия заимствования с исконной лексикой, влияющих на становление значимости слова-неологизма, является образование тавтологических сочетаний.

II.3.3. Тавтологические сочетания “заимствование + ОУС”

Говоря об экспликации содержания научного понятия в языке-реципиенте, мы отмечали, что “обозначаемое стремится к тому, чтобы выразить себя”. Такая тенденция своеобразно реализуется в сочетаемости заимствованного слова – в словосочетаниях тавтологического характера.

Появление тавтологических сочетаний “заимствование + ОУС” – это следствие асемантизма заимствованного слова и/или субъективности его восприятия. Экспликация содержания понятия, реализация стремления содержания быть выраженным может быть определена как неявная функция тавтологических сочетаний. Неявная функция знака реализуется в словосочетаниях со случайной (неосознаваемой, скрытой) тавтологичностью. Так, например, словарное толкование слова эпистемы – ‘системы знаний’, из чего следует, что “эпистемы знаний” [64, с. 27] = “{системы знаний} знаний”. Объединение заимствованного и исконного слова, его вариантного соответствия, в словосочетание – это выражение бессознательного стремления снять неопределенность, проявить семантику слова, подкрепляя немотивированный и асемантичный знак освоенным и системно мотивированным знаком. Причиной объединения является не столько незнание, сколько неполнота знания, а также субъективность знания. В то время как намеренное столкновение исконного и заимствованного слова – это явное использование возможностей, которые предоставляет наличие вариантов ословливания научного понятия, или “ролевая” функция знака. Неявная функция и “ролевая” функция языкового знака различаются степенью сознательности или бессознательности речевого действия.

Тавталогия – неизменный спутник обновления языка, но в ней можно увидеть и механизм динамики языка. Тавталогия – механизм усвоения нового, особая форма экспликации знания. Например, значение слова общего языка default – misrepresentation. Наряду с ним в английском языке появляется компьютерный термин default (значение по умолчанию). Терминологизация, очевидно, шла как усечение, редукция словосочетания default meaning. Словосочетание дефолтное значение, очевидно, калька английского default meaning. Но на фоне компьютерного термина default (значение по умолчанию) дефолтное значение уже воспринимается как тавталогическое словосочетание.

Итак, тавталогия – это реализованное стремление содержания быть выраженным и способ экспликации содержания понятия, представленного в языке в немотивированном заимствованном слове. Появление тавтологических словосочетаний ведет к детерминологизации заимствования (ср: диверсификация и “диверсификация значений” [36, 195]), которая в свою очередь может быть как следствием его намеренного уподобления общеупотребительному слову языка, так и результатом лингвистической аттракции.

Следует разграничивать два вида тавтологических сочетаний – тот, в котором есть намеренное изменение семантики одного из компонентов, когда автор сознательно использует вариантные соответствия как нетождественные, и второй вид, где непроизвольно реализует себя “стремление содержания быть выраженным”. К первому по семе “сознательность, намеренность объединения” примыкает языковая игра, при которой автор намеренно вкладывает разное содержание в по сути равновеликие лексические единицы (ср.: “эссенциальной сущности”).

Развитие семантики одного из компонентов тавтологического сочетания очевидно будет следствием и того и другого вида тавтологических сочетаний. Например, в словосочетании “когнитивное сознание” изменение семантики одного из компонентов является вполне осознанным. Это синтаксически мотивированное развитие семантики – неравенство главного и зависимого слова словосочетания каузирует изменение семантики одного из компонентов.

“Ролевая” функция знака реализуется в сознательном выборе той или иной формы вербализации понятия. Так, предпочтение неопределенности можно связать с функцией эвфемизации, вуализации [9, с. 112].

Немотивированное и асемантичное заимствование также более соответствует гипотетичности, неопределенности смысла. Неопределенность имени может быть даже желательной на этапе поисков истины. Использование заимствования может быть целесообразным проявлением когнитивной функции, если новое знание носит характер гипотезы, догадки, смутного представления, и строго очерченные контуры понятия могут стать препятствием для свободного движения мысли. Формализация неточного и приблизительного представления, закрепляя его, препятствует уточнению и коррекции знания. Кстати, иная форма выражения приблизительности знания – лексический повтор, а именно цепочка знаков, выражающих, каждый по-своему, новое содержание, эксплицирующих неявный смысл, толкующих смутное, несформировавшееся представление, или знание в первом приближении. Такая цепочка с продублированием инвариантного значения, обеспечивает фиксацию ядра или центра, сохраняя возможность того или иного направления движения смысла на окраинах.

В определенном смысле любое соположение вариантных соответствий, заимствованного и исконного слова – это предложение выбора варианта – варианта значения или варианта означивания понятия. Так что, повторим это вновь, отказываясь от перевода слова и отдавая предпочтение заимствованию, лингвисты не отвергают исконное слово (ОУС) как форму вербализации и форму экспликации содержания понятия, они лишь передоверяют проблему выбора варианта и проблему употребления вариантных соответствий носителям заимствующего языка.

II.3.4. Становление внутрисистемного значения как воссоздание исходной значимости слова

Заимствование – это взаимодействие двух сторон и, в первую очередь, двух языков. Считается, что в этом процессе исходный язык представляет его единица – заимствованное слово. Во всяком случае, общепринятой является метафора перенесения слова из языка в язык. Заимствование термина, например, определяется как способ создания терминов, при котором лексические единицы переносятся из одного естественного языка в другой, или же в язык специального общения [46, с. 86]. При таком подходе заимствованное слово, по крайней мере на первом этапе его инобытия, выступает как представитель исходного языка в языке-реципиенте.

Заимствованное слово – это классический пример того, как можно быть своим среди чужих и чужим среди своих. Но с момента установления внутрисистемного отношения (например, элиминация – исключение), уже можно говорить об английском слове и англицизме как о межъязыковых коррелятах. Иначе говоря, можно рассматривать отношение elimination – исключение как отношение межъязыковой эквивалентности.

Широкомасштабность процесса заимствования из английского языка меняет характер сопоставительных исследований, массово превращая английские слова в единицы иного национального дискурса. Языковые контакты меняют и отношения единиц, изначально принадлежащих к разным языкам. В научных текстах все чаще и чаще можно встретить примеры двойных и тройных корреляций слово-прототип – заимствование – ОУС. Например:

Однако и в таких меланжевых контекстах умозаключения и inferences остаются межъязыковыми коррелятами, в то время как инференции и умозаключения превращаются в вариантные соответствия. Кстати, чтобы различать отношения межъязыковых соответствий и единиц одного языка, для соотносительной пары заимствование – слово заимствующего языка мы используем термин вариантные соответствия. И обосновываем выбор данного термина (а не, скажем, термина синонимы) тем, что, во-первых, вариантное соответствие – термин теории перевода, а сам процесс заимствования – это область, с переводом граничащая. А, во-вторых, иноязычное слово в момент заимствования (и намного позднее) и его коррелят в языке-преемнике трудно признать синонимами.

Точно так же не приходится говорить о полной эквивалентности заимствования и слова-прототипа. Тем более что термин часто заимствуется, а не переводится именно потому, что “ничего не значит“. В отличие от терминов семантического производства заимствованный термин не отягощен имплицитным присутствием семантики общеупотребительного слова, непозволительным грузом прошлого, заставляющим интерпретатора “пробегать штрафные круги” [60, с. 79]. Когда же он что-то значит, прежде всего благодаря устанавливающимся связям с единицами языка-рецептора, то он уже успел пройти путь расподобления.

Восстановленная значимость термина никогда не сможет быть точной копией исходной значимости слова еще и потому, что его системные связи в исходном и заимствующем языках не ограничиваются рамками терминологии. Так, например, термин омоним – интернационализм, но, в отличие от других языков, в английском homonym – это еще и тезка и однофамилец. А популярный ныне фрейм (frame) в английском – и рамка, и партия, и телосложение. Такой фоновой семантики нет у заимствования в языках-рецепторах, но в них он обретает иные связи, встраиваясь и в терминосистему, и в лексическую систему в целом. Добавьте к этим различиям суверенную эволюцию заимствования, а также многочисленные инновации на основе заимствования в каждом отдельном языке.

Отношение единица исходного языка (слово-прототип) – заимствованное слово – это отношение частичной эквивалентности. Тем не менее можно говорить о тенденции к сближению заимствованного слова и его прототипа. А об их сближении как о восстановлении исходной значимости слова.

Частичная эквивалентность – это форма существования заимствования и его прототипа как межъязыковых коррелятов. Однако у современных заимствований наблюдается тенденция к сокращению первоначальных расхождений. В частности, восстановлению исходной многозначности слова способствует широкий фронт заимствования из английского языка. Примером того, как из языка-донора в язык-реципиент перекочевывают лексико-семантические варианты слова, могут служить англицизмы прототип, скрипт, фрейм и т.д. Сравните, например, фрейм (когнитивный термин) – структура сознания и фрейм (спортивный термин) – партия.

Вариантом воссоздания многозначности является восстановление полифункциональности слова вследствие одновременного заимствования его специального и неспециального значений. При этом связь заимствованных термина и термина, термина и ОУС может осуществляться уже в научном дискурсе. Для наиболее частотных слов объединяющим становится общеязыковой дискурс.

Функционируя в едином национальном дискурсе, параллельные заимствования в специальный и общий язык становятся мотивирующими друг для друга. И сами мотивируются как единое слово. Именно благодаря “наивному” восприятию (объединению подобного с подобным) формальные эквиваленты, одновременно попавшие в поле зрения или слуха носителей языка, воспринимаются как единое слово. В дальнейшем функционировании, а также при “ближайшем рассмотрении”, формальные эквиваленты, в том числе заимствования в общий и специальный язык, отождествляются или как многозначное (полифункциональное) слово, или как омонимы.

Хотя возможно и расподобление иноязычных слов в языке-рецепторе, например, вследствие их заимствования в устной и письменной форме. Ср.: профиль (технический термин) и профайл (портрет, характеристика). При преобладании одной, устной, формы заимствования из современного английского, как правило уравнивающей параллельные заимствования фонетически, влияние устной и письменной форм на судьбу параллельных заимствований и этимологических дублетов по-прежнему ощутимо.

Есть еще одно следствие масштабности процесса заимствования, имеющее отношение к восстановлению значимости слова в языке-реципиенте. Вследствие заимствования синонимов, в том числе и межстилевых, происходит выравнивание синонимических рядов двух языков и, следовательно, сближение этой стороны значимости слова-прототипа и англицизма как единицы заимствующего языка. Так, из синонимического ряда к слову прототип (prototype – example, sample, model, trial product, first of its kind, archetype; original, pattern, ideal) в русском языке отмечены такие корреляты, как паттерн, архетип, не говоря уже об идеале, оригинале и экземпляре.

Кроме того, одним из вариантов воссоздания слова в языке-реципиенте становится калькирование структурных связей слова-прототипа не только в парадигматике, но и в синтагматике. Лингвисты отмечают, что сегодня мы являемся свидетелями становления целых подсистем терминов на основе заимствованной терминологии. Пример становления такой системы терминов, когда в заимствующем языке собираются кластеры родственных слов, выстраиваются синонимический и другие семантические ряды, – терминология когнитивной лингвистики. Причем, вслед за заимствованием термина идет перетягивание в заимствующий язык его ближайшего окружения, в том числе и неспециальной лексики научного текста, часть которой при этом подвергается терминологизации.

Итак, заимствование как процесс освоения, вхождения, адаптации, ассимиляции – это движение слова из языка-источника во второй язык плюс его эволюция в языке-реципиенте, связанная со становлением внутриязыковых связей. Восстановление внутрисистемного значения превращает заимствованное слово в единицу языка-преемника и знаменует утверждение межъязыковой корреляции термин-прототип – заимствование.

II.4. Динамика заимствованного слова: становление полифункциональности и развитие многозначности

В становление системных связей терминологического слова в языке-реципиенте входит и его детерминологизация, знаменующая становление полифункциональности и развитие многозначности слова. Восстановление многозначности заимствованного слова происходит также и в результате одновременного заимствования слова в общий и специальный языки. В освоении новейших заимствований из английского языка прослеживаются оба процесса: 1) становление полифункциональности, и многозначности, как следствие освоения слова заимствующим языком и 2) восстановление системных связей слова в результате параллельного заимствования.

II.4.1. Полифункциональное слово как основа единства языка

Динамика термина в языковом пространстве – это его движение в области специального языка, передвижение в иные сферы науки (ретерминологизация), а также перемещение из сферы научной речи в область общего языка и сферу общеупотребительной лексики. Это движение связано с детерминологизацией и становлением полифункциональности заимствованного слова.

Язык науки отличает структурно-функциональное многообразие и внутренняя стилистическая неоднородность. Стилистической разноплановостью и неоднородностью характеризуется в первую очередь лексический состав специального языка. Так, помимо терминов, в нем выделяют другие составляющие: терминированные слова, неспециальную лексику общенаучного употребления, “нейтральные в стилистическом отношении пласты лексики” [39, с 178]. Ю.Н.Марчук замечает, что лексика современных научных текстов включает слова общелитературного языка в значениях, принятых в литературном языке, и слова общелитературного языка, которые в научном тексте имеют особое значение. [46, с. 81]. Кроме того, лингвисты отмечают наличие в научной речи полифункциональных слов, которые могут использоваться то как термин, то как общеупотребительное слово [39, с. 193].

Полифункциональные слова в специальном языке занимают особое место, являясь представителями общего языка в языке науки. Полифункциональными являются наиболее общие понятия гуманитарных наук: язык, слово, понятие, восприятие, представление, сознание. Общенаучные термины – это, как правило, не только наиболее древние, но и наиболее ценные с точки зрения сохранения целостности языка лексические единицы. В рамках традиции такие полифункциональные слова по-прежнему обеспечивают связь специального и общего языка. Однако в новых научных направлениях некоторые из них активно вытесняются более “современными” терминами. Так, например, научный дискурс отражает устойчивую тенденцию к предпочтению заимствований полифункциональным словам, а, следовательно, тенденцию к стилистической дифференциации языка. С другой стороны, по мере утверждения нового междисциплинарного направления, когнитивной науки, дублирующая лексика встраивается в ряд общенаучной терминологии. Утверждение этой лексики не только как общенаучной, но и как полифункциональной, использование заимствованной терминологии в неспециальном значении, ее нейтрализация, открывает возможность восстановления единства языка.

Подход к полифункциональности как к свойству слова общего языка, способному выступать и в терминологическом значении, достаточно характерен для современного науковедения. В то же время исследователи отмечают, что “демократизация” современного общенародного языка “способствует проникновению в него элементов различных языковых сфер и последующей их нейтрализации” [73, с. 337]. Речь идет об ином способе становления полифункциональности – движении специальной лексики в область общего языка.

Полифункциональность слова, как правило, связывают с его употреблением в разных типах текста. Однако и в пределах одного и того же научного текста слово может функционировать как полифункциональная единица:

Полифункциональность лексической единицы представление является результатом прошлых употреблений слова и в этом смысле “не зависит” от ее реализации в данном высказывании. Контекст в этом случае лишь обнаруживает, проявляет, фиксирует полифункциональность слова, выполняя регистрирующую функцию. Полифункциональные единицы, реализующие обе функции в одном и том же научном тексте, наглядно проявляют связь специального языка с общим языком.

Регистрирующая функция текста заключается в фиксировании такой полифункциональности или такой многозначности слова, которая не индуцируется им (контекстом), а в нем проявляется. С другой стороны, текст может индуцировать полифункциональность. Самая непосредственная связь языка и метаязыка осуществляется в одновременной реализации в тексте двух функций полифункционального слова – при речевой многозначности слова.

Речевая многозначность, или языковая игра, может быть реализацией в тексте внутрисистемного значения слова, а может быть актом создания подобного отношения (многозначности, омонимии и т.д.). Так, А.В. Кравченко, характеризуя когнитивное направление в лингвистике как “идеальный проект языкознания” [32, с 3], использует прием игры значений (идеальный – совершенный и идеальный – относящийся к области сознания). При этом второе значение (идеальный – занимающийся исследованием сознания) “наводится” контекстом. В речевой многозначности слова идеальный проявляется и полифункциональность иного рода, полифункциональность как реализация двух коммуникативных целеустановок – установки на сообщение информации и установки на воздействие. Полифункциональные единицы, реализующие одновременно информативную и прагматическую функции, демонстрируют свойства общеупотребительного слова.

Контекст говорит об одновременной реализации двух функций слова, номинативной и прагматической, и в других оценочных высказываниях, характеризующих современное состояние науки о языке и ее недавнюю историю. Такая оценка содержится в суждениях о гуманизации лингвистики [47, с. 10; 32, с. 3] и “языковом эгоцентризме в новых парадигмах знания” [15, с 57], а также в высказываниях о “бесчеловечности научной парадигмы первой половины и середины ХХ в.” [67, с. 35] и об «оперировании категорией понятия в классическом, “без′образном” представлении» [12, с. 47].

Но данные высказывания показательны и в другом отношении. Слова идеальный, эгоцентризм, бесчеловечный сохраняют в них статус общеупотребительного слова, но, косвенно указывая на признак научного объекта, предмета когнитивных исследований, или характеризуя исследовательский метод, они терминологизируются. В этом случае та часть научного текста, которая, строго говоря, не относится к научному стилю, – а именно коммуникативный регистр текста, актуализирующий отношение автор – читатель, регистр с доминантной функцией воздействия, обеспечивает непосредственную связь общелитературного языка и метаязыка.

Итак, полифункциональные слова – это системообразующие единицы, хранители единства языка. Вопрос о единстве языка или, в более узком формате, вопрос о языковой основе терминологии, связан с вопросом о природе термина. Предпочтение заимствованной терминологии, вызванное стремлением к интернационализации языка науки, обусловлено, в том числе, и представлением о сущности термина как единицы, внутренне противопоставленной ОУС. Полифункциональное слово, употребляемое в терминологическом и неспециальном значениях, размывает оппозицию термин – ОУС.

Предпочтение иноязычной терминологии, замена традиционной терминологии (полифункциональной лексики) заимствованиями подрывает основу единства национального языка и языка науки, однако восстановление нарушенной связи возможно не только через отмену инноваций и возвращение к status quo, но и благодаря функционированию заимствованного термина в языке-реципиенте. Надежда на сохранение целостности языка приходит на первый взгляд с неожиданной стороны, но связана она с такими предсказуемыми и естественными для языка процессами, как детерминологизация и становление полифункциональности лексической единицы, понимаемой как ее способность перемещаться по оси термин – общеупотребительное слово.

II.4.2. Детерминологизация как вид динамики заимствованного слова

Характеризуя язык современной науки, исследователи отмечают его полиструктурность, неоднородность – с одной стороны, а также подвижность, динамизм – с другой [4, 39, 79]. Стремительность инновационных процессов, скорость внедрения иноязычной терминологии, ее широкое использование, в том числе за пределами научного стиля, мотивирует постановку вопроса об основных векторах движения заимствования-неологизма в языке-реципиенте. Для терминологического заимствования можно выделить два основных направления его функционального перемещения – ретерминологизация и детерминологизация.

Детерминологизация заимствования в языке-реципиенте – это процесс становления его полифункциональности, важнейшим условием которого является широкое взаимодействие термина с общеупотребительной лексикой. Полифункциональность, понимаемая как возможность попеременного употребления языкового знака как термина и как общеупотребительного слова, – это или результат специализации последнего (его функционального перехода в сферу научной речи), или следствие детерминологизации специального слова – движения термина в область общего языка. Т.А.Журавлева рассматривает терминологизацию и детерминологизацию как виды взаимодействия между словарем общего национального литературного языка и терминологическими сферами разных областей знания. [16, с. 122]. О возможности перехода языковых единиц из одной функциональной разновидности в другую, вытекающей из единства языка, пишут В.И.Лейчик и Е.А.Никулина [40, с. 30].

Динамика языка заставляет различать полифункциональность уже сложившихся единиц языка и становление полифункциональности слова. Возможность перехода языковых единиц из одной функциональной разновидности в другую вытекает из единства языка, определяемого двумя видами взаимодействия “между словарем общего национального литературного языка и терминологическими сферами разных областей знания” – терминологизацией, т.е. специализацией ОУС, и детерминологизацией – функциональным переходом от термина к общеупотребительному слову [16, с. 122]

Двунаправленное движение по оси термин – ОУС – это два способа становления полифункциональной лексики. Общеупотребительная лексика – “постоянный материальный источник терминообразования” [14, с. 175]. В условиях терминологического взрыва, когда научный прогресс стимулирует появление все новых специальных номинаций, использование общеупотребительного слова для обозначения вводимого научного понятия – это процесс, закрепляющий единство языка. Но в настоящее время, когда основной приток инноваций в специальный язык связан с заимствованием терминов, возможность восстановить единство языка, нарушаемое процессом заимствования, связана, в том числе, с детерминологизацией заимствованной терминологии. Н.С. Валгина указывает на регулярность этого процесса, отмечая устойчивую связь процессов заимствования и детерминологизации: “Детерминологизация как процесс всегда была связана с теми периодами в жизни русского языка, когда он особенно активно впитывал в себя иноязычное слово” [9, с. 96].

Детерминологизацию специального слова, его “нейтрализацию”, как и приобретение им коннотативных добавок, связывают с перенесением термина в “специальный нетерминологический общелитературный контекст” [73, с. 337]. При этом “использование в неспециальном значении таких лексем, которые имеют и терминологический смысл” и приращение коннотаций происходит уже в пределах научного дискурса.

Становление полифункциональности термина-заимствования – это в своей основе вопрос его взаимодействия с общеупотребительной лексикой заимствующего языка. Движение термина по оси термин – ОУС начинается с установления отношений вариативности с ОУС или исконным термином заимствующего языка. В следующих примерах заимствование репрезентация коррелирует с ОУС в метавысказывании – дефиниции данного термина, варьируется с ним в основном тексте в качестве формы ословливания научного понятия и заменяет ОУС как его контекстный синоним:

Репрезентация – процесс представления (репрезентация) мира в голове человека, единица подобного представления...[35, с. 157].

...ментальные репрезентации (внутренние представления, модели) [47, с. 7].

...особый тип репрезентации знаний – пропозициональный [35, с.137].

Фиксируя вариативность, отношения контекстной синонимии, отмечая сближение семантики ОУС и термина, текст маркирует этапы детерминологизации последнего.

Движение термина к ОУС, его деспециализацию отражают следующие контексты: