Поступила в редакцию 17.VII 2003 г

The author presents his own view of the current crisis of Russian psychology and ways of overcoming it, putting forward a conception according to which the only internationally recognized Russian psychological school — that of Vygotsky — was based on the theory of K. Marx's materialist monism and cannot be adequately interpreted outside of the logic of that theory. Rejection of that logic is equal to rejection of the theoretical heritage of the cultural-activity school. As other psychological schools had no historical roots in Russia, this rejection will exclude national academic psychology from the scientific process for many years. Considering the increased interest in the world towards the ideas of the cultural-activity school, the author views the above prospect as highly irrational.

86

В. П. Зинченко

От редакции. В качестве послесловия к статье А. В. Сурмавы вниманию читателей предлагаются рецензии на нее, написанные тремя членами редколлегии нашего журнала. При подготовке откликов к печати редакция обратилась к их авторам с просьбой расширить свои тексты с тем, чтобы они обрели форму статьи.

ИСТОРИЧЕСКИЙ ИЛИ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ КРИЗИС?

Текст представляет собой отклик на статью А.В. Сурмавы. Автор отклика высказывает сомнение в том, что нынешнее состояние психологии можно характеризовать как исторический кризис, скорее, оно может быть охарактеризовано как естественный кризисный период в развитии отечественной психологии.

Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. В ноябре 2003 г. я дал положительный отзыв на статью А.В. Сурмавы, а спустя несколько месяцев получил просьбу редакции вступить с автором в полемику или дать комментарий. Я предпочел последнее.

Вначале о слове «кризис». Кризис — это естественный период любого процесса развития, т.е. своего рода норма развития, означающая смену его вектора, средств, целей и пр. «Устойчивое развитие» — это химера, выдуманная политиками. Устойчивой бывает деградация. Иное дело, что кризис может быть более или менее явным, скрытым, латентным или вообще иллюзорным. Лучшее доказательство последнего — статья Л.С. Выготского «Исторический смысл психологического кризиса». Реформатор психологии Л.С. Выготский, увлеченный марксизмом, сумел не заметить или не сумел заметить прежде всего самого себя, Г.Г. Шпета, М.М. Бахтина, Н.А. Бернштейна, которые не менее энергично, чем он сам, прокладывали новые пути в гуманитарном знании, в том числе в психологии. В это же время начинались работы Э. Толмена, Ж. Пиаже, К. Левина, Ф. Бартлета, Э. Клапареда, А. Валлона, продолжались работы К. Кофки, М. Вертгеймера, переходившего от проблематики восприятия к проблематике мышления и т.д. 1927 год для мировой психологии был годом не кризиса, а расцвета психологии. Большое видится на расстояньи. Кто знает, как через 75 лет будет восприниматься наше время? Страшны не кризисы, а катастрофы, которые связаны не с психологией, а с историей. Советская психология чудом выстояла, разумеется, не без потерь. К ней полностью относится жутковатое наименование «репрессированная наука». Л.С. Выготский, скорее, не фиксировал кризис, а предвидел катастрофу советской психологии. Но А.В. Сурмава прав в том, что Л.С. Выготский, если и становился марксистом добровольно-принудительно, то позднее принял его искренне, но не истово, не до исступления (выражение А.А. Ухтомского). Культурно-историческая психология имеет и другие источники и составные части.

Исторический или психологический кризис?

87
Думаю, что и автор согласится с тем, что в Л.С. Выготском больше от Б. Спинозы, чем от К. Маркса.

Еще один вопрос, связанный со словом «кризис», состоит в том, заслуживает ли нынешнее состояние психологии наименования «исторический кризис»? На мой взгляд, это слишком торжественно. Кризис налицо, даже не на лицах, но это кризис психологический, связанный с непрофессионализмом, некомпетентностью, с чрезмерно быстрым переходом психологии к рыночным отношениям, с возникновением новой формы редукционизма в психологии: редукции всех человеческих отношений к отношениям денежным. В этом есть и положительная сторона, так как на этом фоне кажутся смешными другие формы редукционизма, например, нейрофизиологический или логико-математический. На этом фоне, казалось бы, и не до методологии. Слишком многие психологи действуют по схеме дошкольника в опытах А.В. Запорожца: «Не надо думать, надо доставать». Все это вызвано достигшим гомерических размеров выпуском психологов. Рост спроса на них можно объяснить только почти поголовной психологической неграмотностью населения нашей страны. Будем надеяться, что оно в скором времени поумнеет и предъявит свои требования к психологии. Признаки этого уже наблюдаются. Пока же психология слишком мелко плавает и для того, чтобы называть ее культурно-исторической, и для того, чтобы оценивать ее состояние как исторический кризис. О катастрофе профессионализма думать не хочется, хотелось бы оценивать состояние психологии как болезнь роста, т.е. как тот же кризис, — тем более что точек роста в ней не так уж и мало. Иногда ведь слышен даже глас вопиющего в пустыне, на что, видимо, рассчитывал и наш автор, когда писал статью.

Теперь о философии — о философии как таковой и философии марксизма. Философия — это дело профессионалов. Помню, когда М.К. Мамардашвили советовал мне согласиться на предложение А.Н. Леонтьева читать курс лекций «Методологические проблемы психологии» на факультете психологии МГУ, он говорил: «Только ради Бога не погружайся в Декарта или Канта. Лучше спроси меня, я тебе объясню». Есть философская психология. Она возникла раньше экспериментальной, или так называемой научной, и не умерла с рождением последней. Иное дело, что большинство психологов не замечают ее. К числу философских психологов несомненно относятся В.Дильтей, А.Бергсон, X.Ортега-и-Гассет, Ж.-П.Сартр, Дж.Дьюи, М.Мерло-Понти, К.Юнг, Э.Гуссерль, Г.Г.Шпет, М.М.Бахтин, Э.В.Ильенков, М.К.Мамардашвили и многие другие. Интерес к философии и к философской психологии проявляли Л.С.Выготский, А.Н.Леонтьев, Л.М.Веккер, П.Я.Гальперин, В.В.Давыдов и очень немногие другие. Во-первых, это трудно, во-вторых, к этому нужно иметь склонность и вкус. Их не было у А.Р.Лурия, А.В.Запорожца, Д.Б.Эльконина, В.М.Мясищева, А.А.Смирнова, Б.М.Теплова и многих других, составивших славу советской психологии. Б.М.Теплов был достаточно мудр, чтобы сказать, что марксистскую психологию вообще нельзя построить [4]. Марксистско-ленинская идеология, по словам А.Р.Лурия, давалась ему — и не только ему — с трудом. И чаще всего труд овладения ею не оправдывал себя. Его результаты оказывались внешними по отношению к сути дела. И тем не менее Ст.Тулмин в статье о Л.С. Выготском «Моцарт психологии» назвал А.Р. Лурия Бетховеном.

Я не хочу сказать, что перечисленные ученые не были марксистами. Всё значительно сложнее. Философская психология оказывает на научную психологию влияние, иногда даже существенное, но это влияние, опосредствованное культурой. Поэтому я бы воздержался от идентификации только марксистской психологии с психологией научной. Уверен, что подобная идентификация про-

Я согласен, что вопрос о природе психики является одним из кардинальных, — как и вопросы о происхождении жизни, сознания, Вселенной, наконец. Но почему он может быть решен только на путях диалектико-материалистического монизма? А.В.Сурмава в этом убежден (или в это верит!). Между тем астрономы и физики создают гипотезы о происхождении Вселенной, возможно, последовав совету романтического философа Ф.Шлегеля говорить о материи языком мистерии. Они верят, что в какой-то момент времени, пришедший не из времени, сошлись независимые до этого момента пространство и время, образовался конформный интервал, световой конус, а в нем вещество или материя Вселенной и т.д. Повторяю, и верят в это! Если их гипотеза действительно верна, то это означает, что сама материя возникла не из материи. Почему же психика должна возникнуть обязательно из материи? И.Пригожий и И.Стенгерс в книге «Порядок из хаоса» писали, что природу необходимо описывать так, чтобы стало понятно само существование человека, а не только возникновение человека. Жизнь, — авторы цитируют Моно, — «не следует из законов физики, но совместима с ними. Жизнь — событие, исключительность которого необходимо сознавать» [3; 81, 83]. Необходимо сознавать и исключительность психики, исключительность сознания. Для них, как и для жизни, главной размерностью является не материя, а смысл. Впрочем, это давно известно: «Не хлебом единым...». К счастью, неясность проблематики происхождения чего бы то ни было не сильно мешает развитию науки. Подозреваю, что мировые загадки еще долго останутся загадками.

Изложенные выше соображения, навеянные статьей А.В. Сурмавы, можно рассматривать как основание моей рекомендации к ее публикации. Автор страстно выражает заботу о судьбе психологии, о прекращении «методологической передышки», о развитии ее философской проблематики. Должен сказать, что методологической беззаботностью пресытился не только автор статьи. В 2003— 2004 гг. вышли книги по методологии В.А.Мазилова [2], Ф.Е.Василюка [1], вышли «Труды Ярославского методологического семинара» [5], работают над соответствующими проблемами Б.Г.Мещеряков и С.Д.Смирнов. Надеюсь, что эти работы будут освещены в журнале «Вопросы психологии».

И последнее, но не по значимости. Автор горячо защищает методологическое прошлое нашей психологии даже не столько в лице К. Маркса, сколько в лице Л.С. Выготского, А.Н.Леонтьева, Э.В. Ильенкова, В.В. Давыдова. Верность своим корням и своим учителям всегда похвальна и служит хорошим примером молодым поколениям психологов.

89

1. 
   Василюк Ф.Е. Методологический анализ в психологии. М.: Смысл, 2003.
   
2. 
   Мазилов В.А. Методология психологической науки. Ярославль, 2003.
   
3. 
   Пригожим И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М.:
   Прогресс, 2001.
   

4. 
   Теплое Б.М. Советская психологическая наука за 30 лет: Стенограмма публ. лекции, про
   читанной в Доме Союзов. М., 1947.
   
5. 
   Труды Ярославского методологического семинара. Методология психологии. Т. 1 / Под
   ред. В.В. Новикова и др. Ярославль, 2000.
   

А.Г. АСМОЛОВ

Текст представляет собой отзыв на статью А. В. Сурмавы.

Ключевые слова: методология, К. Маркс, культурно-историческая психология.

Статья А.В. Сурмавы — честная, важная. В ней заявлена яркая индивидуальная позиция, присутствуют нормальные «завихрения».

В свое время Л.C. Выготский высказал идею о том, что понимание мысли собеседника без понимания мотива, который им движет, представляет собой неполное, оскудненное понимание. Если я рискну применить исторический психоанализ к мотивации А.В. Сурмавы, то идентифицируюсь с ним. Я ощущу его боль за ситуацию нежелания заниматься методологией в психологии как боль свою собственную. Я вместе с ним скажу: «Психологи, вы столько лет делали из К. Маркса священную корову, что начали испытывать по отношению к нему глубинные психоаналитические комплексы».

А.В. Сурмава со страстью повествует о духовных подменах в нас: когда-то мы из К. Маркса делали идола, а теперь кричим: «Ату его!» В действительности кризис современной психологической мысли в России куда глубже того, который живописует А.В. Сурмава. Мы превратили психологию в товар. Под лозунгом «Даешь практику!» мы гоним кич-психологию в массы. Истинно то, что востребовано, а востребовано то, что продаваемо.

Некоторые из нас, живущие по принципу «чего изволите?», начинают поклоняться различным административным царькам и не гнушаются, потеряв совесть, ставить этих царьков в один ряд с Мастерами, в булгаковском смысле этого слова, психологии — с Л.С.Выготским, С.Л.Рубинштейном, А.Н.Леонтьевым, В.В.Давыдовым... Воистину, предают только преданные люди. Предают только близкие и свои. Когда мы опомнимся? — Тогда, когда поймем, что культурно-историческую психологию, культурно-деятельностную школу, как «Феноменологию» Г. Гегеля надо прострадать. Статья А.В.Сурмавы нужна для нас уже потому, что ее автор призывает нас разобраться в личностных смыс-

90

А. Б. Орлов

В качестве пожеланий автору я выскажу следующее:

1. Я бы не игрался с подзаголовком «Опыт исторического психоанализа», так как из-за него теряется близкий сердцу автора идеал «монизма». Если реально заниматься историческим психоанализом, то необходимо более емко передать социальную биографию культурно-исторической психологии, ее травмы и комплексы.

2. 
   Может, стоило бы более четко раскрыть понятие «культурно-деятельностная школа». Оно интересно и перспективно. Для меня оно значимо прежде всего тем, что бросает вызов несуразным дискуссиям об оппозиции между культурно-исторической психологией и деятельностным подходом.
   
3. 
   Статья выиграла бы от легкого ослабления эгоцентризма автора. Ведь в отечественной психологии уже достаточно жестко заявлена позиция необходимости понимания К. Маркса, а не забвения его.
   

А.Б. ОРЛОВ

Обсуждается содержание публикуемой выше статьи А.В. Сурмавы. Отмечается, что попытки осмысления современного состояния отечественной психологии в свете марксистской методологии культурно-исторической концепции могут быть продуктивными только при условии содержательного развития самой этой концепции, т.е. при условии продолжения дела Л.С. Выготского в теоретических и эмпирических психологических исследованиях.

Ключевые слова: Л.С. Выготский, марксизм, марксистская психология, научная психология, интолерантность, позиция наблюдателя, ученическая позиция, непродуктивность.

При всем своем по существу добром и принимающем отношении к сути манифеста автора я должен признаться в следующем: более внимательное ознакомление с содержанием статьи не может, на мой взгляд, оставить у читателя хотя бы минимального ощущения удовлетворения. Я вижу несколько причин данного печального обстоятельства.

Начну с того, что я вполне допускаю: автор видит своими глазами то,

что лежит перед ним, но при этом я вижу, что, судя по всему, он не может мне рассказать о том, что он видит. Статья складывается на три четверти из сносок, отсылок, цитат, панегириков, филиппик, оговорок и лирических отступлений. Если из нее изъять все слова и обороты такого рода, то останется совсем немного: «марксизм», «Л.С. Выготский» и «На том стоим». Согласитесь, этого маловато для научной статьи. Весь текст является лишь прелюдией, своего рода

91
увертюрой и в этом смысле лишь благим пожеланием, но не делом, которое показало бы читателю, что у автора есть за душой нечто большее, чем «символ веры».

Далее. В некотором смысле сам автор выносит общую негативную оценку (или точнее, фактический приговор) собственной статье, когда черным по белому пишет о том, что только реальное продолжение дела Л.С. Выготского дает возможность покинуть «малопродуктивную ученическую позицию толкователей его эпохальных прозрений» (с. 80). Полностью согласен. Однако если такого реального продолжения дела Л.С. Выготского в статье нет (и пусть автор первым бросит в меня даже краеугольный камень, если оно там есть), то автору достается только малопродуктивная (sic!), ученическая позиция толкователя и наблюдателя всего чего угодно (но вовсе не деятеля в психологии) и соответствующие ей... ну очень скромные ученические лавры.

Отдельный разговор — противоречия и вольные трактовки устоявшихся терминов, обильно рассыпанные в тексте статьи: здесь и «психология вообще, научная психология vs психология лиц определенной национальности», и «Л.С. Выготский, выбравший смерть, vs Л.С. Выготский, приговоренный болезнью к смерти», и зарубежная психология как только «cognitive science», и исторический (!) «психоанализ» как система интерпретаций самого автора, не имеющая никакого отношения к психоанализу как таковому; и свободный выбор марксизма Л.С. Выготским как жестокая необходимость, и многое другое.

Принимая суть статьи, ее центральный тезис, невозможно принять стоящую за ним тоталитарную и интолерантную установку. Конечно, ни один знающий предмет человек не будет оспаривать аутентичный марксизм и его творческие прочтения в работах Л.С. Выготского, Э.В.Ильенкова, Г.С. Батищева и др. в качестве позитивной перспективы раз-

вития для психологической науки. Он никогда не спутает такие прочтения с омертвляющими догматизациями марксизма а '1а акад. Константинов. Вместе с тем он никогда не сузит горизонт развития психологической мысли лишь до одной перспективной линии. И уж тем более он не поставит знак тождества между «марксистской психологией» и «научной психологией», никогда не обнаружит подобную степень наивности и некритичности к явно абсурдному в настоящее время тезису, пусть и высказанному с пафосом в 1927 г. теперь уже признанным гением.

Чувство неудовлетворенности, возникающее из-за алогичности ряда построений и терминологической небрежности автора, еще более усиливается в связи с трудностями принятия некоторых элементов словесного оформления, «словесных одежд» тех или иных положений статьи. Автор слишком часто грешит выражениями, подчас совершенно невозможными, на мой взгляд, для статьи в уважаемом и уважающем себя научном журнале. Стиль публикаций в таком журнале должен отличаться (хочет того автор статьи или нет) от столь любезного (как я догадываюсь) его сердцу стиля небезызвестных статей в «Новой рейнской газете» или стиля небезызвестного автора «Материализма и эмпириокритицизма». Бедный читатель статьи вынужден по воле автора, свободного от такого рода долженствований, проделать многое — познакомиться с «оппонентами беллетризированной психологии», якобы «не видящими принципиального отличия между человеком, крысой или электрическим чайником» (с. 72), вернуться в «густопсовые советские времена» (с. 84), чтобы посетить «стерильный академический инкубатор» (с. 72), увидеть «случайное бесформенное множество ученых голов, умствующую толпу» (с. 73), осуществить вместе с историками психологии «погружение еще и не в такое» (с. 75) и продегусти-

92

А. Б. Орлов

ми из-под ряс погонами» (с. 82). И все это всерьез.